Моряки Зелёного Моря

– Какую? Душу?

– Не надо так фатально. Душа – это либо знак вечной работы, либо же последняя мера. Нет, Золотое Право можно оплатить и по-другому. Например, маленькой услугой там или тут. Может быть, стандартным кровавым долгом…, – фигура подняла тёмные длинные когти, взглянув в бесконечность пустынного горизонта.

Кобра снова поймал себя на мрачном настроении; каждый раз при разговоре с Иистиром его сердце тяжелело, и он чувствовал себя самой последней в мире сволочью. Ещё и ощущение такое, будто на шею нацепили ошейник из ножей, что впились в горло.

– Иистир…

– Ты. Испытываешь. Моё. Терпение, – произнёс дьявол. – Не зови меня истинным именем, или клянусь, я поведу себя как член дома Крови, ибо я в праве.

– Прошу меня простить, учитель. Порой я забываюсь, – покорно склонился Кобра, прикоснувшись рогами к подстилке.

– Хм, – дьявол на секунду замолчал, и в замешательстве потеребил когтями воздух.

– Прошу меня простить, если сделал что-то не так, – произнёс Кобра, не поднимая головы.

– Наоборот, ты поступил как уважающий своего Покровителя слуга. И твоя покорность похвальна…, – задумчиво протянул дьявол.

– Учитель, при всём моём уважении и благодарности, я хочу сказать, что сделаю задуманное ради разумных. Ради Десейры. – Кобра поднял голову.

– Ты не прекращаешь удивлять. Лучше стой со мной, мой протеже, и покажи, что достоин наград… Разве есть хоть что-то в этой пустыне, за что стоит бороться? – дьявол фыркнул. – Теперь это лишь песок и обломки. Слуги – сожжённая солнцем тень былых. Она будет хоть чего-то стоить, когда остальной Инфернум найдёт сюда путь, как в старые времена.

– В Золотом Писании я читал, что жизнь, не отягощенная деяниями, стоит килограмм злата. Но я нашёл это неправдой: жизнь стоит куда дороже. Она стоит всего, что за неё можно отдать.

– И откуда ты это подцепил? – приподнял Иистир бровь.

– От странника из миров иных. То был мудрец, что без регалий; движением руки он мог остановить толпу, и его голос завораживал не магией, но словами. Его дела были полны милосердия, его слова – доброты, но его движения и шрамы говорили об опыте большем, чем вся моя жизнь.

– Ты должен быть аккуратен с иным знанием. Миров много, и порядки в них разные. Мечтатели, прибывающие сюда, не знают, что Десейра была сформирована её условиями и разумными; здесь не работают чужие порядки. Эта пустыня – кровавая арена, на которой чемпионы купаются в тёплых лучах благодати, до того как обязательно будут свергнуты. Альтруизм – это проклятье, что очень быстро уведёт тебя в песок… И всё же, если это то, ради чего ты хочешь свершить свой подвиг, я не смею тебя переубеждать.

– Учитель, а ты не боишься, что если я посвящу себя милосердию и искусству, а слова – Асталамии, она заберёт меня в своё посмертие?

За такие слова можно заработать смерть, Кобра знал это. Боги велики, и даже поклонение Золотому Храму и Калифаргу, богу всех исчадий, может спасти от участи отправиться в Инфернум. В бездну, в которой души будут перетёрты в свою кристаллическую форму. Сквозь пытки, неописуемые для смертных. Именно в этом и есть работа домов Инфернума – перерабатывать души незащищённых, непринятых и отверженных.

– Решил отдать свою душу богам? – голос Иистира остался холоден, поза неизменно строга и таинственна, но глаза дьявола загорелись пламенем при одних только словах Кобры. – Где они были, когда ты страдал? Отозвались ли они на твои мольбы, когда ты хотел мстить? Превознесли ли они тебя над обычными рейдерами? Дали ли они тебе хотя бы такую возможность? – дьявол выдержал паузу. – Они ничего не сделали ради тебя. В отличие от меня. И ты сам знаешь, что я могу дать даже больше, чем боги. Блага в посмертии, о которых ты знаешь, и которые без труда превзойдут всё, что ты ожидал от смертной жизни.

