Роман о первой… Дебют

– Ты почему такой мокрый? – прошептала девушка и, протянув руку, прошлась подушечками пальцев по моим волосам.

– Я только что из бассейна, миледи, – задыхаясь, но стараясь не дышать в сторону Рыжика, заголосил я. – Дворецкий ушёл в северную часть замка за халатом и полотенцами, но до сих пор ещё не вернулся…

– Мы так и будем здесь стоять? – улыбнувшись уголками губ, поинтересовалась Оксана. – Показывай свой замок, рыцарь, и попроси прислугу принести нам вина.

От слова «вино» меня тряхнуло, и сильный спазм сорвался из глубины желудка, попытавшись вырваться наружу, но тут же был задушен усилием воли. Сделав пару шагов, мы оказались на середине комнаты у круглого лакированного стола, заставленного остатками нашей с Алексом вчерашней «вечеринки».

– Простите, миледи, – начал я, пытаясь придать хоть какое-то подобие порядка, складывая тарелки, ножи, кружки и вилки в огромную сковороду и берясь за бутыль настойки, так и оставшейся на столе после наших с Саней возлияний (о какой уборке может идти речь, если я даже не помню, как и когда ушёл домой друг). – Слуги были отпущены мною на церковный праздник в свои деревни, а мы с друзьями вчера поздно вернулись с охоты…

– Это вино? – кивнув в сторону бутыли, поинтересовалась Оксана.

– Да, миледи! Бургундское. Лучшее на свете…

– Налей мне. Я хочу с тобой выпить.

Достав из серванта графин и два ажурных бокала на длинных шестигранных ножках, я наполнил рябиновкой литровый графин, и мы приступили. Мне снова пришлось пить.

Я, правда, не помню, как мы оказались на диване. Всё шло кругом, мелькая в моей голове в апогее языческого танца. Круглый стол с пустыми хрустальными сосудами, узкий сервант с семейным сервизом, телевизор, кресло и стулья, платяной шкаф и моя кровать с наваленными на ней подушками и одеялами.

Говорят, что алкоголь подстёгивает возбуждение. Пол-литра настойки ударили меня под дых. Выпитое вино, порывистое, горячее дыхание обнажённой девушки, неумелые и суетливые ласки, поцелуи и прикосновения тонули в пьяном болоте. Это был мой первый сексуальный опыт, и он с треском провалился.

Мне не хватало воздуха, я полностью потерялся в пространстве. От напряжения возбуждение сошло на нет, остались только дурнота и отвращение. Меня стошнило прямо на растерзанное белье, на родительский диван и на очумевшую от всего этого девушку.

– Ах-ха-ха-ха! – раздался высокий, истерический, заливистый смех. И из большого подушечно-одеяльного завала, ютившегося на моей кровати, вывалился Алекс, громко рухнувший всем телом на дощатый пол комнаты.

Глава 7

Абстиненция.

Существительное.

Полное воздержание от употребления спиртных напитков.

Половое воздержание.

Болезненное состояние, развивающееся у больных алкоголизмом и наркоманией спустя некоторое время после прекращения приёма алкоголя, наркотика или уменьшения его дозы.

(Викисловарь).

Сон оказался пророческим. День я провёл между туалетом и комнатой: в первой половине исторгал остатки бурного возлияния, а вторую посвятил генеральной уборке, раз и навсегда решив покончить с порочным образом жизни.

Мозг, отравленный алкоголем и пришибленный позором утренней сцены, напрочь отказывался работать, исполняя лишь чёткие и простые приказы, типа: встал, пошёл, взял. И я вставал с кровати, словно сомнамбула, шёл по знакомой тропинке, опираясь руками о попадавшиеся предметы, брал ведро и тряпки, наливал и выливал воду, скрёб, чистил, мыл.

В какой-то момент мне показалось, что этому ужасу нет конца, но время шло, и комната приобрела почти первозданную чистоту и даже, в отличие от меня, наполнилась свежестью.

Мне надо было сменить одежду, запустить её в стирку вместе с отложенным ранее комком изгаженного постельного белья. Но сперва нужно было принять душ.

Взяв полотенце и чистую одежду, напялив на ноги домашние тапки, я отправился к Сане. День был в самом разгаре, улица встретила меня духотой, той, что нависает над городом после сильных летних дождей. Прохожие будто вымерли, покинув раскалённые и душные городские бульвары, укрывшись каждый на своём рабочем месте, под крышами зданий, цехов и складов, проклиная выпавший на зиму отпуск.

