Твой кровавый Путь в Вальгаллу. Детям Северной Священной бездны. Художественно-философский очерк

Твой кровавый Путь в Вальгаллу. Детям Северной Священной бездны

Художественно-философский очерк

Яна Викторовна Панина

© Яна Викторовна Панина, 2025

ISBN 978-5-0067-0331-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящение детям Северной Священной Бездны

Метафора – это маска Бога, через которую можно прикоснуться к вечности.

Джозеф Кэмпбелл «Сила мифа»

Священное дитя, рожденное до века, приветствую тебя в феноменальном узоре мига Абсолюта бытия. Доселе ты считаешься рожденным, и кандалы тебя печалью обрекают насажденной. Покой извечен в совершенстве Ока Всеотца, и недоступны знанию его бессмертные деяния в распахнутых устах Сознания. Кровь дыхания пылает, речь наружная разлуки вторит, чарами слитая, через них ты зло познаешь, обрекающее быть сожженным на костре захвата титанической природой. Отчаяньем охвачен беспрестанно и борешься с изъяном недруга больного, когда и сам на скамье обладателей порока. Кому ж быть важным, нужным ты желаешь, коль разум твой покорен полю брани и скорби по неведению изгнания, доспех тобой владеет, и имя тому – желанье. По ветрам склоняешь головы неспокойные и уличить желаешь блеск теней цепей уязвимым чертогом невольника недуга смертных слез. Сковал глаза тебе сей морок блудный, и награжден ты волей волчьей, ненасытной, ожидая, а не пребывая в даре Бога. Враги твои по обе руки хваткой терпкой докучают бремя горького рассудка: берег один изъявляет горечь прошедшего и берег другой отправляет в странствие к суматохе, реву и надежде, опасаясь бесполезного праха и камня без покрывал медалей за ворох пыли борьбы с недостатком наживы. Волку привнеси раздор и месть, напади и копьем осади, иначе не успеешь и смекнуть, как в пасти его воли будешь жадно сохнуть и искать наживу для утробы пастбищ, не знающих срока. Изъян твой – это «семя великаново»1, узреть его коль сможешь, увидишь и в другом захват гигантского покрова – кара это страшная дитя коснулась, но неповинен он, что объят пламенем дракона. Всесильный мудростью щедрой дитя одаряет, коль вспомнишь и примешь – душа возрадуется, что меч обожженный сразил волчью пасть вредотворную. Вернешься в лоно чистого истока, познав Божественную природу.

В чужих руках несчастье – малое зерно;

В своих руках и малая проказа как рассеянное поле заразы.

Звенящей песнею удалого метнешь копье на раскаленный стан кипящей лавы Волка, будто бы устами немыми и крушеньем вмиг врага был ты возведен на трон сияния Ока2. Когда найдешь, не будешь ослеплен и не будешь познан, то было вечно в покоях Отца, но сгинуло хромой деревянной ногой к добычи злой гонцам.

Цепкий взгляд разожми – незримо к скале ты спешишь, зорок тот, кто видит малые песчинки за скалой, но не смотрит. Внимание блюди3 – с корней, в ущелье извивается яда носитель – оборотись и выпорхни к небесной кроне, которой нет конца и корню нет начала. Трижды буря вознесется – к Солнцу4 взор направишь остро, в том тебе благо.

Смутились воды пред тобой, когда оставил ты палаты бессмертного пира и сын своевольный лекарство избирает среди пещер похищенного Солнца. В Дом Священный людей покровителя не войдет желающий и не войдет кто стены обойдет иль поломает силою ограды, иль устремится злоречиво оболгать воды Мимира истока. Веревки вьешь из мутных вод, и в этом ли бездарной жизни плод? Плодами кормишь йотунские снасти, не ведая, что давно уже ты в цепкой хватке волчьей пасти.

Дите Священной бездны, учтиво добрым разумом приветствую тебя!

Ты внемли истине закона,

Где твой удел не страж над стонами ударов врат Орлога,

Где твой удел влачит непререкаемый всем равный грохот Рока

И в утешении себя надрывом неминуемой свободы

Не скроешь раненый костер души стяжаний боли —

Ты вмиг увидишь благо поневоле,

Объятый горем пред порогом тайны мудреца.

