Война потерянных сердец. Книга 3. Мать смерти и рассвета

Стена простиралась до самого туманного неба. Ее поверхность украшала резьба, сверкавшая ярким серебром в тех местах, куда попадал свет. Черное пространство прорезали окна и балконы. Откуда-то я знала, что давным-давно здесь горели яркие фонари, стены впитывали и отдавали тепло тел – кругом кипела жизнь.

Но это все в прошлом. Откосы частично разрушились, разлетелись на куски, так что общий силуэт напоминал зазубренный горный склон. По поверхности стен, подобно молниям, разбежались огромные трещины.

Голова раскалывалась от боли. Я помнила это место. Когда-то я чувствовала себя здесь своей. Я и еще тысячи других душ, связанные с этой землей.

Я жила здесь. Я была правительницей. Меня называли… Тиирной.

Нет, не так. Я была оскверненной.

Я вспомнила руки отца у себя на шее. Вспомнила неодобрительные взгляды.

Внутри шевелилось желание оставить прошлое позади, выдернуть руку из жгучего пламени. Возможно, лучше не вспоминать обо всем, что я потеряла.

И все же я вдруг обнаружила, что вхожу в ворота.

* * *

Когда-то на черных каменных стенах горели огни, похожие на звезды на ночном небе. Сейчас камень выглядел тусклым и сумеречным. С каждым шагом по этим залам вокруг меня смыкалось прошлое.

Я поднималась все выше и выше по винтовым лестницам, отделанным мозаичным стеклом, пока не добралась до личных покоев королевской семьи. Здесь меня встретили более серьезные разрушения. Я с трудом перешагивала через огромные трещины в полу, но все равно едва замечала их. Я видела это место таким, каким оно было полтысячелетия назад.

Здесь располагался тронный зал, где я преклоняла колени перед семьей, умоляя родных любить меня.

Здесь располагался банкетный зал, где я сидела рядом с Клинками, занимая то положение, которое заслужила сама, а не получила по праву рождения.

Здесь располагалась детская спальня, где отец пытался меня убить, а мать, моя бедная, безумная мать спасла мне жизнь.

А дальше…

Я остановилась у закрытой двери. Украшавшая ее мозаика осыпалась, на полу лежала разбитая смальта.

Оршейд. Моя милая, ласковая красавица-сестра, которая обладала всем, чего не хватало мне, и которая все равно любила меня такой, какая я есть.

Я распахнула дверь. Когда-то комната служила спальней, но сейчас камень стен раскрошился, повсюду валялись осколки стекла, а от кровати осталась груда выбеленного солнцем дерева. В полу зияла огромная дыра с видом на далекий, до головокружения, лес внизу.

Я могла броситься туда. Истлеть среди праха своего дома. Земля далеко внизу так манила.

Тебе никогда не сбежать отсюда…

– Я так и знал, что ты пойдешь сюда.

Погруженная в воспоминания, я не услышала, как подошел Кадуан.

– Оршейд, – только и смогла выдавить я.

Тишина в ответ. Возможно, я научилась лучше понимать, о чем молчат живые существа. Мне не требовались слова, чтобы догадаться, почему король не хочет отвечать на незаданный вопрос.

Ее нет. Моей сестры больше нет.

– Эф, вернись, – негромко попросил он.

Но я вцепилась в дверной косяк и не двигалась с места. В бездну в полу падали серебристые горошины – я и не подозревала, что по щекам катятся слезы.

Такое преодолеть никому не под силу. Как вообще живое существо – человек или фейри, все равно, – способно так жить? Столько чувствовать?

Я всего лишь хотела покоя.

– Даже тогда я была никем, – сказала я. – Отец собирался убить меня, потому что я не заслуживала жизни. Я умела только красть у других.

– Ты всегда заслуживала жизни, – тихо произнес Кадуан.

Когда я была Решайе и проживала тысячу разных жизней внутри тысячи незнакомцев, я мечтала о том, что однажды смогу достичь большего. Я завидовала судьбам, в которые вторгалась. Я проникала в сознания и поражалась глубине чувств и мыслей, обитавших там.

Я не знала, кто я, но надеялась, что давным-давно и сама обладала чем-то подобным. Сейчас же правда обрушилась на меня подобно обломкам черных скал. Даже тогда, в прошлой жизни, все было точно так же.

– Эф, – снова позвал Кадуан.

Неужели в его голосе страх? Я отвернулась от двери, и наконец-то мы оказались лицом к лицу.

