Котэбог

– Кто вы, люди добрые? Что подеялось? – будто от глубокого сна очнулся витязь.

– Ты вскорости сам разберёшься, что к чему, Всеволод, а пока не будем терять время на твои вопросы, нам нужно ещё кое-что тебе передать, а потом бежать дальше.

Волька только кивнул, соглашаясь. Он видел мир новым взглядом, он ощущал себя и мироздание совершенно иначе, это опьяняло, это было чудесным и необычным.

– А подай-ка ты нам кваса свежего, в яндове большой, Всеволод свет Иванович! Со пути-дороженьки с дальней сторонушки долго-долго шли, жаждою измаялись, – попросил волхв.

Удивился Волька, хотя его изумление и так не проходило с момента открытия разума, но сходил за квасом в погреб. Набрал квасу полную яндову и понёс каликам перехожим. Пока шёл туда-обратно, задумался, теперь было чем думать и чем делать выводы. Догадался он, что странники совсем не простые, и они что-то чудесное сотворили с ним. Видать, чародеи или волхвы. Возвернулся к каликам Волька Иванов сын, отдал яндову и поклонился до земли до самой матушки, рукой её касаясь.

– Низкий вам поклон, отцы-старцы! Благодарность вам моя безмерная и долг теперь пред вами неоплатный. Словно пелену вы сняли с моего разума, вспоминаю я теперь, каковым был до сего дня, и грустно-горестно мне становится, и притом радость великая за вашими стараньями исцеление!

Волхвы по очереди, от старшего к младшим, напились квасу. Старец вышел вперёд, передавая яндову в руки Вольке, там квасу хмельного ещё с половиночку.

– Твою благодарность принимаем мы, и долг твой признаём. И отдавать его придётся всенепременно и старательно. Потому что сила и ясный разум – это всегда ответственность. Чем большими способностями наделяют тебя боги, тем больше с тебя спрос, тем величественнее твоя задача на эту жизнь. Посему есть у нас к тебе ещё один дар, который тебе в дальнем странствии ой как пригодится, без него можешь не справиться.

Богатырь Всеволод держал сосуд с квасом, а старший волхв начал водить над напитком руками по часовой стрелке и читать заклинание:

– Фарр! Драрр! Абада!

Несколько раз произнёс старец формулу, на поверхности кваса закружился вихрь, этакий смерч в миниатюре. Потом всё успокоилось.

– А теперича, витязь Волюшка, ты испей у нас кваса пенного, непростого, но волшебного!

Здравый муж отпил щедро, не стесняясь.

Тут в паре шагов рос средних размеров дубок, широкоплечему мужику обхватить ствол было несложно. Вот к нему-то и подозвал старец крестьянского сына.

– Ну-ка попробуй приподнять это деревце, Волька!

Богатырь, с одной стороны, усмехнулся с сомнением: он хоть и здоровый бугай, но вырвать дерево из земли с корнями – видано ли? С другой стороны, после кваса он почувствовал в себе силушку великую, потому поплевал на руки и взялся за дерево, чутка присел и попробовал вытянуть. Заскрипел дубок жалобно, захрустели потревоженные корни, разрыхляя почву, но выдержало дерево, не поддалось.

Второй раз указал волхв на яндову:

– Ещё раз отпей, богатырь Волюшка.

Теперь два глотка сделал сын крестьянский, хлебанул со знанием дела, со смаком и жадностью. Лишь на донышке кваску чуть осталося. Огонь вулкана, разрывающий твердь земную, почуял в своём животе витязь, в голове его заструился ветер, сметающий горы, в венах его ходуном заходили волны, поглощающие целые континенты, в ногах своих он почувствовал силу хтоническую, силу всей земли-матушки, что не сдвинуть ни воде, ни огню, ни воздуху.

Без подсказки подошёл Всеволод к дереву, приобнял его, как родное, и играючи из земли выдернул, повращал чутка, да и выбросил – ко собратьям в лес, что рос неподалёку, всего-то в паре десятков саженей.

– Всё, богатырь, амба! Если выпьешь остаточек, то лопнешь, – еле вырвал старец яндову из рук тянущегося к ней языком Вольки. – Замри!

Вновь крестьянский сын превратился в истукана с остекленевшим взглядом.

