Война потерянных сердец. Книга 3. Мать смерти и рассвета

– Брайан, если она – твоя дочь, этот факт не изменится от того, что ты отказываешься его признавать.

Как же много времени прошло с тех пор, когда я в последний раз видел, как самообладание Брайана лопается подобно оборванной нити! Только что он стоял спиной, но в следующий же миг развернулся, дрожа всем телом от гнева:

– Ты не имеешь права отчитывать меня за пренебрежение семейными обязанностями! Неужели твой разум настолько болен, что ты не понимаешь лицемерия происходящего сейчас?

– Я…

– Где тебя носило? Где ты был?

Он придвинулся на шаг и остановился, словно действительно ждал ответа на свой вопрос.

– Где я был?

– Да, Макс, где ты был? Ты не пришел на похороны. Ты в курсе?

Я стиснул зубы; слова застряли в горле.

– Семь погребальных костров и один я. Тысяча незнакомцев, и все спрашивают: где же Максантариус? Я придумывал для тебя оправдания. Говорил, что ты не смог вернуться вовремя, что ты уехал по служебным делам. Тогда, сразу после Сарлазая, ты был всеобщим героем. Мне поверили. Но по ночам, когда оставался один, я гадал, куда ты подевался. Я писал всем твоим командирам. Я написал в каждую Вознесенными про́клятую больницу на Аре! – Он остановился и фыркнул. – Потому что я был убежден, что ты лежишь где-то при смерти. Ведь только поэтому ты мог пропустить похороны всего нашего семейства.

Я не мог вымолвить ни слова, ужасаясь поведению себя прошлого.

Хотелось возражать, доказывать, что брат ошибается, что я бы никогда так не поступил.

Но я знал, что Брайан, конечно же, прав. Он действительно искал объяснений, которые я не мог ему дать, потому что сам в отчаянии пытался проникнуть в исчезнувшее прошлое и найти там ответы.

– Ты исчез, и я искал тебя годами. Годами, Максантариус. Мне пришлось разбираться со всем в одиночку. Взять на себя все обязанности нового лорда Фарлиона: организацию похорон, оплату долгов, участие в политике. Никто мне не помогал. А затем я бросил все силы на твои поиски. На них ушло несколько проклятых лет, и знаешь, где я тебя нашел?

Я не хотел знать. Где-то на задворках памяти маячила дверь, и я понимал, что ее нельзя открывать ни в коем случае.

Губы Брайана скривились в презрительной усмешке.

– Я нашел тебя в трущобах Мериаты, одурманенного настолько, что ты не помнил собственного имени, не говоря уже о моем. И тут я решил, что брата нужно спасать. Что с тобой случилось что-то настолько ужасное, что ты не выдержал и сбежал от действительности. Но как выяснилось, тебя совершенно не привлекала идея оказаться где-либо еще, кроме того места, где ты находился.

У Брайана были свои недостатки, но никто не назвал бы его лжецом. Я не сомневался, что каждое слово – правда.

Под кожей закипал стыд. Хотелось верить, что у меня было какое-то объяснение. Какая-то причина, о которой я мог поведать брату, чтобы он понял – чтобы я сам понял.

Но какие тут можно придумать оправдания?

Брайан тихо усмехнулся и отвернулся от меня:

– Прошло десять лет, но в глубине души я все еще надеялся, что получу ответы, когда вернусь за тобой на Ару.

– Я не… – покачал головой я.

– Ты ничего не помнишь. Знаю. – Еще одна усмешка, на сей раз злее предыдущей. – Не стоило и надеяться.

– Я бы все тебе рассказал, если бы мог.

Но если это правда, почему я молчал десять лет?

Наши отношения с Брайаном всегда были… сложными. Даже с утраченной памятью я сразу это понял, стоило узнать его лицо. Прошлое, даже если я его не помнил, омрачало наше общение. Но я бы точно не бросил его в такую минуту в полном одиночестве.

Ведь не бросил бы?

В тишине оглушительно тикали часы.

– Что с ними случилось? – тихо спросил я.

Я сам не знал, что собираюсь заговорить, пока слова не слетели с губ. И в тот же момент голос в голове снова предупредил: «Не стоит открывать эту дверь».