Дверь открыла Мария Аркадьевна.

– А, любитель здоровой и вкусной пищи, – узнала меня женщина. – Проходи, Александр вышел минут пять назад, я отправила его за хлебом. Скоро ужин, хлеба нет, а он спит весь день. Чем только ночью занят…

Всё это я слушал, стоя в прихожей, дожидаясь, когда Мария Аркадьевна справится с массивной задвижкой.

– А ты чего это с полотенцем? – продолжила она, наконец повернувшись.

– Хочу напроситься к вам в душ, – ответил я, решив не скрывать от хозяйки цель своего визита. – Очень нужно, даже жизненно важно.

Мария Аркадьевна внимательно оглядела моё измождённое лицо, пытаясь оценить степень правдивости, но, видимо, не отыскав на нём признаков лжи, сказала:

– Свет включается внутри, горячей воды в городе нет, ремонт, а газовая колонка сломана, всё никак зять не починит, хоть и инженером числится…

– Это ничего, холодная вода – даже лучше, – не теряя ни минуты, двинулся я в сторону ванной комнаты. – На улице такая жара… огромное вам спасибо, Мария Аркадьевна!

Было холодно и приятно. Скользящие по телу струи смывали с меня липкую пакость, очищая кожу и остужая голову. По телу побежало тепло, проникая в каждый уголок, орган, клетку. Голова начала работать. Появились краски. Жизнь возвращалась.

В истории нет сослагательного наклонения. И я не стал вдаваться в «ЕСЛИ БЫ» да «КАБЫ» к произошедшему сегодня. Случилось то, что случилось, но в последних минутах этого позора следовало разобраться.

Я выбрался из ванны, насухо обтёрся шершавым от стирки в жёсткой воде полотенцем, оделся во всё чистое и вышел в узкий закуток санузла. Тут же, словно дожидаясь меня, по квартире разлилась мелодичная трель звонка.

Пришёл из магазина Саня.

– О! – весело раздалось с порога. – Ты как здесь? Ну и устроил ты, друг, представление! Я так с утренника в детском саду не смеялся, когда в Оксанку кто-то свекольной котлетой запустил, а там была натуральная хохма.

Алекс отдал авоську с батоном и серым хлебом Марии Аркадьевне и, заперев дверь, двинулся в мою сторону.

– Ну, что, пойдём, герой?

– Сань, ты расскажи, что там дальше произошло, – усевшись в кресло и складывая в сумку снятые в ванной грязные вещи, попросил я. – Не видел же ничего. Рвало так, что я думал, кишки выпрыгнут. И как ты у меня на кровати оказался?

– О, это было зрелище! Куда там до тебя нашему цирку, – свалившись на диван, восторженно выдал он. – Я бы руку, наверное, отдал, чтобы ещё раз на это посмотреть.

– Да не томи ты уже. Насколько всё плохо?

– С чего ты взял, что плохо? На мой взгляд, так краше некуда.

Он встал и, подойдя вплотную ко мне, продолжил:

– Мы вчера так наклюкались твоей рябиновкой, что я отрубился на кровати. А ты, видимо, освобождая диван, навалил на меня одеяла и подушки. А я даже и не почувствовал. Пойдём, пожрём чего-нибудь. Маша там картошки сварила.

– Сань, ну какая еда? Я только подумаю о ней, мне уже плохо.

– Пойдём, пойдём, – увлёк он меня за собой. – Буду отпаивать тебя чаем. Маша, хоть и говорит, что в саду травы лечебные собирает, но я точно знаю – к кладбищу северному она ходит, что рядом с дедовой дачей.

– Ты же говорил, что дед умер, – с неохотой поднимаясь, уточнил я. – Теперь-то – дача Марии Аркадьевны?

– Да не до дач ей было, она ещё пять или шесть лет назад такими делами в городе ведала. А может, и революцию видела. Отцова это семья, и дача на них числится, вот только заниматься посадками некому, деды работают ещё, вот Маша и нашла себе дело, как на пенсию вышла, да мы с Лёхой раз в неделю ездим, воду в бочки натаскать, да так, что по мелочи.

Всё это он мне рассказывал, пока ставил большой, литра на три, чайник и доставал из старинного массивного кухонного шкафа на стол чашки, сахарницу и миниатюрную вазу с остатками какого-то варенья.

