Предостережение

Тюбики для красок и складной мольберт позволили художникам выйти из мастерской на природу. А новая теория цвета внесла коррективы в понимание о красках мира. Под их началом тень и свет в буквальном смысле расцвели на полотнах. Так рождалась магия импрессионизма. Божественная гармония, покой и умиротворение.

Вот я хочу сделать так же. Чтобы наши цели совпадали, чтобы нам было комфортно. Проще говоря, чтобы мы видели один «пейзаж из окна». Работать будем только по позитивному сценарию, без пессимизма. Давай договариваться. Договориться всегда дешевле, чем не договориться. Хочешь, также сядем на лужайке, устроим пикник, переломим хлеб с вином и поговорим.

– До импрессионистов картины были в основном жанровые, – подчеркнул свои знания Денис и продолжил: – Портрет, бытовая тема и так далее. А они стали размывать четкие линии. Мане заработал первые деньги на рисовании карикатур и поехал в Париж – учиться.

Цвета – никакой прорисовки, только мазки. В зависимости от цвета меняется предмет. В живописи сложно передать быстротечность и изменчивость. Сюжеты в обычной жизни теряют нарратив – нет истории, нет сюжета.

А потом началась урбанизация. Барон Осман переделал город. С быстротечностью, мимолетностью и изменчивостью жизни пришли перемены и в искусство. Мазки завихрились, добавляя динамику.

Мане рисовал с одного ракурса, но при разном освещении. Для него характерны яркие сочные краски. Ни социальных, ни политических вопросов нет – только цвета. Его философский принцип – через движение к изменениям.

Чем быстрее меняются фазы, тем быстрее движение и тем быстрее одна сторона переходит в другую. Рассвет – утренний туман – первые лучи солнца – полное солнцестояние – обеденный зной – тень скрывается за фасадом – закат – сумерки – и так далее. Основа всего – это циклы, и чем быстрее они проходят, тем ближе мы к позитиву. Всегда одно сменяется другим, всегда после роста есть спад, а после глубокого падения – взлет. Именно этому учат импрессионисты.

– Думаю, следует воспринимать импрессионистов как художников, которые отражают реальность, стремятся воспроизвести впечатление от природы и не сосредотачиваются на деталях, уделяя все внимание целому. Чтобы показать человека таким, каким ты его видишь, вовсе не обязательно рисовать все его морщины. Нужно передать ту живую атмосферу, которая его окружает.

Потом Денис резко остановился, изменился в лице и твердо произнес:

– С философией заканчиваем, переходим к сути. Я педант, и поэтому мы будем делать все в точности так, как я хочу. Мы будем сосредотачиваться на деталях, мы будем рисовать морщины, для нас будут важны и целое, и детали. И сейчас наступает наш цикл. И я не хочу опоздать.

– Да, ты шеф, какой вектор задашь, так и поедем. Но я бы хотел сказать еще пару слов о выставке. Наш проект называется «Восход», и картина Клода Мане, с которой пошел отсчет творчества импрессионистов, тоже называется «Восход».

Я тебя поддерживаю и согласен, что положительные эмоции приходят из мелочей, из умения их видеть и наслаждаться ими. Вот именно импрессионисты этому и учат.

А вообще импрессионисты ведь действительно – переломный момент в изобразительном искусстве. После них все поменялось. Все стало по-другому, и восприятия, и подходы, и цена живописи.

Это как раз тот случай в истории, когда смело можно сказать о точке перегиба. А ведь сколько лет их гнобили, не принимали… Один Салон отверженных чего стоит.

Но они смогли, и теперь они – отправная точка. Эта выставка – продолжение заданного ими тренда. И он с тех пор идет только вверх. И я уверен, что под твоим руководством проект «Восход» будет идти только вверх.

Вся гениальность Мане в его картине «Восход» нацелена на то, чтобы ухватить неуловимый утренний свет, который играет на поверхности воды, сияя бесчисленными отсветами. В этой вселенной маленьких мазков с трудом устанавливается граница между морем и небом. И взгляд беспорядочно блуждал бы здесь, не предложи ему художник опорные точки: лодку, единственное явное свидетельство человеческой деятельности, и приглушенное солнце в рассеянном свете зари.

