Мудрость птиц и зверей

Мозг сказал: – Волосы, вы ей нужны,

А не только для красоты.

Волосы и мозг всегда должны быть дружны.

Меня в черепе укрывать,

Согревать, спасать, как мать.

Было мне комфортно чтоб, любо,

Не коснулся жар иль холод грубо.

Вы становитесь порой короче,

Покидаете вы голову порой,

Словом, нас порочите.

Не равняться шапке тут с горой.

– Слушай, – сказал мозгу волос, -

Я всегда выслушивал твой голос.

Не к лицу тебе ко мне упрёк,

Это ты меня с себя сволок.

Ведь хозяин в теле ты всему,

Так пеняй себе ты самому.

Без вины находя виноватого,

Винят кого-то речью витиеватою.

ЦАПЛЯ И ЛЯГУШКА

Цапля раз схватила есть лягушку,

Захватила с головы.

Можно проглотить так только мушку,

Ты еду такую не лови.

Лягу смерть припёрла,

Она схватила лапой цаплю за горло –

Не может та её проглотить,

Сжали горло лапки-ноги.

Не говорить ей, не дышать, не выть,

И не может позвать подмоги,

И скоро ей мёртвой быть.

Ляга же не хочет дальше рта соваться,

Думает: «Мой принцип – не сдаваться!»

Махнула головою цапля –

Ляга в воду шлёпнулась, как большая капля.

В любой беде ты не сдавайся,       

Надо ли соваться нам в беду?..

Сам собой всегда оставайся,

Свободу береги, хоть в бреду.

.

МЕСТЬ ЛЬВЕНКА

Раз дрались два львёнка –

То вам не два котёнка,

Дрались будущие ведь цари,

Помазанники, как ни говори.

Большой так малого побил,

Что тот едва-едва ожил.

Но львёнок по своей натуре

Добр сердцем был, но в буре

Сказал: – Тебя всё ж подсижу

И местью накажу.

– Что сделаешь ты мне, малёк,

А хочешь, я порву тебе ушей кулёк?

А к вечеру они легли там спать,

Земля для них была кровать.

Спал лев большой –

Не спал меньшой.

Вдруг замахал тот лапкою-кацапкою,

Трясётся, сонный, в страхе,

Рвал грудь, как пьяные – рубахи.

Он рычал, скулил во сне.

А младший – радовался, как весне.

Когда увидел сонные он муки,

Не протянул ко льву он лапы-руки,

Чтоб тут толкнуть и разбудить.

Ему бы месть свою забыть.

Но он тихонько злобно хохотал

И чуть от радости не заплясал:

«Ну вот, тебе я отомстил,

И мучайся ты из последних сил».

Вот, наконец, большой проснулся,

Вокруг он оглянулся.

Весь мокрый был от страха –

Во сне приснилась не плаха,

То были не огонь и не небес геенна,

Во сне напала на него гиена.

Для нервов потрясающая та сцена,

И может лопнуть сердца вена.

Львёнок весь обмяк, лицом слинял:

Что он отомстил ему, лев понял.

Если на тебя затаил кто-то месть,

Она опаснее, чем лесть.

А мстители всегда ведь есть –

И их не счесть!

ПИЩА ДЛЯ ХУДЕЮЩЕЙ ЛИСЫ

Пришла лиса раз с лисовином –

Накрыли им, как говорится, враз полянку.

И сжарили им на дровах осиновых

Шашлык и сделали солянку.

За обе щеки ест лисовин,

Лиса ж облизывается – губа суха.

Тут подошёл официант один

И говорит: «Есть диетическая уха».

Лиса: «Неси, что за вопрос?!»

Пошёл, принёс.

В тарелке чуть воды и вилка,

В ней были плавники – не рыбка.

– С вас три, с неё – пять, – сказал он мужу.

– Как столько ей – за эту лужу?

– А для худеющих уха незаменима,

Поэтому цена у ней необозрима.

Идёт своим всё в жизни чередом,

Сейчас же голодает каждый дом.

Не потерять бы им здоровье потом,

А то будет жизни всей залом.

ОРЕЛ И ОБЕЗЬЯНА

Поймал орёл раз обезьяну –

Весёлый, словно покурил кальяну.

– Ты, орлик, дорогой, – она ему кричит, -

Меня ты отпусти – я же стара.

– А мне тебя не варить

И не рубить на тебя дрова!..