Вне смерти мертвеца не познать закона вечного огня

Шепчи себе сквозь сумерки заветного конца: «В объятиях рассвета молчание откроет тайну неба, где озаренный духом свет дорогу к дому Всеотца хранит. Величие есть покой».

Долго придетсяв горькой печалирождаться на светмужам и женам!С Сигурдом ятеперь не расстанусь!Сгинь, пропади,великанши отродье!(«Поездка Брюнхильд в Хель», строфа 14)5

Цикл вечного вращения гончарного колеса обрекает на горькие печали смертного сна, беды он несет, и великанши отродье в муках материи чинно навлекает гнет тирана продажи обременения страданьем. Несчастный рой мужей и жен в невежестве отвергли долг и воле блудной предались, служа техничным властным великанам в гордый и прижимистый подчин. Не ведают, что служат великанам грузным, жадным, темным6, ища в сырой материи и выбросе алчности награды, выживают за томления в цепях порока и кричащей толпе лицемерно в угоду улыбаются ненавистью от присвоенной гордости, не зная, что высокомерие прячется за старухой чванливой железного морока. В распрях делят мертвый Имира кусок и надеются смерти не встретить, подкупив ее срок. Направь высокомерье к подлецам забвенья, отвергни страх, гонимый волей йотунской утробы, плетущей предательские сети брату в кровной мести. Страх владеет пороком, от страха предаст сын отца за бахвальство пред лживым оброком, от страха потери того, что счел своим, Богу вменяешь подхалимство иль укор за недовольство пред судьбой. Живой наживает деяния, а труп копит вещи из мертвой материи, ища богатства, а поистине владея нищетой убогого, голодного недостатка.

Стань преданным Высшему Богу в служении долгу, и благолепие охватит в недеянии, когда плоды трудов посвящены Его сиянию. Иначе не добыть освобождения, терзает душу бесконечное рожденье. Служи долгу бесстрашно и без сомнений, отринув муки захвата голодной природы, и не привязывайся к тому, что посеяно и собрано. Пригвожденный к древу копьем отрешенности достоин блага, и «смерти не ведают деянья достойные»7.

Его дыхание живет тобой, но мало ты помнишь о доме своем.

Дети-узники на поле битвы

Ты вброшен в поле битвы. В познании смерти рожденного узнаешь бессмертие нерожденного. Проявленная форма в объятьях смерти рока обречена настаивать на своем существовании путем сопротивления (нужды), но не вечная ноуменальность8 блаженства Бытия-в-себе.

Вселенский гробик в измороси паутины.

Пещера теней источает беззвучные личины.

Огонь исчезает в иссохших губах океанов.

Дракон терзает истины сквозь трупные узлы железных звеньев секир и вальяжных доспехов дубин.

Блаженны падшие во власти грубых диких искр

жирного мешка,

Шизоидно бродящие в покровах истощения

от власти феодалов.

Копают нищие могилы для отребья веры

палача удавов.

В Северных землях сомкни себе губы, в северном небе пронзи мечом лживое сердце. Как открыть сердце печальное, слепленное на колесе гончарном? Опустошить, из-жечь, испепелить – сгустится мрак тоски того, кто мерою томим. Не будь околдован туманами инеистых великанов, кровь твоя станет рекою изгнания навеки. Отрекись от отречения быть своевольным наваждением. Не испытав муки изгнанья, не познать тебе радость и пир священной Вальгаллы.

Ты веришь думам в беспокойстве знанья

Отрада тебя ждет в божественном послании,

Которое гласит, что благо есть в молчании9.

Репетиции, события, маски, декорации, фальшивые надежды, невыносимый вой презренной ничтожности, уют маргинально-профанного затхлого блеска разлагаются, дробятся, сбрасывают покровы тотального самопроизвольного заключения в миры повышенно-лучезарного клейма, где тревога души непокорна разумному началу, обвита пламенем дракона и расчета с предначертанным Орлогом.

Для ознакомления. Сотворение мира.