Толстый кружок – это солнечный диск. Что до красных и розовых полос, которыми передан свет восходящего солнца, то они резко контрастируют с темными горизонтальными мазками, изображающими волны, и формой лодки с двумя пассажирами. Вот и мы с тобой эти два пассажира положившими начало проекта. Пожав руки и понимая, что он договорились Макс с Денисом разошлись.

Далее общение сместилось в детали проектной теории.

Денис, помимо всего прочего, обладал отличным качеством российских политиков – умением говорить умные фразы, которые вообще не понятны. А проект надо было раскладывать по полочкам и просчитывать.

Макс же придерживался книжного алгоритма ведения проектной работы.

Первый шаг: оценка текущей ситуации и ответ на вопрос – работаем или нет?

Пройти первый этап было несложно, поскольку никакой особой структуры здесь не требуется. Надо просто немного подумать и решить – да или нет?

Ключевые вопросы этапа:

Что каждый из участников проекта думает о проблеме?

Каковы грани этого проекта?

В чем могут быть первопричины проекта?

Что будет означать успех этого проекта?

Действительно ли мы сможем выполнить проект?

Имеет ли смысл его выполнять?

Как только разобрались с центральными вопросом, можно переходить ко второму шагу. Второй шаг: сбор фактов.

Факты – это кирпичики, которыми выкладывается дорога к решению проблемы. Решение проблемы начинается со сбора фактов. Нужно перелопатить огромный массив информации. Просмотреть множество статей и материалов внутренних исследований, понюхать рыночные тенденции, пообщаться со знающими людьми, которые проливают свет на тот или иной аспект.

Третий шаг: выдвижение гипотез.

После второго шага выдвигаются рабочие гипотезы о том, как можно решить поставленную задачу, с подкрепляющим материалом.

На вопрос Дениса, почему Макс выдвинул именно такую гипотезу по «Восход», Макс с уверенностью ответил:

Прежде всего потому, что я хорошо изучил эту тему. Я познакомился с соответствующими публикациями, сформулировал гипотезу и проверил ее в ходе полевого исследования – опросил несколько творческих людей. Записи этих увлекательных и порой поучительных бесед – это больше сотни страниц, которые я тщательно проанализировал в поисках общих мотивов и закономерностей. Используя этот вроде бы стандартный научный метод, хорошо известный мне как выпускнику MBA, я тем не менее гораздо глубже проникся темой, чем при обычном исследовательском процессе. Я выбрал самые достоверные факты и сделал на них свой упор.

Четвертым шагом было: риски.

Это был самый любимый раздел Макса. Именно на него он учился и работал в страховании. И именно этот раздел проводит красную черту, за которой нет смысла ввязываться в проект. Некоторых проблем лучше избегать, нежели решать их.

Есть проекты настолько рискованны, что лучше не браться за них. Другие могут содержать риски, которые, если к ним подойти должным образом с самого начала, поддаются ограничению.

В отличие от Кореша, который только генерировал в огромном количестве возможные проблемы, Макс обожал разрабатывать сценарии, подробно рассказывающие о том, как справляться с вероятной негативной ситуацией.

И только после этих предварительных этапов, начинается пятый: сама работа.

А сама работа, как часто на практике и бывает, стала развиваться не по классическому проектному сценарию, а как игра на шахматной доске.

С шахматной доской получается весьма любопытная комбинация: черные и белые клетки, сменяющие друг друга, настойчиво говорят нам о присутствии в мире добра и зла и об их борьбе внутри человеческой души. Надежду на то, что добро одержит победу над злом, нужно отбросить сразу. Очевидных победителей здесь нет, по щелчку пальцев здесь результата не будет. Распасовки начали проявляться практически сразу.

Ситуация начинала походить на серию из двух полотен голландца со сложной фамилией, висевших в залах Пушкинского музея. Одна называется «Сцена в кабачке», а вторая называется уже – «Драка». Кабак. Хата. Мещанский быт. На первой мирно весело выпивают, на второй – уже яростно дерутся. Невоздержанность и грубость нравов, внутреннее кипение и невоздержанность переросли в бойню. Именно такие эмоции начали проявляться в самой работе в проекте «Восход». До фактической бойни еще было далеко, но сама атмосфера улавливалась практически сразу.

