Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

Он чуть склонил голову, вновь заглядывая мне в глаза. Слабый свет подчеркнул его скулы при этом движении. Я сглотнула. Он выдохнул, но не отвёл взгляда.

– А ты боишься не того, что можешь разрушить чью-то жизнь. Ты боишься, что это разрушение тебе понравится. Что если отпустить себя – ты уже не остановишься. Что внутри тебя что-то такое… что любит жестокость и причинять боль.

Он замолчал, давая вес этим словам, страшным, настоящим, попадающим в самое моё нутро.

– Сейчас расскажу о том, через что, надеюсь, тебе не придётся проходить. Когда ты первый раз осознанно убиваешь… магией, особенно Тенью, – в тебе просыпается нечто. Та злая, жестокая часть тебя, которая всегда была с тобой – просто спала. Она зовёт тебя. Она понимает, что появился другой способ решения проблем. И ты боишься, что однажды ответишь ей. Охотно ответишь. Но ты не обязана слушать этот голос. Пойми – чем больше ты будешь прятаться от своей магии – тем наоборот легче она овладеет тобой, Тень обладает разумом и не терпит тех носителей, кто бежит от неё. И вот тогда уже может случиться непоправимое.

Он чуть подался ближе, и его голос стал ниже, почти превратившись в шёпот:

– Магия не выбирает людей, которые не способны её выдержать. Она пришла к тебе, потому что ты можешь её носить. Не укрощать, не подчинять, а носить, взаимодействовать. Тебе нужно довериться этой магии, тебе нужно с ней совладать. Тень не подчиняется тебе именно по той причине, что ты сама не хочешь взаимодействовать с ней.

Я не могла говорить. Он продолжал:

– Ты сильная, Айлин. Не потому, что сожгла кого-то. И я всё равно не осуждаю тебя за это – ты сделала, что должна была сделать. – я уже открыла рот, чтобы возразить, но он быстро продолжил, не давая мне слова. – Они заслуживали этой смерти. Сила была в том, что ты убила их. И сила твоя также в том, что теперь ты не хочешь убивать. Если бы ты не боялась этой магии, если бы ты нормально отнеслась к тому, что теперь ты можешь кого-то сжечь лёгким движением руки и побеждала бы нам тут всех подряд – я бы сам задумался над тем, чтобы всё-таки отправить тебя в Ауланнар.

Он убрал руку с моей, но взгляд не отвёл. Я смотрела на него и вдруг ощутила, как весь мой гнев, вся злость, отчаяние, вина, страх, обида – всё, что я носила внутри последние дни, недели, годы – вдруг начали подниматься изнутри. Я сжала челюсть, чтобы не застонать.

«Ты не обязана слушать этот голос…»

Какого праха он говорит это с такой уверенностью? Как будто он знает меня лучше, чем я сама. Как будто это вообще возможно – не бояться себя, когда ты теневой маг, который, прах побери, может сжигать людей. Хотя, те, кто убил родителей, определённо не боялись самих себя. Я опустила голову, чтобы он не видел, как предательски заблестели глаза. Чтобы не видеть его. Но его голос всё равно продолжал тихо звучать рядом, как заклинание, обнажающее всё мое нутро, переживания и волнения. Как исповедь.

– А принять магию – это не значит, что ты должна убивать всех направо и налево, только потому что владеешь этой силой. Это значит научиться быть рядом с ней и не терять себя…

«Не терять себя…»

Как будто это возможно в нынешних обстоятельствах.

– Заткнись, – прошептала я, не поднимая взгляда. – Пожалуйста… просто заткнись…

Я не выдержала, позволив чувствам взять надо мной верх – гнев на Хаэля, на его бескорыстную доброту ко мне, ненавистная мне магия, вина за убийства… скорбь по родителям. Я всхлипнула. Громко, неровно, позорно, будто мне в грудь вбили что-то тяжёлое и не давали сделать вдох. Тело вдруг стало тяжёлым, как после долгой тренировки, и мелкая дрожь пошла от живота, вверх, в плечи, в горло. Меня затрясло сильнее, когда обжигающие слёзы полились по щекам солёными волнами. Надо идти! Скрыться, спрятаться, чтобы Магистр этого не видел. Я вскочила, размазывая слёзы по щекам, но далеко уйти не смогла.