– Теперь слушай сюда, Волька: разум твой открыли, силушкой богатырской тебя наделили, теперь пойдёшь долг возвращать, послужишь Руси-Расеюшке, да и всему миру. Твоя миссия – остановить злого гения по имени Марко Склавул, что проживает в Мачинских горах в Валахии, иначе он захватит и поработит весь мир. Пойдёшь к нему, как-нибудь дорогу найдёшь, твой внутренний компас приведёт тебя, куда надо. Да и помощники по пути тебе найдутся, так что должен справиться, – продекламировал старший волхв, а потом тихим голосом добавил: – Надеюсь…

Все трое калик перехожих отошли ближе к лесу и повернулись к неподвижному Вольке на прощание.

– Прощай, богатырь Всеволод свет Иванович! Мы свою часть исполнили, теперь дело за тобой! А нам пора в прошлое, в село Карачарово, надобно ещё Илюшеньку пробудить, чтобы тьму поганую вырезал с Руси-матушки.

Странники замерцали и растворились в воздухе.

Через минуту Волька-богатырь пришёл в себя, посмотрел вокруг, пожал плечами и пошёл в хату. А после заката с хлебопашества вернулись родители. Сын вышел во двор встретить их. Подошёл поближе, приложил правую руку к сердцу, а затем совершил поясной поклон, дотронувшись рукой до земли.

– Здрав буди, мати! Здрав буди, тятя! Много лет докучал вам да был обузою. Вы простите меня непутёвого, отныне будет иначе, закончились мои и ваши оковы.

Таисия заплакала от неожиданности и от радости, услыхав взрослый говор сына, увидев его ровный взгляд зрелого мужа. Даже Иван слегка прослезился. Потому что это было чудом!

– Что же такое делается, сына? Как ты излечился? Неужели Господь ответил на наши молитвы?! – скороговоркой запричитала мать.

– Насчёт Господа не знамо мне, но волхвы приходили, старец и два мужа. Они мне разум открыли, матушка! Будто с мыслей пелена спала, что закрывала всё.

Отец Иван подошёл и обнял Всеволода.

– Сын… Волька… Рад я безумно, даже слов не нахожу, – растерянно улыбался крестьянин. – Чего мы стоим? Давай, мать, метай на стол! Не грех и чарку выпить ради такого! У нас ведь, можно сказать, сын заново родился!

Семья прошла в хату за стол. Тася всё расспрашивала про волхвов, а Иван с сыном пили хмельную брагу на радостях. Отец больше пил, а сын только нюхал с непривычки. Многого не мог рассказать Волька, часть разговора с каликами он просто не помнил. Главное, что разумение появилось, говорить вот начал, а ещё силушка богатырская прибавилась.

– Ты, Волька, и раньше-то слабым не был. Вон, помнится, с одного удара Ёлку в мир иной отправил.

Погрустнел Всеволод.

– Простите меня, родичи, не со зла я, а по нездравомыслию.

– Что было, то прошло, сына, – серьёзно сказал отец. – Будет нам теперь помощник в работе и на старости! Слышь, Таисия, хоть теперь твоя мечта сбудется.

Встал с лавки витязь, вновь поклонился отцу-матери.

– Вы простите меня, ро́дные, но не могу я ныне надолго оставаться, в путь-дорогу зовёт меня далёкая звезда: волхвы не просто так мне разум вернули и силу даровали. Должен я одного злодея остановить, чтобы он, поганец, мир не захватил.

– Вот те на! Только сын появился, а тут же исчезает… – огорчился Иван. – Прямо как в пословице: не жили богато, неча и начинать.

Тася усадила Вольку за стол, села рядом.

– Ничего страшного, Иван, как-нибудь пока справимся. А потом Волька вернётся. Сына, ты же вертаешься, когда злодея одолеешь?

– Да, мама, конечно, я сразу же отправлюсь обратно сюда, домой!

– Когда в путь?

– Думал, ужо завтра, потому как время поджимает, но решил седмицу обождать, дома хочу немного побыть: я же, считай, и не жил толком, так – дитём неразумным, потому и помню не много, что делал, где бывал, что видал… Да и с дружками надобно встретиться, должок отдать, – скулы Вольки сжались, взгляд его ожесточился.

– Эх, жизнь моя жестянка! – в сердцах воскликнул Иван и замахнул чарку браги до дна. – Наливай, мать, ещё! С радости и с горя напьюсь сегодня, цельных два повода!

Два дня Всеволод ездил на работу с родичами: вспахивал поле и сеял, колол дрова, ходил за водой, помог отцу прохудившийся хлев подлатать. Всё ему было в радость и в новинку, он многого не знал, но учился на лету, только покажи. В редкие освободившиеся минуты выходил крестьянский сын к лесу, всё осматривал, вдыхал запах трав, разглядывал небо, трогал деревья – он впитывал ощущения, которых был лишён, которых не помнил.