В прошлый раз я не обратил на этот шкаф никакого внимания, будучи полностью погружён в процесс насыщения. А вот теперь, зацепившись за него взглядом, с интересом археолога любовался причудливой архитектурой и точностью мастера.

Мой взгляд давно упирался в серое нечто, наспех приспособленное для сносной жизни: будь то пятиэтажные панельные лачуги, ещё не сошедшие с обувных и текстильных конвейеров, но уже глубоко устаревшие обувь и одежда, лишённая архитектурных и эстетических изысков мебель. Поэтому любые проявления искусства, профессионального мастерства, необычных способностей возбуждали во мне неподдельный интерес.

Пару месяцев назад я случайно попал на выступление гипнотизёра. Той самой Ирине, что трудится в отделе крепких и не очень напитков, довольный клиент презентовал билет, наверное, надеясь продолжить знакомство, как бы невзначай оказавшись сидящим с ней рядом. Но смены у девушки не совпали. Тут я удачно подвернулся, и «довольный» Ирин клиент был вынужден провести этот вечер в моей компании.

Выступление проходило в концертном зале самой крупной концертной площадке в городе. Зал был набит до отказа, люди заняли даже проходы, усевшись прямо на широкие ступени.

Артист был неотразим: в чёрном сияющем сюртуке, белоснежной рубашке с манжетами под крупные, искрящиеся под яркими софитами запонки, изящная бабочка и проникающий, помимо воли, бархатистый баритон.

Я был заворожён его умением. Попавшие на сцену люди, включая и моего соседа, вопреки ожиданиям сидевшего теперь со мной, а не с красавицей Ириной, выполняли любые просьбы мастера гипноза, подчиняясь не только его словам, но и жестам. В зале творился настоящий хаос. Зрители хохотали и хлопали, не жалея ладоней, втайне радуясь, что не оказались на месте отправившихся испытать себя соседей.

Попав в некую энергетическую зависимость (или же это были флюиды всеобщего помешательства, выплеснутые на нас Артистом-гипнотизёром), я впервые испытал странное чувство гордости за то, что присутствую при сотворении настоящего чуда, являясь его соучастником.

Вот и сейчас, рассматривая нарядные бока деревянного шкафа, его ажурные, застеклённые настоящим витражом дверцы-створки, подогнанные так, что лезвие ножа едва ли смогло бы протиснуться меж ними, мастерски расписанные, резные, словно игрушечные детали, я искренне наслаждался явленным мне чудом.

Чай был прекрасен, наверное, как и всё, к чему прикасалась рука сухонькой революционерки.

– Ну ты и выдал, друг, – дуя на только что разлитый по чашкам тёмно-алый напиток, говорил Алекс. – Я просыпаюсь в мягкой яме, заваленный подушками и тряпьём, и первое, что я слышу – это звуки какой-то возни. То ли ползает кто-то, то ли борется. Я думаю, надо выбраться потихоньку, осмотреться. Гляжу, а ты голый на диване. Скрючило всего, морда пьяная-пьяная, а под тобой Рыжая извивается.

Саня наконец отхлебнул из чашки и, удовлетворённо хмыкнув, продолжил:

– Я думал, что пропустил всё важное, но ты меня порадовал, друг мой. Оксанка как ужаленная вскочила, вещи с пола сгребла и бежать, а меня хохот такой пробрал, что еле-еле успокоился, до сих пор дышу через раз.

Я молчал, всё так же уставившись на кухонный шкаф, словно это он рассказывал мне фантастическую, очень смешную историю, пытаясь представить себя на месте Алекса.

– Ты когда в спортлагерь едешь? – отпив слегка остывший чай из придвинутой другом чашки, спросил я, давая понять ему, что не хочу больше говорить о пережитом позоре. – Сегодня у нас пятница, наш интернат убывает в понедельник, только пока точно не знаю, в каком расположимся – в «Спутнике» или в «Дзержинского»…

– Мы в следующий понедельник двинем, в этот ещё соревнования пройдут, – проговорил Саня, накладывая остатки сливового варенья на огромный кусок батона. – Потом ещё в диспансер съездить нужно, карту медицинскую заполнить…

Мы долго сидели на кухне, обсуждая спортивные моменты из наших богатых на них будней, и ни разу за всё это время Алекс не вспомнил произошедшее сегодня. За что я был ему безмерно благодарен.

