Усадьба вурдалака

– Может, нам обсудить правила дресс-кода в усадьбе? – предлагает Михаил.

– Отлично. Я надену купленную одежду, пока не найдут мой багаж.

– Хорошо, – бурчит Владимир, скрестив руки, хмурый, как туча.

– Прекрасно, – говорит Михаил, хлопнув в ладоши.

Если этот ворчун думает, что я позволю ему так со мной обращаться, он ошибается. Телефон звонит, затем сыплются уведомления. Кажется, в основном от Полины.

– Простите, дайте минутку, – говорю я, быстро печатая.

Полина: Привет?

Я: Что случилось?

Полина: Изменник разыгрывает жертву, и это работает.

Я: Фу. У меня нет времени на это, Полина. Опять, небось, пытается меня вернуть, подлец.

– В посёлке есть интернет? – спрашиваю Михаила.

– Кажется, в паре кафе есть…

– Отлично, идёмте.

Я разворачиваюсь и иду к вестибюлю, молясь, чтобы всё, что натворил Марк, можно было исправить. Куда бы я ни поехала, от негодяев не скрыться.

Глава 7

Владимир

Она – загадка. Её огонь и дух не похожи ни на что, что я знал, и я ловлю себя на том, что не знаю, как с ней говорить. Я, древний вурдалак, понятия не имею, как общаться с таким созданием. Её эмоции отражаются на лице, и мне вдруг хочется наблюдать за ними. Часами. Днями.

Я вздрагиваю от этой мысли, плечи напрягаются. Это нелогично. Желание рождается где-то глубже разума, в примитивных инстинктах. Красный туман жажды кричит, чтобы я завладел ею.

Поездка в посёлок проходит в тишине, но её тихие возгласы, когда что-то за окном привлекает её внимание, застают меня врасплох. Хочется спросить, о чём она думает. Но вот она достаёт своё мобильное устройство, чтобы сделать снимок.

С тех пор как Михаил нанял строителей, усадьба превратилась в проходной двор. Их запахи заставляли мой желудок сворачиваться. Наблюдая за людьми издалека, я решил, что они – отвратительные существа, лишённые интеллекта, с радостью тратящие время на технологии, будто это их бог.

Но она… Она не отвратительна. И всё же за последний час она смотрела в телефон раз десять. Наблюдая за её восторгом, я задумался, что заставляет людей всех сословий так заворожённо пялиться в эти штуки.

Михаил годами твердил, что мне стоит дать технологиям шанс – времена изменились, надо быть в курсе событий. Возможно, он прав. Солнцезащитный состав на моей коже позволяет жить среди людей… терпимо.

Я по ошибке делаю глубокий вдох, и запах Михаила, смешанный с её нежным ароматом полевых цветов, заставляет меня сжать руль.

Ненавижу этот собачий дух, вплетённый в её сладкий запах. Хочется искупать её в горячей воде, пока не смою все следы Михаила. И вот я представляю её в ванне. Обнажённую. Чёрт возьми… Не стоит направлять свежую кровь на юг.

– Красивая машина, – говорит она, касаясь полированного деревянного салона.

– Мне тоже нравится. Давно на ней не ездил.

Она хмурится.

– Это ведь Делайе, да? Похожа на ту, что была у императорской семьи. Если бы у меня была такая, я бы ездила каждый день. Почему ты так редко её берёшь?

Как ответить? Что я полумёртв уже два века? Это была одна из выходок Михаила в 1900-х, чтобы заставить меня питаться.

Я откашлялся.

– Очевидно, не хотелось.

Она фыркает, воплощение обиженной женщины.

– Очевидно, я тебе не нравлюсь. Поверь, чувство взаимно. Я не просила тебя меня возить и уж точно не хотела, чтобы аэропорт потерял мой багаж!

Гнев льётся из неё волнами. Я останавливаю машину и выключаю двигатель. Кровь бурлит в венах. Я медлю секунду, затем отстёгиваю ремень и тянусь к ней. Она напрягается.