А на третий день Волька пошёл искать ватагу ребятишек. Нашёл их недалеко от реки, те играли в «толкалки». Богатырь натянул на себя глупую привычную улыбку и завопил:

– Войка! Иг’ать!

Василий с его шайкой заметили парня.

– О, смотрите, наш остолоп сам пришёл! Вот невидаль! Играть захотел, Волька? – смеясь, спросил главный заводила.

– Иг’ать! Иг’ать! – радостно запрыгал на месте детина и встал на четвереньки, изображая оленя.

– Запрыгивай, ребятня! – закричал Вася. – Поехали кататься, в «толкалки» потом доиграем!

Детишки, кто успел зацепиться, залезли на спину гужевого животного. Остальные бежали сзади с прутами и старались ускорить Вольку, хотя тот и так с места взял галоп и очень резво поскакал к реке. У воды он побегал кругами, обождал, пока все улюлюкающие детишки прибегут поближе. А потом он встал, взял всю ребятню в охапку и скопом выбросил их в болотистую заводь – там было мелко, но грязно.

Василий и его шайка встали в воде, все мокрые и чумазые, закричали гневно на Вольку. А богатырь выпрямился, принял серьёзный вид, зло сщурил глаза и произнёс громовым басом:

– Ша, малята! Радуйтесь, что легко отделались. Это будет вам уроком, потому что негоже над убогими и сирыми изгаляться!

Замолчали все дети, как воды в рот набрали, сжалось у них всё от страха. Одно дело, когда перед ними малахольный Войка, а другое дело, когда взрослый муж с косой саженью в плечах, который одной рукой охапку людей выбрасывает, не вспотев. «Где махнёт – там станет улица, отмахнётся – переулочек».

А на седьмой день витязь Всеволод свет Иванович простился с матушкой и батюшкой – всё-таки не на прогулку вышел, а на ратный подвиг – взял с собой лишь котомку с нехитрой снедью и ни свет ни заря пошёл, куда глаза глядят, куда вёл его внутренний зов.

***

Шёл Волька спасать мир с радостью и воодушевлением. Он широко шагал по земле родной, улыбаясь всему миру, всё его радовало: тёплые лучи солнца, жужжание пчёл и шмелей, опыляющих придорожные цветы, далёкое щебетание птиц, пряный аромат трав на полях. Он прожил тридцать три года, но практически ничего не познал и не вкусил, он даже почти ничего не помнил, лишь обрывистые воспоминания кусками вываливались в его сознание, и не было ясно, то ли это фантазия, то ли отрывок из затянувшегося младенчества. С восприятием трёхлетнего ребёнка много ли запомнишь, все простейшие позывы и реакции не способны помочь познать этот мир в его полноте и красках.

Сначала богатырь шёл по просёлочной дороге, накатанной телегами, в соседнюю деревню. Не дойдя до неё, почувствовал он, что надо свернуть немного к северу – и пошёл прямо по полю, слушая внутренний голос, ведущий его к исполнению великой миссии. Казак Всеволод пересёк речушку, мелкий приток Дона, проскочил какие-то пролески, дубравы, прошествовал по бескрайним полям. Лишь пару раз наш герой остановился, чтобы перекусить из своей котомки: мать в дорогу дала большой каравай и крынку свежего молока с плотной крышкой. Волька расходовал еду бережно, незнамо, когда в следующий раз получится добыть еды, хотя голова его об этом особо не тревожилась: будет день, и будет пища.

Утро пролетело, солнце перекатилось за зенит и начало плавно клониться к западу, послеобеденный зной принялся жарить напропалую, и богатырь вошёл в густой лес под прохладу вековых елей. Лес был тёмен и выглядел непроходимым. Впору задуматься об опасности: в дремучих лесах немало волков и медведей, чай и загрызть могут. Но не знал Всеволод свет Иванович страха, потому что бояться ещё не научился за свою жизнь.

