Парадоксы свободы (2)

«Вдумаемся в то, что значит для предмета „быть“, быть сущим, быть чем-то. Если предмет вообще есть нечто, то это значит, что предмет отличается от иного. Если предмет ничем не отличается от иного, то нельзя сказать и того, что он есть нечто. Тогда он слит с другим, неразличим от всего иного и другого, и о нем ничего нельзя сказать как о нем. Но отличаться от иного и не сливаться с другим можно только тогда, когда есть определенная граница, очертание, форма. Предмет отличается от иного – это значит, что предмет имеет определенное очертание, и – обратно. Надо только хорошенько усвоить себе природу этого „иного“» (А. Ф. Лосев «Философия имени»).

Не быть – значит не иметь формы, проявления, пребывать вне времени и пространства – за пределами сцены, которую выстраивает свобода. Бытие осуществимо посредством небытия, если под небытием понимать пустоту7.

Камень, валяющийся на дороге, более свободен, чем камень в стене. Но и второй обладает некоторой формой, отдельностью. Если же речь идет о цельной глыбе, из которой при разрушении образуются отдельные камни, то до момента распада глыбы эти потенциальные камни не обладают никаким отдельным бытием. Конец существования целого есть концом и его свободы. Но при этом обретают свободу элементы, составлявшие целое.

Индивидуальные свободы уникальны в силу разного положения в бытии и разного восприятия бытия. Но работа со свободой, в том числе и ее восприятие – это уже воля. А значит индивидуальные свободы имеют границы в силу разного восприятия и воли. Как писал Карл Ясперс, «границы рождают мою самость. Если моя свобода не сталкивается ни с какими границами, я превращаюсь в ничто. Благодаря ограничениям, я вытаскиваю себя из забвения и привожу в существование». На самом деле самость рождается благодаря воле – инструменту работы со свободой.

Здесь понятными становятся приведенные в Предисловии слова Мамардашвили о свободе как необходимости самого себя. Только речь здесь идет о воле, которая работает с границами свободы субъекта. Но и объекты и явления существуют как нечто отдельное или познаваемое благодаря свободе, поскольку отдельны. Они отдельны, поскольку имеют границы. Наличие границ дает им уникальность и возможность меняться: прирастать, увеличиваясь, либо терять, а в конечном итоге – умирать, то есть утрачивать свободу и форму, возвращаясь в мир уже как материал для бытия других. Поэтому бытие – больше процессы, чем вещи8. Только в мире объектов границы меняются не по их воле, а по естественным причинам, внешним или внутренним9. Воспринимающий должен учитывать эту «бренность бытия» хотя бы в ближайшем горизонте событий.

То же касается границ во времени. Не быть можно вечно, а быть лишь какое-то мгновение в жизни вселенной. Бесконечное бесформенно, непознаваемо, иррационально. Любой порядок органичен и конечен, а хаос бесформен и бесконечен. Поэтому космос (или многие космосы) плавает в океане безбрежного хаоса, а не наоборот.

Слово «конец» несет смысловую нагрузку цели. Быть – значит быть конечным10. Только конечное имеет смысл и способно ставить цели вне себя, поскольку смысл предполагает трансценденцию – выход за границы. Смысл любого явления находится за пределами этого явления. Как и сама возможность жизни любого существа находится вне его тела, которое должно питаться, дышать, размножаться.

Парадокс: свобода субъекта или объекта имеет границы, но свобода «вообще», выступающая сценой для проявлений всего сущего – безгранична. Мы берем из источника бытия столько, сколько можем, то есть для сущих свобода – ресурс ограниченный. Больше свободы предполагает его большую протяженность во времени и пространстве, наличие большей воли для удержания свободы.