Денис же в жизни стал с каждым днем все больше походить на «Заклинателя змей» Мариано Фортун-Марсала или «Дрессировщика черепах» Османа Хамди Бейа.

Обе картины изображают жанровые сцены из восточной жизни.

На первой мужчина в тюрбане занимается заклинанием змей. Монотонная мелодия дудки приводит змей в сонное состояние, а дальше можно показывать с ними различные фокусы. Он также хотел: заклинать и показывать фокусы.

На второй – мужчина все в том же тюрбане, и тоже пытается дрессировать, но уже черепах. Делать это с помощью листов салата получается лучше, чем с помощью музыки. Денис тоже так думал, что можно кормить не деньгами, а листьями салатов.

– Ты не даешь и слова вставить, Макс начинал нервничать и переходить на повышенный тон, Денис, ты опираешься в своих решениях исключительно на свое мнение. Но это в корне неправильно, ни с точки зрения менеджера-управленца, ни с точки зрения простой обыденности. У нас командная работа, у нас проект.

Я не сдерживаюсь и хочу высказаться. Мне правда хочется поставить в ряд всех участников проекта и спросить:

Прекраснейший – это как?

Мы должны все ослепнуть, как от взгляда на солнце?

Но Денис не реагировал на эмоциональные всплески Макса и продолжал гнуть свою линию. В его голове была другая картина, а именно «Серый кардинал» Жана-Леона Жерома. Все должны оглядываться, а кто ниже поклон отвесит, тот молодец. По струнке смирно стоять и не дышать. Вот так он хотел выдрессировать всех членов проектной команды.

А Макс все продолжал держать в голове шахматное поле и бубнить себе под нос:

– Мы не шахматисты, но нам тоже постоянно приходится в меняющейся среде анализировать множество ходов и вариантов, как твоих, членов команды, так и реакции рынка.

Твои убеждения, которые основаны на прошлом опыте, не годятся, они не позволяют видеть перспективы игры и лучшие ходы. Не всегда прошлый опыт применим в наше время, ведь все меняется. Законы экономики Маркса уже не работают. Риски совсем другие, методики расчетов поменялись. Инертные убеждения тоже не годятся. Мы идем по течению, забывая оценивать существующие факторы. Способность к предвидению полностью уходит. Нам нужен опережающий способ мышления. Обдумывать варианты, оценивать их, атаковать или уйти в оборону или сдать слабые фигуры. Твоя переоценка собственных возможностей и недооценка будущих угроз приведет к отказу от активных действий и переходу к обороне. А это остановит стройку и продажи, и проект станет не живучим. А мы все здесь хотим поработать еще как минимум лет десять.

Но проект шел, а точнее, скользил исключительно по «хотелкам» Дениса. Он разделился на ряд векторов: покупка участков, проектирование домов, разрешительная документация, освоение и расчистка участков, развитие продаж.

Так как это был проект, Макс под него выработал и согласовал с Денисом технологию. За основу была взята картина голландца «Каток», навеянная офисной суетой. Хороший пример голландского протестантизма.

У голландцев все же есть характерная строгость, их пейзажи и натюрморты всегда узнаваемы, но в этом и прелесть. Жизнь голландцев всегда проходит между делами и церковью. Работать надо. Маленькими шажочками двигаться. Все время держать «строй». Анализировать, корректировать, но двигаться. Не мытьем, так катаньем.

Зимний ландшафт. Замерзшая река. Разные люди. Все чем-то заняты. Каток на замерзшей реке – это каток жизни, полной неожиданных опасностей скольжение людей вслед за призрачной и обманчивой удачей. Никто не катается просто так, все куда-то спешат, все заняты реальной деятельностью. Нет ни одного праздного человека. С одной стороны ратуша – с другой колокольни церкви.

Лодки примерзли – это отсылка к тому, что жизнь деятельного голландца остановилась, но картина говорит – нет. Торговля не встала, голландец всегда трудится. Это его идеальная жизнь.

Вот как должен работать офис в организации – как у голландцев. Все знают, что делать и как делать. При этом все довольны, все на позитиве. И этот процесс при любом раскладе качественен и легок.