Потому что Хаэль, не сказав ни слова, поймал меня за руку, притянул к себе, осторожно, но уверенно, как будто знал, что я не оттолкну. И я не оттолкнула. Не смогла. Потеряла самообладание и контроль, когда прохладный, мягкий шёлк его рубашки, пахнущий пеплом и тисом, коснулся моего лба, и… всё.

Я сломалась.

Заплакала в голос, уткнувшись в его грудь. Сначала несмело, неловко, а потом дала волю чувством и громко, горько разрыдалась. Не как несостоявшаяся ведьма. Не как теневичка-неудачница. А просто как человек, потерявший в один момент всё. Родителей, привычный уклад жизни, магию, мечты о будущем. Что мне теперь делать? Что теперь будет? Как мне жить? Мама… Всхлипы вырывались из моего горла, разрывая ночную тишину зала.

Эврен держал меня крепко. Его ладонь медленно скользила по моей спине. Я не слышала, как он что-то говорил. Может, и не говорил. Может, он просто был рядом. И этого, впервые за долгие-долгие недели, оказалось достаточно.

Сегодня. Веранда Мары Эйвель.Шестой дом на Теневой улице.

– Ирис, – вздохнула я, отметив, как аккуратно он сегодня уложил волосы и как ловко подвязал цепочки на поясе. Драка за ванную сегодня утром в моём доме была не на жизнь, а насмерть. – Мы же идём работать, а не на светскую вечеринку.

– Каждое утро может быть последним – почему бы не выглядеть сногсшибательно? – промурлыкал он, подмигивая. – Вдруг я сегодня умру, а мой призрак не будет выглядеть великолепно? Я себе этого никогда не простил бы.

– Мудро.

На рассвете мы, как и обещали, собрались на ранний завтрак у тётушки Мары Эйвель, моей соседки из шестого дома по Теневой улице. Мара, как всегда, бодрая и весёлая, радушно встретила нас, расцеловав и обняв каждого так, словно не видела, по крайней мере, лет двадцать. Рыжие волосы тётушки были уложены в низкий пучок, а глаза лучились свежестью и бодростью, которой даже раннее время не было помехой.

Наша компания – я, Ирис, Эльса и Торш – устроились на веранде дома тётушки. Было прохладно, но Ирис пробормотал какое-то ловкое заклинание Вейлана, и воздух вокруг нас мгновенно согрелся. Удобно! К теплу, разлившемуся по веранде, сразу сбежались три белых, практически одинаковых, чудовища Мары. Она ласково звала этих зверюг своими котиками – и именами этих всадников апокалипсиса были Бублик, Печенька и Зефир.

Тётушка очень любила животных, да и я тоже – поэтому, помимо моей воли, голос моментально приобрёл ту самую тональность, которая автоматических включается при виде милых щенят и детей.

Я разразилось умилительной тирадой, подзывая к себе белую троицу. Моим любимчиком был Зефир – самый ласковый из компании. Бублик, Печенька и Зефир были вполне себе хорошими котами, очень добрыми, просто их размеры как-то не вязались с классическими, общепринятыми стандартами размеров котов. Мара как-то рассказывала, что это какая-то уникальная порода, которая отличается именно габаритами, кисточками на ушах и очень пушистыми хвостами. И недовольными мордами, больше похожими на человеческие.

Но несмотря на внешний угрожающий вид – эта троица хлебобулочных изделий была очень доброй и ласковой – Зефир уже устроился у меня на коленях, Печенька что-то выпрашивал у Ириса, а Бублик, шевеля пушистыми ушками, еще раздумывал, к кому бы ему подойти – к Эльсе, Торшу или к Маре.