– Мне нужно знать, что здесь произошло.

Я боялась, что он начнет спорить. Но он просто сказал:

– Я покажу тебе, если захочешь. Но ты должна понимать, что это тяжелое зрелище.

Прошлое походило на зазубренное стекло, но боль от порезов опьяняла меня.

– Покажи, – попросила я.

Кадуан бросил на меня странный взгляд, но теперь я понимала: в нем – нежность.

– Как пожелаешь, – ответил он.

* * *

Мы направились в помещение, которое когда-то называлось тронным залом. Здесь царил разгром. Высокий сводчатый потолок, украшенный фресками с серебряным контуром, был словно разорван огромным когтистым зверем. Покрытый пылью пол исчертили трещины. На полуразрушенном возвышении стояли два трона. Разрубленное пополам кресло моего отца и изящное серебряное кресло матери, погнутое и изломанное до неузнаваемости.

Трона Оршейд не было.

На ступенях помоста засохли лиловые потеки, когда-то расплескавшиеся прекрасным водопадом.

Я уставилась на них.

Смерть. От этого места разило смертью.

– Когда я залечил раны, полученные в Нирае, то отправился сюда, – начал Кадуан. – До меня дошли слухи, что твой отец собирается напасть на Дом Своевольных Ветров, и я приехал поговорить с ним. Я прекрасно понимал, особенно после случившегося в Нирае, что война между двумя самыми могущественными Домами фейри обернется для нашего народа катастрофой.

Он раскрыл сжатую ладонь и показал мне горсть розового порошка. Затем дунул на него – порошок густыми клубами взвился в воздух. А когда он рассеялся, я провалилась в прошлое. Передо мной возвышался нетронутый помост. В центре комнаты стоял молодой Кадуан в простой грязной одежде. Мой отец восседал на троне, с одной стороны от него сидела мать, а с другой – Оршейд.

При взгляде на эти лица у меня перехватило дыхание. Неосязаемая картинка была слегка размытой, но мне ужасно хотелось протянуть руку и коснуться родных.

Молодой Кадуан не стал преклонять колени перед королем. Отец презрительно ухмыльнулся, в его глазах полыхнула знакомая ненависть. Он величественно поднялся с трона:

– Ты приходишь в скорбящую семью и позволяешь себе проявить неуважение?

– Скорблю и я, поэтому не пытайся меня оскорбить. – В голосе Кадуана явственно звенел гнев. – Я пришел сюда только из уважения к Эф. Хочу обратиться к тебе как король к королю. Твоя жажда власти уже привела к бесчисленным жертвам, но ты еще можешь остановиться. Я умоляю тебя остановиться и перестать разжигать войну, пока она не уничтожила всех нас.

Отец презрительно усмехнулся, его глаза потемнели.

– Разжигать войну? Я сражаюсь за свой Дом. Уж тебе-то стоит это понимать, особенно после того, как я приютил твоих людей. Ты получил корону только благодаря мне, и я буду мстить и за твой народ тоже.

– Ты жертвуешь чужими жизнями, пытаясь получить все больше власти. Если ты считаешь, что этого никто не понимает, ты еще глупее, чем я думал.

Оршейд потрясенно распахнула глаза. Мать, казалось, чувствовала себя все более неуютно, ерзая на стуле, как непоседливая птичка, отчаянно мечтающая взлететь.

Никогда в жизни я не видела на лице отца столь жгучей ярости. На миг он застыл, а затем в два прыжка соскочил со ступеней и ударил Кадуана с такой силой, что тот повалился на пол.

Кадуан мгновенно оправился и поднялся на ноги грациозным движением. Если бы не заметная дрожь в правой ноге, еще не оправившейся после ранения, можно было подумать, что упал он намеренно.

– Предатель! Неблагодарная змея! – взревел отец. – Да кем ты себя возомнил, что посмел бросить мне вызов? У тебя даже нет Дома, ты только на словах правитель. Я прикажу казнить тебя за измену, и даже твой собственный народ не станет тебя оплакивать.

Кадуан оставался убийственно спокойным. Его взгляд метнулся к моей матери, дрожавшей на своем троне.

– Сарейд, – обратился он к ней, словно в зале больше никого не было. – Ты можешь положить этому конец. Сама знаешь – в глубине души.

Никто и никогда не разговаривал с матерью подобным образом – остальные обращались с ней как с маленьким ребенком. Она испуганно покачнулась на троне, замотала головой.