Стрелки кухонных часов показывали половину седьмого, и я стал собираться домой.

– Сань, – начал я, обувая свои домашние тапки. – Может быть, я и зря тебя об этом прошу…

– Да брось ты, – не дал мне закончить товарищ. – Я могила. Ты и так мне сделал огромный подарок, макнув зазнайку по самое не хочу. Теперь она от меня никуда не денется.

– Ты о чём?

– Я не думаю, что после всего случившегося она захочет с тобой разговаривать. А это меня устраивает. Или ты против?

– Не знаю. Попробую ей всё же позвонить…

– Попробуй, – кивнул он в сторону ярко-красного телефонного аппарата, примостившегося на самодельной подставке у входной двери.

– Не хочу сейчас, может, завтра, – отмахнулся я, управляясь с дверной задвижкой. – Отойду сегодня, и она в себя придёт…

– Ну, ну, – закрывая за мной дверь, только и сказал Алекс.

Попав домой, я запустил полуавтоматическую стиральную машину, свалив все побывавшие в утренней переделке вещи, залив в широкое алюминиевое машинное горло подогретую на плите воду и сыпанув приличную горсть «Лотоса», отчего забурлившее в недрах стиралки месиво покрылось высокой шапкой пены. Пока вещи стирались, я всё же заставил себя поесть, отварив найденные в морозилке самодельные домашние пельмени.

Стирку пришлось повторить еще раз. Ягодные пятна никак не хотели отстирываться. Я добавил в новую воду «Белизны» и прополоскал с синькой. Вывешивал сушиться уже ночью на растянутых во дворе верёвках.

Сил не осталось. Мой личный спальный футляр с радостью принял в свои объятья гуляку, простив мимолётную измену с родительским диваном. Я включил телевизор только для того, чтобы создать для себя иллюзию чьего-то присутствия. Динамик тихо бормотал о каких-то перелётных птицах, что разучились находить верное, ведущее домой направление, а я, завороженный долгожданным покоем, не в силах больше шевелиться, словно парализованный, ждал, когда ацтекский бог провидения, темноты и незримого, владыка ночи, великий Тескатлипока примет меня в свои объятья.

Рыжику я так и не позвонил. Никогда больше…

Глава 8

У каждого человека есть собственная точка отсчёта. Место или места, где он появился на свет, ощутил что-то важное для себя – неотъемлемое, глубинное, то, без чего он себя не мыслит – связующее прошлое.

Предметы, события, истории, люди тесно переплетаются в начальной точке, составляя причудливые союзы, столь нужные в настоящем и безжалостно разрушающиеся в придирчивом завтра. Время не терпит застоя, рождая всё новые и новые события.

Все мы – его суетливые заложники, с раннего детства захваченные идеей собственной значимости в этих событиях, жалкие былинки в безбрежном океане жизни.

«А что же в остатке?» – спросите Вы.

Красота! – Вот что заставляет меня с открытым ртом вглядываться в этот простор, изящество форм и насыщенность цветов разыгрываемых сюжетов.

(Автор).

Я проснулся и решил бежать. Направлений было два. В понедельник часть моей спортшколы отбывала в лагерь, и три недели в рваном ритме нагрузок, что бесплатно предоставлял нам вместе со спальным местом, чистым деревенским воздухом и трёхразовым питанием областной спорткомитет, давали приличное время для легального погружения на мутное, илистое дно. А что? Уехал по делам – имею право. Позор был свеж и осязаем, а нахождение в довольно узких границах с его свидетелями было для меня невыносимо.

Сегодня была суббота. Отъезд назначен тренером на понедельник, и мне казалось, что эти два дня мне просто не пережить. Я физически ощущал присутствие «опозоренной» мною девушки, скрип половиц под её ногами, порывистое дыхание, еле уловимый шепот. Бежать хотелось немедленно, поэтому я выбрал направление номер два.

Повальное увлечение «сельским» хозяйством у средней возрастной группы горожан возникло лет десять назад, когда на выделенных предприятиями, институтами, заводами, фабриками и даже воинскими частями шести сотках кто-то очень умный разрешил строительство дачных домиков.

«Скворечники» строили кто во что горазд, в соответствии с посильными возможностями их счастливых владельцев. Но было и пару ограничений, одно из них – строение должно быть одноэтажным.