Но бывают и кратковременные выходы за границы своего бытия, своеобразные экскурсии в свободу, которое можно называть экстазом. Это состояние обычно описывают как переживание преодоления условных границ себя, своего тела и сознания. Шаманы, чью практику известный религиовед М. Элиаде называл «архаическими техниками экстаза», рассматривали экстаз как мистический полет души, путешествие в иные миры. Состояния вдохновения многие поэты и мыслители также описывают как полет. Отсюда и крылатые существа, связанные с вдохновением – пегасы, музы. Образ крылатого коня существовал и в шаманизме тюркских народов, а основатель ислама пророк Мухаммед совершил свой ночной полет – мирадж – на крылатом существе Бурак, похожем на кентавра. Полет – наиболее удачная метафора переживания безграничности и пустоты. Если обыденная жизнь напоминает движение по давно протоптанным тропам или ходьбу по лабиринту, то полет – перемещение в пространстве фактически без границ.

Если обобщить, то экстаз (он же восторг, восхищение) – состояние сознания, восприятия, возникающее при встрече со свободой.11

Поскольку свободу мы можем постигать в четырех проявлениях, то многообразие экстазов тоже сводится к четырем сферам.

1. Страсть к путешествиям – проявление экстатического восприятия пространства. Любое путешествие является метафорой безграничности. Статичный «Я» – это точка, а движущийся «Я» – уже прямая. Чем больше я двигаюсь, тем меньше я точка, тем больше проявляюсь в пространстве. Это верно как для страсти к скоростям, так и для неспешного туризма. Путешествие всегда совершается ради новых впечатлений и является «легкой формой» шаманского камлания.

2. Потеря ощущения обычного течения времени – важное качество экстаза. В сказках, а также в шаманских рассказах о мистическом путешествии часто встречается сюжет о сжимании времени: если «в этом мире» прошел час, то «в том мире», где пребывала душа шамана (или сказочного героя) прошли годы. Вдохновленный человек или тот же путешественник теряют ощущение обычного восприятия времени, в экстазе оно становится более насыщенным. Человек, увлеченный каким-то делом, по-иному переживает течение времени, оно словно уплотняется.

3. Экстаз потребителя – переживание радости в момент приобретения или продажи. В этот момент деньги совершают магическое освобождение заложенной в них потенции. Конечно, экстаз ощущает человек, меняющий деньги на желанную вещь, а не тратя на необходимое или вынужденное (например, оплата услуг ЖКХ или налогов).

4. Проявление свободы сознания – интеллектуальный или творческий экстаз. Об этом библейская фраза «Познаете истину, и истина сделает вас свободными». Разрешение какой-либо проблемы дает такое ощущение освобождения – преграда мышления преодолена, путь дальше оказывается открытым. В творчестве это состояние характеризуется «слиянием с материалом»: художник ощущает себя единым целым с кистью и полотном, писатель оказывается в месте описываемых им событий, воплощается в своих героев, гонщик сливается с машиной, команда футболистов превращается в слаженно действующий механизм, токарь чувствует растачиваемую деталь и т. п. В таких состояниях человек менее всего ощущает свое «Я», наступает временная потеря самости.

Хотя проявления экстаза относятся к субъективным ощущениям, это не значит, что действительность за пределами психики не переживает ничего подобного экстазу. Факт существования эволюции означает, что выход за рамки устоявшихся систем – один из фундаментальных законов бытия. Только «эволюционный экстаз» совершается очень медленно, а сознание способно меняться и менять мир порой революционно. «Человечество преследует две цели, из коих одна, негативная – сохранить жизнь (избежать смерти), а другая, позитивная – увеличить ее интенсивность», – писал Жорж Батай. Но это правило жизни вообще, не только человеческой. Задача №1 любого существа – выжить, а если она выполнена (угрозы на горизонте не замечены), в силу вступает программа-максимум: расшириться, постичь, познать, размножиться, обогатиться, утвердиться, преуспеть. То есть расширить границы своей свободы. «Интенсивность видоизменяется в зависимости от степени свободы», – пишет далее Батай.

Если для неживого объекта физические границы, форма определяют его условную уникальность, то для живого пространство свободы не может ограничиваться только телом. Быть свободным значит проявлять волю в пустоте, в которой субъект может двигаться. Причем не только физически, перемещаясь в этой пустоте, но и «духовно» – неся информацию о себе. Поэтому можно говорить о двух контурах границ свободы.

