Южный континент

В степях обитали похожие кошки, не менее опасные, только желто – рыжего окраса. Они были чуть меньшего размера, зато более головастые и мохнатые. Звали южане их, не придумав ничего лучшего: Желтая смерть. Они так же имели духа внутри, а нападать предпочитали либо из травы, либо, что случалось гораздо чаще, прыгая сверху, предварительно затаившись в ветвях редких в саванне деревьев и поджидая момент, когда путник или зверь, прячась от жаркого солнца, зайдет в тень их раскидистых крон. Конечно, для пропитания они нападали не только на людей, но и на многочисленную живность, в изобилии водившуюся в саванне, но люди, как сказали ребята – были их любимым лакомством.

Таких лагерей, где обучали воинов, у их племени было два. Один из них, там, где все дети с малолетства начинали обучение, а второй, располагался в джунглях, где водились более опасные хищники, и куда переводили ребят постарше, после трех-четырех лет обучения в первом. Где именно он находится, ребята не знали, им туда было еще рано, но те, кто возвращался в основной лагерь для прохождения испытаний, говорили, что он в дне пути от первого.

Гибель и увечья, были нормой при таком зверском стиле обучения. Не пригодные к дальнейшему следованию пути воина, вместе с отсеивавшимися ребятами, пополняли ряды обслуги, которая в лагере занималась чисткой, уборкой, наведением порядка, готовкой, а так же служа посыльными, грузчиками, при доставке в лагерь продовольствия и выполняя различные другие поручения учителей.

Южане были практически иммунными к магии, на них она действовала в десятки раз слабее, чем на тех же эльфов или людей, но изредка, среди них рождались те, кто таким иммунитетом не обладал. Про подобных детей, ребята говорили с придыханием, завидуя и боясь их одновременно. Таких воинов они называли: «Говорящий с духами», или же для простоты, просто Говорящий. В их племени таких воинов было всего трое.

По традиции, каждую весну, тех, кому исполнилось шесть лет, приходили забирать на обучение. Обычно это было несколько учителей из лагеря и старший в племени из Говорящих с духами. Пока шли сборы шестилеток, Говорящий ходил по тем домам, где в этом году родились детки. Он подходил к колыбелькам и что-то шептал над ними, выгнав предварительно всех из дома. Чаще всего этим и заканчивалось, но если вдруг Говорящий обнаруживал подобного себе, начиналось самое интересное.

Уже на следующий день, в такой дом снова приходил Говорящий, неся в руках корзинку с двумя котятами. Котята были совсем крохами, еще с не открывшимися глазками. Один был желтым, а второй черным. Родителей и всех остальных из дома выгоняли, а ребенка клали в центре обеденного стола, расположив по обеим сторонам от него, на самом краю столешницы по котенку. Говорящий садился рядом и смотрел, кто из двух котят проявит интерес к малышу и поползет в его сторону. Иногда проходил час или два, но чаще – гораздо быстрее. Один из котят, шустро перебирая еще дрожащими и подгибающимися от собственного веса мохнатыми лапками, полз к малышу и, прижавшись к его теплому боку, сворачивался клубочком и тут же засыпал, уткнувшись носиком в мягкую кожу ребенка.

С этих пор, они должны были жить в одной колыбельке, а мать обязана была кормить обоих своим молоком. Ребята видели такое несколько лет назад, еще до того, как их направили в лагерь, но, даже не видя сам, каждый в племени эту традицию хорошо знал. Соседнее племя, с которым они как раз воевали прошлой зимой, имело пятерых Говорящих, а у тех, кто располагался раньше южнее, было всего два. Их не забирали в общий лагерь после достижения шести лет. Старший Говорящий, уводил их с собой, вместе с подросшей кошкой, самостоятельно занимаясь обучением, как самого счастливчика, так и его питомца.

Говорящие с духами были очень ценны, в воинском плане. Потому что, мало того что они сами воевали в паре со смертоносной кошкой, с которой у них образовывалась ментальная связь с первых лет жизни, но и потому, что только они могли управлять в бою огромными элефантами. На спине этих исполинов, умещалось не меньше дюжины стрелков племени, сидящих в большой, защищенной от стрел клети, сделанной из прочного деревянного каркаса и сплетенных из лиан, наподобие корзин стенок.