Я отдёргиваю руку и кладу её на спинку сиденья.

– Кто сказал, что ты мне не нравишься?

Она скрещивает руки и отворачивается.

– Я бы зашил тебя в мешковину, если бы это удержало меня от желания тебя сожрать, – мой голос звучит резче, чем я хотел. Не уверен, правда ли это или я просто дразню её.

Её зелёные глаза расширяются в отражении окна, затем она поворачивается ко мне.

– Прошу прощения?

– Твоя пижама, как ты её называешь, почти ничего не скрывает, – говорю я, и её прерывистое дыхание звучит как музыка. – Мне хочется уложить тебя на кровать и наесться досыта.

Она задыхается. Мои пальцы впиваются в руль, чтобы не коснуться её. Не знаю, почему она вызывает такую бурю, но я хочу, чтобы она оделась прилично, пока я не разберусь. Мне стоит держаться от неё подальше, не дразнить себя её кровью.

– Если не хочешь, чтобы я сорвал с тебя одежду и показал, почему тебе стоит прикрываться передо мной, выходи из машины. Пойдём за покупками.

Её дыхание сбивается. Я жду. Запах её возбуждения – чистый ад, исходящий волнами. Но это неважно. Моя тяга к ней – лишь от долгого одиночества. Позже я найду другую, менее… хлопотную.

Она медлит, затем отстёгивает ремень дрожащими пальцами. Я ухмыляюсь, выхожу и открываю ей дверь, подавляя рычание. Солнцезащитный спрей, защищающий вурдалаков, спасает мою кожу от ожогов – спасибо Петру за изобретение. Я помогаю ей выйти, восхищаясь её самообладанием. Если бы она осталась в машине, не уверен, что удержался бы от укуса прямо здесь, на виду у всех.

– Давай найдём тебе нормальную одежду, договорились?

Глава 8

Аделина

Он правда это сказал?!

Мне стоит держать себя в руках. Обычно я легко плыву по течению, не пытаясь всё контролировать. Но согласиться, чтобы незнакомец вёз меня за одеждой? Это уже слишком.

Почему это меня так заводит? Чёрт, мне хочется сорвать с него одежду, хотя я знаю его всего день. Это тревожно. История с Марком явно свела меня с ума!

Соберись, Аделина. Он велел тебе прикрыть грудь. Кто так делает? И только что сказал, что хочет тебя сожрать! Я качаю головой, идя за ним по улице, переживая, что мои тапочки-кролики делают меня похожей на сбежавшую из психушки.

– Добро пожаловать. Чем можем помочь? – высокая брюнетка смотрит на Владимира, будто он изобрёл молодость, но он даже не глядит на неё – он смотрит на меня.

Он машет рукой.

– Да. Моей… подруге нужна одежда. Её багаж потеряли в аэропорту.

Я улыбаюсь, благодарная, что он объяснил, почему я так одета. Он приподнимает бровь.

Брюнетка щёлкает пальцами. По мрамору раздаётся цокот каблуков, словно в фильме про дикую природу. Из ниоткуда появляются другие девушки, чуть ли не кланяясь Владимиру. На нём простые джинсы и чёрная рубашка в клетку, но, судя по их взглядам, им плевать на его одежду – они пускают слюни.

Ты здесь не за этим, Аделина. Я достаю телефон, чтобы отвлечься от толпы жаждущих девиц, и стону. Чёрт, придётся искать нового оператора, когда вернусь. Делаю пару снимков для соцсетей, замечая, что стиль одежды похож на бутики в Крыму.

Фальшивый смех заставляет меня закатить глаза. Я иду к задней части магазина, чувствуя, как раздражение сжимает желудок. Не то чтобы я претендовала на этого грубияна. Если он заинтересован, пусть забирают. Он ворчлив и противен.

– Убери руку, – рычит он. Боже! – Вы ошибаетесь, сударыня, – его голос холодно разносится по залу. – Я здесь не за покупками. Покупать будет она.

Я прижимаю ладонь ко рту, глядя, как женщина отступает. Владимир поворачивается и смотрит прямо на меня.

