НАСЛЕДИЕ. плоть и прах.

– Так н-н-нельзя, ты д-д-должна з-заботиться о себ-бе! – запричитала Анна, поднимаясь с места и, выглянув за дверь, распорядившись о том, чтобы им принесли суп. Далия, усмехнувшись, проронила хриплый ответ:

– И водки.

Анна, заметив, как Далия пытается шутить, что-то прошептала страже. Затем с хмурым лицом вернулась к ней и закрыла дверь, важно произнесла:

– Никакого алк-коголя, – от ее заикания Далии даже удалось улыбнуться, – Т-ты поешь и т-точк-ка.

– Как у него дела, не знаешь? – поинтересовалась вскольз Далия.

Анна тяжело вздохнула и покачала головой, её светлые волосы упали на лицо, пряча тревогу.

– Царевича т-тоже не вид-дно уже нескольк-ко д-дней, – произнесла она, глядя в окно. На улице собрался тёмный облачный фронт, тучи сгущались над имением, словно предостерегая их о надвигающейся буре. В такие моменты Далия снова ощущала себя на грани, словно весь мир вокруг неё перестал существовать.

Она вспомнила, как они с царевичем лишь поверхностно обсудили план, пока он вёз её сюда. Все эти мысли о ней и о его заботе о Мироне, казалось, были сейчас напрасными. Младший царевич закрылся в подвалах, а Далия сидела здесь, словно на иглах, полная страха и беспокойства.

В самом начале, она потребовала, чтобы он ее взял с собой. Но вместо этого этот мерзавец усыпил её. Когда она очнулась, их уже не было, и общая полная безмолвия вакуум её страхов ему противоречил.

Все это время, стараясь отвлечься от мыслей о генерале, Далия составляла свой собственный план. Она знала, что не может сидеть сложа руки. Размышляя об этом, она чувствовала, как в груди по-прежнему пылает сила, и время от времени её золотистые глазные радужки вспыхивали, словно готовясь к действию.

Когда стража принесла суп, Далия едва успела донести ложку супа до рта под внимательный взор Анны, как дверь распахнулась и растрепанный царевич ввалился в покои.

Выглядел он примерно также, как сама Далия, но глаза его горели от азарта и усталости одновременно.

Не смотря на сопротивления со стороны Анны, она подскочила с кровати, обойдя ее по кругу, с надеждой всматриваясь в глаза Вячеслава.

– Ну? – нетерпеливо спросила она.

– Он в саду, -

Эти слова, как эхо на высоких стенах, повисли в воздухе, наполняя пространство ожиданием. Внутри Далии разгорелся жар, словно пламя на ветру, и её сердце заколотилось. Все напряжение, все страдания, все предстоящие борьба и страсти вдруг нашли свое выражение в одном простом местоположении. Сад, с его ароматом цветов и шорохом листвы, становился не просто локацией, а символом надежды и новой жизни. Далия, на мгновение забыла обо всем окружающем, рванула с места.

Только одна мысль крутилась в ее голове, пока она неслась по коридорам и лестницам.

«Хочу его увидеть».

Это желание, подобное огню, подгоняло ее, заставляя двигаться быстрее, чем когда-либо. Она мчалась по извивающимся коридорам, руки легонько скользили по стенам, а ноги сами несли ее вверх по лестницам, словно зная, куда она стремится.

Лишь открыв двери в сад, Далия оказалась захваченной магией момента. Природа вокруг пела ей, и сладковатый запах цветущих растений наполнил ее легкие, заставляя на мгновение забыть о тревогах. Она обвела взглядом всю округу в поисках знакомой фигуры, её сердце бешено колотилось.

И вот, она увидела его. Мирон сидел на скамейке, погруженный в свои мысли. Его руки покоились на коленях, ладони были сцеплены, а большие пальцы неосознанно теребили друг друга, как будто он вел внутреннюю борьбу. Далия почувствовала, как этот момент нависает между ними.

Тихо обойдя его, она присела рядом, заглядывая в его глазах, полные тоски и боли. Он выглядел не лучше ее – осунувшееся лицо, темные круги под глазами. Но, как только их взгляды встретились, потухший мир вдруг наполнился красками, и она уловила искорку надежды в его взгляде.