Всё дальше и дальше заходил Волька глубоко в лес, радостная улыбка по-прежнему играла на его лице. Вокруг сновали и пели лесные птицы, даря явственное ощущение жизни. Вдруг впереди в густых кустах блеснули глаза, и послышалось глухое рычание. Медленно, ощерившись и прижав уши, из кустов вышел огромный волчара, голова его была на высоте примерно в четыре локтя от земли. Волк был один, потому что его совсем недавно выгнали из стаи. Молодой самец, сильный, здоровый, да ещё глупый, не вошедший в полную силу. Жил себе, поживал среди своих, вместе охотились, всем хватало еды, надо было только подчиняться вожаку. И тут полная луна али чёрт какой дёрнул этого подъярка бросить вызов матёрому предводителю. Ещё год потерпел бы, дошёл бы до нужной стадии зрелости и крепости, там был бы велик шанс одолеть вожака и самому стать во главе стаи, но увы, не срослось. Вожак потрепал молодого подъярка, да и изгнал прочь, «выкинул Васю на мороз». Теперь приходилось охотиться одному, судя по поджарому виду и торчащим рёбрам, получалось не очень успешно.

Подъярок был жутко голоден, он не ел уже почти седмицу, и то последний раз это были останки дохлого лося, которые бросил наевшийся медведь. В животе, прилипшему к хребту, горело адским пламенем, из пасти его капала голодная слюна. Сейчас волчара съел бы что угодно. И тут он заметил человека, будто волчий бог смилостивился и послал пропитание. Про человека в стае говорили, что этот зверь редкий, да опасный, по возможности лучше такого избегать. Но голод не тётка, он затмевал разум, хотелось только жрать.

Зверь разбежался и прыгнул… И в горле его резко заболело, а дыхание перехватило наглухо, потому что Волька поймал волка за горло и слегка сдавил. Подъярок ощутил, что он наткнулся на огромную каменную скалу: он попытался достать до добычи задними лапами, громко клацал зубами, но всё впустую, дотянуться не получалось, а стальные тиски на горле сжимались всё сильнее, перекрывая драгоценный кислород.

Посмотрел витязь на затухающий взгляд волчары, и жалко ему стало животинку. Тогда взял он зверя за задние лапы и раскрутил хорошенько, а потом выбросил по диагонали, как из пушки, в полёт над верхушками деревьев. Довольно долго летел волчара, с учётом, что никогда не летал (волки в целом не приспособлены для передвижения в небесах), чувствуя себя чайкой, которая парит над всеми и срёт, и срёт… Вроде бы и гадить уже было нечем, а от страха всё-таки получилось. Никогда зверь не поднимался так высоко над землёй, о гравитации и её свойствах, соответственно, представления тоже не имел, но интуитивно чувствовал, что при приземлении ждёт его безвременная кончина.

Долго ли, коротко ли парил подъярок, аки птица, да началось приземление. В общем, падал волк кубарем, кувыркаясь и любуясь звёздами перед глазами, которые на небе ещё не появились, но перед его взором уже сияли вовсю. На том бы и закончилась жизненная эпопея одинокого зверя, да смягчили его падение пушистые лапы вековых елей. Ободрался, конечно, волчара о ветки, да жив остался. С тех пор навсегда запомнил он запах зверя под названием «человек», и обходил такую смертельную опасность за три версты.

Всеволод посмотрел вослед улетающему волку, прикрыл ладонью от некстати попавшего в глаза солнечного луча, и сделал вывод:

– Верхом пошёл! Видать, будет вёдро.

Богатырь отряхнул ладони одну о другую и направился к выходу из бора. Как только вышел казацкий сын на опушку леса, так увидел вдалеке, на самой границе земли и горизонта, темнеющие избы. Появился шанс переночевать не в чистом поле, а под какой-никакой крышей, а то и, Бог даст, пожевать чего-нибудь перепадёт. Волька хоть и слаб был ещё в знании людей и мира в силу малого пребывания в здравом уме и твёрдой памяти, но всё же по наитию понимал, что харчи запросто так, как мать с батей, чужие люди могут и не дать. На этот случай он был готов отработать, да так, как никто другой не смогёт, потому как чувствовал он в членах своих силу великую, ощущал, как бугрились тугие узлы мышц под рубахою. Казалось, что дай ему сейчас схватиться за кольца, одно на земле, а другое на небе, – притянул бы Волька твердь звёздную к земле-матушке.