– Эх, уважаемый, у меня одышка…

– Не волнуйся, всё равно же будет крышка.

– Я болезнями больна, яд приняла.

– Не волнуйся и не трать слова.

– Умрут от яда ребятишки,

Яд – то ведь не пышки.

– Ну ладно, доживай свои денёчки,

Мечтай, что принесут тебе веночки.

И бросил – перестала ныть

И приземлилась ловко там на ветку.

Такую проявила прыть –

Прыгнула так, словно бы на сетку.

Орёл то увидал, кричал он ей:

– Ты ожила и стала здоровей?

А где болезнь твоя и стон?

Стонала, словно потеряла миллион.

Ты в беге – чемпион, всех обгоняющий!

– Эх, орлик, коготки твои исцеляющи!

От них я разом исцелилась,

Болезни сердца все забылись.

ЗЕБРА И ЛЬВИЦА

Однажды зебра так сказала львице,

Не как родной сестрице:

– Ты заруби себе же на носу,

Тебя я на копытах пронесу!

Предупреждаю, оставь меня в покое,

А то тебе я сделаю такое!

Копыта у меня, как камень,

И выбью из глаз искры, пламень.

– Что? Угрожаешь мне?

Да чтоб гореть тебе в огне!

Умрёшь без покаянья у меня,

Я – львица, а не размазня.

Она издала смерти рык –

Тот задрожит, к нему кто не привык.

Но зебра же не прикусила свой язык:

– Умею лягаться, хотя не бык.

– Ах, ты так! Ну держись!

Недорого же стоит твоя жисть!

Она от злости задрожала,

К ней кинулась, но та не побежала,

И – визг, когда хотела свалить лапа.

Она – не будь в бою тут косолапа –

Лягнула львицу в две ноги.

Сказала львице: – Трогать не моги!

Ударила она ей в пасть так, в зубы.

О подвиге трубили все слоновьи трубы,

И львица сразу уронила в землю пасть,

Шептала: – Зебра, да чтоб тебе пропасть!

Ах, как же быстро понимает голова,

Когда копыта говорят опасные слова.

ГОРБ ВЕРБЛЮДА

Одногорбый жил верблюд,

Ходил везде, не выбирая там аллеи.

Неприхотлив был насчёт он блюд –

Ел колючку, и гнул длинную он шею.

«Не хочу идти», – речей не рёк,

Покорно он тянул свою долю.

Барханы, бури и песок –

Он проявлял на них свою всю волю.

И раз был он на водопое.

Не стал он жить в покое,

На горб внимания не обращал,

Плевался – то плохое сам себе прощал.

Но горб бросил в голову тут мысль:

Как много он работал и тратил сил,

В работе он душою не кривил,

И у хозяина он пенсию раз попросил.

А лишь от работы получил он горб.

И лежал он, как песчаный сугроб.

СТРЕКОЗА С СОВЕТОМ

Однажды стрекоза летала

И рыбе всё она пеняла:

– Ну что живёшь всегда в воде

И в страхе – быть большой беде?

И холод, голод, каменистое то дно…

Так мало доставляет радости оно.

Или рыба хищная, её малёк,

И все о смерти делают намёк.

А я теперь летаю,

И по цветкам росистым я порхаю.

Тут комары да мошки –

Для еды совсем не крошки.

Я тебя направлю на истинный путь,

Только надо глубже нырнуть

И рыбьи силы развернуть.

А чтоб тебе не утонуть, –

Скорость большую набрать –

И будешь в воздухе, как я, летать.

И рыба послушала той стрекозы совет:

Нырнула – вынырнула в свет.

Явилась, как торпеда иль как нож –

По виду он на судака похож.

Нет стрекозы – она же в пасти рыбы!

И словно по воде ударили там глыбы…

Когда кому даёшь ты умные слова,

Смотри, осталась чтобы целой голова.

ДВЕ ОБЕЗЬЯНКИ

Раз жаловалась обезьяна так соседу:

– Всегда в ворота я зайду, заеду.

Но иногда бывает же не то,

Как не всегда выигрываешь в лото.

Ворота до того порой сужаются,

Выпью – тело боком не влезает.

Меня ли быстро распирает?

Со мной ворота дурака валяют…

– Пойми, что виноваты не ворота, –

Идёшь ты пьяный и не видишь поворота.

