Забудь о любви

– Может быть, это глупо и наивно, но хочу близости, преданности и привязанности. Хочу скучать, гордиться и трещать о ком-то без умолку. Хочу общие мечты и надежды, планы на будущее и дурацкие одинаковые футболки. И чтобы кто-то хотел этого вместе со мной. – прерывисто всхлипываю, – Так что ты тоже прости, не могу отказаться…

Карл услышал.

В холодных глазах серебро теряет стальной оттенок, голос надтреснутый:

– Не надо, девочка, не отказывайся.

Одна его ладонь ложится на мой затылок и прижимает меня с мокрым носом к белой хрустящей рубашке, а вторая аккуратно гладит между лопаток. Первый порыв – отстраниться, сжимаюсь. Мужские руки замедляются, Карл наклоняется чуть ближе и тихо поясняет:

– Немного обезболивающего, расслабься.

Нет в этой ласке ни секса, ни даже намёка на желание, просто один человек дарит тепло другому, и я, обняв Карла за талию, отпускаю напряжение. В номере тихо, единственные звуки – моё успокаивающееся дыхание и шорох одежды от мерных поглаживаний. Тактильный голод, терзающий меня каждый вечер, сытым псом сворачивается в бублик. Впервые за долгое время так спокойно и хорошо.

Пальцы выводят на затылке восьмёрки, погружая в лёгкий транс, заторможенно спрашиваю:

– Ты решил проблему с… невестой?

Дергает плечом. Не решил, но обсуждать не хочет.

– Пусть тебя это не заботит, лисица, – в голосе умиротворение. – Все поражения нас учат чему-то. Я просто не был готов принять это конкретное.

– Был? – поднимаю лицо, натыкаясь на внимательный взгляд. – Значит, сейчас готов?

Устало усмехается:

– Нет и не буду. – В этом он весь. – Но никто и не спросит.

Снова кладу голову на грудь, выпрашивая ещё обезболивающих “восьмёрок”. Гладит.

– Церемония отменена? – если я отказалась, не значит, что мне всё равно.

– Завтра, – слышу, как морщится, – с утра займусь. – Кстати…

Отодвинувшись, достаёт чёрный ювелирный футляр из бутика, где выбирали кольца. Протест на моём лице такой явный, что Карл предупреждающе качает головой. Мол, даже не думай.

– Оно действительно твоё, Алёна. Редким женщинам так идут рубины. Доставь мне радость, носи. Тебе же понравилось?

– Да-а-а, но… – смутившись не могу подобрать аргументы.

– Без но.

Достаёт из пиджака второй футляр-близнец:

– И это тоже… к нему. – Открывает, показывая роскошные серьги. Подвески – по два ряда рубиновых и бриллиантовых капель. – Позволишь?

Киваю. Надевать свои подарки – его отдельное удовольствие. Даже если потом верну, отказать сейчас не поворачивается язык.

С потёкшим макияжем и растрёпанной его пальцами прической я, должно быть, похожа на пугало, но в его взгляде то же сдержанное восхищение, что и обычно. И резюме низким голосом: “Великолепна,” – пробирает до мурашек.

Прощаясь у двери, замечает чемодан:

– Уезжаешь?

– Да, утром самолёт.

Останавливается, смотрит пристально и серьёзно, а потом, склонившись, на несколько долгих секунд прижимается своими губами к моим. Легко, без давления.

– Хорошей дороги, лисица.

И удаляется.

А ночью я ворочаюсь с боку на бок, не в состоянии нормально уснуть. Изредка проваливаюсь в беспокойный сон, но тревожность пинком выбрасывает обратно. Так бывает перед полётами. Открываю Полинкины видео в телефоне – много коротких от неё лично и видео их выступления от тренера. Улыбаюсь.

Дочь унаследовала мою тягу к искусству, только её манит не живопись, а музыка и хореография. Точнее, манили. Перед поступлением Поля нас с дедушкой удивила, выразив желание стать режиссёром. В нашей семье нет запретов на увлечения, поэтому Полина освоила фортепиано, гитару и барабаны. Не на профессиональном уровне, а в свое удовольствие – в этом весь фокус.