Хозяйка встречала нас, как и всегда, с богатым столом, несмотря на невероятно раннее утро – липовый чай, пироги с малиной, лимонные пирожные и, конечно, булочки с корицей для Торша, которые всегда были припасены в буфете у тётушки.

Рассветные пташки несмело брали распев где-то в кронах деревьев, лучи восходящего солнца золотили небольшой садик Мары, усеянный вечнозелёными деревьями. Я устроилась поудобнее в плетёном кресле, накрыв себя и Зефира пледом, заботливо выданным тётушкой. Торш кутался в свой зелёный плащ и облизывался, смотря на аккуратные холмики слоёного теста с корицей и сахаром. На круглом деревянном столике, усыпанном отпечатками времени, стояли разношёрстные чашки – Эльсе досталась смешная со слонёнком, Ирису – в цветочек, а у места Мары стояла синяя в белый горох. Мне выпала честь пить липовый чай из розового, больше ведра, чем кружки, с полумесяцами.

– Торш, держи, – Мара вышла из дома, протягивая мириду жёлтую кружку с медоэлем.

Тот довольно крякнул, отвлекаясь от поедания взглядом коричных булочек.

– Если бы я умел петь… я бы воспел вас, тётушка, – с самым блаженным выражением мордочки пробормотал Торш, делая несколько размашистых глотков ароматного напитка. – Я могу поставить на то, что у вас медоэль даже чуть лучше, чем у Лавра…

– Что ты, что ты! Не говори глупостей! – смущённо замахала Мара руками, присаживаясь в свободное, единственное мягкое на веранде, кресло. – Мне до Лавра расти и расти. – прибедняясь, посмеялась она, и морщинки красивым веером собрались вокруг её ясных глаз. – Ну что, банда, расскажите, как ваши дела? Что в городе творится-то, слыхали, небось, да знаете побольше, чем одинокая старушка?

На самом деле – Мара добродушно прикидывалась. Все мы знали, что она не одинока – три кота, мирид, связанный с ней Ритуалом Доверия, да ещё и пять внуков. И, конечно, мы, которые помогали ей, чем могли – даже сегодня, за пять минут до того, как мы расселись на чаепитие, Ирис успел починить ей дверцу шкафчика и незаметно подкинуть пару золотых фрасов на столик в прихожей. Хотя тётушка определённо не нуждалась! Но Ирис, хоть и был… или всё-таки порой оставался, вором, всегда любил поддерживать тех, кто слабее его. А слабее него, судя по постоянным благодетельным поступкам Талькара, были почти все вокруг.

– А где Шалфей? – спросила Эльса, неизвестно, намеренно или нет, игнорируя вопрос тётушки.

– Здесь я, – раздалось ворчание откуда-то со стороны входной двери, и на веранду через пару секунд вышел мирид Мары, Шалфей. Его шерсть была белоснежной, словно свежевыпавший снег, а глаза – глубокого изумрудного цвета, ярко выделявшиеся на этом фоне, словно два крошечных изумруда. На мордочке у него была неизменная гримаса, будто он всё время недоволен, но все мы знали, что он один из самых добродушных миридов Иль-де-Вирела. Он плотнее запахнул свой тёмно-серый домашний халат, зевнул, кивнул Торшу, затем – всем нам, и опустился в плетёное кресло за нашим столиком. Стало тесновато, но теперь все точно были в сборе – и Шалфей, позёвывая, принялся разливать всем липовый чай, решив попробовать себя в роли чайных дел мастера.

Ирис взял на себя ответственность неспешно пересказать Маре события последних дней. Разумеется, без лишних деталей, пересказывая лишь то, что и так было известно народу, но и этого хватило, чтобы тётушка весьма впечатлённо охала и ахала, сокрушаясь «что ж такое творится-то!». Да, тётушка, я тоже задаюсь этим вопросом каждый долбаный день. Шалфей рядом с ней совершенно невозмутимо нарезал пирог с малиной, галантно положив по кусочку на два весёлых блюдца в горошек – Эльсе и мне. Ирис и Торш остались на самообслуживании – но мой мирид успешно справился с негласной ролью раздатчика, отпив медоэля и положив себе булочек с корицей (кто бы сомневался), а Ирису – лимонное пирожное.

