Магнит для ангелов

– Ну, Сева! – Олег высокомерно поморщился. – А как же закон свободы воли?

– Так, а причём тут свобода воли? Это же планетарный процесс…

– Да, но участники-то этого процесса – мы, люди. Без нас это всё не имеет смысла. Ведь эта информация она нам нужна, мы с ней работаем, так ведь? Вот и приходится нам становиться её проводниками. Вон, на Марсе, нет людей, так там и проводить нечего. Марс, как и Земля попадает в сферу действия того же орионийского луча, но там биосфера сгорела, когда их спутник уничтожили. И всё. Там никаких информационных ценностей никто не производит. Некому.

– Да, но ведь эволюция – это естественный процесс. Причём тут свобода воли? Раньше были одни потоки, теперь другие, только и всего. Разве нет?

– Конечно, нет! – ухмыльнулся Олег. – Свобода воли – это когда ты осознанно открываешься навстречу информационным потокам. Сам по собственной воле становишься проводником этих потоков.

– То есть ты хочешь сказать, что даже сейчас, в эпоху развитого коммунизма у людей осталась возможность этого не делать? – неуверенно поинтересовался Сева.

– А как же! – Олег даже слегка изумился такой наивности своего товарища, – разумеется! Коммунизм или нет, но человек-то один и тот же. Он либо открыт и в состоянии принимать и проводить, либо закрыт и тогда всё блокируется. По большей части все люди закрыты, и тогда так было, и сейчас. Но тогда никто и не знал, что такие потоки в принципе существуют, и что с ними можно работать, а теперь высшие об этом знают и с этим работают. И мы подключены к этой работе по собственной воле. В этом же вся суть наших информационных ценностей.

– Ты хочешь сказать, что не все люди постоянно включены в эту работу?

– Разумеется! – развёл руками Олег. – Только верхние. Нижние ничего этого не умеют, и ничего об этом не знают. Они замкнуты на земные потоки. А средние – им достаточно солнечной базы. И в этом их свобода воли тоже проявляется. В конечном счёте – это их выбор. Они как дети. Они не могут, потому что не умеют, а не умеют, потому что не учатся…

– Но ведь у них генотип слабый… У них просто такая предрасположенность…

– Да, но души-то у них такие же, как и у нас с тобой…

– Ну, значит, их не научили. Их служба ОП такими вырастила. Выходит, это насилие над ними?

– Их нельзя научить. Я же об этом тебе и говорю. Они не хотят, потому и не могут. Им нравится быть низшими, копаться в земле и отправлять свои мрачные культы. Они пришли сюда такими. И тут у них есть шанс все изменить. Но они не хотят…

– А как ты считаешь, если им дать твоего бессмертия, они изменятся?

– Думаю, да. А как же? Если это работает, то это для всех одинаково должно работать…

– Подожди, подожди, – Сева сосредоточенно-задумчиво глядел на Олега, – а как ты считаешь, обретение бессмертия – это необратимый процесс?

– Разумеется. Иначе, какой же в нём смысл?

– Значит, обретая бессмертие, ты теряешь свободу воли, так получается?

– Это почему? – не понял Олег.

– Да потому, что, став бессмертным, ты уже не можешь им не быть. То есть ты как бы вынужден будешь жить вечно…

Олег задумался, а Сева в это время разливал чай. Они оба долгое время напряжённо молчали, размышляя каждый о своём.

– Ты хочешь сказать, – наконец признался Олег, – что даже если я и найду сам формулу этого Камня, то это для меня лично будет иметь значние. Её нельзя будет применить к другим людям. Потому что только по собственной воле можно искать бессмертия, а если ты его не ищешь сам, то ты и бессмертным никогда сам стать не сможешь. Ведь с точки зрения вечности нет никакой дистанции между поиском и обретением. Если ты ищешь, ты находишь, а если не находишь – значит, и не ищешь. Ну, или ищешь что-то другое, не это…

– Знаешь, – Сева снова разлил чай по чашечкам. – Может быть применить и нельзя. Но ведь можно других научить, как это сделать смостоятельно. Разве нет? Ведь иначе ты бы и сам никогда об этом не узнал, если бы тебе откуда-то об этом не стало известно. Кто-то же до тебя донёс саму идею, ведь так.

– Согласен, – Олег оживился. – Научить можно. И это же не нарушает мою свободную волю, если я сам хочу научиться, так ведь? Выходит, надо просто захотеть… и…

– Найти кого-нибудь, кто уже это осуществил… – обрадовался Сева и лукаво взглянул на своего товарища.