Последние три лета дочь пропадала в танцевальных лагерях. Правда, ей нравится не столько танцевать, сколько ставить хореографию. Как она преображается, если вдруг услышит подходящую музыку или может зависнуть посреди разговора, уловив идею… Глядя на неё, мне особенно хочется развивать молодёжную ветку в нашем фонде, чтобы детей с горящими глазами было больше.

Хотя какие дети, студентка уже. Польку приняли в немецкий университет на режиссерский факультет, занятия с октября. Берлин далеко, будем волноваться и скучать, но это её выбор. Чтобы убедить в серьёзности своих намерений, она дома устроила неделю кино с Полиной Сизовой и каждый вечер показывала нам смонтированные на коленке короткометражки, снятые на телефон. Умные, добрые, острые, полные максимализма, который бывает только в восемнадцать. Умилительные. Много с собой в главной роли. Люблю её очень. Дочь – мои душа и сердце.

– Мам, мам! – Полька морщит курносый носик на видео, – Можно я прилечу через неделю? Мы с Игорем хотели…

О-о-ох-х-х… Игорь – наша новая любовь. Поля вообще влюбчивая до безобразия, но знает историю своего рождения и, надеюсь, моя судьба её обойдет.

Признаться, когда она появилась, я была никудышней матерью, потому Поля выросла скорее сестрой, чем дочерью. Отец тогда занимал хороший пост в городской Архитектуре, но, когда развернулся скандал с моей беременностью, бросил карьеру чиновника и увёз нас в тихое место в Европе – рожать.

Полину он обожает с момента, как взял на руки. Только с её рождением папа стал частью и моей жизни тоже. Наверное, только тогда я почувствовала его любовь.

– Мам, смотри! – Полина ставит камеру, отбегает и делает несколько танцевальных шагов вперёд-назад, покачивая стройными бёдрами. Высокая, худенькая, лёгкая. – Мы с Игорем учим сальсу, я подменю у них на финальном выступлении заболевшую девочку. Только надо задержаться, пожалуйста – пожалуйста!..

Маленькая хитрюга, понятно, что от мальчика не хочет уезжать, но такая счастливая, что всё сердце нежностью топит. Посылаю ей видео с тысячей поцелуев, не спеша отвечать на просьбу.

Рассвело. Лежать больше нет сил. Привожу себя в порядок, долго стоя под душем, постоянно задумываясь ни о чём и выпадая из реальности. Вместо мягких дорожных брюк надеваю эффектный бежевый костюм. Цвет – как будто бариста замечтался и маханул в кофе порядочно сливок.

Времени до выхода ещё много, поэтому долго колдую с локонами, добиваясь безупречного вида. Лёгкий макияж, чтобы скрыть беспокойную ночь, минимум украшений, хочу, чтобы было видно только меня. Беглый взгляд на часы – пора.

Выкатываю в коридор чемодан и… иду в противоположном направлении от лифта. Наверное, с каждым такое бывало: решение принимается где-то глубоко в подсознании само по себе, и начинает выполняться, словно запущенная программа. То есть ты не планировала, не обдумывала, но вот стоишь и стучишь в двери чужого номера, будто видя себя со стороны.

На пороге появляется Карл в одной из своих белых рубашек. Не заправленной и расстёгнутой. Широкая твёрдая грудь и рельефный пресс подтверждают, что, пока мы не виделись, занятия спортом он не бросал. Волосы влажные после душа. Знакомый парфюм с запахом холодного ветра…

Склонив голову, неспешно оглядывает, смакуя детали: шею в открытом вырезе пиджака, маленький кулон в ложбинке груди, запястья, колени, лодыжки. Под рёбрами покалывает от этого взгляда. Микроскопические иголочки впиваются сильнее, когда он возвращается к глазам. Во взгляде ни насмешки, ни удивления, лишь эестетическое удовольствие от увиденного.

Лёгкий наклон головы в качестве приветсвия.

Я действительно не собиралась сюда идти, поэтому текста нет, но слов и не требуется.

– Завтракать будешь? – Карл берёт мой чемодан и закатывает в свой номер, оставляя дверь открытой. – Кофе стынет.

Задерживаюсь, достаю телефон и пишу дочери: “Поленька, прилетай завтра, как раз успеешь на свадьбу мамы”.