Не стерпев, Далия неожиданно налетела на него, обняв и всхлипывая. Словно крепость под атакой, он не обнял ее в ответ. Это наполнило ее сердце горечью, и она нахмурилась, отстраняясь от него. В его зелёных глазах отразилось чувство вины, которое поразило ее до глубины души.

– Я не могу быть рядом с тобой. Не после всего, что… – его голос прервался, затопленный эмоциями.

Не дождавшись конца фразы, Далия припала к нему, накрыв его поцелуем, жестким и полным боли. Она прижала свои горячие губы к его, надеясь, что он не отстраняется. Девушка хотела, чтобы он почувствовал ее отчаяние и желание, чтобы он понял, что эти стены вины и страха не могут остановить их. Она хотела, чтобы он осознал, как важно быть рядом, несмотря на все пережитые муки, не закапываться в чувстве вины.

Едва почувствовав на своей шее и талии его руки, Далия сдержала порыв закричать от счастья. В этом мгновении все тревоги и страхи остались позади. Его губы наконец ответили ей тем же отчаянием и тоской, что переполняли её сердце. Каждое прикосновение, каждый вдох казались наполненными настоящей магией, словно мир вокруг них затих, предоставив им возможность быть только друг с другом. Сейчас им не нужны были слова – лишь касания могли передать те чувства, которые они оба испытали.

Далия не могла вспомнить, сколько времени они провели в этом состоянии абсолютного единства, погруженные в тепло и нежность. Ей бы хотелось, чтобы они остались так навсегда, чтобы время остановилось и позволило им раствориться в своих чувствах. Но внутри нее затаилась тревога, словно змея, осторожно пробирающаяся за шиворот, готовая в любой момент вонзить свои клыки в их счастье. Эта мысль поджимала их, как невидимые цепи, не давая расслабиться.

– Значит, ты готова убить его?После недолгого молчания он спросил, уклоняясь от ее взгляда:

Далия лежала головой на его коленях, спокойно наблюдая за закатом. Небо раскрасилось в яркие оттенки оранжевого и пурпурного, но в этот момент все цвета мира не могли заглушить мрак, пробирающийся в ее душу. Его пальцы мягко перебирали красные пряди её волос, и она чувствовала, как каждая капля нежности ускользает от них, стреляя прямиком в сердце.

Она перевела взгляд на его лицо, но увидела, что он смотрел вдаль, его губы сжались в упрямую линию. В его глазах застыла непроницаемая решимость, составленная из страха и боли. И это заставляло ее сердце сжиматься от горечи.

– Я должна. Не могу простить ему того, что он сделал, – тихо произнесла она, и её голос дрожал.

Эти слова стали признанием, которое нельзя было утаить. Внутри неё бушевали противоречивые чувства – жажда мести, ярость и одновременно желание сохранить это мгновение, словно оно стало последним оазисом в их суровом мире. Но об этом она не могла говорить. Слишком много было на кону. Слишком много было потеряно. В этот момент она понимала, что грядущие решения будут тяжелыми, и не могла бы даже представить, каково им будет в будущем, но одно было ясно: между ними уже не может быть простого выхода без последствий.

Мирон кивнул, словно сам себе, обдумывая их сложную ситуацию. Его вторая рука, покоящаяся на ее животе, сжалась в кулак, словно он пытался сжать все свои эмоции в единое целое. Неуверенность и решимость боролись в нем, но Далия чувствовала, что он готов идти на крайности.

– Давай уедем, – произнес он уверенно, его взгляд застывал на ней, полон надежды и тревоги, – Ты же была к этому готова до того…

Он не закончил свою мысль, и Далия была ему благодарна.

– Вот именно. Это было до, – тихо ответила она, стараясь сдержать нарастающий ком в горле, – Я не смогу им простить того, что они сделали со мной. Со всеми нами. Не после того, что узнала.

Радужки в ее глазах вспыхнули огнем, и она заметила, как в его глазах на мгновение отразилась боль. Его неподвижность лишь усиливала эту искру, заставляя её сердце замирать.

– Это уничтожит тебя окончательно, – отчаянно произнес он, и в его голосе звучало искреннее беспокойство. Эти слова обожгли ее, но она знала, что отказаться от мести – значит предать свои чувства и переживания.