Во всех домах углы ты посшибал,

На карачках шёл и шишки собирал.

Ведь так могу я выйти из ресторана вон –

Прохожий мне наступит на ладонь.

С тобой очень жизнь сложна–

Лучше б ты не пил вина.

ОБЕЗЬЯНА И ИНТЕНДАНТ

Вдали от родных мест

Раз обезьяны страшный бой вели –

Послали их туда на страшный крест.

Пустые были животы те – кошели.

Но раз в еде они дошли до точки -

Использовали бабушкин тот аттестат.

Такая-то еда – то не родные дочки,

От этакой еды они могли не встать:

Пришёл раз тыловой командир –

Сверкал весь орденами и медалями мундир.

Он, полный важности, отваги,

Сказал: – Есть надо травку, не пить браги.

Крапива – травка целительна,

Здоровье укрепляет, хоть и мстительна.

Другие ведь солдаты варят суп из топора,

Едят его и в бой идут, крича «ура!».

– То-то ты от травы такой весь пухлый

И не спрячешь свой живот.

Иль ты бываешь на крапивной кухне,

Траву ты вместо мяса жрёшь?

Возьми – поешь крапивы,

Глаза ведь станут добрые, как сливы,

И будут все торчать везде мослы,

А на лице все щёки будут так кислы.

Мы знаем – ешь ты почки бычьи.

И не дай бог – попадёт трава в навар, -

Всё выкинешь – в тылу такие ведь обычаи,

Чай пьёте – не один вы самовар.

Сытый голодному не разумеет,

Счастлив тот, кто всё имеет.

МЕЧТЫ ЗМЕИ И СОРОКИ

Сидела раз на дереве сорока,

А хвост трубой, в яичко – крылья.

С зерном прилетела издалёка,

Внизу – змейка, губы-брылья.

Она только что мышь поймала

И, проглотив её, верёвкою лежала.

А птица думала о тефтелях из риса,

Зло сверху глядела на змеи спаньё:

«Не принесла зря камень – бросила б в неё!

Как повезло этой глупой верёвке!

Поела – месяц ползай без сноровки,

Ведь полгода почти сыта.

И зуб – клык, не подковки.

И не нужна о пище маета,

Едят они ведь мясо – не морковки».

Змея же думала, глядя на птицу:

«Счастливая, как ей везёт!

Съест что угодно – даже там синицу,

И много в сутки раз сладко ест и пьёт.

Язык и тело пищей услаждает,

Счастливая, не ползает – летает.

И за сорочье счастье – не жаль и жизнь отдать,

Сейчас бы хоть мгновенье полетать!»

Не думали все те живые –

Природой это решено:

Кому есть редко – тому мясо,

Другому, хоть часто, но пшено.

ЛИСА И ДВЕ СОБАКИ

Бежит лиса-ракета,

И рыжий хвост – как пламя,

И две собаки, каждая – комета.

Закат в волнах – так полыхает знамя.

По полю там собачий лай,

И всем от них хоть уши затыкай.

Всё в природе тут – зелёный край.

У собаки мокрый нос. – Меня ты слушай:

Вы, что ли, спятили с собачьего ума?

Так сделайте кульками ваши уши.

Я от вас схожу с ума сама.

Всё носитесь, как стрелы.

Я не пойму: хотите что поймать?

В любом вы деле очень смелы,

И в беге храбрости не занимать.

Вам досадили волки?

Могу вам показать.

Они в лесу – там, где растут иголки.

Хотите – можете поймать.

– Нет, нам бы воробья загнать!

– Как воробья? Зачем ловить его?

Ведь он летает – только и всего.

– Да, но нас двое, – речь они вели, -

Вдвоём воробушка нам загонять

Пословица велит, а она же мудрости ведь мать.

Вот мы решили – будет это верно.

А может, и поймаем мы, наверно…

Научи так дурака молиться –

Во сне ему то будет сниться.

Лоб он в молитве расшибёт,

Но что он глупый – не поймёт.

ЛИСА И БЕЛКА

Бегает белочка по ветке, верещит,

Лиса раз мимо тут бежит.

А за белкой – по дереву – куница,

И сразу хвост прижмёт лисица.

Но белка так была ловка,

Проворна и, как воздух, легка.

Вот и подумала лисица тут:

«Такое тоже я смогу.

Вон для меня – большой есть дуб.

Есть лапы, когти, и хвостом я помогу!»