Эльса с улыбкой грела руки о чашку чая, изредка что-то вставляя в разговор Талькара и тётушки, Торш тихо жевал булочку, а Шалфей оставил нас и потопал к витиеватой калитке – миридская почтовая служба принесла утреннюю газету. Я слушала всё это и ловила момент – хрупкий, тёплый, наполненный уютом. Пение птиц, шорох листьев, лёгкое мурлыканье Зефира у меня на коленях – всё казалось частью какого-то тихого, почти священного ритуала.

Сегодня предстояло много дел – я нахмурилась, сбрасывая утреннюю дрёму и вспоминая, что же мы должны были делать сегодня. Блаженное чувство лёгкой расслабленности внутри меня заворчало и потопало прочь, уступая месту ясному сознанию и списку дел, вырисовывающемуся в моей голове.

Точно. Магистр и Академия. Теневые отклики у колокольни. Я скисла, но тут же воспрянула духом вновь, ведь думать о работе таким прекрасным ранним утром, да ещё и до начала рабочего дня было воистину страшным преступлением. Кусочек малинового пирога, положенный Шалфеем мне на блюдечко, выглядел просто восхитительно! Свежий, сочный, он был ещё теплым! Поразмыслив, что нужно однозначно хорошо поесть, ведь неизвестно, сколько Эврен сегодня будет меня гонять....

Эврен. Прах. Вчерашние воспоминания нахлынули с новой силой, возвращая меня в пучину мыслей – моя стрела, направленная ему в лицо. Его силуэт, подсвеченный магическими светильниками, в тот момент, когда он отчитывал меня за утренний идиотский поступок. Чувство стыда шевельнулось где-то глубоко внутри. Я была неправа, мой поступок был неправильным, и… надо было бы попросить прощения. По-нормальному, без увиливаний. Неужели я настолько слаба, что не могу всего лишь извиниться?

Или я не могла извиниться перед ним?

А, плевать, к пеплу это всё. Буду решать проблемы по мере их поступления. Когда буду стоять перед ним. Сейчас есть дела поважнее, например – уничтожение невероятной красоты выпечки. Вкус разлился на языке кислой сладостью, сочностью и каким-то ощущением тёплого лета, которое кончилось не так давно, на самом-то деле. Песочное тесто щекотнуло губы и захрустело на зубах, смешиваясь с начинкой.

– М-мм… – вырвалось у меня, совершенно непроизвольно, с набитым ртом. Я тут же прикрыла рот ладонью, притворно изображая благовоспитанность. – Прекфасный пирог, тётуфка, как фсегда… незаконно фкусный.

– Ой, ну перестань, деточка, – отмахнулась Мара, подливая в чашку Шалфея ещё липового чая. Тот чуть смягчил свою недовольную рожу, любовно взглянув на Хранительницу своей Нити. Я обязательно вам расскажу о Ритуале Доверия, который связывает мирида и мага, наберитесь терпения. Просто это очень долгая история. – Это всё старый рецепт моей бабки. Она, знаете ли, ещё в Пыльных Холмах пироги продавала, пока их не сожгли. Холмы, не пироги, – добавила она с театральной важностью, и Ирис тихо засмеялся в свою чашку.

– Сожгли за что? – спросила Эльса, приподняв бровь и отправляя в рот ароматный кусочек малины. – Неужто за какую-нибудь неудачную ярмарку пирогов?

– Ха! Да ты почти попала в яблочко. Но там не ярмарка была, а съезд каких-то гурманов, – Мара театрально всплеснула руками. – Пылкие споры о том, надо ли класть в смородиновый соус корицу, переросли в потасовки. А потом кто-то опрокинул чан с горчицей на организатора, тот обозвал всех дикарями – и всё пошло-поехало. Горчица загорелась. Вот и вся история. Бабушка рассказывала, когда я была маленькой.