Он разводит руками и идёт ко мне. Сердце подпрыгивает. Я хватаю первое попавшееся чёрное платье и бегу в примерочную.

Конечно, она заперта.

Владимир щёлкает пальцами, привлекая внимание брюнетки, и хмуро жестом велит открыть дверь.

– Эй, нельзя щёлкать на людей! – качаю головой. – Что с тобой не так?

– Их работа – обслуживать клиентов. Ты, моя дорогая, клиент, – он поворачивается к брюнетке, которая явно хочет провалиться сквозь землю. Я её не виню.

– Не можешь ли ты вести себя как человек хоть пару часов? Знаю, это трудно, но это всего лишь примерочная. Успокойся, – шиплю я.

Он открывает рот, но я прижимаю палец к его губам, заставляя замолчать. Девушки не были грубы. Может, чуть навязчивы, но посмотри на него! Я тоже хотела с ним поболтать – пока он не заговорил.

Я улыбаюсь брюнетке, игнорируя его.

– Здравствуйте, хочу примерить это.

– Конечно, – она отвечает с облегчённой улыбкой. – Простите, мы недавно открылись.

Я улыбаюсь шире и захожу в примерочную, не упуская из виду пылающий взгляд Владимира. Заперев дверь, я смотрю на платье и вздрагиваю. Ох, оно крошечное.

Сняв одежду, понимаю, что это мне не налезет. Ткань облегает, а V-образный вырез будто до пупка.

– Ты в порядке? – спрашивает Владимир. – Сколько можно надевать платье?

– Эм, нужен размер побольше.

– Оно по фигуре. Примерь, и пойдём дальше, – кричит женский голос.

Пять минут я пытаюсь втиснуться в платье. Затем смотрю в зеркало и стону.

– Я похожа на Эльвиру. Грудь вываливается, а разрез на бедре слишком откровенный.

– На кого? – растерянно спрашивает Владимир.

Ладно, справедливо. Не все знают Эльвиру. Я смотрела её только с Полиной и бабушкой – это её любимый сериал. Но моя грудь в этом платье – просто безумие, хотя выгляжу я сексуально.

– Это не подойдёт. Есть брюки?

Женщина кричит, что принесёт пару, а Владимир бормочет что-то на языке, похожем на русский, но странном. Затем:

– Выходи, Аделина.

Он серьёзно?

– Ни за что.

Громкий стук в дверь заставляет меня взвизгнуть.

– Аделина, – его голос звучит греховно, мурашки бегут по спине. – Выходи, или я войду.

Боже. Если он снова будет ныть про мою грудь, я ему лицо расцарапаю.

– Ладно.

Медленно отпираю дверь и выхожу, чувствуя, как кожа горит. Встречаюсь с ним взглядом, упираю руки в бёдра и позирую. Его глаза темнеют, кулаки сжимаются.

– Ну, что думаешь? – я хватаю телефон и тычу ему в грудь. – Сфотографируй.

Он ошарашенно смотрит на телефон.

– Нет.

Я читаю бейдж брюнетки и даю ей телефон.

– Елизавета, сфотографируйте, пожалуйста.

Она кивает, я улыбаюсь.

– Думаю, нужен размер побольше, – язвит рыжеволосая.

Моя улыбка гаснет. Её тон – язвительный и снисходительный. Вспыхивает камера, Елизавета возвращает телефон, глядя на рыжую, которая пожимает плечами и уходит.

– Простите, она новенькая.

Унижение захлёстывает меня. Владимир, молчавший всё это время, смотрит на меня, стиснув челюсти, и я замираю.

– Аделина, иди переоденься, – он поворачивается к Елизавете. – Мы берём платье. Можете подобрать её размер?

Елизавета кивает.

Он щёлкает на меня пальцами.

– Я не велел переодеться?

Мой желудок сжимается от его тона, я стискиваю зубы. Хочу купить одежду, найти интернет и уйти. Но его взгляд смягчается.

– Платье на тебе потрясающее.