Она тут к дубу – мигом вверх.

Упала – белку тем ввела лишь в смех.

– Я дам тебе один совет:

Ведь у тебя той ловкости тут нет,

Ты волка раздразни –

Хвостом пред пастью ты махни.

Он за тобой, как за мячом, – вскачь,

И будет здесь футбольный матч.

На дерево ты мигом влезешь,

Себя, его ты враз согреешь.

Скажу тебе – я по себе то знаю,

Когда куница – птицей летаю.

– Да я тебе! За смех надо мной

Простишься с головой!

Мы, лисы, станем все толпой…

Раздался волка вой.

– Ой, что со мной?! – кричит лиса.

Волков её чуть стая не окружила,

И затряслась в ней становая жила.

Поднялась шерсть на загривке, как чуб,

И визг сорвался с губ,

Погнал её от волков тот страх –

Не поняла она, как оказалась на ветвях.

– Ну вот, – сказала белка, -

Ты можешь стать, как космическая Стрелка.

ОБЕЗЬЯНА И ОСА

Подсмотрела обезьяна,

Как делает бумагу раз оса, -

Она же делает всё рьяно.

Расширились у той глаза, как небеса.

«Но я изобретение её присвою,

Лишь только нас припрёт нужда.

Кто изобрёл – не будет вою,

Так было, есть и будет так всегда».

Поступают люди всегда ведь так,

Но нужно знать: за наши те обиды

Природа не бросит, как пятак.

И люди знают: звери все в науке гиды.

ОБЕЗЬЯНА И ЧЕЛОВЕК

Человек учил раз обезьяну:

Ей палку в руки стал давать,

Чтоб фрукт достать без изъяну,

И не лазить, а плод ею сбивать.

Но она палку всё бросала

И по стволу – наверх, и вниз,

И лапой яблоко срывала.

Ведь так пищу добывать – её девиз.

– Глупая, учу тебя я разуму,

Чтоб ты стала человеком.

Да, конечно, станешь ты не сразу,

Мы идём тут в ногу с веком.

Вновь давал ей палку,

Говорил: «Учись ты, бестолочь!»

Тут взяла она раз скалку –

Так дала! Он в крик: «Ты сволочь!»

От неё он кинулся тропу толочь.

– Караул! Она ведь стала человеком!

И ведёт себя – наравне с веком.

ОБЕЗЬЯНА И ПОПУГАЙ

В руках таскала обезьяна палку,

А рядом попугай летал.

– Зачем ты носишь эту скалку? –

Он ей вопрос задал.

– Затосковала – жизнь скучная такая,

А в городах – весёлая, иная.

Хочу стать человеком и всё знать, –

Она словами попугая стала так пугать. –

Не сразу стали цивилизованными люди,

Такие были все, как я.

Природа не давала всё на блюде,

Так надоели им родные все края.

И взяли дикари те палку – стали человеком,

Учёные так говорят.

Живут там наравне все с веком,

Работают и думают, творят.

Тут попугай озлился

И в крик: – Яви ты, обезьяна, тут смекалку!

Ты счастлива – такой ты родилась,

И отшвырни скорее дальше палку,

Она чтоб тут змеёю улеглась.

А станешь человеком ненароком –

И будешь ты всегда в работах.

Давай умней – в природе жить,

В плохую тут погоду некуда спешить.

Жить себе на радость, не тужить,

И никому не надо здесь служить…

ЛЕВ И ЕЖ

Однажды лев решил проверить,

Все преданы ему ли слуги

И можно дело ли кому доверить.

Он сделать то решил так, без натуги.

Когда он сделал всем великий пир,

Зверей собрал он – целый мир,

Тайком пустил под стол ежа

И дал ему такой наказ:

«Кто говорит о равенстве – к нему бежать,

Иголку сразу – в ногу, а не в глаз».

Вот пир разгорелся, как пожар,

И выпивка, и закусь тут подняли жар.

Лев речь о демократии повёл,

И мысли всех на эту тему он навёл:

– Все звери в жизни – братья.

Давайте жить, раскрыв объятья,

Не исторгались чтоб проклятья.

Одним словом, как кумовья-сватья.

Ведь я добряк, нет злобы и накала.

Ведите вольную тут речь,

То слово льва, а не шакала!

Я плохо сделал – мне на рельсы лечь,

И не буду делать я вам сечь.