Брайан отвернулся к окну, скрестив на груди руки:

– Мятежники из Ривеная. Их разозлило, что отец во время войны поддерживал другую сторону. Возможно, их разозлило и положение, которое мы с тобой занимали в армии. Однажды ночью они проникли в наш дом и отомстили. К тому времени, после победы короны при Сарлазае, война практически закончилась. Бессмысленная месть. – Голос брата звучал холодно и натянуто. – Когда нашу семью нашли, все были мертвы уже несколько часов.

Внезапно закружилась голова. Я присел на край кровати, пытаясь противостоять потоку ужасных образов.

Как странно слышать о глубоко личных событиях собственной жизни так, словно они произошли с незнакомцем. Похоже на то, когда утром первым делом вспоминаешь о чем-то страшном, что случилось вчера. Теперь я понимал, что, несмотря на ущербность моего разума, горе не покидало меня ни на минуту. Сейчас же пришлось напрячь всю волю, чтобы справиться с его полной силой.

Я сосредоточился на новом фрагменте головоломки. Убиты мятежниками Ривеная. Бессмысленная, жестокая месть.

Что-то в объяснении брата казалось неправильным, какой-то голос в глубине разума твердил, что не хватает важной детали. Но он же напоминал: не стоит открывать эту дверь.

– Жаль, что тебя там не было, – пробормотал себе под нос Брайан, затем глубоко вздохнул и повернулся ко мне.

Только что мне довелось увидеть редкий момент, когда он потерял контроль над собой, но самообладание уже возвращалось. Плечи брата расправились, спина выпрямилась, кулаки разжались.

– Довольно об этом, – твердо сказал он.

Я не знал, ко мне он обращается или разговаривает сам с собой.

Я не стал притворяться, будто жажду продолжить разговор. Что я мог сказать? Я не мог дать никаких объяснений своему поведению, и Брайан это прекрасно знал. Несмотря на то что он старательно скрывал гнев, сейчас я видел пропасть между нами, настолько глубокую, что только круглый дурак мог не почувствовать ее прежде.

Мы покинули поместье ранним утром, так рано, что Селла и ее домочадцы еще спали. Брайан не попрощался. Но я перед уходом все же заглянул в библиотеку и оставил на столе наспех нацарапанную записку:

Селла,

спасибо тебе за все.

Я рад, что жизнь благоволит к тебе. Если твоей дочери что-нибудь понадобится, она всегда может обратиться ко мне.

Макс

Возможно, мой поступок выглядел глупо, особенно учитывая обстоятельства. Ведь здесь у девочки есть все, о чем только можно мечтать, и я надеялся, что она никогда не попадет в положение, где ей потребуется помощь безумного беглого заключенного вроде меня. Но все же. На всякий случай, если девочка когда-нибудь останется одна в этом мире… Я решил, что каждый заслуживает иметь ниточку, связывающую с прошлым.

По пути к кораблю до Трелла мы с Брайаном не разговаривали. После вчерашнего вечера нам было больше не о чем говорить.

Глава 20

ЭФ

Ваза ударилась о стену и разлетелась вдребезги. Кадуан едва заметно вздрогнул, отступив на шаг влево, чтобы увернуться от осколков.

От прерывистого дыхания у меня бурно вздымалась грудь, мышцы дрожали от напряжения. Я никак не могла привыкнуть к тому, что мое тело способно физически реагировать на разочарование.

– Я не могу, – процедила я сквозь зубы.

– Можешь.

– Не могу.

– Сколько раз мы будем повторять этот разговор? – Кадуан оттолкнул осколок носком туфли. – Скоро придется купить еще ваз.

Я с рычанием повернулась к нему:

– Ты задал мне невыполнимую задачу!

– Нет в ней ничего невыполнимого. На самом деле тут открываются безграничные возможности.

Я с трудом сдержалась, чтобы не ударить его. Кто знает, может, именно этого не хватает моей магии, чтобы проявить себя. Моей силы оказалось достаточно, чтобы Тисаана обрела способность разлагать живую плоть, а Макс – испепелять все на своем пути. Вдруг, стоит ударить Кадуана, я обрету собственный, особый дар? Я представила, как его слишком спокойное лицо растекается по полу лужицей слизи. Видение принесло некоторое утешение.