Первый контур – собственно физическая граница объекта, либо тело субъекта, его материальная форма, посягательство на которую несет угрозу его разрушения или уничтожения. Второй контур – то пространство, в котором объект или субъект «пребывает» информационно, может быть воспринят другими. Второй контур свободы включает не только пространство и время, в котором бытийствует и воспринимается субъект свободы. Это еще и знание, память о нем в сознаниях его самого и других субъектов, а также его имущество и финансовые ресурсы. Последние два аспекта свободы касаются главным образом человека, но и животным нельзя отказать в наличии памяти, некоторых представлений о собственности (в виде простейших жилищ, кормовых территорий, семей и кланов).

В эволюции можно выделить две генеральных поведенческих стратегии, определяющие судьбу видов и отдельных сущих в отношении свободы и, соответственно, границ. Это эскапизм и цефализация12. Первая стратегия выражается в избегании борьбы, препятствий, вызовов судьбы, замыкании в первом контуре границ свободы – телесном. Вторая стратегия выражена в развитии восприятия, оптимизации работы с информацией, опоре на сознание – расширение внимания ко второму контуру свободы. Такая стратегия позволяет видеть свободу там, где она была скрыта, что дает таким сущим дополнительные очки в играх бытия. Обе стратегии способны сочетаться, но преобладает какая-то одна, формируя уникальную форму данного вида. Например, мимикрия, обрастание толстой кожей, иглами, отращивание ядовитых жал, уход в глубину или высокогорье, где мало конкурентов и хищников – элементы стратегии эскапизма. Развитые конечности, чуткие уши, зоркие глаза – элементы стратегии цефализации. Эти стратегии можно разглядеть и при анализе индивидуальных характеров, особенностей культур и психотипов.

Свои границы имеют также разные поля и законы природы, действующие лишь в некотором пространстве и/или времени (об этом уже говорилось, когда речь шла о фильтрах восприятия). В каждом из полей существуют свои формы движения, особенные возможности изменений. Например, в квантовой физике законы иные, чем в мире, подчиненном ньютоновой механике. Химия, биология, социология, психология, выстраиваясь на фундаменте физической реальности, вносят в нее свои отношения и законы. Каждый из этажей реальности видоизменяет отношения и снимает некоторые из ограничений низлежащего этапа, открывая особые пласты свободы.

Проблема свободы воли

Выводить события будущего из событий настоящего невозможно. Суеверие – вера в такую причинную связь. Свобода воли состоит в том, что поступки, которые будут совершены впоследствии, не могут быть познаны сейчас. Знать о них можно было бы лишь в том случае, если бы причинность – подобно связи логического вывода – представляла собой внутреннюю необходимость.

Людвиг Витгенштейн

Понимание и признание свободы воли имеет не только философскую, но и вполне экзистенциальную ценность. Да, возможно, она отсутствует у нейронной сети как таковой, и мозг морочит нам голову и даже слишком много на себя берет. Но не у личности, принимающей осознанные решения, за которые она несет ответственность! Робот и «зомби» ответственности не несут, но Homo sapiens sapiens – несет. Иначе вся человеческая цивилизация является насмешкой.

Черниговская Т. В.

В эпиграфе к этой книге была намечена проблема желаний и возможностей. Теперь можно обозначить их как волю и свободу. Когда мы испытываем желание, требуется уточнить: чье оно? Это желание диктуется телом, сознанием или социальными установками (культурой)? Именно наличие воли отделяет субъект от объекта, давая разграничение активного и пассивного элементов бытия13. Но человек, несмотря на присутствие в нем потенциала субъекта, часто остается объектом чужой воли, «прогибаясь» под мир и обстоятельства, подчиняясь какой-то власти – законам общества и природы.