Наш одноэтажный «скворечник» 4х4 метра на шести возделанных семьёй сотках обладал застеклённой террасой с кухней, плитой и холодильником, прихожей и маленькой мансардой, лишённой окна под двускатной, покрытой шифером крышей. Свет и водопровод работали с мая по октябрь – идеальное место для приюта пьяницы-нелегала.

Я достал из-под кровати свою спортивную сумку, сложил всё, что требовалось мне из одежды для «суровой» дачной жизни. Распахнув холодильник, добавил из его закромов всё то, что попалось мне на глаза, включая замороженный до состояния камня отрез говяжьей мякоти килограмма эдак на три.

Закрыв на шпингалеты окна и зашторив занавески, я ещё раз оглядел комнату и, кивнув в знак удовлетворения, вышел в коридор коммуналки, прикрывая за собой дверь.

Улица встретила неожиданной свежестью, порывистым ветерком, погоняющим небесных барашков, сбившихся в приличную отару, прикрывшую собой испепеляющую лаву летнего светила. Я с благодарностью проводил их бархатистые силуэты, цепляющиеся друг за друга в ярко-голубом поле, и, опустив взгляд, заметил знакомую фигуру.

На небольшой парковке перед зданием областного проектного института, что построили на месте точно такого же барака, как и мой, стоял Алекс, склонившийся над бело-синим крупом мотоцикла.

– Саня, привет, – крикнул я приятелю и, закинув заметно разбухшую сумку за спину, двинулся в его сторону.

– Здорово, – откликнулся друг, повернувшись и узнав меня. – Ты на тренировку или в лагерь уже собрался?

– На дачу, в ссылку. Как Ленин.

Я подошёл и пожал протянутую другом руку, слегка измазанную машинным маслом.

– Не работает? – кивнул я в сторону трёхколёсного ИЖа («Планета 3К» – с коляской).

– Всё работает, только батарея немного подсела, – и, усаживаясь за руль синего красавца, попросил: – Толкнёшь?

ИЖ завёлся мгновенно. Мерно гремя ещё непрогретыми трубами, он ликовал, оглашая улицу весёлым рокотом.

Мы стояли рядом, наблюдая за его счастьем.

– Мальчики, привет! У вас спичек не будет?

Две девушки, пользуясь нашей увлечённостью, незаметно подобрались практически вплотную и, улыбаясь в ответ нашей растерянности, молча дожидались ответа.

– Спички – детям не игрушка, – первым ожил я, решив сарказмом отомстить девицам за короткий столбняк. Но, подумав, чтобы всё же не нарываться, с улыбкой добавил: – Нам мама спички брать не разрешает, боится, что будет как прошлый раз. Так ведь, Сань?

Спички не понадобились. Высокая и блондинистая девица с ясным и голубым взглядом, порывшись в своей сумочке, нашла зажигалку, а её темноволосая подруга, усевшись на спинку скамейки (местная «банда» припёрла её сюда из «Комсомольского» парка), закурила «Яву 100», выпустив в нашу сторону густую струю дыма, явно обидевшись на мой игнор.

– Ну и что же такого случилось прошлый раз? – повелась темноволосая фея на мой простенький приём.

– О, это отдельная тема для разговора в тесном кругу близких друзей, а мы ведь даже не знакомы, – я, сильно переигрывая, напустил серьёзности и представил сначала друга, а потом и себя.

– Кира, – шатенка.

– Лена, – блондинка.

Отозвались девицы.

– Очень приятно, – входя в образ «Князь», продолжил игру я. – Наше княжество довольно компактно, и я с уверенностью могу заметить, что нахождение столь прекрасных созданий в его границах не осталось бы незамеченным. Откуда вы – потомки Евы?

Девчонки весело защебетали, наперебой рассказывая, как оказались в нашем городе, приехав поступать в технологический институт, выбрав только появившийся в этом году факультет дизайна. Лена была почти местной, перебравшись из области, а Кира оказалась камчадалом, что в некотором роде меня поразило, учитывая огромное расстояние между нашими городами. Обе девушки закончили в прошлом году школу и были старше нас с Алексом на три года!!! (огромная разница в нашем пацанском представлении).

– Мы вчера поступили. Сегодня решили пройтись по городу, разведали магазины, дом быта, кинотеатр. Общага рядом с институтом, а что кругом, пока экзамены сдавали, узнать было некогда.