Она поднялась с его колен, заключая его лицо в объятия ладоней и смотря в его глаза, полные страха и надежды. Далия чувствовала, как внутренний конфликт разрывает её на части. Ей так хотелось пойти на поводу у его предложения, исчезнуть с ним, оставить все позади и прожить остаток жизни в спокойствии, вдали от страха и боли. В этом мгновении она могла бы представить их союз как идеальный, как светлый луч в темном туннеле.

Но стоило только ее мыслям вернуться к царской семье, к режиму, к Порченым – как желание уничтожить эти оковы пересиливало ее. Она не могла побороть ту жажду мести, что окутала ее разум, словно горячие языки пламени, которые ждали своего часа.

Мирон, словно прочитав на ее лице то, в чем она себе была не готова признаться, отпрянул, его глаза наполнились печалью.

«Он понял», – безутешно подумала про себя лекарка. Эта мысль поразила её как гром среди ясного неба. Она знала, что он не сможет разделить её мрак, не сможет понять глубину её ненависти и боли. Их пути, казалось, распались на две несоединимые части, и это создавало горькое осознание о том, как близки они были, и как же далеки стали в одно мгновение.

С каждым словом, с каждым взглядом между ними нарастала стенка, которую они не могли разрушить. Ее сердце наполняло чувство утраты, как будто кто-то вырывал у нее душу. Она хотела быть с ним, но желание отомстить становилось слишком сильным.

Их молчаливый диалог прервал царевич Вячеслав и Анна, вышедшие из арки рядом с ними. Обоих окутывала мрачная атмосфера, которая сверкала в воздухе, как преддверие грозы.

– О, а вот и наши голубки, – безрадостно отозвался царевич, плюхаясь на каменную скамью напротив. Его голос был полон сарказма, но в нем скрывалось и истинное напряжение. – Что ж, я только что узнал, что мой брат собрал против нас целую армию и движется в сторону Зорина. Самолично.

Далия едва сдержала порыв ругнуться, но чувства гнев, страха и подавленности в мгновение накрыли её. Это была не просто угроза – это был косвенный удар по их надеждам и попыткам найти мир в этом извивающемся мире.

– Твою ж мать, – пробурчал Мирон, и ей захотелось поблагодарить его за то, что он наконец озвучил мысль, крутящуюся у всех в голове. Его эмоциональный всплеск, казалось, отражал её собственные чувства, и это стало первой искрой надежды в темной бездне страховой реальности.

– Мне нужна одна встреча с Василием, – решительно произнесла Далия, чувствуя, как решимость нарастает внутри нее. Это была не просто просьба – это было каким-то образом необходимо, не только для её плана, но и для её внутреннего спокойствия.

– Нет, – одновременно бросили все трое, как будто заранее раскусили её намерения.

Далия уставилась на них, поочередно буравя взглядом. Сначала на Анну с её сочувствующим, но полным непонимания выражением лица, затем на царевича, сжавшего губы в недовольной линии.

– Ладно они, – произнесла она, поднимая одну бровь в знак презрения к их мнениям, – но я напоминаю тебе нашу договоренность. Твоя задача – обеспечить им безопасность. Моя забота – Василий.

В этот момент она услышала обреченный выдох и, вместе с ним, вопрос:

– Что?

Самое время раскрыть карты? – спросил младший царевич, его голос звучал с нотками насмешки, поочередно поглядывая на Далию и Мирона. Он обернулся к Анне, которая стояла неподалеку, и хлопнул по месту рядом с собой: – Присаживайся, дорогая. Сейчас будет представление.

Далия чувствовала, как напряжение возрастает в воздухе, и, когда она мельком взглянула на Мирона, увидела, как в его глазах мечут молнии. Он явно не одобрял эту легкость, с которой младший царевич относился к такой серьезной ситуации. Далия встретила его взгляд, вздернув подбородок, как бы утверждая свою позицию. Она не собиралась отступать, даже если это значило противостоять своему любимому.

– Это был единственный выход, чтобы вернуть тебе память, чтобы спасти всех, – произнесла она, стараясь звучать уверенно.

– Черта с два это было так! – взорвался Мирон, его голос дрожал от ярости. – Я вижу в твоих глазах жажду. Я всю жизнь вижу этот голод в глазах тех, кто сошел с ума! И я не позволю потратить остаток твоего здравого рассудка на месть!