Существует ли свобода воли (лат. liberum arbitrium, буквально «свободный выбор») – один из важнейших философских вопросов. Причем таких, ответ на который серьезно влияет на мировоззрение и поведение людей, на политические и социологические концепции, на культуры и религии. Ведь, перефразируя персонажа Достоевского, «если свободы воли нет, значит ничего нельзя». Или наоборот: все, что мы делаем, можно толковать как проявление воли бога, природы или другой высшей силы. Тогда любой наш выбор окажется иллюзией.

И если существование свободы доказать легко – если есть движение, то есть и свобода – то со свободой воли все чуть сложнее. Здесь уже много деталей, в которых скрывается дьявол, подстрекающий дать ответ, не вникнув в суть. Тем не менее, я попытаюсь решить эту задачу, рассмотрев несколько тезисов.

1. Детерминизм или корреляция?

Говорить о свободе воли можно лишь после положительного ответа на другой вопрос: возможно ли свободное движение? То, что движение происходит, а значит оно происходит в некотором пространстве выбора, не означает, что этот выбор осуществляет сам субъект. Очевидно, что физические тела совершают движение под действием внешних сил, воздействия на них других предметов. Отчасти это воздействие совершается и изнутри, в силу физических свойств. Тем не менее, жесткий детерминизм даже на уровне физического взаимодействия не работает. Невозможно предвидеть траекторию движения предмета, даже зная все о характере, направленности, силе всех воздействий на него.

Вместо детерминизма сегодня чаще используют другой термин, определяющий характер взаимодействия предметов и явлений – корреляция. Так называют случайную взаимосвязь двух факторов, или связь их через третий фактор. Причинность же – прямая взаимосвязь одного фактора с другим. Современный популяризатор науки Дэниел Левитин отмечал: «Известно, что корреляция не подразумевает причинность, однако об этом правиле часто забывают в рассуждениях».

Взаимодействия бильярдного шара и кия находятся в корреляционной зависимости, хотя на первый взгляд здесь мы видим причинную связь. Но всякий ли удар кия по шару достигает поставленной цели? Даже при том, что кий и шар неизменны, каждый удар будет уникальным, а значит и результаты будет разными. Взаимодействие кия и шара зависят и от силы удара, и от его угла, от микроскопических шероховатостей поверхностей и т. п.

То же самое можно отнести и к футболу, другим играм с мячом или иным перемещаемым объектом. Движения мяча зависят не только от его физических свойств, поля, характера ударов по нему, но и от погоды, настроения игроков. А может даже и от настроения зрителей. Любое соревнование – взаимодействие набора огромного числа переменных. Влияние части из них на исход можно с тем или иным успехом предвидеть, но все – никогда. Даже в шахматах, где каждой фигуре отведена своя роль, где заданы жесткие правила и ограничено число клеток, количество вариаций ходов слишком велико, чтобы одна партия повторилась дважды.

Еще один пример корреляции – изменение температуры среды и расходы топлива в домохозяйствах. Несомненно, чем сильнее холода, тем больше люди будут тратить ресурсов на отопление. Но это изменение не находится в прямой зависимости от температуры на улице, а опосредовано множеством иных факторов, среди которых и специфика жилища (теплое оно или холодное), финансовые возможности владельцев (кто-то будет экономить, а кому-то то это ни к чему), особенности восприятия температуры организмом. То есть жесткой причинно-следственной связи двух факторов не существует, ее размывает взаимодействие множества факторов, среди которых немалая роль принадлежит не прогнозируемому (а потому – свободному) выбору владельцев домохозяйств.

Таким образом, мы всегда говорим лишь о вероятностях, а не прямых причинно-следственных связях. Иногда вероятность события Б после события А столь велика, что кажется стопроцентной, убеждая нас в детерминизме. Однако, когда есть возможность провести множество тестовых экспериментов, вероятность окажется не такой определенной, демонстрируя уникальность любого события.

Мы никогда со 100-процентной вероятностью не можем предвидеть результат какого-то действия даже в относительно закрытых системах, где число акторов ограниченно. А значит всегда и везде имеется некоторый элемент неожиданности – свободы.