Такой элефант служил и тараном возводимых вокруг основного лагеря племени частокольных стен врагов, и щитом, для следующих за ним воинов. Кроме всего прочего, он мог по команде Говорящего, своими огромными бивнями, раскидать строй врагов и затоптать маломобильных лучников. Его толстая кожа не боялась стрел и была почти непробиваема для копий. Кроме элефантов, выглядевших по описанию подростков, как крупный слон, только с шерстью на загривке и ногах, в бою использовались и прирученные парнокопытные, опять-таки по описанию детей, имевшие отдаленное сходство с лошадьми, которых, к слову сказать, тут не водилось. Но только они были с рогами и сплошь поросшие густым мехом. Их южане называли гарнами. Такой гарн, нес на спине до трех седоков и обладал боевой способностью, наклонив свою голову, прямо на бегу, насаживать на свои саблевидные рога противников. А благодаря густому, но короткому меху, он почти не боялся стрел. Копья его легко пробивали, а вот стрелы, даже с наточенными стальными наконечниками, могли, конечно, нанести повреждение, но только с очень близкого расстояния. Гарны сами не обладали духом, но поддавались, хоть и с большим трудом, несложным командам, после длительной дрессировки.

Лендолас понимал, что описанные ребятами луки воинов, были гораздо менее мощными, чем эльфийские, но все сказанное про броню животных, приходилось брать в расчет, чтобы выработать тактику ведения предстоящих боев. К счастью, элефанты были огромной редкостью, особенно в северной части континента. Они водились в степях, гораздо южнее, но и там были наперечет, почти полностью истребленные в бесконечных ежегодных битвах. В племени ребят их было два, а у их соседей, с которыми в последнюю зиму они поменялись территориальными местами – три. Только крупные племена, могли себе позволить большее количество этих огромных животных.

К сожалению, эльфам пришлось оставить своих боевых коней дома, чтобы взять в поход больше воинов, поэтому кроме элефантов, приходилось брать в расчет и конницу на гарнах, с которой тоже придется столкнуться в бою, не имея собственной. Лендолас все больше мрачнел, понимая, что их поход, начинавшийся как истребления полудиких варваров с копьями, постепенно обрастает сложностями, связанными с многосторонними типами войск и непредсказуемостью организованных действий, хорошо подготовленного и неплохо тренированного противника.

Прокручивая в голове полученную информацию и строя элементы предстоящих боев, он незаметно уснул, чтобы на утро проснуться от небольшого переполоха, царившего в лагере. Солнце, едва вставшее над саванной, только-только позолотило высокую траву, а у его шатра, уже стояли два разведчика, державшие в руках три помятых шлема и две окровавленные кольчуги. Это вернулись позавчера посланные бойцы, которые должны были, наконец, выяснить, куда пропал шедший по следам, вдоль реки рейнджер и посланные вслед за ним пара лучников.

Лендолас выслушал доклад, и с трудом осознавая нелепые потери, отдал приказание выдвигаться. Лагерь должен был переехать на исходную позицию для атаки на верфи, то есть им предстояло пройти не менее пятнадцати лиг, расположившись в непосредственной близости от лагеря, где проходили обучение ребята. Разведчики сказали, что в трех лигах, восточнее тренировочного лагеря, джунгли имеют небольшой выпуклый выступ в саванну, а потом их линия соприкосновения круто поворачивает на север и после этого, не искривляется уже вплоть до мыса, на котором, на самом берегу стоят верфи, а еще дальше на восток, уже расположен сам порт. Вот за этим выступом, на опушках джунглей, они и рекомендовали расположить плацдарм, откуда при желании, можно будет наблюдать за тренировочным поселением южан, а если прокрасться мимо, то и за верфями. Так же оттуда, после подготовки, можно будет развернуть прямую линию нападения.

Лендолас по пути размышлял, что ему делать с ребятами, которые, похоже, рассказали практически все что знали. Но пока что, этот вопрос можно было немного отложить, а пока их привязали друг к другу, и повели вперед, под конвоем двух воинов. Лагерь уже был свернут и эльфы снова отправились в путь, выслав вперед и в стороны разведчиков, для предотвращения внезапных атак зверей и своевременного обнаружения местных аборигенов.

Глава 5. Южный континент. Мир Пента. 301 год. Плацдарм.