Тут быстренько вскочил медведь,

По пьянке бесшабашно стал реветь…

И чуть не закричал: «Ядрёна мать!» -

Иголка враз в ноге заставила стонать.

– Кто следующий? – стал лев всех подогревать.

Жираф явил свою тут стать –

Чуть потолок касался головы.

Не избежать тут было льву плохой молвы.

Крамольную такую речь жираф повёл:

– Ты царствуешь так, как осёл!

Хоть ёж его усердно там колол,

Его копыта – что твой кол.

– Сядь! – тут лев взъярился. -

Явился ко мне, как напасти.

Ты знаешь, что у власти зубы в пасти!

И под стол лев наклонился

И не понял, что ёж вошёл в раж, –

Ему иголкой в глаз ткнуть умудрился,

И кончился демократический кураж.

Тут звери – врассыпную, кто куда.

Свободы, равенства нет тут,

А у ежа – пред палачом беда.

Кто говорил, – на плаху всех ведут.

А демократия тогда лишь хороша,

Когда она в угоду власти,

Иначе не получишь ни шиша,

Поймаешь страсти и мордасти!

Она не говорит – наглеет,

А кормит, как постом.

Сытый тут голодному не разумеет –

Весь белый свет стоит на том.

ЁЕЖ, ДИКОБРАЗ И ЗМЕИ

Раз змеи в осень собрались все в нору,

Решили здесь они всю зиму жить.

Случилось как раз в ту пору,

И вдруг к ним ёж бежит.

– Пустите, вы – не злобные верёвки!

К вам залезу в норку.

– Влезай – мы в тесноте, да не в обиде,

Хоть ты и в неприятном виде.

Залез – колол он в головы и зад.

Ворчали змеи: – Не коли нас, брат.

– Что вы такие привередливые, злые?

И лихоимцы, завистники все такие!

Мои пространства не ахти какие!

Я не ворчу и жду денёчки золотые,

Где будет стол и яства заливные…

Тут кто-то в дверь – «трах-тарабах»!

Все испугались, всех объял вдруг страх.

– Кто там? – сердито ёж кричал.

– Твой брат! – так дикобраз там отвечал. -

Змеи, крепясь сердцем своим,

Пустили, перезнакомясь с ним.

Дикобраз показал ежу место,

И тот визжал: – Мне очень тесно!

В ход дикобраз пустил иголки –

Они так колки!

И ёж от них там пострадал,

Кричал: – Я к жизни вкус весь потерял,

Тут с вами в тесноте возясь,

А ты разлёгся, словно князь!

Иголки ты пускаешь враз…

Вернись домой ты – в грязь!

– Что ж тебе так тесно? – змеи тут сказали. –

А раньше так твои иголки нас терзали.

– То – вы, сейчас – я,

Доля это не моя.

СОКОЛ И ПТИЦА

Погнался раз за птицей сокол.

В полёте «помогите!» – так кричит она.

Всё видит сокол зорким оком,

И даже смерть её ему видна.

Вот он приближается в пике –

И вмиг раздастся смертушки щелчок.

«Лечу на помощь!» – тонет сокол в крике,

Другую птицу он поднял в поток.

Он сохранил покой, был весел,

Одно он не мог понять,

Кто глаза ему завесил,

Как он мог другую птицу снять?

Бывает в жизни такое и средь птиц.

Не знаю я, что делает такими их,

Но много на Земле прекрасных лиц,

Кто с лёгким сердцем гибнет за других.

ЛЬВЕНОК И КРОКОДИЛ

Львёнок подошёл раз к стоячей воде,

Он был зол и свиреп –

Днём побывал он в разной беде,

И от удара копытом чуть не ослеп.

И в ярости решил, что отраженье – это лев.

Он от удара тупо так соображал.

Легко он, на зад сев,

Выдал морды свой оскал.

Он рыкнул и ударил по реке –

Того, кто на него смотрел.

То глупых всех удел.

И по воде пошли круги.

Крокодил был там невдалеке –

Он плавал у куги.

И в ярости лев воду бил,

Там всё вокруг замутил.

Крокодил нападает там, где плеск,

Добывает так себе присест,

Так учили папы.

И попал он головой под ярость лапы.

И лежал он, оглушённый, там на дне.

Львёнок ярость свою так сбил

И увидел при ясном дне –

Морду в пасть он превратил.