– И вы абсолютно правы, – Кобра кивнул и выдохнул.

– Инфернум, Великая Пустыня и все остальные миры против нас. Они враги, предатели, незнакомцы и, в лучшем случае, временные союзники, что скроются, как только придётся заслонять тебя своим телом. У нас, кроме друг друга, никого не осталось. И я хочу, чтобы ты остался со мною, когда мне вернут Дом. Ты понимаешь это?

– И полностью отдаю себе в этом отчёт, учитель, – смиренно кивнул Кобра.

– Славно. Теперь же иди спать. Завтра тебе предстоит нелёгкий день, но послезавтра станет ещё тяжелее. Я же увижу тебя победителем.

И Иистир исчез.

Неужели со всеми дьяволами так невыносимо разговаривать? Кобра выдохнул, в такие моменты он жалел, что под рукой не оказалось крепкой выпивки. Она бы помогла позабыть обо всём и уснуть…

***

Эта встреча случилась давно в прошлом.

Пустыня была суровей, на её картах было полно белых пятен. Разумные только-только заново осваивали транспорт, пустынные следопыты учились у южных племён жукопокорению. Кователи и “жрецы внутреннего сгорания” с наставления самых тёмных из владык создавали свои первые двигатели.

Кобра тогда ещё посещал бары, полные искателей и головорезов. Эта встреча произошла в одном из них.

“Пепельное сердце” скрывалось среди барханов и жемчужных пятен, появившихся от огромной стаи окопавшейся в ней “жемчужной саранчи”. Мало того, что это местечко могли найти только те, кто овладел радиоволнами, так и безопасно добраться до него могли лишь умелые следопыты.

Кобра тогда был ещё частью группы – настоящей банды, занимавшейся самыми разными делами. Членов у группы было много, но здесь на заработках находилась всего одна её часть. Резаный, Кобра, Молчун, Сверчок и Пыльный Глаз. Впрочем, в живых сейчас наверняка остались только Пыльный Глаз да Молчун.

В тот раз группа была занята перевозкой безвредного, но важного товара в тяжеленных сундуках из песчаника. За него уже пришлось пролить кровь и продырявить сталь; дерзкие налётчики преследовали их через пустыню, но бравым курьерам удалось поубивать большую их часть.

В будущем именно из тех, кто выжил в дымящихся машинах, у Кобры и наберётся такое множество врагов…

Сундуки доставили. Заказчик не мухлевал с оплатой, а они не играли с товаром. Если в Вольных Городах все чувствуют себя достаточно азартными, чтобы обмануть с оплатой или украсть часть груза, то здесь, среди барханов, азарт находился лишь за карточным столом. Пустыня не любит дерзких и хитрых, она отрывает им задницы.

Настал черёд отдыха. Кожистые лампочки со светлячками горели. Воздух был тёплым и сухим, а со столов пахло жареным мясом жуков да местным пойлом. Стены подпирали кожаный купол, опиравшийся на крепкие хитиновые кости.

Резаный “резался” в карты с Молчуном и незнакомыми наёмниками. Сверчок играл на губной гармошке вместе с бродячим артистом со струнником, создавая спокойную вечернюю музыку. Пыльный Глаз и Кобра наблюдали за игрой, положив руки на ножи; ситуация медленно накалялась, и они были готовы к тому, что головорезы вскочат, пытаясь силой отобрать свой проигрыш. Хорошо ещё, что в “Пепельном Сердце” оставляли только колюще-режущее; так никто не волновался, что крыша из песка рухнет стрелкам на головы.

Выжившие в поножовщине, скорее всего, будут выставлены из бара на ночной мороз, а то и вовсе убиты, если поножовщина вдруг перерастет в душегубство. Изгнанные будут спать в машинах или рядом со своими жуками, терпя холод, ветер и песок.

Капитан наёмников, очередной раз проиграв, кинул карты на стол, злобно поднялся и рявкнул Сверчку и его товарищу заткнуть свою музыку, так как она его отвлекала. Если должен был произойти конфликт, он должен начаться сейчас. Вдруг незнакомец попросил Сверчка убрать инструмент, а после направился к столу.