Ганглери спросил: «Что же было в мире до того, как возникли племена и умножился род людской?» Тогда сказал Высокий: «Когда реки, что зовутся Эливагар, настолько удалились от своего начала, что их ядовитая вода застыла подобно шлаку, бегущему из огня, и стала льдом, и когда окреп тот лед и перестал течь, яд выступил наружу росой и превратился в иней, и этот иней слой за слоем заполнил Мировую Бездну. Когда ж повстречались иней и теплый воздух, так что тот иней стал таять и стекать вниз, капли ожили от теплотворной силы и приняли образ человека, и был тот человек Имир, а инеистые великаны зовут его Аургельмиром. От него-то и пошло все племя инеистых великанов»10. Столкновение движущей сила огненного духа и неподвижного льда являет собой возникновение первосуществ. Имир – хтоническое, пассивное, бесполое существо, вскормленное Великой матерью – коровой Аудумлой – кормилицей Творения. Имир является воплощением первозданной неупорядоченной материи. «И отвечает Высокий: „Никак не признаем мы его за бога. Он был очень злой и все его родичи тоже, те, кого зовем мы инеистыми великанами. И сказывают, что, заснув, он вспотел, и под левой рукой у него выросли мужчина и женщина. А одна нога зачала с другою сына. И отсюда пошло все его потомство – инеистые великаны. А его, древнейшего великана, зовем мы Имиром“». Имир – это Пра-предок, состояние забвения Бытия, где из спящего Имира как пассивной субстанции проявляются хаотичные элементы, но сам Имир неподвижен, он источник вибраций (путем соединения духовного начала движения огня и неподвижной субстанции первоматерии) для манифестации триады Один-Вилли-Ве в качестве Высшего Бога, Высшего Разума – Знания «Я есть» и упорядочивания (расчленение – разделение – формирование – развитие) космоса (Турисаз) из первоначального хаоса посредством Ансуз – Сознания. Бог (Ансуз) есть Сознание, которое не имеет формы в покое, но проявляющее себя как форма в движении (Райдо) и одухотворяющее формы посредством дыхания, разума и движения крови (румянец, облик) (Гебо), раскрывающее себя посредством пламени факела (Кано) и наслаждающееся совершенством (Вуньо). Все, что видится объектом, есть субъективность Бога. Однако речь («голове враг – язык») и письмо устроены таким образом, что в тексте, в рамках относительной истины (то, что есть в Мидгарде) используются обращения в рамках субъектно-объектного восприятия, но в рамках Абсолюта есть активное самосознающее начало души без действующего объекта и отдельного субъекта. Если мы рассмотрим древо Иггдрасиль в его тотальности как модель Вселенной, то древо в качестве Вселенной есть объект, но без воспринимающего начала объект не может существовать, следовательно, стирается грань между субъектом и объектом, так как объект не имеет независимого существования. Отсюда следует тождество микрокосм (индивидуальная монада самосозерцания) и макрокосм (Высший Разум – Один).

Имира плотьстала землей,кровь его – морем,кости – горами,череп стал небом,а волосы – лесом.Из век его Мидгардлюдям был созданбогами благими;из мозга егосозданы былитемные тучи11

«Шли сыновья Бора берегом моря и увидали два дерева. Взяли они те деревья и сделали из них людей. Первый дал им жизнь и душу, второй – разум и движенье, третий – облик, речь, слух и зрение. Дали они им одежду и имена: мужчину нарекли Ясенем, а женщину Ивой. И от них-то пошел род людской, поселенный богами в стенах Мидгарда». Материальная субстанция, образующая физическое, грубое тело человека, создана из расчлененного Имира, то есть само по себе тело не является живым существом. Материя существует посредством движения (первичный огонь), но управляется материя посредством сознания, Высшего Разума. Однако, и материя, и сознание доступны в рамках идеи, концептуального понятия, поэтому истину Один познал в Незнании, в мире до-восприятия. Деревья (физическое тело), из которых были сделаны люди, одухотворяются посредством триединого Дара. Жизнь – это Душа – дыхание Одина, которая, согласно предначертанному року, оставляет тело (подверженное болезням, боли, старости, страстям, вожделениям, гневу) и тело возвращается в состояние «бревна», костенеет, преобразовываясь далее вновь на пять элементов (земля, вода, огонь, воздух, эфир), то есть происходит непрерывный процесс созидания-разрушения. Дерево является носителем даров Высшего Бога и посредством тела (колесница) душа ступает на поле битвы с хтоническими силами, стремясь к освобождению из морозной темноты (отсутствие Солнца – света сознания) и нахождению своего «Дома». Дом души – это полное покоя и радости сознание, рожденное бессмертной жизнью.