Не ведись, Аделина. Он щёлкал на тебя, как на собаку.

– Комплименты не дают права быть невоспитанным.

Его брови взлетают, глаза будто заглядывают в душу.

– Принесите всё её размера на неделю.

Елизавета убегает, а я стою, поражённая его властностью.

– Ты не можешь купить мне одежду. Я сама могу…

– Тише, Аделина. Ты гость в моём доме, и я не позволю тебе ходить в мужских штанах. Раз не знаешь, что надеть, я выберу. Начиная с этого.

Он указывает на платье и многозначительно смотрит на девушек, что пытаются улизнуть.

– Ты серьёзно? Дежавю. В прошлый раз ты велел спрятать мою грудь.

При слове «грудь» он ухмыляется.

– Думаю, я мог бы к ней привыкнуть.

– К груди?

Он кивает, его взгляд скользит к моим бёдрам.

– И не только. Иди одевайся. Или нужна помощь?

– Ещё чего!

Я оглядываюсь на девушек, что подслушивают, притворяясь занятыми. Не обманете, дамы.

Его рука касается моей, и дрожь пробегает по спине. Святые сигналы!

– Почему ты выбрала это платье? – его пальцы скользят в воздухе у моего декольте, почти не касаясь.

Боже. Я готова растаять, как ведьма из Оз, но моргаю – а он уже на другом конце комнаты. Что за…?! Хочу крикнуть что-то неуместное – «вернись и поцелуй» или «какой ты грубиян», – но сдерживаюсь.

Он негодяй, и после Марка я с такими покончила. Пыхтя, захлопываю дверь примерочной и вылезаю из тесного платья.

Через пять минут я в штанах Михаила и тапочках-кроликах, чувствуя себя лучше. Хочу вернуться в комнату и сбежать от Владимира. Ускоряю шаг, пробираясь мимо вешалок.

– Я разберусь с этим оскорблением и приношу извинения за неудобства, – звучит сердитый голос из громкой связи у стойки.

– Разберись, – холодно отвечает Владимир, опираясь на стойку и говоря в телефон.

Он смотрит, как я подхожу, и моё сердце бьётся быстрее.

Боже, это преступно, как он красив. Его брови выгибаются, желудок сжимается. Что со мной?

Продавщицы выносят пакеты с одеждой, бросая на него лукавые взгляды. Они явно гадают, что я делаю с ним. Честно, я сама не знаю.

– Сколько твоих? – спрашиваю, нервно потирая руки.

Он смотрит, будто у меня третья рука выросла.

– Ничего моего.

– Это слишком. Я насчитала пятнадцать пакетов! – качаю головой. – Владимир, я здесь на неделю. Мне столько не надо!

– Надо, – отрезает он.

– Не надо, я знаю.

– Аделина, ты заберёшь всё.

Я хватаю сумку и вытаскиваю чёрные стринги.

– Это нам нужно? – сзади хихикают.

Он смотрит на ниточку, затем на меня, раздевая взглядом. Я жду, что он скажет что-то возмутительное, но он откашлялся и подхватывает все пакеты, будто они невесомые.

– Предлагаю вернуться в усадьбу, если не хочешь устраивать показ мод здесь, выбирая, что нужно, а что нет, – он снова смотрит на стринги.

– Это не… мы не… – я оглядываюсь. Девушки явно в шоке от намёков Владимира.

Чёрт возьми.

– Никакого показа, – говорю я, напоминая себе, что он негодяй. Просто красивый.

– Тогда прими одежду.

Он смотрит, будто подначивает устроить сцену.

– Ладно.

– Отлично. Пойдём, – он поворачивается к девушкам. Рыжая исчезла – к лучшему. – Дамы, было приятно.

– Спасибо, – говорю я, ведь девушки были добры.

– После тебя, моя дорогая, – он говорит, как джентльмен, и я улыбаюсь.

– Большое спасибо, – повторяю я. Их день станет лучше, когда господин Нервозность уйдёт.

Я чуть не забыла, зачем приехала!

– Где тут интернет? – достаю телефон.