Незнакомец выглядел молодо: бежевая кожа, будто не истерзанная солнцем и ветром. Короткие волосы, ухоженная подстриженная борода, что невероятная редкость для Десейры. Он казался таким обычным из-за своей одежды, но его с головой выдавала кожа и манеры.

Он заговорил… дружелюбно, но уверенно. Среди суровых охотников, наёмников и боязливых торговцев это можно было счесть за трусость. Впрочем, тот, кто ходит по пустыне один и приветствует незнакомцев, может быть как безумцем, так и самим дьяволом в человеческом обличье.

Обычное предложение присоединиться к игре – членский взнос золотыми монетами, и вот незнакомец уже сидел за столом. Он влился в игру так естественно и непринуждённо, словно до этого отходил за угол отлить и теперь вернулся на законное место.

Баланс сил изменился, теперь вместе с проигрышами у наёмника случались и выигрыши, Капитан подуспокоился. В это же время Резаный постоянно с непониманием поглядывал на свои карты. Игра закончилась с выбыванием сначала Резаного, решившего остаться с небольшой суммой выигрыша, а затем и наёмник оказался убеждён, что стоит закончить, пока не поздно.

Казалось бы, игра окончена, но Кобра сел к незнакомцу за стол.

– Я видел то, что ты сделал, – сказал он, глядя в светло-карие глаза. Незнакомец непринуждённо улыбнулся, сделав вид, что пойман. – Ловкий трюк с картами, но выиграть он тебе не помог.

– Почему же? От умелых рук всегда может быть польза, а победа имеет множество обличий. Под этим потолком и без того постоянно льётся кровь, зачем добавлять ещё? Они ушли с заработком и при своих жизнях, разве это не повод для радости? Меня зовут Отто, но здешние называют Бродягой.

Мужчина протянул руку запястьем вперёд – десерийским рукопожатием. Кобра отбил. У незнакомца либо были очень толстые рукава, что с таким климатом маловероятно, либо же там не было ножей и скрытых пистолетов.

– Местные кличут меня Кобра, – сказал инферлинг. Бродяга усмехнулся и кивнул.

– Умно, – заметил он. – Скажи мне, Кобра, чего ты ищешь в этой пустыне?

Инферлинг скривил лицо.

– Вопрос так себе. Здесь все ищут выхода наружу.

– Не стоит обобщать. Некоторые, например, смотрят на то, чтобы окопаться тут. А некоторые – всего лишь гости, прибывшие со своими целями.

– Очень мило, но все здешние хотят отсюда выбраться, – фыркнул Кобра, подчеркнув «здешних».

– Значит, ты ищешь выход? – Бродяга достал из внутреннего кармана небольшой косяк, свёрнутый из двух вида трав: зелёной и густой, жёлтой и сухой. После чего прикурил косяк от пальца, на котором по одному движению возник огонёк. – Уже знаешь, куда?

– Я без понятия, что скрывается за Вратами, но там лучше, чем здесь.

– Соглашусь, – кивнул человек. – Но как по мне, именно поэтому мы и нужны тут.

Если раньше Кобра хотел разобраться в этом страннике, чтобы понять, что тот за жук, то сейчас он чётко видел перед собой странного безумца, по какой-то причине сохранившего божеский вид.

– Совесть грызёт? – хмыкнул Кобра.

– Местами, мой общительный знакомый, – лучезарно улыбнувшись, Бродяга поводил пальцем, будто закручивая воздух. – Десейра – жестокое место с жестокими людьми. Я не видел ни единого мира, в котором тебя могут буднично застрелить посреди пути, в основном, для проверки навыка и, если совсем плохо, ради забавы. Этому миру нужно милосердие.

– Не всё так плохо. Те, кто стреляют ради звуков, умирают первыми, – хмыкнул Кобра. – Это вы, пришельцы, думаете, что лучше нас всё знаете. Но мы сами живём, объединяемся и противостоим остальному миру, что пытается нас сожрать. И нас больше, чем племя или город. Мы – целый народ.

– В таком случае, Змей…, – с улыбкой начал было Бродяга, но инферлинг его перебил.

– Кобра.