Лагерь разбивали более основательно, чем до этого. Все понимали, что на этот раз создается плацдарм, для первой из атак, которая начнет цепь боевых действий на этом континенте. Площадку под него очистили от камней, стволов поваленных деревьев, травы и природного мусора. Траву так же срезали на несколько десятков футов в округе, а в первых десятках рядов деревьев джунглей, вырубили подлесок. Вырыли несколько ям и обложили их изнутри камнем, для устройства бездымных костров. Из ближайшего ручья натаскали и сделали приличный запас воды. Начали готовить колья для изготовления и установки боевого чеснока, выглядевшего как скрещенные заостренные колья, установленные в ряд, скрепленные вместе, острыми концами вперед и вверх, под углом к предполагаемой атаке.

Выступ густой зеленой растительности, надежно скрывал их местоположение от тренировочной базы южан, выдаваясь из общего массива джунглей футов на сто в саванну, и имел достаточную ширину и густоту зарослей. Лендолас распорядился в нем сделать постоянный пост для дозорных, которые будут круглосуточно наблюдать за всей западной стороной от массива этих зарослей. Отсюда, зоркие глаза эльфов могли увидеть любое движение южан, которое происходит вокруг тренировочного лагеря, а так же на грунтовой дороге, которая вилась от него дальше на запад, в сторону верфей и порта.

Еще один пост, Лендолас велел соорудить уже за поворотом, который сразу за выступом делала граница соприкосновения джунглей и саванны, направляясь дальше на север, к берегу моря. Этот пост должен был быть пятью лигами севернее их лагеря, на опушке, откуда можно было уже увидеть дорогу на верфи. По расчетам, от этого поста до верфей, и соответственно до моря должно было быть не больше четырех лиг. Разведчикам было дано задание – прочесать джунгли вокруг второго поста, потому что, судя по рассказам ребят, именно там, где-то не очень глубоко в них, должна была располагаться и вторая тренировочная база южан.

Утром следующего дня, получив отчет о том, что оба поста созданы, обустроены и уже приступили к своим дозорным обязанностям, Лендолас направился посмотреть на верфи. Он решил не огибать выступ, а пройти напрямик, через джунгли, чтобы срезать треть общей длины пути, а заодно, чтобы оценить степень боеготовности и внимательности своих постовых.

До первого поста он дошел быстро и еще на подходе увидел нацеленный на него лук одного из трех дозорных, что несли здесь свою службу. Похлопав по плечу бдительного рейнджера, он отправился на север, к посту номер два. Не дойдя до него несколько сотен футов, он углубился немного в заросли, чтобы выйти к посту со стороны джунглей и с неожиданной для своих дозорных стороны. Но уже почти на самом подходе, Лендолас замер на месте, увидев в десяти шагах от себя, схватку двух самых опасных зверей Южного континента.

На самой кромке джунглей схватились рыжая и черная кошка. Оба зверя были уже матерыми, примерно одного размера и не уступали друг другу в быстроте и ловкости. Они кружили в хороводе смерти, делая молниеносные выпады лапами, скаля клыкастые пасти и утробно рыча. Хвосты и уши были прижаты, а глаза горели неистовой яростью. У желтой кошки голова была немного крупнее, а за счет большей пушистости по всему телу, она и сама выглядела больше, хотя и уступала немного черной в общей длине туловища. Ее глаза светились оранжевым внутренним светом, но судя по всему, их магия друг на друга не действовала, оставляя им возможность только физического воздействия. Острые, выпущенные когти лап, длиной с ладонь, уже оставили на лоснящейся гладкошерстной шкуре черной кошки несколько кровоточащих шрамов. У Желтой смерти, к моменту начала наблюдения за уже идущей схваткой эльфа, было разодрано правое ухо, от чего кисточки рыжей шерсти на нем, пропитались красным и уже не топорщились вверх, как на левом, а вяло свисали, отяжелевшие и набухшие от крови.

Лендолас оставался неподвижен, прижимаясь к стволу и не в силах оторвать глаз от стремительных движений хищников. Через миг Черная смерть сделала прыжок в сторону, а затем, как мячик, тут же оттолкнулась и правой лапой вперед метнулась к рыжей, которая инстинктивно уже развернула тело в сторону, где черная кошка находилась секунду назад. Черная лапа ударила ее в открытый бок, но рыжая уже успела повернуть в сторону атаки свою морду и, взвизгнув от полученной раны, вцепилась зубами в атаковавшую ее лапу. Черная кошка, тем временем еще продолжала свой полет, долетев до соперницы, она вонзила клыки в спину рыжей и по инерции прыжка, всей массой врезалась в противницу, повалила ее на землю и даже протащила немного вперед, скользя своими задними лапами по влажной почве джунглей.