Глава 9

Владимир

– Что ты смотришь в эту адскую штуковину? – хмурюсь я, когда её брови в десятый раз сходятся. Мы уже часами сидим в машине перед кафе с интернетом, и я наблюдаю, как эмоции сменяются на её выразительном лице.

Она не поднимает глаз, бормоча:

– Что?

Люди и их одержимость технологиями заставляют меня скрипеть зубами, особенно когда они крадут её внимание.

Она продолжает пялиться в телефон, будто я ничего не сказал, и с каждой секундой раздражение сжигает меня. Что в ней такого, что так меня захватило?

– Есть причина, почему мы торчим перед этой унылой кофейней, пока ты уткнулась в телефон?

Её светлые брови хмурятся, пальцы летают по экрану.

– Аделина?

Я тяжело вздыхаю, стуча пальцами по рулю, всё больше злясь. Вырываю телефон из её рук, пытаясь понять, что там такого интересного.

– Эй, верни! – она тянется к нему, но я отталкиваю её руку, поглощённый увиденным.

Это она, но другая – не та девушка, что появилась в усадьбе. Фотографии, десятки фотографий: в разных нарядах, с макияжем, в разных позах. На пляже, улыбающаяся, непринуждённая.

– Что это? – я застываю, глядя на экран.

– Ты не знаешь, что такое соцсети?

Я игнорирую её. Мои пальцы скользят по экрану, открывая ряды снимков, где запечатлены её невинность и огонь. Натыкаюсь на фото с мужчиной – её лицо близко к его, глаза сияют.

Ревность ударяет в голову. Я возвращаю телефон и завожу машину.

– Владимир, мне нужно ещё минут пять.

– Нет. Интернет в усадьбе скоро заработает, и я не собираюсь ждать, пока ты возишься со своими сообщениями, – мой тон резкий, даже для меня, но я не буду сидеть тут, пока она тоскует по какому-то ничтожеству.

– Это соцсети. И да, ты прав, – она вздыхает, откидывая голову на сиденье, пока мы едем обратно.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Можно сказать и так. Пройдёт.

Мы молчим, и я смотрю на неё. Грудь сжимается при виде её печального лица. Где та вспыльчивая женщина, что отчитала меня в бутике? Её отсутствие тревожит.

– Кто этот мужчина?

Её губы поджимаются, глаза щурятся.

– Какой мужчина?

Я вдыхаю, скрывая раздражение.

– На твоих фотографиях.

Её нос морщится от отвращения.

– Никто, о ком стоит говорить.

Она отворачивается к окну, и я вижу печаль в её отражении. Рано или поздно она расскажет. Моё любопытство не потерпит меньшего.

– Кроме ужасного гардероба, чем ты занимаешься?

– Боже, ты говоришь, как старик! – она упирается локтем в подоконник, дуясь. – Я блогер… или пытаюсь им стать.

– Блогер? Как это – влиять на соцсети? Разве не для этого журналисты? – чёрт, мы впустили репортера в усадьбу?

– Ну, знаешь, как «ВКонтакте»?

– Понятно, – я не имею понятия, что это.

Тишина между нами гудит, и мне хочется её заполнить.

Я опускаю голову, ведя машину.

– Любишь музыку?

Она смотрит с любопытством и кивает.

– Конечно. Кто не любит?

Я включаю радио – впервые в этой машине, ведь я предпочитал играть на рояле. Из динамиков звучит песня на русском, и лицо Аделины озаряется.

– Обожаю «Кино»! – восклицает она, тихо подпевая Цою, и я ухмыляюсь про себя. Она краснеет, хихикая.

Её смех вызывает тепло во мне. Кто она такая? Хочу узнать о ней всё. Она напевает, пока мы проезжаем под аркой ворот усадьбы.

– Ой, стой! – она тычет в лобовое стекло. – Останови здесь.

Я хмурюсь, но останавливаюсь. Она выскакивает, нацелив телефон на кирпичный мост.

Я ворчу себе под нос:

– Проклятые люди.