– Ты все понимаешь, – твердо продолжал Кадуан. – Сарейд, Дом Обсидиана принадлежит тебе. Он твой. Ты позволила мужу завладеть короной. А теперь позволяешь ему разрушать твой Дом. Останови его. Я знаю, что ты можешь.

Отец с рычанием повернулся к матери, но с того места, где я стояла, оказался хорошо заметен проблеск страха в его глазах.

– Не смей так разговаривать с моей женой! – прошипел он. – Клинки! Клинки!

Из теней выскользнули стражники в черной форме Клинков и окружили Кадуана. Но тот не дрогнул.

– Сарейд, он убил Эф. – Голос Кадуана стал жестче. – Твой муж убил твою дочь.

Одним нескладным движением, словно от удара, мать вскочила с трона, но так и замерла. Клинки придвигались к Кадуану, который по-прежнему даже не глядел на них.

– Сарейд, прошу тебя, действуй! Ты подвела свою дочь при жизни, так не подведи ее сейчас. Действуй если не ради нее, так хотя бы ради бесчисленных жизней, которые будут потеряны по приказу твоего мужа. Хотя и одна Эф – достаточная причина. И всегда была достаточной.

Я поймала себя на мысли, что жду, затаив дыхание. Однажды мать защитила меня от отца, но потом всю оставшуюся жизнь безотказно отдавала ему власть надо мной, а заодно всю силу, какую он мог пожелать. Я и не подозревала, как сильно хочу, чтобы она заступилась за меня.

Но мать не двинулась с места. Ее распахнутые глаза метнулись к отцу, и, всхлипнув, она потянулась к нему с лаской вместо угрозы.

Мне еще никогда не доводилось видеть на лице Кадуана такой неприкрытой ненависти, смешанной с отвращением.

– Она заслуживала лучшего! – прорычал он.

Клинки схватили его и попытались вывести из зала. Кадуан не двинулся с места, на его лице застыла маска спокойствия, но грудь бурно вздымалась. Отец схватил меч, прислоненный к трону, и бросился к Кадуану…

– Отвернись, – настойчиво прошептал мне Кадуан.

Но как я могла отвернуться? Как могла не смотреть?

Брызнула кровь. На заточенной стали сверкнуло солнце. Но на пол опустился не Кадуан.

Оршейд прыгнула вперед и перерезала отцу горло маленьким острым кинжалом – давным-давно его подарила ей я. По лицу сестры текли слезы.

– Ты убил ее… – выдавила она, захлебываясь рыданиями.

И через миг упала сама: отец предсмертным усилием пронзил ее хрупкое тело мечом. У меня вырвался сдавленный крик, и я качнулась вперед, но Кадуан схватил меня за руку. Только благодаря ему я не провалилась в трещину в полу.

Там, в прошлом, Кадуан вырвался из рук ошеломленных Клинков и ринулся к Оршейд. Отец умер молча, без предсмертного слова, с застывшей на лице ненавистью. Как же легко он отрекся даже от своей идеальной любимой дочери.

Оршейд всегда была такой хрупкой. Она осела на пол горстью невесомых цветочных лепестков. Мать зарыдала. Кадуан молча и сосредоточенно пытался остановить кровотечение и запечатать рану. Кровь сестры и отца, смешиваясь, стекала по ступеням помоста.

Картинка застыла, пошла рябью и поблекла.

– Я пытался спасти ее, – тихо произнес Кадуан.

На фоне воспоминаний его голос казался слишком живым, слишком близким.

– Ее жизнь была слишком ценной, чтобы она угасла вместе с ним. – Мой собственный голос, отдававшийся странным эхом, дрогнул на последнем слове. – Зачем? Зачем она…

Оршейд не умела сражаться, знала лишь пару совсем простых приемов, которым я когда-то ее научила. Только благодаря внезапности она сумела нанести отцу удар, но ей не хватило навыков, чтобы уклониться от его предсмертной мести.

– Ты бы и так убил его, – прошептала я. – Она могла не… не…

– Я собирался его убить. Именно за этим я сюда и пришел.

Бессмысленно. Как же бессмысленно.

– А моя… мать?

– Она жива, хотя и ничего про тебя не знает. Если хочешь с ней увидеться…

– Нет. Никогда.

Мой взгляд упал на лицо матери, искаженное отчаянием; она опустилась на колени рядом с сестрой. Она не спасла меня. Не спасла Оршейд. Я больше не хотела ее видеть.