Именно так Максу казалась идеальная работа, и он начал к ней стремиться.

Вода – принцип созидания и принцип разрушения. Она поит людей и разрушает своим течением постройки. Медитативная жизнь – в праведности. А праведность – это работа, каждодневная и трудная.

Вот и Макс решил, хватит бурчать, надо работать, как голландцы много и эффективно.

Но давление и несговорчивость Дениса росли в геометрической прогрессии.

Да и Баркова к тому времени начала кривиться в гримасе – от немного улыбчивой до совсем неулыбчивой и даже хмурой. Взгляд ее явно говорил о предупреждении. А один раз Макс встретился с ее глазами и ему показалось, что они не то, чтобы не довольны, не то, чтобы злы, а вообще вывернуты на изнанку. Демонстрирую отвращение от общения с Максом и его работы.

Но люди порой даже произнесенные вслух слова по-разному трактуют, что уж говорить о неоднозначном взгляде. Однако Макс все-таки уловил на подсознательном уровне что-то переменчивое, но точность трактовки дошла до него намного позже.

Но все же свои сомнения решил обсудить с женой:

– Наташа, «Восход» не вечен, давай искать другие варианты.

Наталья поначалу была всегда той супругой, с которой хотелось говорить. Бывало, что Макс не мог с ней наговориться. Вообще Макс уделял большое внимание общению. Секс длился минут пять, ну максимум десять, плюс прелюдия и объятия, еще двадцать, ни и все. А все остальное время нужно было уметь разговаривать. Подбирать темы по настроению, обходить острые углы. Другими словами, должен быть набор общих интересов. Это очень важно. И вот на этой фазе нужно было находить варианты дальнейшего движения и не циклиться на проекте «Восход».

– Это все опять одни слова. Докажи делом. Что из пустого в порожное переливать? Я не люблю пустозвон. «Иные мне нужны картины», так Онегин описывает свои новые предпочтения в красоте природы и жизни. Он больше не ищет величия и волнения, а наслаждается простыми и спокойными моментами. Мораль этой ситуации заключается в том, что человек может изменить свои предпочтения и получать удовольствие от обычных вещей. Совет – научись ценить простые и маленькие радости жизни, не всегда стремись к великим и сложным вещам.

– В Малом театре есть одна очень интересная постановка с Башметом и Гармашем, по Достоевскому, называется «Кроткая», начал переводить разговор в другое русло Макс.

Сюжет банальный. Старый офицер берет в жены молодую девушку. Дабы избежать ошибок жизни с молодой женой (по мнению друзей и коллег), он придумывает свою стратегию совместного проживания.

Первый пункт в этой стратегии – строгость с женой, чтобы не расслаблялась. Из него вытекает второй пункт – уважение.

А молодая женщина, конечно, дав согласие до брака, после первой ночи стала со всем категорически не согласна. Естественно, стала спорить, пытаться доказать свою правоту.

Он стал «обдавать ее холодной водой». За основной инструмент воспитания жены взял молчание и сухость. И она стала умолкать, а потом заедать. А он все больше разговаривал молчанием. Хотел уважения.

Он был мастером говорить молча, сейчас много таких, кто сам с собой общается и проживает молча целые трагедии. И думал: «Дескать, сама догадаешься». А она не догадывалась, поначалу огрызалась, а потом примолкла, даже совсем. И улыбка стала недоверчивая, молчаливая, нехорошая.

Вот так и жили, молча ходили, молча возвращались. И ссор уже не было, было только молчание. И оно день ото дня усиливалось. А он все хотел уважения.

И ее кроткое лицо становилось все дерзче и дерзче. И все пуще и пуще молчание усиливалось, появлялись холодность и отвращение. А он все думал: «Она сама подойдет». И специально разжигал в себе обиду на нее. И злодейств никаких не было, но любовь начала исчезать… Дальше я картину сокращу. Много драматических событий, но в финале – ее смерть, самоубийство.