– Кобра, – Бродяга слегка развёл руки, – ты узрел одну из её самых сильных сторон, о которых забывают владыки и дьяволы. Десейра – это одна большая лодка несчастий, но те, кто оказались на её дне, склонны друг другу помогать, пока те, кто взобрались повыше, топчут их ногами. Не то по неосторожности, не то из желания достичь удобства, а порой и специально… Вероятно, нам стоит это попробовать изменить, ты так не думаешь?

– Ты предлагаешь заставить Владык ползать перед рабами? Может, ещё прикажешь горному червю скрутиться перед своим обедом? Нет, это невозможно.

– Невозможно, но всё же стоит попробовать. Мы начнём с малого. Я постараюсь помогать людям, быть к ним открытым и стремиться к общему добру. А ты попробуешь так же? А потом, если останемся живы, вдохновим ещё кого-нибудь на этот маленький подвиг? Может тебе, а потом и им, это даже понравится? А там глядишь, и Десейра окажется не такой неизменной.

Бродяга говорил, казалось бы, простые вещи, но они находили отклик в сердце Кобры. Словно впрыснутый яд или доза, слова Бродяги расходились по телу, а определённые мысли посещали разум.

Спустя пару дней, когда он спасёт одну семью от жуков, а после остановит рейдеров от разграбления поселения, он почувствует, что у него есть сердце.

Да, конечно, сердце, отравленное сомнениями в том, насколько масштабны и значительны его изменения, однако… Настоящее. Живое. Сердце. Что бьётся прямо у него в груди и пламенем горит.

Через несколько лет от него останутся только воспоминания и угли.

***

Жуки удивительные создания; когда они просыпаются, ты, лежа у них под боком, сразу же это понимаешь. В основном потому, что тебя начинает засыпать песком.

Жаль лишь, что порой они просыпаются слишком поздно.

Свист и хохот. Кобра, открыв глаза, успел схватиться за винтовку, моментально проснулся и выбрался из спальника, стряхивая с неё песчаный чехол. Накинуть поверх себя броню уже не успевал. Песок, утренний холод, усталость; в момент, когда жизнь может оборваться меньше чем через минуту, такие вещи перестают волновать.

Кобра слышал их голоса. Чувствовал быстро перебирающие по песку лапки их пескомерок. Пескожук, проснувшись от присутствия хищников, вытащил голову из песка и попытался встать на задние лапы, но полотно, служащее бронированному исполину маскировкой, помешало ему это сделать.

Послышался звон треснувшей глины, быстрый вздох пламени и звук разбитой керамики. В просвете утренних лучей Кобра разглядел минимум двоих, но по звукам, налётчиков не менее четырёх.

Скверная ситуация, очень скверная. Они на пескомерках, они бодры и уже тут. Он же только стирает песок с глаз.

Испуганный пламенем, пескожук рванул из всех сил, полотно сорвалось, чуть не сбив Кобру с ног, драгоценный шар из тысяч душ блеснул на солнце.

– Ого, мальчики, кажется добычка нам в самый раз! – захихикал один, словно полоумный, подражая гиене. Некоторых это пугало, но Кобра понял, что это всего лишь маска.

Заставь этого человека увидеть кровь и почувствовать на своей шее смерть, как он начнёт молить о пощаде.

– Жук! Вы, двое, не дайте жуку уйти! – крикнул голос со стороны.

– Укрой меня от глаз врагов наших, и да прольётся кровь, – прошептал Кобра и сжал небольшие кроваво-красные кристаллики под прикладом. Сжал настолько сильно, что капля крови с его пальца потекла по ним, они вспыхнули маленькой искрой и… тело Кобры исчезло вместе со всем его снаряжением.

Пескожук, хлопая палаткой за спиной, словно плащом, пополз прочь, убегая, но потом внезапно скакнул вбок, накрыв хитиновым брюхом одну пескомерку вместе с седоком.

Рейдеров стало пятеро. Это были пустынные бедуины, выживавшие за счёт всего, что подарит песок и его обитатели. У некоторых были луки, у одного пистолет, у остальных костяные копья да глиняные дымящиеся сосуды.