Образ Кадуана, склонившегося над моей умирающей сестрой, медленно померк, перед глазами остались только сломанный трон и засохшая кровь.

– Я опоздал, – признался Кадуан. – Твой отец уже отдал приказ. Он начал вторжение на земли Дома Своевольных Ветров и его союзников. В следующие двести лет разразившаяся война уничтожила все остальные Дома фейри. Много веков я сожалел о том дне. Если бы приехал сюда на пару часов раньше, многое могло бы сложиться иначе.

На миг я возненавидела и Кадуана.

– Но в той войне нельзя винить только твоего отца. Слишком легко оказалось натравить нас друг на друга. Понадобился всего лишь один толчок, и мы бросились убивать соплеменников. Мы не устояли перед ненавистью. Я часто думал о тебе и о том, как изменился бы мир, если бы тебе позволили занять свое место. Ты бы стала потрясающей королевой, Эф.

Я ему не верила. И тем не менее мне почти удалось представить себя такой, какой меня видел Кадуан.

– Я вернул тебя не для того, чтобы использовать в своих целях, – продолжал он. – Не для того, чтобы сделать своим оружием. Вчера ты сказала абсолютную правду: у тебя никогда не было возможности стать чем-то бо́льшим. За шестьсот лет мне пришлось повидать немало несправедливости. Но это, Эф, величайшее ее проявление.

Несправедливость. Так вот как это называется? Может ли одно-единственное слово вместить в себя все, что у меня отняли, что навязали, к чему принудили?

Кадуан взял мои руки в свои. Меня затрясло.

– Наш народ сумел построить общество лучше, чем у предков. Но будущее все еще хрупко. Я борюсь за то, чтобы защитить нашу цивилизацию и сделать ее сильнее всех остальных, существовавших прежде. И я не знаю никого, кто больше тебя достоин участия в создании такого будущего. Поэтому я прошу тебя помочь мне, но ни в коем случае не принуждаю. С моей стороны было бы неправильно так говорить. И я не стану держать тебя, если ты захочешь уйти.

У меня перехватило дыхание, так что слова пришлось выдавливать с трудом.

– И если ты найдешь эти… глубинные проявления магии, что тогда? Что ты собираешься делать с ними?

– Любое из них заключает в себе огромную силу, хотя его обладателю грозит некоторая опасность. Но все три вместе открывают неограниченные возможности. Если я получу их и найду место, где смогу использовать… – Он сглотнул. – Я смогу построить для нас новый мир. Мир, свободный от людей и их влияния. Мир, где никто и никогда больше не станет их жертвой.

Я подумала о теле сестры у подножия ступенек – такая бессмысленная смерть. О горькой улыбке Меджки и его утраченном крыле. О комнате, где царила белизна, белизна, белизна, и о том, что мне пришлось там пережить. О королеве Ары и о том, как она каждый день причиняет боль многим другим фейри.

– С моей помощью ты сможешь положить этому конец, – выдавила я. – Никому больше не придется страдать так, как страдала я.

– Да.

Мои мысли забрались в самые дальние уголки памяти – к тем разумам, которые я когда-то делила с другими людьми.

– Мы убьем Тисаану и Максантариуса?

После минутного колебания Кадуан ответил:

– Да. Возможно.

Я никак не могла подобрать название чувству, которое вызвал у меня его ответ. Сожаление? Неуверенность?

Они бросили тебя. Издевались над тобой. Использовали тебя в своих целях.

Но… в них также жила любовь. Когда-то они делили со мной душу. Даже сейчас я чувствовала, что в них осталась частица меня, а во мне – их. Но чего стоила наша связь по сравнению с ужасами, которые пришлось пережить Меджке и бесчисленному множеству других фейри?

Я с легкостью утопила любовь в ненависти.

– Твой план подразумевает смерть аранской королевы? – спросила я.

На сей раз колебаний не было.

– Да.

Я бросила последний взгляд на разгром вокруг и помост в засохшей крови.

Я не могла отомстить отцу за то, что он украл у меня. Не могла отомстить сотням и тысячам других людей, которые издевались надо мной на протяжении нескольких веков. Не могла сжечь их кости.

Но здесь и сейчас смерть аранской королевы казалась достаточным возмездием.

– Согласна, – произнесла я.

Одно лишь слово, но во рту оно отдавало кровью. На языке растаял вкус мести.