А он в конце читает монолог, весь в слезах от потери самого родного и близкого человека, которого не вернешь, и признается в своем бессилии и неправильно выбранной стратегии. А все, душа в страшном отчаянии. Но ведь можно было просто обнять и сказать: «Поговорим… Знаешь… скажи что-нибудь». И все возможно наладить, перейти на новый виток, простить и забыть. В этом, конечно, сила классики, она подсказывает нам, как делать не надо и что, может быть, если мы сделаем, как не надо.

Вывод самый простой: надо разговаривать. В семье, в любых отношениях. Да, бывает невпопад, но может и очень смешно получиться. А бывает, что один говорит, а другой не хочет слушать, но слушает. Но в любом случае это не молчание. Все пройдет, главное – не молчать.

Поэтому, моя дорогая и любимая супруга, я с тобой разговариваю, подбираю интересные темы, подстраиваюсь под твое настроение, вспоминаю позитивные приключения и истории из жизни и напоминаю о классике

Глава VI.

Колесница

Вектор прояснился окончательно. Денис хотел играть «в долгую», а Макс хотел денег «в быструю». «В быструю» денег можно было заработать тремя способами: на стройке домов, на скупке участков для расширения пятна застройки участков, ну и, конечно, на оформлении разрешительной документации. В любом варианте игра была многоходовая.

Но обыграть Дениса или просто играть одному и даже с Натальей Максу уже было не под силу. Так на сцене появился Вачик.

Он был именно таким, как все армяне. Армяне вообще – особая нация. Адлер они считают своей второй столицей. Армяне бывают местные и ереванские. Первые полагают, что их родственники переехали после турецкой резни в начале XX века на побережье и здесь ассимилировались, вторые – что их предки переехали после землетрясения в Ленинакане или по экономическим соображением из Еревана. Друг друга они недолюбливают, и язык у них разница сильно, одни других не всегда понимают, но в целом армяне везде одинаковые.

Но только в Адлере армяне ведут себя настолько нагло, невоспитанно и пошло.

Армяне здесь целенаправленно ведут себя бескультурно, похабно. Любая мерзость их лучший друг. Это китч, это пошлость, и никто в этом не виноват, кроме них самих.

И никто в Адлере лучше армян не орет, не ворует, не ведет себя неприлично.

Азербайджанцы и турки вызывают на порядок больше уважения. У многих мусульман есть порядочность, честь и достоинство, однако это не относится к армянам.

Армяне отважно горлом поставят всех на место, но категорически откажутся воевать с вооруженным противником. Другое дело – напасть толпой со спины, на одного и безоружного. А воевать с силой? «Нет! – говорят отважные армяне, – не будет такого никогда!»

Случайно ли так получилось или нет, но в реальности 90% российского теле-бомонда – армяне.

Главное, что они едины. Они живут и существуют единым обществом.

Раскола у них нет никакого: Их президент не поддержал Арцах не потому, что он предатель, а потому, что нечем было поддерживать. Иначе они охотно пошли бы бить азербайджанцев на их собственной земле, как это уже было тридцать лет тому назад.

Армяне все делают вместе, гурьбой – живут, нападают и грабят, галдят и бегут. У них нет никакого разделения и плюрализма. Они все – ничем не отличаются один от другого.

Для Макса же сотрудничество с Вачиком означало одно, самое главное: на армян всегда все, в любой момент, в любом объеме можно было все списать.

Но была у них и положительная черта. Они все вопросы решали с помощью пистолета. Конечно, это шутка. Решали армяне вопросы исключительно при помощи богато накрытых столов. Они умели приготовить покушать и были в этом неотразимы.

Вачик был умным армянином, и в диалоге про еду любил повторять следующее:

– Основа всего – это пища, это еда, это жрачка. Самое вкусное, самое сытное – это, конечно, мясо. Вегетарианцы – ничего хорошего в них нет. Господь призывает есть мясо. Это необходимая потребность для физического существования.

Мясо – главный индикатор происходящих процессов. Дорожает мясо – значит, все плохо, будут дорожать все продукты, люди станут есть меньше и, соответственно, меньше рожать. Голод – самый страшный всадник апокалипсиса.

В эпоху Ренессанса еда была дорогая, и из-за этого население росло медленно. Потом еда резко подешевела, и сразу случился демографический скачок. Но в текущем тренде интеллектуальное развитие не прогрессирует, а наоборот.