Его слова резали, как нож, и Далия постаралась удержать свое выражение лица неподвижным, чтобы показать ему свою стойкость. Но в глубине души она чувствовала, как его обвинения, словно штыки, проникали в ее сердце. Одно дело было крутить мысли о мести в своей голове, и совсем другое – услышать их вслух. Боль от этих слов была искренней, она сжалась, и её внутренний конфликт стал еще более явным.

– Ты не понимаешь, – тихо произнесла она, стараясь наладить контакт с Мироном, – это не только о мести. Это о справедливости, о том, что они сделали с нами, с нашими близкими…

– Спасение миром не требует крови, – перебил её он, его глаза горели гневом, который был обращён не только на неё, но и на самого себя, за то, что они оказались в такой ситуации. – Я не смогу смотреть, как ты становишься тем, против кого мы боремся.

Мирон шагнул ближе, его голос стал тише, но оставался полон напряженности. Он говорил как защитник, как человек, который всё еще надеется на лучшее, даже когда спасение казалось недостижимым.

Далия ощутила, как её сердце сжимается в ответ на его слова, и внутри неё разразилось пробуждение – любовь, привязанность, но также и отчаяние. Она понимала, что его настороженность и желание защитить её исходило из глубокого беспокойства за ее судьбу. Но разве действительно он мог понять, через что она прошла, какую жертву готова принести ради спасения других?

Она почувствовала, как слова ее застряли в горле, и в этот момент осознала, что, возможно, в своем стремлении к мести она действительно теряет часть себя. Но эта часть была слишком важной, чтобы отступить. Она искала способ загладить свои раны, и единственным инструментом в её руках были планы и мысли о мести.

Вглядываясь в его глаза, она увидела в нем отражение схожих чувств – страха, любви, и желания остановить море ненависти, которое могло бы их поглотить. Но они стояли на разных берегах, и это отдаление давило на их сердца, как тяжёлое бремя.

Вячеслав свистнул, привлекая их внимание, и подняв палец вверх, перевел его на Анну:

– Вообще-то для моего плана мне нужна и Анна.

Далия выпучила глаза, ее недоумение и возмущение вспыхнули в одно мгновение. Она развела руками в стороны, словно пыталась подчеркивать полное абсурдность ситуации.

– Нет, – резко произнесла она, угрожающе направив на него палец. – Наша договоренность понятна и ясна. Если ты её попытаешься обойти, – её голос становился всё более настойчивым, – Тебе же будет хуже.

Они с царевичем переглядывались, сверля друг друга глаза, в попытках понять, кто будет первым, кто в этот раз проявит слабость. Далия чувствовала, как давление нарастает, но её решимость держала её на плаву. Она понимала, что любое ослабление позиции теперь может сыграть против них.

Внезапно, краем глаза она заметила, как Мирон встал со своего места. Его походка была стремительной, будто он собирался покинуть не только сад, но и весь этот неспокойный мир.

– Я хочу побыть один, – сказал он на ходу, стремительно покидая сад.

Эти слова отозвались в её сердце тяжелой волной. Анна, заметив происходящее, буравила взглядом Далию.

– Ты тоже недовольна моим планом? – спросила она, а злость и обида словно заполняли её, подкрепляя нарастающее жжение внутри.

– Т-тебе с-стоит слушат-ть с-своих б-близк-ких, – недовольно произнесла Анна и встала, широко шагая к выходу из сада. Её слова были полны недовольства.

Далия, откинувшись на спинку скамьи и зажав переносицу большим и указательным пальцами, пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями. Всё вокруг казалось таким запутанным и жестоким, а каждый новый поворот только углублял её отчаяние.

– Могу дать тебе совет, – послышался голос царевича, и Далия сразу же уперла в него взгляд.

– Используй все возможности, если хочешь победить моего брата.

Минуту они напряжённо смотрели друг на друга, словно брошенные в бездну противники. Внутри у Далии нарастал гнев, а вместе с ним – понимание того, что она не собиралась полагаться на советы тех, кто, казалось, занимался лишь политическими интригами.

В словах царевича не было ничего нового, но и откровенного доверия не было. Он просто воспринимал её как инструмент в своих играх, а это было неприемлемо.

– Я не прошу твоих советов, – холодно ответила она, не отрывая от него взгляда, – Делай то, что должен.

С этими словами она встала, отряхнула юбку и направилась к выходу из сада, чувство подавленности нарастало. С ней сложилась эта странная обстановка, когда всё вокруг казалось искажённым от напряжения и эмоций.