– Безграничные, говоришь, – усмехнулась я. – Чушь.

– Неправда.

Нет, правда. С тех пор как я согласилась помочь Кадуану выиграть войну, он ежедневно приглашал меня в свои покои и пытался научить пользоваться магией. По крайней мере, так он говорил. На практике он ставил передо мной пустую вазу и просил что-нибудь сотворить.

Что именно?

Его просьба звучала как полнейшая бессмыслица. Что я должна сотворить? Бабочку? Пламя? Змею?

– Да что угодно подойдет, – безмятежно ответил Кадуан, когда я не выдержала и задала этот вопрос.

Но я не могла создать бабочку без магии Тисааны. Не могла вызвать пламя без искры Максантариуса. Я просила хоть каких-то вариантов, но, как утверждал Кадуан, он не мог уточнить, что́ мне нужно сотворить.

– Почему нет?

– Потому что это не скажет ничего полезного ни одному из нас.

– Это ты не говоришь мне ничего полезного.

Кадуан загадочно улыбался в ответ и просил попробовать еще, с каждым разом все настойчивее.

Дни шли один за другим. Вазы оставались пустыми. Просьбы Кадуана все более напоминали требования. Мое раздражение вырывалось наружу. Очередная ваза разлеталась вдребезги.

В безуспешных попытках прошло уже пять дней. Мне надоело. В груди поселилось тяжелое чувство, и каждый раз, когда я видела разочарование Кадуана, оно становилось все более удушающим.

Хватит. Я была готова попробовать, но я не знала, на что соглашаюсь. Я понятия не имела, что, пытаясь чего-то добиться и терпя раз за разом неудачу, я начну чувствовать себя такой же беспомощной и загнанной в ловушку, как тогда – в белизне, белизне, белизне.

Я бесполезна. И тогда, и сейчас я бесполезна, беспомощна и одинока.

От одной этой мысли дыхание участилось. Я схватила со стола стакан с водой и подняла руку.

Кадуан поморщился.

Но вместо того, чтобы швырнуть стакан на пол, в последний момент я стиснула пальцы. И давила изо всех сил, пока ладонь не пронзила острая боль.

– Все напрасно. У меня ничего нет.

Признание сорвалось с языка легко. Я невольно вспомнила стальной разум Тисааны и то, как тщательно она скрывала свои тайны от посторонних глаз. Я много раз наблюдала, как она прячет нежеланные мысли глубоко в темных закоулках разума – тех, где в то время обитала я.

Сейчас я осознала, что слабее ее. И как повелитель магии, и как повелитель своего пустого разума.

– Ты плохо стараешься, – сказал Кадуан.

В какой-то степени я обрадовалась вспышке гнева. Он казался намного желаннее боли.

Я резко повернулась к королю и в два шага очутилась на другом конце комнаты, вплотную к его лицу, но он даже не вздрогнул.

– Плохо стараюсь? Мы провели в этой комнате пять дней, и ты говоришь, что я плохо стараюсь?

На щеке Кадуана дернулся мускул.

– Пять дней я наблюдаю, как ты бегаешь по кругу. Эф, я пытаюсь помочь тебе.

Мне было необходимо дать выход гневу, разбить что-нибудь вдребезги. Я потянулась за другим стаканом, но Кадуан схватил меня за запястье:

– Ты выше этого.

Его пальцы обожгли кожу.

– Тогда скажи, чего ты от меня хочешь.

– Я хочу, чтобы ты задумалась. Чтобы прислушалась к тишине и что-то в ней нашла.

– Что именно?

– Я не могу тебе этого сказать.

Он еще крепче сжал мое запястье – рука даже слегка заболела. Мне понравилось это ограничение. Оно оказалось первым, отдаленно знакомым ощущением за последние пять дней, словно меня носило по морю, а сейчас наконец-то удалось ухватиться за трос.

Я наклонилась к нему, искривив губы в усмешке.