Глава 8

– Я бы хотел вернуть нас с тобой в точку до моего предложения, – эмоция немного тускнеет, – правда, это уже невозможно. Но знай, я благодарен тебе за помощь. – Склоняет голову в лёгком поклоне. – И у меня тоже есть просьба…– Это будет обычный вальс, – объясняет мне синеволосая энергичная девушка, которая организует нашу ненастоящую свадьбу. Имя её, будучи в смешанных чувствах, я не запомнила, а теперь неловко спросить. – Сделаем пару прогонов, чтобы освоиться в пространстве. Хорошо? Жених сказал, что вы умеете танцевать? Умею. Не только вальс. Ещё танго, джайв и самбу – учитель хореографии добросовестно отрабатывал своё жалованье, когда отец вдруг решил, что моё воспитание будет неполным без бальных танцев. Тогда думала, что будет, как у многих с музыкальной школой – окончил обучение и дальше за всю жизнь ни разу не прикоснулся к инструменту, но нет, танцую с удовольствием, когда представляется возможность. – Пока жених занят, – продолжает тарахтеть свадебная фея, – поставлю музыку… После вчерашнего она комментирует каждый шаг, выдавая по сто слов в минуту, и обращается со мной, как с диким зверьком, боясь, что он сбежит в любой момент. Не сбегу. Утром за завтраком я пообещала. Вместо выяснения причин, почему я передумала, Карл застегнул рубашку, взял планшет и сразу перешёл к делу: – Алёна, все соглашения и договоры, которые будут подписаны на свадьбе, предполагают твою полную лояльность ко мне. Это важно, – мой пульс всё ещё не успокоился, и я слушала вполуха. Карл заметил и сделал акцент, – надо, чтобы все до последнего гости поверили, что мы счастливая пара. Взял моё запястье и положил большой палец на пульс. Цокнув, покачал головой: – Ты великолепная актриса, лисица, отыграть страсть и химию нам с тобой не составит труда, учитывая наш бэкграунд. – Поглаживает венку. – Без перегибов, тонко, изящно. Просто красивая игра. Подносит мою ладонь к груди, где спокойно бьётся сердце. – Сможешь так же? – накрывает своей, прижимая к рубашке и горячему телу под ней. – Ты будешь спокойна, а остальные пусть думают, что я заставляю твою кровь бежать быстрее. Тепло, мерный стук сердца и низкий, спокойный голос каким-то необъяснимым образом отключили критическое восприятие, заворожили и лишили способности трезво мыслить. Перед глазами – картинки свадьбы, где я счастливо ему улыбаюсь, и это нетрудно. Кажется, что он ничего сверхъестественного не просит. Согласно киваю в подтверждение. Смогу. – Хорошо, – отпускает мою ладонь, – тогда скажи, есть ли какие-нибудь обычаи или традиции, которые ты хотела бы соблюсти? Всё-таки твоя первая свадьба. Пытливо смотрит, как я с разбегу возвращаюсь в реальность от слова “первая”. Первая и фиктивная. Сощурившись, отвечаю: – Есть такие, которых я, наоборот, хотела бы избежать. Карл разворачивает приложение в планшете, готовясь добавить заметку. Приглашающий жест продолжать. – Можно обойтись без “Горько”? Отрицательно дёргает головой: – Исключено, Алёна. – безэмоционально поясняет, – вся внешняя сторона церемонии должна быть абсолютно правдоподобной. Я буду тебя целовать. Последние слова сказаны таким тоном, что я понимаю – он будет не потому, что хочет, а потому что надо. И это неожиданно царапает, хотя я должна радоваться, потому что желаю целоваться не с ним. – Я буду тебя целовать и касаться, иногда обнимать… – перечисляет деловым тоном. – Без брачной ночи, – вставляю ремарку, вспомнив о том, что молодожёны вместе спят. – В ней и вообще в интиме нет необходимости, – соглашается так же бесстрастно Карл. – Ещё пожелания? Отпиваю кофе, скорее для того, чтобы получить возможность подумать. От переживаний к еде не притронулась. – Насчёт двух лет… Почему именно такой срок? – Два года будет строиться первая очередь “Юга”, после чего я смогу уладить формальности с ограничениями из-за гражданства. Раньше это сделать значительно труднее, а без свадьбы невозможно совсем. Поэтому два года – это максимум, но возможно, и меньше. – А если – высказываю мучающую меня мысль, – у нас всё-таки получится с Тимуром Власовым? Карл шумно втягивает воздух носом, делая такой глубокий вдох, что неясно, как его грудная клетка выдерживает подобный объём. – Я не буду препятствовать и удерживать рядом женщину, влюблённую в другого. – А потом добавляет на грани слышимости, – больше не буду. – Прочищает першащее горло. – Как попросишь – отпущу. Впишем это брачный контракт. Раздумывая, откусываю профитроль с утиным паштетом. Очень вкусно. Съедаю целиком, запивая кофе. Тянусь за вторым. Наверное, чтобы успокоиться, мне не хватало уверенности, что в любой момент смогу освободиться и быть с тем, с кем мечтаю о настоящей свадьбе. Отправив заметки, Карл с грустной улыбкой наблюдает, как во мне проснулся аппетит:

Вибрацию телефона мы чувствуем оба, потому что всё ещё тесно сплетены в объятиях. Карл глухо просит прощения и выходит, отвечая на вызов. Оставляя меня растерянную и немую.Вытираю губы салфеткой. Вот и поела. Автоматически нахожу взглядом чемодан. Если опять начнётся давление, успею на рейс. Проследив мой нехитрый ход мысли, Карл сдвигается так, чтобы оказаться в поле зрения. Усмехнувшись, замечает: – Лисица, если ты всё время будешь бежать, ничего не выйдет, – расслабленно откидывается в кресло. – Я обещал тебе надёжное убежище и от своих слов не отказываюсь. Многозначительно помолчав, продолжает: – Насчёт просьбы, – постукивает подушечками длинных пальцев по своей чашке уже остывшего и нетронутого кофе, – чтобы наша с тобой игра удалась и до конца оставалась красивой, я прошу все мероприятия, касающиеся Власова проводить с минимальной публичностью, – поднимает глаза, – это возможно? Когда меня воспитывает отец, я чувствую только сопротивление, а сейчас, стоит представить, как все скандалы выглядят со стороны Карла, щеки заливает алым. Он никогда не видел меня в истерике, раненой и уязвимой. Насколько всё было проще, когда нас связывали ни к чему не обязывающие отношения: я была свободной и легкой – могла прийти лисой, а могла впорхнуть бабочкой, куснуть змейкой или ластиться кошкой. Каждое моё проявление он принимал, откровенно любуясь. Кто я для него теперь? Беспокойно верчу кулон, отводя взгляд и обещая себе, что не унижу его сомнительными историями. Если призрачный шанс вернуть Тимура реализуется, то всё будет по-честному, без лжи. Прочистив горло, отвечаю: – Возможно. – Хорошо, – медленно кивает. – В брачном контракте, Алёна, будет пункт об измене. Даю тебе слово его не нарушать. – Но как?.. – осекаюсь… Что “но”? Говорить о мужской физиологии с ним смешно, тем более с его либидо. Карл… активный. Только суть не в этом. С позиции кого я выступаю? Снова возвращаемся к ролям. С нашим прошлым мы точно не друзья. С моими чувствами к Тимуру – не любовники. С позиции фиктивной, но жены тоже странно толкать его в чужие объятия утолять голод. Да и не стоит обманываться – не хочу. От этой перспективы подташнивает. Боже, куда я лезу? Вытяну ли? Усмешка наблюдающего за мной Карла становится шире, заставляя краснеть сильнее. – Что бы ты там сейчас ни думала, лисица, прекращай. Я же не зелёный юнец, – кладёт широкую ладонь на подлокотник, – могу управлять желаниями. Поднимается, бегло глянув на часы. Надевает пиджак и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Добавляет уже серьёзно: – Хочу, чтобы ты была уверена – брак будет чистым. Из уважения к нам обоим. Верю. – Ну что, больше не будешь бежать? – аккуратно обхватывает мою ладонь, избегая касаться пластырей. – Не буду. Я действительно так думала. Свадебная фея возится с акустической системой, выбирая в телефоне нужную композицию для танца. – Есть несколько вариантов. Давайте прослушаем и выберем, что вам больше всего нравится… – втыкает несколько штекеров, щёлкает кнопками. – Хорошо? Это “хорошо” она повторяет после каждого предложения, что начинает выводить из себя. И то, что Карла постоянно называет “женихом” – бесит тоже. Ну какой он мне жених? Особенно в свете того, что все предыдущие месяцы она готовила свадьбу с другой невестой. Выбирала место, оформление, декор, вкус торта… Оглядываю гигантский шатёр, развёрнутый на помосте у самого берега реки в загородном яхт-клубе. Рабочие вереницей муравьёв заносят столы и стулья, расставляя их в определённом порядке, согласно плану. Сцена для музыкантов, украшенный нежными