Её тело наполняло электричество на кончиках пальцев, а в груди бушевала неимоверная ярость, которая, если бы она осталась там хотя бы ещё минуту, могла бы заставить её расправиться с ее союзником. Она чувствовала, что именно здесь, именно сейчас, любой неверный шаг мог привести к катастрофе.

«Боже, дай мне сил дождаться встречи с Василием», – подумала она, выходя из сада. Это было не просто желание, а крик души, нужда в том, чтобы найти решение, чтобы завершить борьбу, вернуть память, и спасти всех, кто остался в ловушке этой грязной игры.

***

Мирон Дьяков

Тупая боль в висках стала перманентным состоянием для Мирона последние несколько месяцев его жизни.

Каждый новый день приносил с собой невыносимое бремени – он существовал, но лишь как тень самого себя. Воспоминания возвращались к нему волнами, и с каждой новой вспышкой всплывало горькое и отвратительное чувство вины, осевшее на его сердце, как свинцовое грузило. Это было не просто воспоминание о том, что произошло с Далией. Это было как повторное переживание, как будто он вновь оказался в тех моментах, снова ощутив каждую боль и радость, каждый шёпот, каждое прикосновение.

В его памяти зияли глубокие раны – её улыбка, которую он так любил, была теперь окутана тенями их прошлого. Он не мог себе простить те моменты, когда причинял ей боль, когда его эгоизм затмевал здравый смысл и сострадание. В последние недели, когда он увидел, как транквилизаторы и бесчеловечный режим сломали её дух, от его ярости не осталось ни капли спокойствия. Каждый взгляд на неё пробуждал в нем желание отомстить – ведь она не заслуживала такой участи. Он представлял, как сжимает руки вокруг чужого горла, ощущая, как гнев наполняет его, и это становилось единственным способом справиться с его невыносимой болью.

Когда он взглянул в её глаза, там плескались огненные всполохи, а безумие сверкало на дне зрачков. Эти огни мучили его – они были отражением её страданий, того, что она потеряла, и того, чего уже никогда не вернуть. Каждая её извивающаяся реакция, каждый болезненный стон прокладывали трещины в его сознании, напоминающие о том, что он бессилен что-то изменить. Он чувствовал, как уходит из жизни та, которая когда-то была его светом, и эта безысходность грызла его изнутри. Он понимал, что теряет её, словно рассекаемый лезвием, и ничего не мог с этим поделать. Чувство утраты и беспомощности сжимали его сердце в железный захват, и каждый момент бездействия лишь углублял его чувство вины и отчаяния.

Погруженный в собственные мысли, Мирон едва услышал, как тихо скрипнула дверь. Робкие шаги по паркету, ненавязчивый шелест ткани, когда она присела рядом, нарушили его мрачные размышления. Озабоченность и усталость нависли над ним, когда он произнес, словно эта фраза стоила ему усилий:

– Тебе и правда стоит уехать в безопасное место.

Он перевел взгляд на её белоснежную копну волос, которая казалась ярким пятном в серых тонах его жизни. Затем его глаза задели упрямо поджатые губы, и он заметил, как её лицо изменилось. Мирон помнил её нерешительной и боязливой, с замиранием сердца вспоминал тот страх, который жил в её глазах. Но сейчас в них сверкал огонь уверенности. В этот момент он ощущал одновременно горечь и радость – как ни крути, было приятно видеть, что кто-то смог найти в себе силы, чтобы стать сильнее, даже когда всё казалось безнадежным.

– Я б-буду б-бороться д-до п-послед-днего, – она произнесла эти слова с трудом, заикаясь, но в её голосе звучала решимость, которая трогала его. Это была не просто дань пафосу, а осознанное обещание, и Мирон улыбнулся ей в ответ, стараясь передать свою поддержку.

Она взяла его ладонь в свои, и в этот момент между ними возникла немая связь – тёплая, не требующая слов, полная понимания и взаимной поддержки. Они просидели в молчании, ощущая друг друга, как два заблудившихся чувства, найденные в чаще жизненных бурь.

Внезапно полумрак комнаты был нарушен величественной фигурой младшего царевича, которая вошла, несущая с собой некую аурой напряженности. Они с настороженностью следили за ним, не зная, чего ожидать.