– Что, по-твоему, я могу там найти? – прошипела я. – Внутри меня нет ничего, кроме тишины. Я не понимаю, как кто-то может жить в таком пустом мире. Мне нужно чувствовать… чувствовать…

Я запнулась. Слова не могли выразить того, что я хотела описать, и пришлось сдаться.

– Ты все равно не поймешь.

Но на лице Кадуана появилось задумчивое выражение.

– Продолжай, – тихо сказал он.

– Ты не поймешь.

Я попыталась вырваться, но он держал меня крепко:

– Эф, в этом что-то есть. Не сдавайся. Продолжай. Ты говоришь, что не можешь сотворить что-то из пустоты. Почему?

Как же я его ненавидела!

– Я видел, на что ты способна, – настаивал он. – Во всех своих проявлениях – что тогда, что сейчас.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – огрызнулась я. – Я творила великие дела, но только тогда, когда могла… стать кем-то. Могла сделать песню еще громче… или…

Вряд ли мои объяснения несут для него хоть какой-то смысл.

– Продолжай.

– Когда я была в чужих сознаниях, я могла брать магию хозяина и делать ее сильнее. Я знала, что обладаю могуществом – бесконечной силой, – но материал мне давали. Даже давным-давно, у старой Эф… – Я провела кончиком языка по клыкам, теперь совсем не таким острым, как в том, прошлом теле. – Даже у старой Эф не было собственной магии, только способность брать у других. А теперь в этом новом теле я пуста. Что, по-твоему, я способна сотворить? Мне нужна магия другого существа. Сила, которую я могу увеличить. Я не могу сотворить что-то из ничего.

– Я не прошу творить из ничего. Сотвори из себя.

Меня охватила злость. Неужели он так и не понял?

– Я и есть ничто!

Так я себя называла – Решайе. Никто. Ничто.

Губы Кадуана сжались в тонкую линию. Он притянул меня к себе – так резко, что я споткнулась. Прижал мою ладонь к своему телу, там, где под расстегнутой рубашкой проглядывала гладкая кожа груди.

Прикосновение оказалось настолько неожиданным, что я попыталась отстраниться, но его пальцы снова сжались.

– Послушай, – приказал он. – Перестань сопротивляться и прислушайся.

Я сама не понимала, почему подчинилась. Дыхание все еще вырывалось из груди рывками, и сначала я не услышала ничего, кроме стука крови в ушах.

– Что ты чувствуешь? – спросил Кадуан.

– Ничего.

– Неправда.

Наши глаза встретились, и его взгляд пронзил меня насквозь.

– Что ты чувствуешь?

Я уже собиралась повторить свой ответ, но вдруг уловила едва заметный проблеск жизни под кончиками пальцев – тепло и ровный ритм под его кожей.

Я ощущала, как вздымается и опускается его грудь. Щеки касалось тепло – там, где его дыхание ласкало мою кожу.

Стоило мне заметить эти движения, я поняла, что они повсюду.

Тепло крови, струящейся под его кожей. Ритм дыхания. Мельчайшее подрагивание мышц на руке, все еще сжимающей мое запястье. Исходящее от Кадуана тепло, настолько близкое, что оно окутывает подобно объятиям.

Казалось, я падаю во что-то теплое и знакомое.

Все это время я чувствовала себя такой одинокой в пустом сосуде своего тела. Возможно, мое тело действительно опустело, но как же я не понимала, что ощущение близости с другим существом так сильно похоже на ощущение присутствия в нем? Я была настолько уверена, что не смогу понять странного безмолвного языка тела, что просто не обращала на него внимания. Но теперь я хотела погрузиться в мельчайшие движения тела Кадуана – в дыхание, биение сердца, в низкие вибрации голоса.

Я не осознавала, что придвинулась ближе, пока он не заговорил, так тихо, что я ощутила его слова всем телом.

– Что ты чувствуешь? – снова повторил он.

– Я чувствую… тебя.

Я видела, как дернулся приподнятый уголок его рта, как забилась жилка под светлой кожей. Я чувствовала, как участилось его дыхание, потому что теперь я чувствовала все. Вторая рука Кадуана легла мне на спину – едва ощутимо, но по коже побежали мурашки. На мгновение я подумала, что он собирается притянуть меня ближе, и обрадовалась, потому что сейчас во мне не осталось ничего, кроме желания раствориться в теле другого существа.