Глава 19

МАКС

Я был немного удивлен, что Селла не вышвырнула нас на улицу без лишних разговоров.

Но нет, она же не зря была настоящей аранской леди. Поэтому она гостеприимно пригласила нас войти, сразу же распорядилась приготовить комнату для гостей, дала нам возможность привести себя в порядок и сообщила, что ужин почти готов. Она вела себя холодновато, но вежливо, хотя – по понятным причинам – наш визит привел ее в полнейшее замешательство.

Я держал язык за зубами, пока мы с Брайаном не остались наедине, чтобы переодеться.

– Ужасная идея, – прошипел я, как только за нами захлопнулась дверь.

– Другой нет.

Я открыл рот, чтобы выразить сомнение, но хмурый взгляд брата остановил меня.

– Получается, ты помнишь Селлу? Ты же потерял память…

– Конечно, я ее помню.

Много лет назад Селла была возлюбленной Брайана. Хотя даже в молодости у того имелось всего три выражения лица и ни одно из них я не назвал бы теплым, тем не менее все знали: Селлу он обожает. Да и как ее было не любить? Добрая, талантливая, красивая девушка из хорошей семьи. Родители одобряли их отношения и ждали, что она станет идеальной леди Фарлион. Все шло как по маслу.

А потом… Тут я столкнулся с провалом в памяти.

– Я так понимаю, свадьба не состоялась?

– Нет, не состоялась. – Брайан насупился и отвел взгляд.

– Почему?

– Одевайся. И прикрой свои татуировки. – С этими словами он захлопнул за собой дверь.

Я сделал все, что мог. С тех пор как я покинул Илизат, в зеркало мне глянуть еще не случалось, и в глубине души я этому даже радовался. Неудивительно, что Селла смотрела на нас так подозрительно. Смена одежды и бритье помогли, хоть и незначительно. Я застегнул воротник и рукава, чтобы скрыть вытатуированные стратаграммы, но местами черные круги все же виднелись. Со знаками, наколотыми на кистях, а также с отметкой Илизата на ладони поделать и вовсе ничего было нельзя.

Брайан посмотрел на меня неодобрительно, но в ответ я мог только пожать плечами. Чего еще он ждал?

Тем не менее я разделял его беспокойство. За обеденным столом я старался не держать руки на виду, но, когда нам подавали ужин, поймал долгий, пристальный взгляд повара, который мне очень не понравился. Как будто тот пытался вспомнить, откуда ему знакомо мое лицо.

Для такой большой усадьбы слуг оказалось довольно мало, хотя я бы предпочел, чтобы их не было вообще. Мы с Брайаном переглянулись – молчаливое подтверждение, что мы думаем об одном и том же.

Селла тоже, вероятно, заметила любопытство в глазах слуг, и по ее приказу они вышли, плотно закрыв за собой дверь, и оставили нас в тускло освещенной столовой в неловком молчании.

Я без промедления приступил к еде. Вознесенные над нами, я и забыл, какой вкусной она бывает! Настолько вкусной, что висящая над столом ощутимая неловкость сразу же отошла на второй план. Конечно, в Илизате меня кормили, но тамошняя пища годилась лишь для того, чтобы не умереть от голода.

Брайан первым нарушил тишину:

– Спасибо, что приютила нас.

– Не за что. Я не могу отказать в помощи старым друзьям. Даже спустя столько лет.

Она не скрывала лед в голосе, продолжая изучать взглядом нас обоих.

– Глубоко признателен тебе, Селла.

Услышав почти ласковую интонацию, с которой он произнес ее имя, я невольно перестал жевать, а брови сами поползли вверх.

На секунду показалось, что передо мной все тот же влюбленный подросток.

Но веселое изумление сразу же сменилось беспокойством. Придя сюда, мы подвергли Селлу немалому риску.

– Мы уйдем завтра на рассвете, – продолжал Брайан. – Так что побеспокоим тебя всего несколько часов.

– Понятно, – ответила Селла, церемонно отправляя в рот кусочек еды. – Тогда не будем терять времени на светскую беседу.

Она всегда была умной. Тон ее голоса говорил сам за себя. На самом деле она имела в виду, что не будет задавать вопросов, ответов на которые ей лучше не знать.

Хорошо.

Брайан окинул взглядом комнату. Стульев за столом хватило бы еще на несколько человек, но накрыто было только на троих.

– К нам еще кто-нибудь присоединится?