Выйдя из машины, нахожу её у моста. Телефон в воздухе, вспышка мигает быстрее, чем я успеваю среагировать.

– Что ты делаешь?

Её щёки алеют, снег посыпает её белыми крапинками. Она разворачивается, открыв рот, ловя снежинки, как ребёнок.

– Фотографирую. А что ещё?

Я смотрю на замёрзшее озеро, где солнце отражается от льда, как в зеркале. Красиво, но её улыбка, ветер в её волосах – это захватывает дух.

Хватит!

– Возвращайся в машину, пока не простудилась.

Она смеётся, затем дуется, как озорной мальчишка. Я иду открыть дверцу, но слышу шлепок по затылку. Снег осыпает плечи. Мои ноги несут меня к ней быстрее, чем мозг успевает осознать.

– Больше так не делай, – говорю я, не зная, как реагировать.

– Не знаю, Владимир. Тебе нужно остыть, – она широко улыбается, наклоняясь за новым комом снега.

Она хохочет, убегая со снежком. Поворачивается, бросает – попадает в грудь.

– Предупреждаю, – говорю я, но она хихикает, тянясь за снегом. – Аделина, не надо.

Она посылает воздушный поцелуй. Я шагаю к ней, она отпрыгивает, смеясь. Снег падает из её рук, и мои губы дёргаются.

Невероятно. От другого это означало бы смерть, но от неё… восхитительно. Что с этой девушкой?

– Поиграешь или струсишь? – её щёки розовеют от ветра, зелёные глаза горят.

Поиграть. Хорошая идея.

Моё молчание она принимает за согласие и бросает снежок, промахиваясь.

Ошибка. В следующий миг она в моих объятиях, её сладкий аромат заполняет ноздри. Она взвизгивает, но её тело теплеет. Лёгкий запах возбуждения опьяняет. Она восхитительна. Мои руки дрожат от жажды. Она задыхается, и я прижимаюсь к её губам.

Её пальцы тянут мою рубашку. Язык сплетается с моим, я наклоняю её голову, углубляя поцелуй. Её вкус невероятен.

Я напоминаю себе, что она человек, гостья, но её стоны сводят с ума. Я теряю контроль, отступаю, стиснув челюсти, видя, как она тянется за мной. Сердце колотится, она дрожит. Её потребность осязаема. Я засовываю руки в карманы, чтобы не схватить её снова. Что я творю? В снегу, не меньше?

Я облизываю губы, пробуя её вкус. Не хочу, чтобы она заболела или чтобы я набросился на неё, как зверь. Люди хрупки.

Она моргает, будто очнувшись, и ухмыляется. Румянец заливает щёки, я хмурюсь.

– Не возражаешь, если я тебя сфотографирую?

Я ждал, что она отругает меня за поцелуй, а она просит фото.

– Возражаю.

Её улыбка гаснет.

– Почему?

Мой рот кривится. Я скорее сражусь с армией, чем позволю себя сфотографировать.

– Пожалуйста? – она дуется, и я понимаю, что не могу отказать. Её грусть заставляет хотеть прижать её к груди. Что она со мной делает?

Солнцезащитный спрей Лешего жжёт кожу, проникая под плоть, как огонь. С каждым ударом её сердца я чувствую её кровь, но её волнуют только фото.

– Ладно, – бурчу я. Камеры больше не из серебра, вреда нет. Может, это отвлечёт её от зеркал усадьбы. Чёрт.

Я стою, скрестив руки, скучая, пока вспышка мигает, желая утащить её в машину, пока не укусил.

– Хватит, – хватаю её за руку и веду к машине, пока она смотрит в телефон.

– Боже, снимки шикарные! Спасибо за сегодня!

Её улыбка заразительна, и я не сдерживаю ответной.

– Пошли, – требую я. – Твои руки ледяные.

Она сама прижимается ко мне, и я вдыхаю цветочный аромат её волос. Мышцы замирают, когда она обнимает меня, прижавшись щекой к груди. Тепло разливается по телу. Я не помню, когда меня обнимали – годы, десятилетия?