Сел богатырь на один из пней на опушке, кои остались после недавней заготовки дров крестьянами, собирался доесть краюху хлеба да допить остатки молока, как тут откуда ни возьмись появился котька – с виду старый серый бандит, весь в шрамах, одно ухо торчком, второе висит. При всём при этом котэ выглядел довольно бодрым и активным. Он встал перед Волькой на задние лапы и состроил очень жалобную мордочку. Витязь был крепок задним умом, поэтому намёка не понял, с интересом продолжая смотреть на диковинку, и одновременно доедал последний кусок хлеба. Котька понял, что сейчас туговатый в мышлении детина одним залпом выпьет ароматное молоко из крынки, а ему ничего не достанется, поэтому он, наплевав на возможность раскрытия его инкогнито, вышел на следующий уровень передачи смыслов: одной лапкой он показывал себе в открытый рот, а второй наглаживал толстое пузико. Вообще, это был редкостный парадокс во внешности кошака: по его поджарости было видно, что он в тонусе, не изнежен, обилием еды не избалован, но округлое пузико у него всегда при этом присутствовало, даже когда было совсем бесхлебно. Сам котэ считал, что у него там неприкосновенный запас, который потратится, чтобы отсрочить голодную смерть, если призрак таковой появится на горизонте дня.

Случилось чудо, и богатырь понял, чего у него выпрашивает кот.

– Ааа, так ты есть хочешь, котейка! А я всё мню, чего он здесь знамения кажет.

Волька перевернул крышку крынки, налил в неё молока, как в блюдце, и поставил перед котэ. Тот с благодарственным урчанием залакал. Остальное крестьянский сын допил сам, утерев рукавом бороду. Пока котька приканчивал молоко, Волька аккуратно того погладил, рассмотрел ошейник с литерами на нём «Пушок У.», но поскольку грамоте обучен не был, прочесть не сумел.

Богатырь встал, прикрыл крынку и положил в мешок, авось ещё пригодится, и отправился в путь, куда его громко и настойчиво звала звезда. Велико же было его удивление, когда он заметил, что прямо на ходу котька трётся о его ноги и мурлычит. Волька аж остановился, взял Пушка на руки.

– Ой ты, зверь несмышлёный, животинка неразумная, – Пушок в этот момент состряпал предельно презрительную морду, но парень не заметил, – не в забаву и потеху путь-дороженька моя лежит, а на подвиг ратный иду я, Русь-матушку спасать от злыдня-чудовища, а заодно и весь мир. Зело опасна сия затея. Точно со мной иттить волеешь?

Пушок только и сказал, закатив глазки:

– Пфф!

И закивал головой. Всеволод расслышал лишь утвердительное фыркание.

– Ну что ж, котюха, мягкое брюхо, полезай ко мне в суму, чай, вместе веселее будет! – сказал детина и развязал тесьму у котомки.

Пушок заглянул в недра мешка, молча отказался от щедрого предложения погрузиться в его непроглядную тьму с риском не выбраться вовсе – слишком много утоплений собратьев в подобных мешках он повидал на своём веку, ассоциации были однозначно смертельными – и быстренько запрыгнул на шею витязя и обвил её, как пушистый воротник. Здесь было достаточно места, чтобы путешествовать с комфортом и не тратить силы на переставление лапок. Волька пожал плечами и тронулся в путь к далёким избам.

Широко и радостно быстрым шагом двигался богатырь Всеволод свет Иванович к неизвестному селу. Широким шагом бежал Ярило к горизонту. Довольно и умиротворённо возлежал котька на шее: молочка попили, теперь везут, первый этап его личной миссии завершён успешно, чего бы не быть довольным?

За полверсты перед деревней рос пролесок, небольшой, всего в цепь шириной. Подошёл к нему Волька с котькой, а тут ему навстречу пяток мужей выкатились. С виду чистые головорезы: давно не мытые, кто с дубиной, кто с топором, у каждого нож, а то и не один.

Богатырь поклонился и пробасил с открытой улыбкой:

– Здрав буди, люди добрые!

– И тебе здравствовать, мил человек, – держал ответ тот, что стоял посредине, невысокий, в красном потёртом кафтане и со шрамом на лбу, видневшемся из-под шапки. – Никак, путь в Воронцово держишь?

Один из татей подвинулся чутка в сторону и вперёд от атамана, остальные медленно начали идти в обход Вольки, двое справа, один слева. Пушок разом смекнул, что за люд им повстречался, потому стремглав соскочил с шеи и сел чуть поодаль в траве, жалея, что нет попкорна.

– Неведомо мне, как деревню величают. Но раз, хлопцы, баете, что Воронцово, то, видать, оно и есть. Вона там, впереди! – махнул Волька рукой в сторону изб.

– Да, это деревня Воронцово, – продолжил главный, положив ладонь на рукоять чекана за поясом. – Да только проход туда платный. Отдавай, что есть ценного, и живот себе сохранишь.