Дар – факел, сгорающий каждый миг в бесконечности своей природы и вновь возникающий в каждом миге, вмещающий в себя все в имманентности постоянства и преходящей изменчивости, но все в нем содержится и все в нем свершается. Факел О-сознания. С дара (Гебо) начинается про-явленность через Сознание (Бог как Абсолютный Субъект), но дар не есть обслуга случайного, в котором недруг пред кострами безрассудным гневом отрешается от первозданного. Кано – факел – про-являет дар, Бог раскрывает себя «пламя от пламени».

И трое пришлоиз этого родаасов благихи могучих к морю,бессильных увиделина берегуАска и Эмблу,судьбы не имевших.Они не дышали,в них не было духа,румянца на лицах,тепла и голоса;дал Один дыханье,а Хенир – духа Лодур – теплои лицам румянец12.(«Прорицание вельвы», строфы 17, 18)

Дыханье (душа-жизнь) – дух, разум (сознание, включающее в себя творчество духа, вдохновение, созерцание, рассудок) – тепло и румянец (тепло: то, что форме-телу дает энергию жить – кровь, жизненная сила). Душа – монада, индивидуальный модус самосозерцания, индивидуальный аспект сознания (но не отдельный субъект; Субъект единственно-Абсолютен – Бог). Дух – творческая энергия со-творения с Богом, разум, мужской принцип огня. Рассудок, ум – познавательно-аналитические способности, направленные вовне; а разум– интровертирован и интроспективен – как самосознающий себя рассудок и соотносящий содержимое познанного с самим собой. Согласно Гегелю «разум есть достоверность того, что он есть вся реальность». Тепло и румянец – женский принцип вскармливающей матери. Само тело как инертная материя – бревно («деревянный муж») бессильное, судьбы не имеющее без дара. Триединство дара – неотделимая взаимосвязь, одно не действует без другого. Соответственно, осознание (свойство монады, души) осознающий (разум, дух) – осознаваемое (есть то, что есть – проявленное) – триединство одного, аспект Абсолюта в принципе фрактальности13: фрактальность Бога в изобилии семян. «Бессильные Аск и Эмбла» – невозможность собственного существования без наделяющего жизнью Божественного дыхания, отсюда, когда из состояния «неведомых корней» идет переход на восприятие и проявление посредством триединого дара, вследствие неведения происходит «великий блуд» путем присвоения себе силы, воли, тела, разума, духа, души – «мое», и «я» как отдельный независимый субъект «в моем личном теле». Оторванный от корней стал нехваткою томим и зверским недостатком, отсюда стал он Недо-я, умом бесконтрольным порабощен, неукротим, вожделеньем и страхом охвачен, битвой томим и алчностью развращен. Недо-я должно замереть в центральной точке Оси меж огнем и льдом, меж светом и тьмой, меж корнем и кроной, уничтожить его невозможно – вырвется Жадный.

И проглотил дракон живую плоть,Что так искусно сотворил господь.И кости всех, которых проглотил,Змей, вкруг столба обвившись, измельчил.Во льду несчастий, как дракона тело,Тщета души твоей окаменела.Лед горестей или иное злоТвоим страстям полезней, чем тепло.Дракон страстей не страшен, спит покуда,Покуда спит он, нам не будет худа.И ты не пробуждай его теплом,Чтобы весь век не каяться потом.(Рассказ о ловце змей,который счел замерзшего дракона мертвым и приволок его в Багдад14

Дети-узники обвиты змеями, и увядает за их некрепкими стопами15 омела – солнце в кольчугах и страх извергает ненасытность пожирателя трупов – тяжелый гнет в оковах цепенеет, над мутными водами сверкнет провал меж разъяренными туманами, услышишь его – отправляйся на битву, волк ненасытный захватил дитя силу, дрожит доселе тень души – потоплена в камнях, в болезни и нужде врага, нападающего в потемках кипящего льда. Волк должен быть обуздан, дисциплинирован разумом и служить разуму, подобно тому, как волки Одина Гери (жадный) и Фреки (прожорливый) верно служат и сопровождают Всеотца, являясь составной частью его доспехов:

Гери и Фрекикормит воинственныйРатей Отец;но вкушает он самтолько вино,доспехами блещущий.(«Речи Гримнира», строфа 19)

Два ворона Хугин («Мыслящий») и Мунин («Помнящий») являются символом установки границ (мысль и память – это внешнее, а не внутреннее) и невовлечения в захватывающую экспансию мысли и памяти, которые могут заблудиться («вернутся ли вороны»), попав в кандалы смертного сна. Посему, «горластой вороне доверять не дерзай» («Речи Высокого») – мысли, захватывающей в призму бессознательно-животного начала, лишающая рассудка и подвергающая страху ввиду отождествления с ней. Искушенный мыслью-вором теряется в кошмаре привидений турса, похитившего глупца, которого мысль и память совратила горластым призваньем к борьбе за трон неугасимой хвори заблуждений. Если исследовать природу Недо-я, то обнаружена она будет только в памяти как идея о себе недостаточном и требующим подтверждения и улучшения. То есть мыслить о себе возможно исключительно в пределах памяти. Если в памяти нет, например, исландского или немецкого языка, то исчезает возможность мысли. Любая мысль о себе начинает расчленять целое на части: появляется субъект, оценивающий себя как объект, который должен быть подороже продан, отреставрирован и прославлен. То, чего нет в памяти, нет и в мыслях. Тогда что такое ты, лишенный памяти? Заблуждение и помутнение считать мысль и память внутренними силами, это силы внешние, посему вороны летают без устали и докладывают о происходящем. Горе слепцу, окутанному надгробными чаяниями. Познай себя семенем, которое содержит в себе древо, а не тем, кто без устали блуждает по древу. Сила разума, света сознания дисциплинирует мысль и память, не давая им возможности скитаться в потемках покусывания своего хвоста на дне океана, а быть центрировано направленными на исполнение долга, присужденного норнами. Отсюда, любая высказанная идея об объекте – ложная, как и сам объект. Объект не может быть реальным, являясь конечным, поэтому символы и волков, и воронов указывают на Субъективность Сознания, что в свою очередь подчиняет Все единому Оку. Мысль, ставшая объектом, разделяет восприятие, воспринимающего и воспринимаемое, что по своей сути является нераздельным Одним. Разделение уводит воронов к блужданию, а волков к пожиранию света, если они не подчинены Высшей воле. У Недо-я нет различения между заблуждением и чистым сознанием, отсюда его волки и вороны управляют им и становятся Им же.

Хугин и Муниннад миром все времялетают без устали;мне за Хугина страшно,страшней за Мунина, —вернутся ли вороны!(«Речи Гримнира», строфа 20)

Подчини волка и горластую ворону Недо-я разумным доспехам Отца (волки – животное, жаждущее начало и вороны – рассудочное начало), отдай им плотское ненасытное вожделенье во имя духа мудрости кровавого пути к чертогам золотым героической смерти сотворенного призрака от животной слепоты.

Свергнутые дети бьются за златые номера тюремного причала и поклоняются надзору колеса машин как рассыпным монетам пышной женской бороды16, чтоб снабдиться спесью пред волками и перьями фанфар, в кровавой муке убить брата, дремотную тщеславность стяжая, болезнью многоголовой обладая.

Гибнут Земли, пламя Сурта режет прах на выжженных чертогах, и раб страданья гибнет тощим, свитым в горестном ущелье смуты в разлуке и мучительном смятенье. Страданий повелитель – изгнания воитель, где тлеет гордая душа во мраке отравленья мертвеца.

Стены сломлены, вырвался жадный и терзает обломки с родичами в распрях, секиры конвоира собирают дань с ходячей скорби из узников, в тесных одеждах тонут они в чертогах дани количества и злоключений прихотливых грез оскала, ревущего по кровавой струе из надежды17 меча острия. Качество существования не имеет количества.