цветами президиум. Наверное, только сейчас я понимаю масштаб торжества. Гостей будет явно больше двух сотен, заявленных Карлом. Солнце в зените, тепло. Погода идеальная и обещает оставаться такой все выходные. Небо с летящими белыми хлопьями и яркой просинью. Зелено пахнет водой, влажным мхом и свежескошенной травой. На тополях листья ещё даже не пожелтели, но в воздухе – осень. И в душе тоже. Эх, если бы можно было просто сидеть на берегу и смотреть, как течение уносит заботы, тревоги, печали… А не вот это вот всё. Фея закончила колдовать с музыкой и включила первый трек – затасканный вальс из старого известного фильма. Она шутит? – Сразу нет. – слишком резко рублю, чем пугаю девушку и немного себя. Быстро переключает на следующую – тоже что-то затёртое до неприличия, третья – обычный, скучный, классический вальс, который тоже никак не ложится в настроение. – Могу сейчас ещё что-то быстро найти, – поборов растерянность, фея с энтузиазмом утыкается в телефон. – Не стоит. Подключите, пожалуйста, мой, – фея безоговорочно слушается. Включаю музыку и вижу, как на первых тактах открывается её рот в удивлении. Да, хочу именно это и нет, не передумаю. Хорошо, когда у тебя неугомонная восемнадцатилетняя дочь, сходящая с ума по танцам. Всегда есть из чего выбрать. Этим “вальсом” Полинка болела перед отъездом, руки чесались поставить номер. Прости, дочь, его заберу я. – Но… – заикается организатор, – тут же очень высокий темп, жених сможет?.. – Сможет. – Карл прекрасно двигается. – А п-платье?.. Юбка позволит? Вам будет удобно? – - Я буду без платья. – Как без платья? – ахает фея, выключая музыку. – А в чём?.. Даже не знаю, что ответить. Перед тем как покинуть город, машина Карла остановилась у неприметного магазина в одном из “золотых” мест тихого центра. По странной инсталляции в витрине никогда не догадаться, что здесь обитают свадебные платья. Нас ждали. Тихо звякнувший колокольчик на входе, оповестив о новых посетителях, спровоцировал суету таких масштабов, что стало нехорошо. В одной руке оказался каталог, в другой – бокал с игристым, который принял Карл, чтобы можно было листать второй каталог и третий… Зачем так много, если все наряды на одно лицо? Стоило задержать внимание на какой-то из страниц дольше обычного, как стайка консультантов начинала щебетать о прекрасном вкусе… Хотелось их шугнуть, как голубей на широкой площади. Примерила для чего-то два разных одинаковых платья, нервно вертясь на подиуме под внимательным взглядом стальных глаз. Единственный спокойный человек в помещении смотрел больше на меня, чем на наряды, и на вопрос, нравится ли ему, отвечал самой вежливой из своих улыбок: невеста – да, а платье – чёрт с ним. Наверное, стоило взять любое, они все достойны украшать женщину, берущую фамилию Лански… Я уже была готова так поступить, пока на глаза не попался скромный буклет, на обложке которого оказалось именно оно – подвенечное платье тех времён, когда не выставляли напоказ тело и чувства, когда у пар оставалось что-то своё, сокровенное, что-то, что будут делить только они. Возможно, из-за того, что свадьба фиктивна, хотелось создать хотя бы видимость, что за красивым фасадом нет пустоты. Что Карл и я наполнены, просто не пускаем в наш мир посторонних. Увидев мой выбор, накрахмаленная хозяйка магазина, высокая, худощавая, с ярким пятном губ на бледном лице, страдальчески свела брови, словно переживая приступ мигрени. – К нашему глубочайшему сожалению… – беспомощный всплеск тонких рук, – платья этой коллекции здесь не представлены…Винтаж, музейное