Лапы завалившейся рыжей кошки, оказавшиеся в воздухе, уже рвали правый бок и грудь Черной смерти. Но и остановившаяся, наконец, черная кошка, тоже пустила в ход задние лапы, орудуя когтями, подобно остро отточенным ножам, вырывая куски из пуза противницы. Клубок из рыже-черной, ревущей от боли и ярости шерсти и тел, катался между густо растущими деревьями, ударяясь об стволы и запутываясь в лианах, траве и листьях. Во все стороны летели клочья шерсти и кровавые брызги. Хищники уже не помышляли о тактике и стратегии боя, ярость и неутолимая жажда чужой крови исходила от этого тесно сплетенного клубка гибких тел, вгрызающихся клыками в плоть врага, размазывая по пасти чужую кровь, и рвущих друг друга когтистыми лапами. Через десяток секунд ожесточенной и кровавой битвы, этот клубок замедлился, потом остановился, а затем и распался. На земле неподвижно лежала Черная смерть, вся в крови и многочисленных рваных ранах, с разодранным горлом, из которого обильной струей, толчками вытекала ярко – алая кровь. Желтая смерть, с трудом отползала в сторону, волоча за собой кишки из глубоко распоротого когтями живота. Задние лапы уже не слушались ее, а передние, красные от своей и чужой крови, все тянули в сторону саванны истерзанное и умирающее тело, оставлявшее за собой черную от крови и внутренностей дорожку на траве и палой листве. Спустя пару секунд, рыжая кошка с тихим воем уронила свою покрытую кровью и чужой шерстью морду на землю, ее глаза, блеснув напоследок, потухли и она окончательно затихла.

Лендолас отлип от ствола, смахнул влагу с отчего-то вспотевшего лба и сделал несколько нетвердых шагов вперед. Его качало. Он несколько раз тряхнул головой, стараясь освободиться от густых и заволакивающих сознание эманаций ярости и зла, словно туманом окутавшим все вокруг. Птицы и насекомые молчали, застигнутые врасплох оглушающей концентрацией этого псевдо тумана. В джунглях стояла непривычная, звенящая и очень страшная тишина. Эльф не помнил, когда она пологом опустилась на джунгли, ему теперь казалось, что она повисла еще до того, как он увидел сражающихся не на жизнь, а на смерть хищников. Возможно их схватка, а точнее та дикая ярость, что ей сопутствовала и расплескивалась по округе, стала причиной того, что все обитатели джунглей притихли, сжавшись в страхе и ужасе. Первый несмелый и как будто даже вопросительный «фьюуууть» раздался из ветвей, а вслед за ним, звуки и движения понемногу начали возвращаться в джунгли, постепенно набирая силу, и вскоре обычное многоголосье уже звучало со всех сторон. Насекомые и мелкая живность, тоже оттаяли из ступора, и как ни в чем не бывало, заторопились по своим делам.

Лендолас тоже пришел в себя и уже сориентировавшись, продолжил было свое движение, когда тоненький писк, раздавшийся от туши Черной смерти, привлек его внимание. Он с удивлением уставился на явно мертвую кошку, лежащую на животе, с повернутой на него окровавленной мордой, из располосованного когтями горла которой уже почти не текла кровь. Снова писк, а затем сдвоенный, тихий, приглушенный хрип, раздался из-под бока Черной смерти, который как будто бы едва дрогнул, слегка образовав выпуклость у самой земли. Лендолас подошел ближе и, упершись руками в мокрый от крови бок, перевернул тело кошки. Низ живота топорщился двумя бугорками, которые едва заметно шевелились, делая безуспешные попытки сдвинуться ниже. Двумя осторожными разрезами крест-накрест, эльф распорол кожу и мышцы живота и ему на руки упали два едва живых комочка, мокрые, хрипящие и еще связанные с кошкой жгутиками пуповины, которые обмотали их тонюсенькие шейки, заставляя хрипеть и судорожно распахивать свои беззубые, розовые ротики в попытках вдохнуть.