– Знаешь, в одном трактате весьма древнем говорится так: «чтобы делать золото, надо иметь золото». Я сейчас это понял так: нельзя достичь бессмертия без участия тех, кто его уже достиг, – Олег загадочно подмигнул Севе. – Так что, нужно нам будет как-нибудь сходить прогуляться, да поискать, может, где найдётся хоть один такой…

– Так может быть прямо сейчас и отправимся, – предложил Сева, – как раз чай уже допили?..

– А что… – воодушевился Олег, – пошли!

Выход и вход

Через несколько минут они уже были на улице, на своём любимом бульваре. Как-то само собой, даже не договариваясь особо, они направились в сторону Площади Спасения тем самым маршрутом, который проходил через Большие Пруды. Сначала они молча шли, погрузившись в напряжённое ожидание чего-то неопределённо таинственного, пугающе-заманчивого, чего изо всех сил желали и мечтали найти. Хотя у них не было ни определённого плана, ни даже ясного направления, они интуитивно двигались туда, где возможность обрести искомое казалась им наиболее вероятной.

Свернув с бульвара и пройдя один квартал до ближайшей параллельной бульвару улицы, они остановились и в нерешительности огляделись. Вдруг в доме на противоположной стороне улицы открылась дверь и из неё вышла женская фигура в простом спецкостюме средней служащей. Ребята внимательно наблюдали, как она, оглядевшись по сторонам, повернулась и мелкими шажками направилась в противоположную от них сторону. Сева вдруг вздрогнул и внимательно посмотрел на Олега, а тот на Севу. Потом оба снова посмотрели в след уходящей даме, которая, дойдя до угла дома, свернула в переулок направо.

Ребята нерешительно двинулись за ней, но, перейдя улицу, остановились около двери, из которой она вышла. Эта дверь выглядела очень странно. Она была внутри дома, к ней с улицы вели три небольших ступеньки. Сама дверь имела очень старинный вид, сделана она была из витых железных прутьев, удерживавших тёмное матовое стекло, сквозь которое не возможно было ничего разглядеть. На двери была массивная железная ручка. Олег осторожно взялся за эту ручку и повернул её. Дверь оказалась незапертой, и он потянул её на себя. Изумлению друзей не было предела, когда за дверью они обнаружили гладкую, покрашенную в ровный белый цвет стену.

Посмотрев друг на друга в полном недоумении и слегка помедлив, они, закрыли дверь и быстрыми шагами двинулись вслед за незнакомкой, которая минуту назад, как они видели собственными глазами, вышла из этой двери. Они дошли до угла дома и повернули в тот же самый переулок, но он был пуст. Только нелепые розовые излучатели освещали его мягким пластиковым светом. Бегом ребята бросились к следующему углу, но и там уже никого не было. Озадаченные, они стояли и глядели по сторонам в надежде, что что-нибудь ещё произойдёт, но, увы, ничего больше не происходило.

– Упустили, – резюмировал, наконец, Олег, – надо было сразу… догонять.

– Ну, ничего, – оправдывался Сева, – зато теперь у нас есть хоть маленькая, но зацепка. Знаешь, по-моему, я уже однажды выходил из этой двери. Мне кажется, что это – односторонняя дверь, тут только выход.

– Не говори ерунды, – парировал Олег, – в любую дверь, через которую можно выйти, можно также и войти… Хотя, если честно, у меня есть подозрение, что и сам я однажды отсюда выходил…

– Совсем не обязательно, чтобы все двери были двусторонними, – глубокомысленно заметил Сева. – У меня есть идея: пойдём, купим видео-фиксатор и поставим тут где-нибудь. И устроим наблюдение…

– Я тоже об этом подумал. Хотя мне, почему-то кажется, что это – бесполезное дело. Ведь мы же с тобой оба видели, как она оттуда вышла, и оба видели стену. Не могла же она пройти сквозь стену!.. Мне думается, что тут надо действовать как-то нестандартно. Подумай, ведь те, кого мы ищем – люди с глубоким пониманием сути вещей. Что, если они уже знают, что мы их ищем…

– А может там какая-нибудь секретная система есть, – задумался Сева, – может… может… слушай! Но ведь где-то именно тут должен быть этот «Клуб Радикальных Развлечений»! Может его поищем?