Она берёт меня за руку, пока я усаживаю её в машину, затем бегу к водительскому сиденью.

– Твои руки тоже холодные. Где твоё пальто?

Я смотрю в её глаза, пытаясь заставить её замолчать контролем разума.

– Молчи, женщина.

Вурдалаки веками соблазняли смертных, стирая им память. Это защищало нас от их паники. Я не собираюсь объяснять, почему моя температура всегда низкая или почему моё сердце не бьётся с юности.

Она хмурится, застёгивая ремень.

– Молчи, женщина? Боже, ты можешь быть ещё властнее? Серьёзно, Владимир, хватит вести себя как пещерный человек!

Я моргаю, ошеломлённый. Контроль разума никогда не подводил. Даже в том бутике женщины подчинялись мгновенно. А она болтает, будто я ничего не сказал.

Её аромат, усиливающийся с гневом, заставляет клыки ныть. Ни одна женщина не смела так со мной говорить. Кроткие, послушные не вызывают ни искры, ни огня.

А эта кошечка – другое дело. Её лицо пылает яростью, пока она распекает моё «отношение». Я жду, пока она выговорится, но её запах – как осенний виноградник – слишком хорош. Хочу выпить её, как вино. Жажда подтачивает решимость. Почему я так её хочу?

– Это не каменный век, Владимир, и мне плевать, кто ты и как красив. Ты не смеешь так со мной говорить, – она разводит руками, махая мне. – И как ты не мёрзнешь?

– Перестань говорить, Аделина.

Я бросаюсь к ней, прижимаюсь к её губам и теряюсь в их вкусе.

Глава 10

Аделина

Его губы касаются моих, и я выдыхаю: «Будь ты проклят». Боже, он умеет целоваться. Я целую в ответ, его рот сладкий и грубый. Мысли превращаются в кашу. Он отстраняется, рычит, и от этого звука дрожь бежит по бёдрам. Он целует снова, и я невольно стонаю. Желудок сжимается.

Господи. Я задыхаюсь, он кусает мою губу, затем прижимается лбом к моему.

– Помолчи хотя бы пять секунд.

Я моргаю, глядя на свои пальцы, что сжимают его рубашку без моего ведома.

Часть меня хочет бросить ему вызов, но что-то подсказывает: если он справится, я захочу большего. Я тру руки о бёдра, и его взгляд падает на мои колени. Чёрт. Я замираю, кусаю губу, но он отстраняется, заводит машину, глядя на мои бёдра, как я на пирожные.

– Скажу Михаилу, чтобы ужин был в семь. Устроит?

Устроит? Он говорит, будто мне трудно угодить.

Я хмурюсь, слыша резкий тон.

– Эм, да, устроит.

– Смотри, чтобы была одета прилично, – отрезает он.

Обида и растерянность захлёстывают меня. Я откидываюсь на сиденье, ошеломлённая его горячо-холодным поведением. Что с этим парнем?

– Ух ты. Не беспокойся об ужине, Владимир. Эта игра взад-вперёд уже надоела.

Он молчит, и я прижимаюсь к окну, стараясь забыть о его существовании.

Как только машина останавливается, я выскакиваю и бегу внутрь. Мне нужен бокал вина и пенная ванна – бабушкин рецепт от всех бед, а угрюмое лицо этого парня точно беда.

Михаил улыбается, но его улыбка гаснет, когда он видит моё лицо.

– Что случилось, Аделина? Всё в порядке?

– Владимир – настоящий негодяй, вот что, – я смотрю на Михаила с лёгкой улыбкой. – Кто так целует, а потом такое говорит?!

Владимир за мной рычит, но я его игнорирую.

– Интернет работает?

Михаил хмуро смотрит на Владимира.

– Да. Пароль – «пароль».

Как оригинально. Я иду к лестнице, улыбаясь ему.

– Спасибо, Михаил.

Поднявшись в комнату, хлопаю дверью. Боже, как я зла. Никто не смеет быть таким красивым и таким мерзавцем.