– …Горчица? – переспросил Торш с набитым ртом, хмуря серые пушистые брови. – Она же не горючая.

– В достаточном количестве – ещё как, – весьма серьёзно вмешался Ирис, поедая третье лимонное пирожное. – Особенно, если её поджечь.

Я чуть не захлебнулась чаем от хохота. Зефир на моих коленях раздражённо вздёрнул усы, недовольно переместившись в бок – не одобрял он лишние человеческие движения.

– Интересно, как об этом рассказано в летописях, – нахмурила ровные брови Эльса. – Легендарное Сожжение Холмов из-за кулинарного разногласия?

– Ты с таким осуждением рассуждаешь, будто это не ты подожгла ковёр в Совете, – напомнил Ирис, лукаво прищурившись.

Вырвавшийся очередной смешок всё-таки заставил меня поперхнуться чаем. Эльса ласково похлопала меня по спине, помогая откашляться. В груди, помимо напитка, вставшего поперёк, мягко и приятно затрепетало – вот она, простая человеческая радость. Такие моменты всегда казались мне чуть-чуть неловкими, как платье, которое слишком красиво для повседневности. Но я ценила это. Я хранила эти милые сердцу события в чертогах разума, складывая в воображаемый сундучок с табличкой «воспоминания, в которые можно вернуться, если станет совсем плохо».

– Кстати, – начала Мара, воровато оглянувшись по сторонам, – а как там дела с тем… ну, с тем, что вообще в городе происходит? Вы ж вроде бы что-то расследуете, как Асессоры? Аль не допускают?

Мимолётная тишина скользнула по веранде, как лёгкий ветерок, едва заметно, но ощутимо.

– Допускают, тётушка. Всё продвигается, – ответил Ирис, легко, как будто речь шла о погоде. – Медленно, но продвигается. Сегодня будет важный день.

Ага, подумала я, очень важный. Страшно важный. Готов ли кто-то из нас к нему – вопрос открытый. И готовы ли мы к итогам этого дня…

– Сегодня все по разным заданиям – будем бегать между Академией, лавкой Черниля и Мотыля, Молчунами, как белки в колесе. – сказала я, отломив ещё кусочек пирога. – Только не такие пушистые и объёмные.

– Говори за себя, – фыркнула Эльса, поправив идеальную укладку. – Я для чего волосы укладывала? Объёма мне точно хватает, а вот пушистости не надо. По пушистости Торш главный.

Торш довольно улыбнулся, помахав Эльсе хвостом. Мы дружно прыснули, а Мара довольно кивала, переводя взгляд с одного лица на другое, будто только этого и ждала – оживлённого, весёлого утра. Шалфей, шаркая тапочками по полу веранды, вернулся с газетой, хмуря белые брови и осторожно держа бумагу за уголок, будто она могла его укусить.

– Там опять что-то странное. – сказал он, кидая свёрток, ещё пахнущий чернилами, на стол. – Выяснили, что в квартале Молчаливых Фонарей из лавки… ничего не украли.

Я приподняла бровь, ловя взгляд Ириса и читая в нём осознание. Имитр, на удивление, вчера оказался прав, сказав, что, возможно, никакой кражи-то и не было. Эльса хмыкнула, хватаясь за газету – светло-зелёные глаза забегали из стороны в сторону, читая текст новостной сводки, и брови её стремились всё ближе и ближе друг к другу. Что там такое? Или всё-таки украли, но не стали придавать огласку? Украли что-то важное, о чём народу знать необязательно?

– И правда, – пробормотала Эльса, передавая газету Ирису. – Грубо говоря, пишут, что владелец лавки вчера поставил на уши всех лигатов, они проторчали там до самого вечера, но в итоге он так и не смог внятно объяснить, что у него пропало.