[Радость] есть у того,кто не ведает многих бед,болезней и скорби,и у того, кто самсилен и благословени имеет хороший дом.Древнеанглийская руническая поэма18

Вуньо – творение совершенно. Вуньо есть у того, кто со-знает совершенство и пребывает в нем вечно волей разумной души (волей Одина).

Силен и благословен тот, кто принимает и осознает священные дары. Силен тот, кто познал силу исходящую от корня и не отделился от корня, посему имеет хороший дом – когда душа, ведает свой исток и не знает бед. Ведаешь скорбь и болезнь, когда рог осушил медом со злобой, стал от-дельным – дельцом своевольным, не ведая, что бессильным, бездыханным бревном на берегу нагим был.

Нужда – боевое орудие в онтологическом провале отравленной лживой лишенности как сопротивление угнетению и давлению в конечности модуса (тело – «нагромождение праха»). «Нужда грудь сжимает, хоть сынам человеческим бывает и в помощь, и даже в спасенье, если знать о ней вовремя».19 Увидишь зорко и услышишь ясно повеления нужды, станет нужда – долгом и благом наградит.

К цветам, хранящим скорбь упавшего от бремени меча на плоть спокойного ствола

К мольбам, покоившим жестокость

в смерти вечного огня

К устам, доподлинно хранящим тайны чаши меда в крови мудреца

К мишени ужаса, заполнившей прогнившие от лезвий страха и раздора пустынные глаза

К дыханью ветра, уносящего ранимый тембр

плоскости превозмогающего вакуума долга

погребального костра.

Вертикаль Духа есть бесконечность жизни в миге, где становление составляет единое целое с вечностью, где норна Верданди есть вечно настоящее действительности истинно. «С точки зрения мышления вечность составляет единое целое с истиной; это вечно настоящее подлинного (истина не бывает прошлой или будущей; то, что было истинно вчера, остается таковым и сегодня; то, что будет истинно завтра, и сегодня истинно). Реальное и истинное совпадают лишь в настоящем. Но из этого следует, что для данной реальности они с необходимостью совпадают всегда и составляют Одну (соединяются в настоящем, которое служит точкой соприкосновения реального и истинного)»20.

Любовь – истерзанная пытками кровь в неге иступленного безумства, где сердце теряет себя в знании о себе и находит в бездне переживания вечности.

Благородство исходит из тотального покоя в осознании (Отила) – состояния «бытия в себе», где священный свет пронизывает собой манифестацию Божественного во всем – все есть Единое Сознание – Дух.

Ты смерть найдешь

В тех мерзких, старых призмах,

Воткнув меж ребер леденяще-раскаленное копье

и глаз отдашь во имя мудрости

Разрушив Два – во имя Одного.

Жертва Одина в источник Мимира глаза – это символ е-динения изначального (Душа) и проявленного в самом-себе (Раскрытый, явленный мир) в становлении Целым Одно-Бытием. Мгновением Ока Абсолютный глаз проявляет Все завершенное из Всего потенциального, из отсутствия, дающего присутствие.

Изменчивость на струнах древа жизни

Разверзнет свой кипяще-леденящий вечности

исток,

Где постоянство изменений отмерит жребием твой рок.

Ясень я знаю по имени Иггдрасиль,древо, омытое влагою мутной;росы с него на долы нисходят;над источником Урд зеленеет он вечно21(«Прорицание вельвы», строфа 19).

Лишь в вечности древа, в источнике Урд хранится таинство безмолвной пряжи изначального Orlog.

Весь мир есть отзвук Всеотца на веках исполина, где поглотила тьма волнения светила, где околдованная бездна манит к тайне безысходного рассвета, в котором ты услышишь эхо шепота благого света от отзвука в источнике, хранящего жертву залога Владыки, – пройдя сквозь смерть22 себя в обличии каменной нищей упряжки – йотунского морока – прожорливой закостенелой хватки.

Щадить человек человека не станет, где мед (сознание) поглощен Жадным троллем ущербного хаоса каменных созданий, где ядовитые струи мировой веревки вонзаются в молот, где Мидгарда страж погибает от жала и рушится пламенем древо от губящего меча Муспелля великана, хранителя извечного неистощимого Пожара – питателя жизни и сокрушителя предела, норнами отмеченного резью на пруте жеребьевой игры, где Мимира дети судьбою тягостной обречены.