– Что?! – издал свирепый рык,

В пасти задрожал язык.

– Ну что, от меня ты получил?

Я морду твою в пасть превратил!

Жаль, что ты не плыл,

А то с тобою не такое б сотворил.

Сын-то чей? Наверно, сучий…

Лев не знал – спас его просто случай.

ВОРОНА И СИНИЦА

Ворона в Индии была,

Пророчицей же Пава там слыла.

Когда павлин усердно всё кричал,

Местные все знали – то дождей начало.

Потому его боготворили все,

И честь ему, почёт! Есть позволяли сев,

Не прогоняли его с полей

И были в восхищении от всех его затей.

Ворона позавидовала в том ему,

Решила предсказательницей стать всему.

И вот на родине на дерево взлетела,

Ботинком на сук села.

И начала своё «кар», снова «кар»,

Как говорят, лицом показывала свой товар.

Но обращали все вниманье мало,

И славы, словно Паве, не перепало.

Синица к дереву раз подлетела,

На ветку села и по-птичьему запела:

– Каркуша, что дерёшь ты горло?

Какая беда тебя припёрла?

– Хочу дождь криком я нагнать

И предсказателем погоды стать,

Чтоб были мне почёт и честь

И со стола там полного всё есть.

– Тебе вошла в головку блажь?!

Смотри, друг, в жизни этой не промажь.

А криком всем ты надоешь своим,

Рассердиться может даже херувим.

Конечно, не скажу про мужика,

На это дело у него рука легка.

Возьмёт он камень и даст по горбине,

И вспоминай потом тебя поныне.

Ну ты нашлась, во всём пророчица.

Лети туда – там вдалеке есть рощица.

С испугу там заткнись,

Запомни ты – меня всегда боись.

Иначе я тебе в горбину дам –

В головке сразу будет тарарам.

Синица пулей улетела,

Ворона вновь по-своему запела,

Но надоела человеку-другу,

Решил мужик пугнуть подругу,

Из дома вышел – ком земли он взял:

– Так надоела! Не меняешь песни! -

И ком земли ей в спину тут попал.

Хоть не хотела, получила тресни!

И с дерева она тут кувыркнулась

И по земле бегом враз умыкнулась.

Бежала и синицу вспоминала,

И плакалась там на свою судьбу,

И молча прикусила нос-губу.

И думала ворона так:

«Нет хорошей судьбы никак!

Синица не хотела, а пророчицею стала,

А мне камнем по горбине попало…»

Нет, надо жить – всему учиться,

Природу наблюдать, с нею породниться.

Нет, не нужны пустые тут слова,

За них бывает бита голова.

ДВЕ ОБЕЗЬЯНЫ

Однажды увидала обезьяна другую –

Такую для себя дорогую.

Ей говорит: – Я получила большое наследство,

Да жаль, что дед впал в детство.

Смеётся он и с того света надо мной,

Наверное, свихнулся головой.

– Ты расскажи, в чём соль?

Ты выскажи душевную мне боль…

– Мой дедушка – богач,

Он умер и оставил деньги, пару дач.

А умер он, видно, поутру,

И деньги дал святому он Петру.

И пишет: «Ты получишь их тогда,

Когда увидишь ты Петра.

Но если же не веришь ты,

Слетай проверь свои мечты».

ЛОСЬ И МУЖИК

Пошёл охотник в лес, вот,

Хотел убить там лося,

Да видит – рядом тот…

Оправдывался опосля,

Что вмиг на дерево залез,

Для того и существует лес.

Увидел лось ружьё, спросил: – Бать,

Ты что, хотел в меня стрелять?

Да я тебя – ядрёна мать! –

Могу копытом в землю вогнать.

Хотел ты на рогах сидеть?!

– Что ты, нет! Я в детство впал,

Залез на дерево посидеть.

Одним словом, спустить детства пар!

– Да, по деревьям лазать – это можно,

Но только двигайся там осторожно.

Сдаётся мне, что ты любитель,

И лес тут – не твоя обитель.

Я думаю, что ты плохой был ученик

И думать об учёбе в жизни не привык.

А если б ты учился в нашей школе,

Не жил ты без ума и в холе.

С тобою поступали так гуманно,

Не жизнь была – талмуда манна.

И ты бы знал и предсказать всё мог,

Хорошая была бы речь и слог.

Сказал лось и исчез.

Не понял человек – был ли бес…