Интересно. Странно. Торговец специально донёс ложные сведения или он просто глупый, нерасторопный придурок? Я нахмурилась. Или лигаты что-то скрывают? Прах. Это предстояло сегодня выяснить. Мы переглянулись. Шалфей недоверчиво хмыкнул, присаживаясь обратно за стол. Мда. Абсолютно не радующая ситуация.

Я покосилась на стопку булочек с корицей, задумалась, взять ли ещё одну, и решила, что это будет моя личная форма протеста против грядущих тревог. Ладно, всё, что будет после этого завтрака, – будет потом. А сейчас – ещё один кусочек тёплого, осеннего солнца, ароматного слоёного теста и корицы. Зефир довольно заурчал, устраиваясь у меня на ногах поудобнее, и я не удержалась от мысли, что, может быть, счастье – это именно это утро. Или хотя бы его очень точный отголосок, который я однозначно сохраню в своём воображаемом сундучке с табличкой «воспоминания, в которые можно вернуться, если станет совсем плохо».

Через час. Туманная площадь.

– Увидимся вечером! – крикнула нам с Ирисом Эльса, уже устремляясь в сторону здания Магистрата Внутренней Безопасности. Оно расположилось на Туманной площади, словно тихий спутник Временной Башни, Башни Совета – большой и светлый, но не пытающийся перетянуть на себя внимание.

Его белоснежные стены плавно переходили в камень Башни, а узкие синие вставки в фасаде слегка мерцали, отражая утренний солнечный свет. Эльса уже скрылась в переулках между зданиями, оставляя после себя лёгкий аромат сладких духов с корицей, и мы с Ирисом ещё некоторое время стояли на площади, молча наслаждаясь прохладой утреннего осеннего воздуха.

Торш тоже уже убежал в «Пеплотравы», тщетно заверив меня, чтобы я не беспокоилась, что он сам справится и не нужно о нём волноваться. Ещё мирид профессионально закатил глаза, когда я наказала ему нормально пообедать, а не булочками с корицей – и потом оставил нас, взметнув полы своего маленького зелёного плаща и направляясь в сторону улицы Скрипущих Фонарей.

В Башню Совета мы вошли в тот самый момент, когда самые главные часы Иль-де-Вирела завели свою ежечасную песнь, славя праздник девяти часов утра:

«Бом-м-м-м-м-м....» – раздалось из-за витражных окон, мимо которых мы уже быстрым шагом направлялись в тысяча сто одиннадцатый кабинет. Я одернула свитер – сегодня день обещал быть достаточно тёплым, поэтому – я решила не надевать плащ, остановив свой выбор на тёплом, объёмном сером свитере и такого же оттенка шёлковой юбке в пол. Велатр остался дома в прихожей – я рассудила, что бой сегодня вроде не планируется, да и как-то не хотелось демонстрировать Магистру лук снова. Вдруг возникнут какие-то недопонимания на этой почве.

Тысяча сто одиннадцатый кабинет встретил нас, как и всегда, знакомым ароматом пепла и тиса. Эврен, уже копаясь в каких-то бумажках за столом, кивнул нам, на секунду задержав на мне взгляд, и пригласил присесть. Как всегда – он был в чёрном костюме. Интересно, он вообще знает, что существуют другие цвета? А дома тоже костюмы носит? Посмотрела бы я на это.

– Итак, – начал Эврен, и лёгким, почти небрежным движением запечатал комнату заклинанием тишины. Все посторонние звуки исчезли, оставляя нам блаженную тишину. – Только что принесли свежий отчёт лигатов по делу в «Второй Полке». Я запросил копию для изучения.

Я уже знала – сейчас он скажет что-то, от чего станет тревожно. Всё-таки слишком странной была эта кража и новость в утренней газете. Он скользнул ладонью по поверхности стола, придвигая к нам тонкую папку. На обложке – «Вторая Полка. Кража. Классификация – незначительная. Подпись: Искатель Хоррин». Слово «незначительная» будто издевалось.