– Я уже искал, всё тут обходил, – равнодушно осмотрелся по сторонам Олег, – я мимо этой самой двери ходил тыщу раз! Не-ет. Тут не всё так просто, тут нужно точно знать… Просто так мы с тобой ничего не найдём…

– Но надо же что-то делать, – настаивал Сева, – может, пойдём в «Зов Души», перекусим, посидим и подумаем?

– Неплохая идея, – согласился Олег, – а то что-то и вправду очень холодно сегодня.

Минут через десять они сидели в уголке ресторанчика, в котором на этот раз было весьма людно. Два угрюмых больших человека неслышно шептались о чем-то в одном из сумеречных углов, за другим столиком группа молодых ребят шумно отмечали какой-то свой праздник. Олег и Сева устроились там же, где сидели вчера, и, заказав основательный обед, призадумались.

– Знаешь, – вдруг Севу осенило, – я помню вот что. Они говорили, – тут он понизил голос и подозрительно осмотрелся по сторонам, – что реальность – это продукт… Как ты думаешь, что это может значить?

– Не знаю, – уныло отозвался Олег, – это зависит от контекста… Хотя в принципе, если подумать, а что такое реальность?

– Ну как, – удивился Сева, – насколько я понимаю, реальность – это всё, что реально. Ну вот этот стол, например, или вот этот робот-официант. Опять же дверь, и эта дама… Ведь это всё реально. Или – нет?

– Хороший вопрос. И всё-таки следует разобраться с тем, что собственно мы называем реальным. То, что мы имеем некий предмет, относительно которого мы договорились, что он такой, каким мы его видим, это ещё не означает, что он реальный. Ведь если мы отправимся в виртуанах, скажем, на Марс и обнаружим там какой-нибудь камень. Будет ли он реальным?

– Нет, ну в виртуанах всё так или иначе – виртуальное, то есть, в некотором смысле, синтезированное.

– Не всё. Мы с тобой, то есть те, которые пользуется этими виртуанами – мы то ведь, всё-таки, настоящие. Но всё, что нас окружает, безусловно, виртуальное.

– Так, а кто ж такие мы, раз уж на то пошло?.. – задумчиво изрёк Сева. – И, с другой стороны, мне кажется, что всё, что относится к области виртуального – это тоже реальность. Пусть бы и виртуальная.

– Согласен. Тогда реальность – это всё, относительно чего мы можем договориться, что оно есть, то есть, это то, что каждый из нас может воспринять, так или иначе. А мы – это те, для кого реальность имеет какой-либо смысл.

– А если она перестанет для нас иметь смысл, что же, нас не станет?

– Или реальности… Одно из двух.

– Я бы предпочёл сделать выбор в пользу нас, – искренне заключил Сева, – уж лучше пусть не будет реальности.

– Согласен. Ведь если нас нет, то, надо полагать, ничего больше нет. По сути дела, если нет того, кто может воспринимать, то и всего остального, что можно было бы воспринять, не существует. Но, с другой стороны, если нет реальности, то есть ли мы?

– Если есть тот, кто воспринимает, он же определённо воспринимает нечто, стало быть, не может быть одного без другого.

– Ну, тогда вот и получается. Что реальность – это всё, что нас окружает, – рассмеялся Олег. – От чего ушли, к тому и пришли.

– Нет, нет, подожди. Мы ушли от того, что реальность – это продукт. Значит, если этому верить, всё, что нас окружает, это – продукт. То есть это кем-то как-то сделано.

– Если не вдаваться в подробности, то всё это сделано Богом. В конечном итоге. Ведь кто ещё мог бы сотворить всё это?..

– Хорошо, но если мы признаем, что реальность – это продукт, и в то же время, раз реальность не может существовать без нас самих, то получается, что и мы в некоторой степени сами являемся творцами собственной реальности. Ну или, если говорить точнее, что Бог творит нашу реальность посредством нас самих же.

– Ну, допустим, – согласился Олег, – но к чему это ты всё?

– Да к тому, что мы можем найти то, что ищем, если сами себе создадим это, – заключил Сева.

– Хм. Проще сказать, чем сделать… Очевидно есть некие законы, на основе которых всё создаётся… Собственно, именно эти законы мне и нужны для бессмертия. Ведь если разобраться, к примеру, как и из чего создана душа, то тогда станет возможным её реорганизовать так, чтобы она могла соединиться с Духом…

– Законы, законы… Вот именно. Я помню. Шла речь о законах.