Помрачнел ликом витязь Волька, брови нахмурились, губа закусилась, слышно стало, как медленно скрежещут его мысли, оценивая ситуацию. Наконец, докумекал крестьянский сын, что от него хотят, и рассмеялся громко, от улыбки его чистой и бесхитростной во все стороны будто солнцем брызнуло.

– Вон оно что, братцы! Рад бы заплатить, да нечем: у меня из всего богатства котомка да крынка из-под молока, что матушка в путь-дорогу собрала.

– А вот мы сейчас и проверим! Фуфляй, обыщи его! – скомандовал главный.

Фуфляй, тощий и длинный, как жердь, вытащил кинжал, изобразил злорадную улыбку, обнажив парочку сиротливых зубов, и направился к Вольке. Богатырь, хоть и выглядел крупным, но казался атаману лёгкой добычей, потому что разбойников было пять, они тоже не лыком шиты, да и ремеслом своим лютым не первый день промышляли. А два брата Олиски из его шайки по габаритам не уступали залётному путнику.

Фуфляй подошёл к казацкому сыну на расстоянии вытянутой руки, а тот стоял и по-детски улыбался: не было в нём страха, не научился он бояться, с волком в лесной чаще был шанс изведать лихого ужаса, да и там не срослось. Единым мигом Волька схватил тощего за грудки и без раскрутки выбросил его в сторону; тот, пролетев положенный десяток саженей, спикировал под острым углом в камень и испустил дух. Всё произошло молниеносно, и птичка прощебетать не успела, лишь Пушок ехидно ухмыльнулся, наблюдая за схваткой с лучшего зрительского места.

Шагнул Волька к братьям Олискам, что справа от него были, теперича их черёд пришёл. Один уже топором замахнулся, второй булавой – и ударили они богатыря одновременно, и наткнулись они на твердь нерушимую. Волька играючи остановил их, перехватив руки с оружием, сжал легонечко, послышался хруст косточек да жалобные вскрики братьев. Потом наш герой с четверть силушки столкнул их лбами и погрузил надолго в тёмное царство.

Атаман понял, что нечего здесь играться, достал топорик и замахнулся кинуть в пришлого. Старшой метал чекан без промаха, навострился за годы тренировок и грабежей. А в такую большую цель, как здоровый Волька, промахнуться можно было бы только из-за вмешательства божьего провидения. Божественное провидение, то есть Пушок, проведя рекогносцировку боя, понял, что пришло время и ему поработать. Когда главный тать замахнулся топором и уже посылал тот в смертельный для казака полёт, он ощутил жутчайшую боль в своих причиндалах – Пушок своё кусье дело знал хорошо, челюсти сжал с предельной нагрузкой. Траектория чекана смазалась, и он, долетев до витязя, воткнулся под ноги.

Всеволод свет Иванович подскочил к атаману и ударил того по голове, вогнав в землю по колени. Пушок отскочил в сторонку. Поглядел Волька на свою работу, неудовлетворённо поцокал языком и повторил движение, вогнав бандита в землю по пояс. Вот теперь порядок!

Последний оставшийся головорез устрашающе приподнял над головой увесистую суковатую дубину, бешено завращал выпученными глазами, громко заорал во всю мощь своих лёгких и со всей дури помчался прочь от Вольки с Пушком в неизвестную даль.

Богатырь пожал плечами и собрался было продолжить свой прерванный путь в деревню Воронцово. Ступил он пару шагов, как почувствовал, что котька кусает его зубами чуть выше сапог и куда-то тянет в сторону.

– Чего тебе, животинка неразумная? Чего неймётся? Куда ты меня всё влачишь?

Пушок ответил:

– Мяу и мур, – потом, видя, что Волька его не понимает, почесал голову лапкой и добавил: – Мяв-мяв?

В итоге котэ просто подбежал к главному разбойнику и показал двумя лапками на его грудь. Волька, заинтересовавшись, подошёл и обнаружил у отрубившегося татя под рубахой висящую на шее мошну с монетами. Заулыбавшись, богатырь взял кошель и положил к себе в котомку.

Котэ к тому времени отбежал назад, громко мявкал и показывал лапами на чекан, явно на что-то намекая. Волька постоял, подумал, потом включился, на него снизошло божественное озарение, и он решил, что боевой топорик может пригодиться в будущем. Он засунул чекан за пояс, посадил котэ на шею и отправился через пролесок в деревню, насвистывая какую-то мелодию. Он сам не знал, что это за песня, и откуда она у него в памяти. Но те, кто его слышал, наверняка бы узнали в мотиве детскую колыбельную:

«Баю-баюшки-баю,