Теперь было, по крайней мере, понятно, что делала ночная хищница днем, на самой кромке джунглей, где за несколькими рядами деревьев, уже начинались владения другой, не менее смертоносной, дневной хищницы саванны. Черная смерть готовилась рожать, и инстинкты понесли ее подыскивать подходящее место. Видимо, она выбралась из джунглей, или подошла к самому их краю, где на беду, ее заметила охотившаяся неподалеку Желтая смерть. Как говорили ребята, любое соприкосновение этих зверей, приводило к неминуемой драке, причем победителей очень редко кто видел, их чаще всего попросту не было, потому что дрались они всегда, только насмерть.

Лендолас кинжалом, который все еще держал в руке, обрезал пуповины, насколько смог тщательно, обмыл котят водой, недостатка которой в джунглях не было, достаточно было перерубить любой из молодых и обычно полых побегов лианы или трубчатых гигантских стеблей зеленой поросли. Затем все так же, дрожащих и слепых котят, он положил на живот кошки, где еще при ее переворачивании, он заметил несколько розовых и набухших от молока, выступающих сквозь шерсть сосков.

Котята, смешно тыкаясь во все стороны своими слепыми мордашками, нащупали, наконец, вожделенный корм и дружно зачмокали, топорща мягкий пух на спинках, захлебываясь и размазывая молоко по своим мордахам. Несколько минут, и один из котят завалился на бок, даже не выпустив из десен сосок, и тут же задремал. Второй, пустился в путешествие, несмело тыкаясь мордочкой в грубую шерсть матери, но все время, держа свой розовый нос в сторону эльфа. Словно пьяный матрос, он делал причудливые зигзаги, поминутно оскальзываясь, падал носом вниз, но снова поднимался и полз, целеустремленно полз к Лендоласу, издавая тоненький писк, словно зовя его, и прося откликнуться.

Эльф почувствовал какую-то неясную щекотку под черепом, словно в одной из извилин, кто-то микроскопический торил дорожку, следуя путем доселе неизведанным, продвигаясь на ощупь, в полной темноте, но натыкался все время на стенки. Сконцентрировав волю и отринув роящиеся в голове мысли, как будто готовился к медитации, он обратил свой внутренний взор внутрь своего сознания, выделяя тот участок, где кто-то старательно скребся. Он увидел, как от новорожденного к нему тянется зыбкая, тонюсенькая ниточка, упирается в его разум и при этом старательно пытается проникнуть внутрь, натыкаясь на защитные контуры, которыми любой, даже обычный эльф, может оградиться от несанкционированного вмешательства в свое сознание.

Лендолас был далеко не обычный эльф. Его разум и сознание, даже в таком юном, в общем-то, для эльфов возрасте, были тренированы и развиты гораздо сильнее, чем у обычного. Кроме наследственности, о которой можно было бы только мечтать, его подготовкой и развитием занимались лучшие заклинатели, которыми обладало лесное королевство. Хотя он позднее выбрал стезю воина, многолетние занятия по магии в детстве, не прошли для него даром. Разум его обладал несколькими ступенями защиты и все их пришлось на некоторое время снять, чтобы позволить ниточке, тянувшейся сейчас от котенка, наконец, проникнуть внутрь.

Как только он снял все защиты, то услышал беззвучный писк котенка, уже внутри своей головы. Чуть позже, когда ниточка связи укоренилась и налилась перламутровым, постоянно меняющим свой неосязаемый цвет свечением, этот писк превратился в ментальный зов, где уже не нужен был язык, или слова всеобщего наречия, или даже знание местного диалекта животных:

– Папа? – Зов его был тоненький, совсем детский, срывающийся, писклявый, но в нем звучали: грусть, тоска, вопрос, одиночество, и робкая надежда быть услышанным.

Лендолас ответил утвердительно и одновременно с этим, позволил маленькому, влажному носику, испачканному в капельках подсыхающего молока коснуться его, положив руку ладонью вверх на пути малыша. Тот сначала уткнулся в нее, ухватился деснами за кончик пальца, пососал, фыркнул, попытался забраться на ладонь, упал, при этом перевернувшись на спинку, забавно посучил лапками, извернулся в попытке перевернуться. Но тут, неожиданно, плоская и горизонтальная часть брюха матери кончилась, и он кубарем покатился по все возрастающему наклону вниз, растопырив все свои лапы, в попытках за что-нибудь зацепиться. Лендолас подхватил котенка, положил его лапками вниз на открытую ладонь, сложив ее лодочкой. А второй рукой, кончиками пальцев, он пригладил встопорщившийся пух, который еще не скоро, но рано или поздно, превратится в жесткую, черную шерсть огромной хищной кошки. Сейчас весь котенок был размером с ладонь эльфа. Он лежал теплым пузиком на ней, свесив вниз по бокам ладони все свои четыре лапы, уткнув свой носик в теплое запястье папы. При этом он сладко посапывал, довольный, сытый и с уже установленной связью, между только что осознавшим себя детским сознанием и своим приемным отцом.