– Вспоминай, вспоминай, – заинтересовался Олег, – какие законы?

– Вернее не законы, а принципы, так, кажется, они говорили. Я помню вот что: свобода – это когда пропадает потребность во всякой реальности. Точно. Вот прямо сейчас вспомнил. Если перестать использовать реальность, то она исчезнет.

– Ну, разве мы можем перестать использовать реальность! – усмехнулся Олег, – ведь реальность – это всё, что есть. По сути, Бог – это и есть наша реальность…

– Нет, нет, погоди. Я не то имел ввиду. Вот это всё, – Сева огляделся, – это некая очень специфическая реальность, к которой мы привыкли и с которой отождествились. Если мы не будем отождествляться, то всё это потеряет для нас не только смысл, но и силу над нами. Ведь мы подвержены воздействию среды лишь в той мере, в которой сами зависим от неё.

– Ты хочешь сказать, что если мы перестанем есть, то нам больше не будет нужна еда? – усмехнулся Олег, – или, что если мы… Если мы вообще не будем отождествляться с собственными телами, то сможем обойтись без них?

– Так или иначе, всё, что нас окружает именно такое, а не иное, потому что мы сами его делаем таковым. Если мы перестанем верить, что оно так и должно быть, а допустим для начала хотя бы малейшее отклонение, то оно перестанет быть таковым…

– А ты не боишься, что если ты отпустишь то, что сейчас имеешь, то ему на смену придёт нечто страшное и ужасное?

В этот момент подкатил робот с подносом, и они с удовольствием принялись за обед. Сева из солидарности с товарищем заказал себе всё овощное. Впрочем, он был настолько погружён в свои размышления, что в настоящий момент это не имело для него никакого значения.

– А знаешь, – оторвавшись от поглощенности супом, признался Олег. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ведь и я говорю о том же самом. По сути, тот, кто воспринимает эту реальность – это и есть душа. Тело тут играет некоторую вспомогательную роль. И хотя оно имеет, конечно, некоторые свои, чисто телесные потребности, они не так уж значительны. Но вот душа – это поистине центр моего микробытия. Не будь души, и тело было бы мертво. Стало быть, говоря о переустройстве души, следует иметь в виду также, что подобное переустройство приведет к изменению самой реальности, в которой существует моя душа. Другими словами, обретя бессмертие я обнаружу себя в принципиально иной реальности.

– Вот именно. Но тогда, по сути, от этой, теперешней, сегодняшней реальности, ты как бы освободишься, ведь так?

– Несомненно. Но и более того. Чтобы совершить требуемое преобразование души, можно действовать как извне, так и изнутри. Если я, например, откажусь от каких-нибудь своих собственных привычек, то то, что соответствует им, этим привычкам, в моей душе, тоже исчезнет… – Олег задумался. Он внимательно посмотрел на Севу, потом на тарелку с овощным рагу и нажал на кнопку вызова официанта.

Робот подкатил немедленно. Олег с важным видом запросил меню и, поизучав его немного, потребовал:

– Я бы хотел заказать жаркое из дикого кабана, – с этими словами он многозначительно посмотрел на удивлённого Севу, который как раз закончил есть свой овощной суп. Сева сориентировался моментально и, с некоторым внутренним облегчением, объявил:

– Два жарких, пожалуйста!

Робот зафиксировал заказ и скрылся, а Олег, покрутив в руках ножик, заявил:

– Я не ел мяса уже лет пять.

– Вот и замечательно, – согласился Сева, – теперь, я думаю, душе твоей будет большое облегчение! – потом он ещё немного подумал, и, сделав важный вид, заявил: – Раз уж на то пошло, то я тоже хочу начать преобразование собственной души! Я слышал, что раньше, до революции, было принято к мясу заказывать… – и он снова нажал на кнопку официанта. Неутомимый робот снова подскочил, весь внимание.

– Скажите, любезный, – обратился Сева к роботу, – а имеется ли у вас в меню красное вино, изготовленное до ВЭР?

– Шато дю Круа, 2004 года, – отрапортовал робот. – Прошу обратить внимание на цену: 365 денег.

На секунду Сева сделался задумчивым, но вслед за тем, махнув рукой, лихо объявил:

– Несите!

Робот зафиксировал и удалился.

– А ты уверен, – недоверчиво покосился на товарища Олег, – серьёзная, ведь, сумма?