2. Какую волю считать свободной?

А что, собственно, подразумевают мыслители под свободой воли, если они и под самой свободой понимают нечто абстрактное, обтекаемое, требующее толкований? Значит, и тут нужно разбираться.

Правильна ли постановка вопроса о свободе воли как если бы существовала несвободная воля? Ведь сам факт наличия воли предполагает выбор поведения. Там, где выбора нет, живые существа действуют рефлексивно или инстинктивно. Воля является механизмом работы со свободой – инструментом для выбора. Это неживые элементы природы движутся под действием притяжений, отталкиваний и столкновений. Но даже глядя на эти несвободные движения материи некоторые философы (не говоря о мистиках и теологах) допускали существование за ними некой творческой силы.

Оставим за скобками тему первозданной или мировой воли и зададимся простым вопросом: зачем в принципе нужна воля как механизм выбора, если она не совершает выбора? Если воля не свободна, то она бессмысленна, и тогда ее не должно существовать. Но если бы воли не существовало, везде, включая человеческое бытие, царил бы детерминизм, что противоречит опыту. Если же воля есть, то она обладает свободой – в меру данных природой возможностей воспринимать и желать.

Конфликт разных мотивов, побуждений – тоже аргумент в пользу свободы воли. Иначе такой конфликт был бы багом системы, лишним звеном, ведь проще двигаться под воздействием безусловных программ поведения, как это делает большинство живых существ. Но если мы можем выбирать из ряда целей, желаний, реагировать по-разному на разные раздражители и вызовы, значит мы не марионетки бытия, а обладаем волей.

Как вопрошал Элиас Канетти, «Свободен тот, кто не имеет желаний. К чему же тогда быть свободным?» Действительно, можно ли говорить о свободе воли, испытывая желания? Но природа наделяет некоторым авансом свободы всех сущих для того, чтобы те могли удовлетворять желания, которые дает все та же природа. Мы можем либо растратить этот потенциал, либо еще и приумножить. В последнем человек особенно преуспел. Поэтому «быть свободным» – родовое свойство человека. Оно же делает нас неравными, поскольку кто-то реализует это свойство по минимуму, для реализации полученного от природы аванса, животных задач, другие же – и это всегда меньшинство – считают свободу ценностью самой по себе. Но, возвращаясь к вопросу Канетти, можем ли мы вторых назвать свободными, а первых – нет? В вопросе заложена манипуляция, поскольку нельзя быть совершенно свободным и совершенно не иметь желаний. Для открывания новой свободы необходимо желать этого. Таким образом, чтобы возникла воля к свободе, субъект должен испытывать особые желания, которые не свойственны природным существам. Эти желания можно назвать мистическими или метафизическими, хотя таковыми они являются лишь отчасти. Свобода «про запас» может иметь значение игры, «блажи» сегодня, а завтра дать вполне осязаемые плоды, меняющие мир.

По словам Эйнштейна, «человек может делать то, что хочет, но не может хотеть по своему желанию». Но и с этим можно поспорить, ведь сознания (наше или чужое, посредством переданных сообщений) могут стать источником (творцом) новых желаний. Еще одним источником наших решений и желаний является условный антагонист природы – культура, то есть набор правил поведения в обществе. Определяются ли конкретные желания природой, культурой или собственными решениями? Ответ не всегда очевиден. Но уже сама возможность лавировать между Сциллой природы и Харибдой культуры делает сознание самостоятельным актором. Может ли считаться свободной воля, избегающая воздействия иных воль? Вполне. Даже уклоняясь от давления, сознание способно выстроить этот процесс по-разному, здесь действует корреляция, а не детерминизм.

Даже выбор зависимости человек может осуществить сам, и это тоже акт свободной воли. «Когда человек поддается своим влечениям… это значит, что он свободно отрекается от свободы, чтобы найти оправдание своей несвободе», – Виктор Франкл. Хотя их можно рассматривать как синонимы, между влечением и волей есть различие. Увлечение или влечение есть притяжение к уже существующему, чужому. Воля же способна создавать свое, новое. Но как правило любая цель имеет корень во влечении, возникает из устремления к ранее воспринятому. Создание нового – мимесис по отношению к существующему, ступень развития «инстинкта красоты».