– Спокойно, – произнес он, подняв руки вверх, словно пытаясь разрядить атмосферу. – Я с добрыми намерениями.

– Говори уже, – устало отозвался Мирон, его голос был резким и подавленным, словно он одновременно ждал и боялся услышать новые вести.

Царевич, слегка приподняв подбородок, начал рассказывать о кровной сделке, которую заключала Далия. Каждый его слово пронзал Мирона холодом – эти сведения заставили его сердце на мгновение замирать.

«Она не надеется выжить»

Эта мысль пронеслась у него в голове, словно гулкий удар набата, взывающий к действию. Он понимал, что в этой мрачной игре кукловодов, которых было гораздо больше, чем они могли осознать, каждый ход мог оказаться роковым. Теперь они стояли на краю пропасти, и он не знал, смогут ли они спрыгнуть или, напротив, будут сброшены.

– Я предлагаю вам решение, – весело отозвался царевич, его голос звучал почти игриво, несмотря на всю серьезность их ситуации. В его глазах сверкала искра, как будто он осознавал важность момента и шагу к действию, – В моих интересах использовать вас обоих в этой маленькой кампании, а значит, мне нужно выполнить свою часть.

– К-как? – вырвалось у Анны, её голос дрожал от волнения и тревоги.

Царевич почти тепло взглянул на неё, словно он хотел успокоить её. Это был взгляд человека, который знает, что делает, и верит в успех задуманного.

– Я отвезу вас в безопасное место. После этого сделка будет считаться выполненной. Тогда мы все сможем делать, что хотим, – произнес он с уверенной улыбкой, – Мы почти сразу же уедем обратно.

Мирон почувствовал, как внутри него нарастает надежда, но быстро вспомнил о том, что наиболее важно.

– А к-как же Д-даля? – спросил он, его голос звучал с легким дрожанием, подчеркивая его беспокойство.

– Ей придется смириться, – холодно отозвался Вячеслав, и в его тоне не было ни капли сомнений. Мирон почувствовал, как его сердце сжалось. Далия была не просто частью их планов – она была связующим звеном, которое стоило защищать любой ценой.

Мирон понимал, что план царевича, хотя и имел свои недостатки, был в целом неплох. Каждый момент, проведенный с Анной и Далией, стал ради него важнее, он не собирался оставлять свою лекарку, беспомощную и уязвимую. Внутри него зрело осознание того, что в борьбе за выживание царевич действительно мог пригодиться.

– Согласен, – уверенно кивнул Мирон, его голос звучал решительно, как будто он сам себя уговаривал.

Он перевел взгляд, полный надежды, на Анну. В её глазах он увидел отражение той же решимости, что горела в его собственных. Она тоже кивнула, и это было для него знаком солидарности, подтверждением того, что они вместе готовы принять этот риск.

Глава 19

Настоящее время.

27 апреля 2070 год. Город Зорин.

Далия Янковская

Далия не собиралась подслушивать. Она и вовсе не знала, зачем идет в спальню к Мирону. Ей нечего было сказать ему, ведь она считала себя правой. Но ругаться не входило в ее планы. С тяжелым сердцем Далия подошла к покоям, нахмурившись от беспокойства, и лишь позже заметила стражу, стоящую у двери, погруженную в собственные мысли.

За дверью раздавались голоса. Далия остановилась, краем уха уловив напряженные фразы.

«И какой честности я ожидала от царской семьи?» – пронеслось в её голове.

Увидев шанс на преимущество, царевич никогда в жизни не упустит его. И Анна с Мироном туда же. Они словно вынуждали ее действовать.

План начал зарождаться сам собой, постепенно отрисовываясь в её сознании. Сжав кулаки и поджав губы в жестком решении, она повернулась на каблуках и стремительно зашагала в сторону своей комнаты. Неопределенность и страх подгоняли её, но в глубине души расцвела смелость.

Лихорадочно рысью пробежав по комнате, она начала искать рекордер – этот невзрачный, но важный прибор. Далия открывала ящики стола один за другим, обыскивая их с запоздало нарастающим чувством тревоги. Внутри царила каша из бумаги, старых писем и чертежей – всего, что когда-то имело значение. С каждым пустым ящиком сердце колотилось всё быстрее, пока, наконец, взгляд её не упал на знакомый контур в самом заднем углу.