– По официальной версии, – проговорил Эврен, глядя не на нас, а в какой-то неуловимый узор утреннего света на столе, – пропали лишь пара старых, никому не нужных, книг по артефакторике, треснувший амулет, и карта канализации, датированная четыреста восьмидесятым. Торговец, по их словам, не смог бы выручить за это и пары дариев.

Ирис хмыкнул.

– Ну да, карта канализации. Наверняка, великая реликвия былых времён, – лениво бросил он Талькару. – Видимо, воры срочно нуждаются в сантехническом просвещении.

Ирис, сидевший сбоку от меня, хохотнул, вытягивая ноги вперед. Я хотела улыбнуться, но не смогла. Что-то не давало. Что-то, что ускользало из моих мыслей, что-то, что я не могла поймать за хвост. Талькар подтянул к себе папку, подвинулся ближе и раскрыл её так, чтобы мы вместе могли прочесть отчёт.

«Подпись: Лигат Хоррин. Допрос свидетеля проведён. Признаков насилия, запугивания, не выявлено.»

– Первую страницу сразу пропускайте. – Эврен кивнул на следующую. – Это важнее. – он улыбнулся, но взгляд его оставался холодным, выжидающим. Ирис перевернул страницу.

– Вот, – Хаэль постучал пальцем по абзацу. – Вот что важно. Я читала:

«Владелец не проявляет явных следов магического воздействия. Однако память о событиях утра, включая детали кражи, фрагментарна, исключая пропавшие предметы, в пропаже которых он уверен: две книги по артефакторике под авторством Веллоры Тараниэль, сломанный амулет неизвестного назначения и сил, и карта канализации, датированная четыреста восьмидесятым годом. Не может чётко указать, какие предметы находились на третьей полке у окна и в кладовой. Пытается объяснить пробел «замешательством» или «возрастом», хотя в остальном демонстрирует хорошую память. В остальном – спокоен, не проявляет признаков лжи, сокрытия чего-либо. На вопросы отвечает охотно, не сопротивляется. Разрешение на использование эликсира правды на допросе запрошено у Архонтера Верховного Надзора Шардена, Иаргельдира Вэйнтраскара вэль Келатар.»

Я перечитала абзац ещё раз.

– Не помнит, что было на полке. И в кладовке. – медленно проговорила я. Это странно. – Но, может, он продаёт столько хлама, что сам уже не знает, что у него и где?

– Да, – тихо отозвался Ирис. Он нахмурился, сводя друг с другом тёмные брови. Глаза, обычно игривые, потемнели. – И, что примечательно, он не пытается вспомнить. Не нервничает, не сомневается, судя по отчёту. Просто… принимает. Словно пустое место в голове – норма.

Я подняла на него взгляд. Наверное, мы думали об этом и том же – это не рядовая забывчивость.

– Лигаты и сам торговец сочли, что у него проблемы, вызванные возрастом или стрессом. – сказала я. – Но, если бы он запинался, искал слова – тогда да, то, что он не может вспомнить о том, что было на полке и в кладовке – было бы естественно. А тут…

– …А тут будто кто-то аккуратно вынул воспоминание с полкой, кладовкой, и со всем, что там было. – закончил нашу мысль Эврен. Он откинулся назад, сцепив руки на груди. – Оставили лишь пустоту.

– Я согласна с тобой. Кто-то хотел, чтобы никто – даже владелец – не понял, что именно было украдено. – сказала я. – А это значит, что украденное было опасным? Чем-то таким, с помощью чего можно сделать что-то страшное?

– Вероятно. Либо торговец просто врёт, отвлекая лигатов на себя, – добавил Эврен. – В этом и опасность, в том, что мы не знаем наверняка – и в том, что мы не можем ни с кем этим поделиться. Клубок начинает запутываться всё сильнее. Но если он врёт – допрос с эликсиром правды раскроет карты, если Иаргельдир даст дозволение на этот метод. А он даст. – с нажимом произнёс Магистр, забирая у нас папку и пряча её в зачарованный ящик стола.