Но он этого не сделал. Прикосновение оставалось легким, нежным.

– Ты думаешь, что ты одна в этом теле. Но жизнь повсюду. В крови и плоти. В дыхании. В биении сердца.

Он нежно провел большим пальцем по тыльной стороне моей кисти, там, где она все еще прижималась к его сердцу, и у меня перехватило дыхание.

– Скажи мне, – прошептал он, – разве здесь пусто?

– Нет, – выдавила я.

Он слегка отстранился, и с моих губ сорвался тихий протестующий возглас. Но Кадуан по-прежнему прижимал руку к моей спине, по-прежнему держал меня за запястье. Он убрал мою ладонь со своей груди и прижал к моей; мы стояли лицом к лицу, и я ощущала биение собственного сердца.

– Скажи мне, что ты чувствуешь, – прошептал он.

Сначала я не чувствовала ничего. Мое тело казалось блеклым по сравнению с жизнью, которую я ощущала в Кадуане.

Но потом…

Ровный ритм, чуть более быстрый, чем обычно. Учащенное дыхание. Легкие расширяются и сдуваются. Тепло. Рост.

– Твое тело – невероятная вещь. – Кадуан придвинулся так близко, что его дыхание ерошило мне волосы. – В каждой его частичке есть жизнь. Ты всегда в движении, растешь и меняешься. Ты никогда не стоишь на месте. Ты никогда не молчишь.

Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть на меня, и его зеленые глаза сияли, как никогда, ярко. Мои пальцы, все еще прижатые к сердцу, переплелись с его пальцами; другой рукой Кадуан взял мою руку и поднял ее между нами ладонью кверху.

– Ты вовсе не ничто, Эф. Ты чудо. Сотвори что-нибудь.

Сейчас все было так просто. И как я не понимала раньше?

Меня переполняла магия, я буквально кишела ею, и я могла манипулировать своей силой, как когда-то манипулировала другими. Я была соткана из магии.

Оставалось только придать ей форму.

По коже побежали мурашки. Мне было не оторваться от глаз Кадуана. Через несколько секунд он опустил взгляд, и на его лице расцвела улыбка.

– Посмотри, – прошептал он.

Я не хотела смотреть. Я хотела видеть только его улыбку.

Но в конце концов я все же опустила взгляд. На моей ладони лежал крошечный черный бутон розы, листочки на стебле только-только проклевывались.

Странно. Раньше я ровняла с землей города и уничтожала целые армии. Но ни одно из этих деяний не принесло столько гордости, сколько этот скромный маленький цветок. Наконец-то я сумела сама что-то создать. Что-то живое.

– Само совершенство, – произнес Кадуан.

Но когда я подняла на него взгляд, он не смотрел на цветок. Он смотрел на меня.

* * *

В тот день я не сумела сделать больше ни одного цветка. Получались лишь крошечные листочки да один раз – плотный бутон. Но я не расстроилась. Меня охватила эйфория. Я могла бы продолжать всю ночь. Хотя Кадуан и убеждал меня запастись терпением, я не могла сдержаться, а каждый лепесток, который вырастал на ладони, встречала с растущим ликованием.

Почему я раньше не догадывалась, как приятно создавать что-то новое?

Кадуан быстро утомился. Вскоре он уже наблюдал за мной из кресла, потом подпер рукой подбородок, а когда я в очередной раз повернулась, чтобы показать ему свое последнее творение, то обнаружила, что он крепко спит, откинувшись на спинку.

Было еще совсем не поздно, и я не устала. Но все же, понаблюдав за ним какое-то время, я села на соседний стул. Практиковаться в одиночку показалось неинтересно.

Я наблюдала за размеренным дыханием Кадуана и, пользуясь тем, что некого было стесняться, восхищалась всеми недавно открытыми в нем чертами. Кадуан не просыпался; он даже не шевелился. Спустя несколько часов, когда и меня одолела усталость, я потянулась через стол, накрыла его ладонь своей и положила большой палец на внутреннюю сторону запястья. Биение его пульса убаюкало меня.