Боже, Брайан, какой хитрый ход.

– Нет, сегодня мы ужинаем втроем, – одними губами улыбнулась Селла.

Казалось, Брайан очень хотел что-то ответить, но сдержался.

Ужин прошел быстро. К натянутому, неловкому разговору я почти не прислушивался. Мне и раньше плохо давались светские беседы, а разрушенная психика, пытки и проведенное в изоляции время отнюдь не улучшили навыки общения.

Когда с едой было покончено, Селла встала из-за стола:

– Если желаете, можно перейти в библиотеку и выпить чая.

Она еще спрашивает! Да за чашку чая я убить готов.

Селла подвела нас к высоким дверям из красного дерева и пригласила внутрь. Комнату заливал свет заходящего солнца, за большими окнами раскинулись пастбища, а где-то вдали угадывалось море. Вдоль стен от пола до потолка вытянулись книжные шкафы, посередине комнаты стояло несколько диванов и кресел. Между ними на полу, склонившись над книгой, сидела девочка. При нашем появлении она подняла голову, и я с трудом удержал готовое сорваться с губ ругательство.

С лица десятилетней девочки на меня смотрели почти черные глаза Брайана. На ее плечи падали темные кудри, щеки слегка обгорели на солнце.

Сходство было поразительным.

– Простите, – сказала девочка, поднимаясь на ноги. – Я не знала, что вы пойдете в библиотеку.

– Тебе не за что извиняться, милая, – ответила Селла. – Мы ненадолго.

Поцеловав девочку в лоб, она положила руки ей на плечи. Ребенок с любопытством нас разглядывал.

Брайан, как ни странно, выглядел совершенно невозмутимо. Селла тоже.

Почему я единственный реагирую так, как и положено в подобной ситуации?

При этом смотрела Селла исключительно на моего брата.

– Это Аделина, – непринужденно произнесла она.

Наступившая затем тишина тянулась очень долго. Не говоря ни слова, Брайан переводил взгляд с бывшей невесты на ребенка.

Мне становилось все более неловко, и я решил прервать молчание:

– Рад познакомиться с тобой, Аделина.

Мои слова, казалось, вывели Брайана из транса.

– Прошу прощения, что вторглись к тебе, – вежливо произнес он. – Мы будем очень признательны, если ты уступишь нам на время библиотеку.

– Конечно, меня совсем не затруднит, – ответила Аделина приятным, слишком учтивым для ребенка голосом воспитанной девочки из хорошей семьи.

Селла с улыбкой снова поцеловала ее в макушку и отправила восвояси. На прощание Аделина пожелала спокойной ночи и скрылась на лестнице, оставив нас в удушающей тишине.

Я бросил на Брайана пристальный взгляд, который тот старательно проигнорировал.

– Какая вежливая девочка, – наконец произнес он.

Это все, что он может сказать?

– Так и есть. – Селла слабо улыбнулась. – Она замечательный ребенок.

Брайан издал неопределенный звук.

– Я никогда от тебя не пряталась, – продолжала Селла. – Если ты хочешь что-то узнать о моей жизни, в частности о дочери, я с радостью поделюсь с тобой. Не собираюсь ничего от тебя утаивать.

Вознесенные нас раздери! Что за нелепую игру я наблюдаю?

Ведь дураку понятно, что происходит. Селла провоцирует его задать очевидный вопрос.

Последовало долгое молчание.

– У нас был долгий день, – наконец сказал Брайан. – Мы, пожалуй, пойдем, надо отдохнуть. Спасибо за гостеприимство.

* * *

Как только закрылась дверь, я зажал Брайана в углу:

– Это что вообще было?!

– О чем ты?

– О чем я? Ребенок…

– Я не понимаю, – отрезал он.

– Чушь! Ты же сам все видел.

Брат упорно отказывался смотреть мне в глаза:

– Мы оказались здесь только потому, что нет другого выбора. Селла проявила доброту и пустила нас переночевать. Если я начну лезть в ее жизнь, это будет плохой благодарностью за гостеприимство.

Я просто ушам не верил:

– Селла практически умоляла тебя задать вопрос…

– Я упустил возможность задавать подобные вопросы.

Брайан углубился в изучение брошюры с расписанием кораблей. Я только усмехнулся про себя.

Как похоже на брата. Оказалось, десять забытых лет роли не играют: Брайан не изменился. Такой же упрямый и так же не хочет видеть правду, которая ему не по душе.