– А! – Сева гордо вскинул голову, – гулять, так гулять. Сэкономлю на подписке в виртуальный биосферный сад…

– Знаешь, что, – Олег улыбнулся, – я в доле!

Тут к их столику подошёл невысокого роста пожилой человек в очень элегантном коричневом костюме, с очень тонкими и эстетически правильными чертами лица. Он вежливо поклонился и поинтересовался:

– Вы заказали Шато дю Круа 2004 года, не так ли, молодые люди?

– Совершенно верно, – ребята с нескрываемым интересом посмотрели на пожилого господина.

– Позвольте представиться, – продолжал тот, – меня зовут Альберт Васильевич Хрусталёв, я управляющий этого скромного заведения. Я хотел бы сообщить вам, что вы, без сомнения, сделали замечательный выбор. Заказанное вами вино, Шато дю Круа, изготовлено из винограда сорта каберне-совиньон урожая 2004 года на винодельнях Бордо, что по сегодняшним географическим стандартам соответствует южным областям западноевропейского биорегиона. С вашего позволения, я просил бы вас ещё раз подтвердить ваш заказ, и вино будет немедленно доставлено из специального хранилища прямо к вашему столу.

– Доставляйте, – уверенно заявил Сева и гордо посмотрел на Хрусталёва, слегка приподняв одну бровь.

Альберт Васильевич снова вежливо поклонился и исчез в недрах ресторана, откуда вернулся через две минуты в сопровождении робота официанта, который нёс поднос, подсвеченный мягко-розовым светом. На нём находилась старомодная бутылочка, вся покрытая патиной, а горлышко её было обмазано какой-то коричневой замазкой. Также на подносе был большой стеклянный сосуд и два больших бокала на высоких ножках. Хрусталёв поставил их перед Севой и Олегом. Затем он взял бутылку и, протерев её салфеткой, продемонстрировал этикетку с названием, написанным на иностранном языке. Ребята молча наблюдали за всеми этими манипуляциями, исполнившись глубокой торжественности момента.

– Прикажете открывать? – низко наклонившись и посмотрев в самое лицо Севе, поинтересовался Альберт.

– Прошу вас, – вежливо кивнул Сева.

При помощи специального ножичка, Хрусталев ловко ликвидировал замазку на горлышке, затем взял с подноса странный прибор с жалом в виде спирали и принялся вкручивать его в пробку. Раздался лёгкий хлопок и, протерев горлышко салфеткой, Альберт налил немного густой красной жидкости в Севин бокал со словами:

– Извольте продегустировать.

Сева взял бокал и долго смотрел в него и вдыхал сильный незнакомый запах, а затем одним движением вылил его содержимое себе в рот. Вкус был совершенно ни на что не похожий, крепкий и насыщенный, но при этом – мягкий и ароматный. Посмаковав некоторое время, Сева проглотил вино, и весь рот его наполнился кисловатым терпким послевкусием. Он поставил бокал и в блаженной задумчивости посмотрел по сторонам.

– Невероятно, – только и мог сказать он после продолжительно молчания.

Тогда Хрусталёв вдруг принялся уверенным движением переливать вино из бутылки в стеклянный сосуд, который держал на подносе робот.

– Вино должно немного «подышать», – прокомментировал он свои действия. – Так его букет раскроется полнее.

Тут Сева обратил внимание, что на указательном пальце Хрусталёва имеется массивный перстень жёлтого металла со странноватым узором, разглядеть который в окружающем полусумраке он не мог. Ещё раз внимательно глянув в лицо управляющему, как бы пытаясь высмотреть в нём какую-то тайну, Сева, спросил:

– Скажите, а что это такое изображено на вашем перстне… если не секрет?

– Отчего же, – Альберт Васильевич поставил опорожнённую бутылку от вина на поднос и поправил перстень на пальце. – Это, если угодно, герб нашего заведения. Прошу обратить внимание, – и тут он положил перед Севой меню, на котором действительно был изображён очень красивый, весь в загадочных завитушках герб. В центральной его части значился крест, в середине которого – некое стилизованное подобие цветка.

– Дело в том, – прокомментировал Хрусталёв, – что наше заведение имеет очень-очень давнюю историю. Мне не хотелось бы хвастаться, но я не стану таить от вас тот факт, что некоторые из Первоучредителей собирались здесь ещё до ВЭР, чтобы обсудить стратегию предстоящей работы.