– Ваше величество.

Я непонимающе заморгала. Над Кадуаном склонилась Луия. За окном разгоралась заря, ее отблески падали на лицо короля и на мое. Даже во сне я продолжала держаться за руку Кадуана.

– Ваше величество! – громче позвала Луия и встряхнула его за плечи. – Ваше величество, проснитесь…

Он медленно открыл глаза.

Луия сразу отпустила его и облегченно выдохнула. На меня она даже не посмотрела.

– Я… – Кадуан потер лоб, затем бросил взгляд на меня. – Приношу свои извинения. Я устал сильнее, чем думал.

Я потерла глаза, прогоняя сон.

– Прошу прощения, что разбудила, – произнесла Луия, – но наши треллианские союзники хотят срочно пообщаться с вами. Меджка пытается их отговорить, но они настаивают. Мы продолжим сдерживать их пыл, но я решила, что вам нужно знать…

– Я могу встретиться с ними.

– Вы не обязаны посещать их лично. – Брови Луии поползли вверх.

– Меджке не следует ехать в Трелл, а если он будет настаивать, я все равно не отпущу его одного.

– Я могу поехать с ним, или можно послать…

– Нет. Я поеду сам. Я и так слишком отошел от дел.

Его усталый взгляд упал на меня.

– Эф отправится со мной.

Лицо Луии исказилось в изумлении.

Я сама ушам не поверила. Первым порывом было отказаться, и днем раньше я бы так и поступила. Но сейчас я одернула себя, не дав словам сорваться с губ.

Я совсем не такая, какой привыкла себя считать, напомнила себе я.

Я согласилась, и лицо Кадуана озарилось светлой, как утреннее солнце, улыбкой.

Глава 21

МАКС

– Нам не следует здесь оставаться.

Вглядываясь в горизонт, я вытер лоб тыльной стороной кисти. Я не создан для такого. Лучше уж летняя болотистая влажность Ары, чем зной, способный заживо поджарить человека, неосмотрительно оказавшегося на улице.

Наш корабль причалил в центральной части Трелла – в городе, название которого я так и не смог выговорить. Треллианская архитектура – сплошь белый камень – была прекрасна. Если смотреть с берега, здания напоминали картину из множества мазков цвета слоновой кости на фоне пронзительно-синего неба. Сейчас день клонился к вечеру, и синева начинала приобретать розоватый оттенок.

«В Трелле всегда красивые закаты», – подумал я и сам удивился этой мысли.

Я и не подозревал, что уже бывал в Трелле.

– Мы и не собираемся здесь оставаться, – ответил Брайан. – В Трелле сейчас творится полный бардак. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше. Еще повезло, что наш корабль не потопили на подходе.

– Разве будут фейри или треллианцы возиться с гражданским кораблем?

– Сейчас здесь каждый хочет убить каждого. Идет ведь еще и война с повстанцами. Напоминает треллианские войны пятнадцатилетней давности. Тогда тоже все подряд дрались между собой. Но… по крайней мере, мы можем быть уверены, что в этой неразберихе нас не будут искать слишком усердно.

Я постарался собрать воедино разрозненные фрагменты воспоминаний. Нура бывала в Трелле – я много раз слышал, как она обсуждала это с Вардиром. Фейри навещали здесь своих союзников. Именно поэтому Трелл никогда не фигурировал в списке мест, где я хотел бы спрятаться, если удастся сбежать из тюрьмы.

Я кивнул на маячащие впереди конюшни:

– Давай посмотрим, вдруг получится раздобыть лошадей. Я не создан для долгих прогулок пешком.

Брайан согласился, и мы заглянули к торговцу лошадьми. В основном он предлагал старых кляч, которых, скорее всего, скупал уже полумертвыми, несколько дней усердно откармливал, а затем без малейшего стыда продавал втридорога.

– Сколько? – Брайан ткнул пальцем в двух лошадей.

Он спросил это на теренском.

И я его понял.

Однако. Я повернулся к улицам, где кипела торговля, и внимательно прислушался. В основном доносились обрывки резко звучащей речи, и их я не понимал. Но порой, когда говорили достаточно медленно, я мог разобрать несколько фраз.