Лендолас нацедил с остывающей туши кошки во фляжку столько молока, сколько там было, и пошел назад, в лагерь, вновь так и не дойдя до места, откуда смог бы, наконец-то увидеть загадочные, неизвестно кем и когда построенные верфи, которые он должен будет очень скоро уничтожить, выполняя волю своего отца и Владыки.

Глава 6. Южный континент. Мир Пента. 301 год. Тренировочный лагерь.

В лагере кипела работа. По периметру, со стороны саванны устанавливались уже готовые чесноки. Вырубку подлеска закончили, высокая трава была скошена на полсотни футов вокруг. В ямах горели бездымные костры, на которых уже варилось мясо и овощи, которые принесли разведчики за последние дни. Все соскучились по горячей пище и с нетерпением ждали окончания готовки.

Лендолас раздобыл небольшую плетеную корзинку из-под лепешек лембаса, выложил ее изнутри мягкой тканью и уложил заснувшего по пути черного котенка внутрь, прикрыв его до ушей еще одной тряпицей. Корзинку он установил в своем шатре, возле своей лежанки, а рядом поставил небольшое блюдечко с молоком. Во фляжке еще был запас на несколько дней, но нужно было в самом скором времени позаботиться о том, чтобы раздобыть пропитанием для крохи.

Лендолас озаботил этим одного из рейнджеров, попросив раздобыть молока от различных водившихся в саванне парнокопытных, а так же обязал одного из дозорных, что вели наблюдение по периметру лагеря, почаще заглядывать в его шатер, и проверять котенка. Вечер, незаметно наступивший за всеми этими делами, он посвятил составлению карты, кусочки которой ему все время доставляли рейнджеры. Следовало соединить всю эту мозаику, дополнить районами вокруг тренировочной базы южан и дорисовать участки до самого берега моря, где сейчас были сосредоточены почти все его разведчики и рейнджеры.

Утром следующего дня, он вместе с командирами отрядов, коих насчитывалось четверо, засел за получившимся планом местности, чтобы начать подготовку и разработку планов по выполнению предстоящих боевых задач. Решено было первым делом заняться уничтожением тренировочной базы, о которой за последние дни накопилось достаточно сведений, а если атака пройдет достаточно быстро, то сразу развивать ее в направлении порта и верфей, по возможности, до окончания светлого времени суток атаковать их, выйдя в итоге к побережью.

Сама база, представляла собой огороженный жидким и невысоким частоколом участок саванны, примерно в полмили шириной и чуть больше длиной. Внутри нее, пространство было поделено на несколько участков. Жилой участок, где в сложенных из глины и соломы строениях, жили дети, обслуга и учителя. Огороженный участок полигона для отработки боевых и стрелковых навыков, с дощатыми щитами мишеней, соломенными и деревянными куклами на шестах, несколькими вырытыми на десяток футов канавами и небольшими муляжами, имитирующими различной высоты частоколы. На последнем участке, отделенным от первых двух перегородкой с засовом, стояли клети с различными хищными животными, пойманными в саванне и джунглях, для тренировок и экзаменов.

Детей в лагере было несколько дюжин, еще с десяток человек обслуги и четверо пожилых учителей, каждый из которых вел свои уроки. Один отвечал за физические кондиции детей, второй обучал их премудростям охоты, третий учил обращаться с оружием, а четвертый преподавал основы тактики защиты и нападений, используя как учебные пособия канавы, муляжи и участки полигона, где росло несколько деревьев, а трава была не скошена и не вытоптана. Был еще один воин, не такой старый как остальные. Он считался главным по базе и отвечал за дисциплину, порядок и снабжение всем необходимым. Охраны как таковой здесь не было, за исключением двух дозорных, несших дневную вахту на невысоких башенках, располагавшихся на диагональных углах частокола. Высота их была в рост человека, если считать от земли и до площадки, на которой стоял вооруженный луком южанин. Так же, периодически, но не каждый день, конные отряды из десятка южан курсировали по дороге, которая начиналась от порта и проходя мимо базы, уходила дальше на юг.