Сказав это, он аккуратно взболтал сосуд с вином, и, выдержав небольшую паузу, разлил вино по бокалам.

– Можно сказать, что наше заведение – это колыбель революции! Впрочем, не буду занимать вашего времени. Желаю вам приятно аппетита… – и в очередной раз вежливо поклонившись, он исчез в недрах своего заведения.

– Начинается, – тихо проговорил Олег, и глаза его таинственно засверкали. Он поднял свой бокал и полушёпотом сообщил: – Мне кажется, что мы на верном пути.

Сева молча кивнул, они чокнулись и принялись маленькими глотками смаковать темно-бордовое густое вино, наслаждаясь никогда доселе неиспробованным вкусом и ароматом невообразимой древности. Тут как раз подоспело жаркое и вечер, принявший столь неожиданный оборот, повлёк друзей в глубины новых ощущений и предчувствий. Они молча переглядывались, попивали вино, закусывали его кабаньим мясом и только иногда блаженно вздыхали и приговаривали: «М-дааа!»

Выпитое вино подействовало гипнотически. Друзья буквально растеклись в своих креслах и задумчиво витали где-то в облаках собственных фантазий. Наконец, Сева опомнился и, полным блаженства голосом поинтересовался:

– А ты видел перстень?

– Не то слово! – столь же отрешённо полупропел Олег, – я кое-где уже видел кое-что подобное.

– И я, – задумчиво согласился Сева, и они снова на некоторое время погрузились в мягкое легкое безмолвие.

Через некоторое время Сева аккуратно вновь наполнил бокалы, приговаривая:

– Потрясающая вещь, никогда бы не подумал, что это может быть настолько потрясающе…

– Знаешь, – медленно, с легким придыханием выговаривая слова, заговорил Олег, вернувшись на некоторое время из улёта, – я понимаю теперь. Я только теперь это понял. Конечно, бессмертные люди были всегда и сейчас многие из них всё ещё здесь. Просто никто об этом не знает, а они никому об этом не говорят. Только рыбак видит рыбака издалека, а всем остальным и невдомёк… Это традиция, живая традиция, она никогда не прерывалась и не может прерваться, пока на свете есть люди, которые всем сердцем своим стремятся к истине…

– Как хорошо ты сказал, – задумчиво согласился Сева, – а всё остальное… чего ещё ради нужна нам эта жизнь, каким ещё смыслом можно наполнить её, к чему ещё стремиться? Если итогом всех наших усилий всё равно будет смерть, то можно было бы прямо сейчас отправиться в аннигилятор и закончить на этом…

– Но подумай вот о чём, – Олег наклонился вперед, взял бокал и отпил немного, – представь себя уже достигшим бессмертия. Чем бы ты стал заниматься? Чему бы посвятил ты своё телесное существование?

– Я бы пил вино, – задумчиво отвечал Сева, – и наслаждался. А что ещё можно делать? Как можно серьёзно относиться к жизни, которой не будет конца, в которой всё, что только можно себе вообразить – будет повторяться из раза в раз, только декорации будут меняться…

– Не скажи… – возражал Олег, – бессмертие – это, прежде всего, Божий дар. А это значит, что тот, кто получает этот дар, всю свою жизнь должен посвятить служению Богу. Чтобы тем самым увековечить в мирах и в веках Его волю и могущество.

– Вот я и говорю, соглашался Сева, – по-моему, лучший способ прославить Бога – это вечное блаженство в его честь. А уж в блаженстве можно делать всё, что угодно.

– Эдак можно и совсем распасться. Нет. Бессмертие телесное – это лишь средство к достижению бесконечного совершенства духовного. А что, если, например, телу твоему придётся пострадать? Ведь если ты бессмертен, что тебе до тела? Примешь ли ты страдание во имя Бога, который Единственный, кто дарует тебе и жизнь, и блаженство?

– Ну, если уж ты так серьёзно ставишь вопрос, – Сева слегка встрепенулся и огляделся по сторонам, – то я думаю вот что. Ведь если ты бессмертен, то есть имеешь возможность переходить из одного мира в другой, из одного тела в другое строго соблюдая последовательность своих собственных воплощений, то тогда ведь тебе открываются такие горизонты!.. Ведь есть же ещё другие миры, другие галактики… Только свобода может быть истинным твоим путеводителем, а если ты привязываешься к чему-то, то ты уже не свободен, ограничен, связан и вынужден действовать по необходимости…