Людей стало больше, а ума – меньше. Пропорции изменились.

Население стало расти, так как продовольствие стало доступно, но ничего хорошего это для планеты Земля не принесло. Уничтожение лесов, плохая экология, грязь, мерзость, криминал. Это все ведет к катастрофе.

И сейчас все возвращается к подорожанию продуктов, а для этого создается дефицит. Болезни крупного рогатого скота, птичий грипп, засуха. Заканчивается эпоха дешевого питания.

Чего следует ожидать? Прежде всего, того, что африканские страны и страны Латинской Америки, а также Индия испытают продовольственный кризис. Европе этот коллапс не грозит. Начнется падение рождаемости.

Невкусно, некрасиво, непривлекательно – вот проблема. Голодные страны все вытопчут.

Однажды, когда Вачик гостил у Макса, после обильного застолья они сидели и курили сигары. Макс достал свои альбомы с репродукциями и показал Вачику. Вачик учился в Санкт-Петербурге и был поклонником картинных галерей и выставок.

Но зацепила его только одна картина – «Туша быка» Рембрандта. Он почувствовал себя в роли мясника, только что разделавшего тушу. Чувствовалось, как он опустил взгляд, и хотел увидеть свои окровавленные руки с топором, с которого еще капает кровь.

Он стал глазеть на говядину Рембрандта с тупым ожиданием, что сейчас кто-нибудь вылезет из-под пола, на который капает кровь с топора и рассеет его беспредметную тоску и усталость. И очень удивился, что ничего не случилось.

– Вачик, – сказал задорно Макс, – давай я лучше покажу тебе другую картину с едой и попытаюсь донести ее смысл. «Ужин в Эммаусе» Караваджо. Смотри, какая интересная деталь – тень от корзинки. Полумесяц хвостового плавника, явный хвост рыбы. Рыба – символ Иисуса, христианский символ. Вот он, ключ ко всей картине. В нем и заключается весь смысл – призыв к духовному и физическому преображению, даже во время пышного застолья.

А этот сюжет из Евангелия – переломный момент. Христос, изменившийся внешне после пришествия, раскрывается перед двумя учениками, не узнавшими его изначально.

«Преломил он хлеб. Открылись у них глаза, и они узнали его. И он стал невидим для них».

– Да, я понял! – воскликнул радостно Вачик. – Для того, чтобы что-то увидеть, нужно «преломить хлеб», то есть сесть, покушать, пообщаться, и сразу все станет намного понятнее и прозрачнее. Да, ты прав, я никогда не сяду за стол и не преломлю хлеб с тем, чья наглая рожа мне неприятна.

Сначала Макс хотел дополнить разговор картинами Хаима Сутина, любителя бычьих туш. Хаим очень любил изображать туши сырого мяса на своих холстах, причем делал это обязательно с натуры: покупал у мясника тушу, приносил к себе в квартиру и начинал творить. А кровь капала на пол и просачивалась к нижним соседям. У соседей это вызывало дикий ужас, сразу приходили на ум мысли об убийстве. Но нет. Это всего лишь Хаим Сутин писал свои работы.

Но потом осекся, пологая что Вачик тоже любит творить свои рабочие дела с кровинкой, и этот отсыл может его обидеть.

И тут пришла другая идея. Он вспомнил картину «Искушение Христа» Ари Шеффера.

Картина показывает практически двух равных соперников. Бес здесь – не страшный, но очень сильный и сложный образ. Равный Христу, мятущийся между дух страстей.

А Христос показывает на небо, говоря – истина там, не здесь.

После сорока дней, в течение которых Христос постился в пустыне, ему явился Сатана и начал его искушать. Было три искушения: сбросься вниз, и ангелы подхватят тебя – на что Христос сказал: не искушай господа Бога своего; если ты сын Божий, бросься вниз с вершины храма, ибо написано, что ангелы сохранят тебя. Но сказано также, что нельзя требовать от Бога ненужных чудес. Если ты царь земной, то накорми всех хлебами – но не хлебом единым сыт человек. Если ты сын Божий, прикажи, чтобы эти камни сделались для тебя хлебами. Но не только хлеб нужен человеку для жизни, а и слово Божие.