кружево, шелк… Дизайнер британской короны… Помилуйте, его быстро не найти. Пока она подбирала слова, объясняя, почему у меня не будет этого платья, я поняла одно: мне не должно быть важно, в чём выходить замуж, но компромиссов не будет. Сняв вешалку с первым попавшимся неплатьем моего размера, попросила упаковать и направилась к выходу. Стайка защебетала, удерживая от глупости, но мне стало так душно, что, забыв о правилах вежливости, выскочила на воздух не попрощавшись. До сих пор не знаю, что мы привезли в одёжном футляре – костюм, комбинезон? Явно что-то брючное. Вечером на примерке увижу. Неловкое молчание, воцарившееся между мной и феей, разбивают гулкие шаги Карла. Ему постоянно звонят – смена главной героини спектакля создала немало осложнений. Успокаивает фею, подошедшую к грани истерики: платье, музыка, невеста другая. План катится к такой-то матери, где уж тут сохранить дзен. – Всё в порядке, Мария, – точно, Мария! – Будет так, как желает невеста, – это не попытка отмахнуться от лишних проблем, он действительно хочет, чтобы мне было комфортно… играть. – Но… – Я в полном вашем распоряжении, – перебивает, демонстративно выключая громкость на телефоне. Ловит мой взгляд, сокращает дистанцию до танцевальной и, скользнув пальцами под плечи моего пиджака, снимает его, откладывая в сторону. Его ладонь, остро ощущающаяся теплом через тонкую ткань воздушной блузки, ложиться мне на спину, заставляя поёжиться от волны мелкой дрожи. Вторая рука деликатно берёт мою. Репетировать готовы. Опускаю ресницы, не выдерживая слишком тесного контакта. И зрительного, и телесного. Не дыша, сглатываю напряжение, скопившееся сухим комом в горле. Свожу лопатки вместе и, подкрутив колки струн в позвоночнике, обретаю правильную осанку. По кивку Карла Мария включает композицию, прибавляя громкость. Вальс такой же фальшивый, как и свадьба – это саундтрек к компьютерной игре, – но эмоции будит самые настоящие. Не зря его выбрала Полинка для парного драматического номера, ох, не зря. Музыка, как и всё сейчас в моей жизни, не льётся, а наступает, захватывает, терзая перепадами от тонкого плача скрипок по безответной любви до ликования в предчувствии возможного счастья, когда вступает весь оркестр. Тихая ласка клавиш – теплящаяся надежда, а нежная грусть гобоя – мягкое утешение мятущейся душе. Грудь распирает от противоречивых эмоций, выталкивая редкие слёзы, которые сцеловывает ветер. Карл ведёт так уверенно, что я перестаю чувствовать тело и видеть берег, небо, солнце, шатёр. Мы будто кружимся на аттракционе, и всё вокруг смазывается в яркую абстракцию. Глаза, которые не отпустили ни на миг, перестают быть холодными, Карл тоже чувствует. Взлетаем по широкой спирали. Нет шагов, счёта, рисунка. Только его взгляд и горячая рука под лопатками держат меня, не давая улететь туда, где нет воздуха. Мы в новой реальности, не имеющей ничего общего с прошлым. Он танцует со мной, чувствует, дышит, смотрит, впитывая эмоции, и зажигается, притягивая плотнее. Краснею, понимая, что это волнительнее и интимнее, чем все мои прежние переживания… А потом музыка затихает, и мы срываемся вниз под восторженные хлопки Марии: – Браво! – подпрыгивает фея, продолжая снимать видео. – Браво, браво! Теперь в конце танца жених должен поцеловать невесту! Должен?… Мужская ладонь зарывается в волосы на затылке, фиксируя голову. Паникую, потому что в прямом смысле не отвертеться. Но вместо губ жених прижимается носом к виску, медленно гладит, спускаясь к уху, и тихо произносит, опаляя дыханием: – Это было прекрасно, лисица. Спасибо.