– Друг мой Гораций, – обратился я к Алексу, с отсутствующим видом стоящему рядом. – Поможем гостям нашего славного королевства отыскать на небе и земле то, что даже и не снилось мудрецам?

Саня молчал, размазав по удивлённому лицу неестественную улыбку. Я отдувался за обоих и был этому несказанно рад, увидев в случайном знакомстве возможность реабилитироваться в глазах товарища (ну, и в собственных, чего уж скрывать, тоже).

– Ты мотоцикл заглуши, – чуть дёрнув друга за рукав, попросил я его. – Батарея, наверное, уже подзарядилась.

Тот повернулся и вытащил ключ. Стало непривычно тихо. Но тут же Кира и Лена, будто наконец дождавшись, когда наладится забарахлившая от чего-то связь, удвоив количество срывающихся с их напомаженных губ звуков, продолжили бомбардировать наши ушные перепонки, наперебой предлагая то или иное направление «поисков».

– Так, – вклинился я в искрящийся радостью свободы вербальный поток. – Завтра утром жду вас у себя на даче. Грех не продолжить наше знакомство. С меня – вино, шашлык и зелень, с вас – хорошее настроение и пара весёлых историй из прошлой жизни. Надеюсь, у дам нет неотложных планов на завтра?

– Нам главное – до одиннадцати в общагу вернуться…

– Ну вот и славно, – снова перебил подруг я и, повернувшись к Сане, пытаясь привлечь его внимание, быстро шепча ему в ухо:

– Моя беленькая, твоя тёмненькая, – и уже громче: – Александр, а не подбросите ли вы старинного товарища по суровой спортивной жизни к месту нашего с вами совместного завтрашнего приятного (обернувшись в сторону девушек) времяпрепровождения?

– Чего? – в недоумении отмер наконец друг.

– На дачу меня увези…

Мы ещё раз обсудили с новыми знакомыми завтрашнюю поездку, пока Саня нехотя удалялся в сторону своего двора, в котором находился его гараж, чтобы принести мотоциклетные шлемы. Обсудили время и место встречи – когда и где их завтра будет ждать Алекс.

Новоиспеченные студентки технологического института неспешной походкой направились в сторону своей альма-матер, на прощание помахав руками Алексу, появившемуся в просвете между деревьями с надетым на голову таким же сине-белым, как мотоцикл, шлемом и ещё одним (только ярко-зелёным) в руках.

Коротко оговорив пункт назначения, я молча выслушал посвящённые моему (цитирую первоисточник) «оху*нному» умению «зацеплять не зацепляемое», и мы, оседлав «Планету», выдвинулись в сторону дачи.

– Чего ты мне там говорил? – поинтересовался Саня, когда мы, сняв шлемы и спешившись, стояли у ворот садового товарищества под гордым названием «Энергия – 1». – Белая, чёрная???

– Чего тут непонятного? Моя белая – Лена, твоя – Кира. Ты ведь не против…

Мне понравилась Лена. Высокая, стройная, с большими серыми глазами, светлой, по-детски наивной, в отличие от Киры – загорелой (по-своему красивой), с острыми чертами и насмешливыми цыганскими глазами, в которых сразу читались задор и опыт корсара, проведшего в морских скитаниях не один год. Но, как это нередко случается, девушки поделили нас по-своему…

Глава 9

It’s tasty – Вкусно.

It’s delicious! – Очень вкусно.

The food is gorgeous! – Еда божественна!

Yummy! – Вкусняшка! (в неформальном общении)

Tastes great! – Отлично на вкус!

The food was amazing! – Еда была потрясающая!

Mouthwatering – «слюнки текут»

It’s out of this world! – Божественно!

(О еде из русско-английского разговорника).

День и вечер я посвятил огороду. Долго пропалывал грядки клубники, заросшие после дождя сорной травой. Ничуть не тяготивший меня механический труд давал возможность обдумать происходившее со мной.

Ещё вчера я, пьяный в дрова, «терзал» на родительском диване Рыжика, а уже сегодня – зазываю в гости взрослых девиц, подспудно размышляя об их визуальной привлекательности. Странно всё это.

– А что, напиться и забыться, – вслух высказал я вертевшийся на языке тезис, отвечая внутреннему Я на его душевные терзания. Но внезапно ощутив во рту сладковатый привкус рябиновой настойки, тут же скривился, испытав рвотные позывы.