Ни один спектакль жизни не идёт по заранее написанному сценарию. Даже если принять метафору марионеток, то кукловод, управляющее всеми сущими, не играет на стороне одной из кукол или их группы. На сцене бытия все куклы играют по-настоящему, на пределе своих сил и возможностей, ведь на кону стоит как минимум их успех, а как максимум – сама жизнь. Для эволюции каждый сущий или вид в принципе равен, раз уж он оказался на этой сцене. Лишь совокупность действий многих сущих какого-то вида способна привести их к фиаско. Либо к грандиозному успеху на каком-то отрезке времени и пространства. И это будет следствием их успешного или неуспешного выбора коллективной стратегии выживания. Само существование эволюции говорит о наличии свободы выбора и воли у живых существ. С той поправкой, что эта свобода воли осуществляется в некоторых рамках.

Абсолютная свобода, как и абсолютно свободная воля – удел спекулятивной философии или теологии. Они возможны как идеи. Идеальный слон свободы (или свободной воли) находится внутри каждого реального слона (свободы или акта воли). Этот идеал подразумевает полное и окончательное освобождение от всякого давления. Которое и достигается на какое-то время при завершении акта воли, получении желаемого результата и обретения покоя. Но пока мы физические существа, покой нам только снится. И абсолютная свобода (и свобода воли) остаются линией горизонта, недостижимым идеалом движения. Который не стоит путать со смертью, разрушением субъекта воли. Этот идеал сопоставим с вечной, безбытной «жизнью после смерти», которую рисуют мировые религии для своих адептов. В какой-то мере бездеятельное созерцание, чтение, прослушивание музыки, просмотр кино выступают суррогатами такого безбытного бытия, в котором мы перестаем быть собой, растворяясь в потоке информации, с возможностью перевоплощаться в кого-то другого.

До тех пор, пока внешние причины (или внутренние, которые можно также рассматривать как внешние для сознания, осознающего себя повелителем, а не рабом тела) являются чем-то вроде шепота, мы можем считать себя достаточно свободными от них, то есть располагать свободой воли. Если же внешние-внутренние воздействия слишком сильны, если это не шепот, а крик, не ветер, а буря, не совет, а пинок, приказ, физическое воздействие, про свободу воли говорить сложно, поскольку не предполагается выбор.

Чтобы провести водораздел между относительно свободной волей и относительно несвободной, достаточно определить, возникает ли она под влиянием притяжения, в состояния относительного покоя, или для избегания, в состоянии непокоя. Несвободная воля заставляет двигаться под внешним давлением, а не из состояния относительного покоя. Свободной волей можно называть ту, которая совершается в состоянии наименьшего давления обстоятельств. Волю можно назвать «своей», если она рождена не в голоде или страхе, а в ясности мыслей и чувств. Здоровый, сытый, обладающий опытом, скорее обладает свободой воли, чем подавленный и угнетенный. Сильные аффекты способны затмить разум, подчинить сознание. Акты воровства еды или каннибализма возникают, если сознание дает добро на реализацию запретного ради выживания. Такое сознание находится под сильным давлением обстоятельств и фактически перестает играть роль свободного оператора воли. Хотя запретные действия могут совершаться и как акты утверждения свободной воли (пример Раскольникова).

Вообще все сознательное – синоним свободного. Сознательная воля – такое решение, которое было взвешено, принято не спонтанно, в добром здравии и при ясной памяти. Такой волевой акт начинается с осознания своих мотивов. Вызовы, на которые существо полностью природное может реагировать лишь в потомстве, через генетику, человек способен воспринимать и отвечать на них, меняя (обогащая, расширяя) сознание. Всякая учеба – ответ (часто упреждающий) на внешние вызовы, а учиться – значит менять сознание и пользоваться свободной волей.