По вине одного такого сосуда плащ на спине жука разгорался всё ярче, теряя свой маскировочный бежевый цвет.

– Джеррет, ты там тип-топ? – крикнул один из рейдеров. “Джеррет” теперь был размазанным бурым пятном, смешанным вместе со своей пескомеркой на хитиновом брюхе пескожука.

– Мать чертей! – ругнулся бедуин. Жук пытался догнать напавших, но пескомерки были невероятно быстрыми, и скользили по песчаным барханам непринужденно, как по воздуху, отскакивая от медленных выпадов и боданий.

– Стоп, где чёртов Кобра? Его тут нет! – крикнул один из налётчиков, что остался близ разбитого лагеря, пока остальные пытались побороть жука.

– Не спеши с выводами, – из пустоты раздался голос, а следом прилетела пуля.

Охотник рухнул, а верхняя часть его черепа превратилась в кашу; винтовочная пуля разорвала голову, раскинув осколки черепа по песку.

Раз. Два. Три. Четыре.

Кобра работал безжалостно, бесстрашно стоя без укрытия. Для него не существовало никого, кроме винтовки и поставленных целей. Тех, кто пришёл искать именно его. Тех, кто подпалил его жука.

Четыре оглушительных хлопка: кому-то прилетело в грудь, кому-то порвало живот, кто-то упал, зажимая руками шею. Раненая пескомерка залилась диким пронзительным писком, из сплетения между её тельцем и лапкой на песок обильно потекла зелёная жижа.

Налётчик, ещё не успевший получить пулю, замахнулся для броска своего пилума, но дистанция уже была совсем неприцельной; копьё взлетело в воздух, описало дугу и рухнуло, вонзившись в песок всего в паре шагов от Кобры.

Пескожук, беснуясь, всё же скинул с себя горящую палатку, которую неугасимое пламя понемногу дожирало яркими всполохами. Тёмно-красные искры разлетались в утреннем свете, показываясь на фоне барханов чёрными точками. Шар тащился за ним, как на цепи, что приковывали к рабам, на которых не поскупились железа. Жук вспарывал им песок, оставляя за собой борозду. Но успокоился, когда горящая палатка сорвалась с его тела, а пескомерки без седоков разбежались в разные стороны.

Осталась лишь одна, она завалилась на бок, перебирая слабеющими лапками, а её седок невольно вскрикнул, когда та вжала его в песок остывающим телом.

– Твоим друзьям не повезло. А ты? Ты чувствуешь себя везучим, червь?! – крикнул Кобра, становясь на колено и держа на прицеле умирающую пескомерку. Её седок мог выкрутиться и теперь готовил засаду.

Тем не менее Кобра подуспокоился, и сердце перестало так стучать; всё могло закончиться хуже. Выстрелы наверняка разнеслись далеко по пустыне; стоило заканчивать порасторопнее.

Месть у десейрийцев на клинках, её легко стереть тряпкой, если есть на это желание. Он убил достаточно тех, кто представлял угрозу. С другой стороны, они искали именно его. Очень опасно оставлять хоть кого-то живым. Возможно, ему удастся убедить… Хотя бы на этот раз.

– Выходи без оружия и с поднятыми руками! Если нет, то живым ты будущего точно не увидишь! – крикнул снова Кобра, обходя труп пескомерки, за которым спрятался последний рейдер.

Упав, пескомерка придавила собой седока, завалившись набок; тот был зажат хитином в песке и пытался откопаться. Кровавая трава, росшая рядом небольшой кучкой, протягивала к нему свои травинки, пытаясь уцепиться за кожу. Сам седок был альвом – полуэльфом – с грязной выгоревшей кожей и ржавыми волосами. Потомок этой великой крови для Десейры был редкостью.

Кобра подошёл, видя, что лук альва лежал в метре от него. Увидев приближение своей добычи, что обернулась охотником, тот перестал пытаться выкарабкаться. Кажется, он уже знал, чем это закончится.

Пришло время задавать вопросы.

Глава 3 "Старый Ворчун и знакомый Молчун"

Солнце в зените – жуки в норах.

Так поговаривали в Десейре. В пустыне среди дня можно встретить только отчаянных или бесстрашных, кому не важно, зажарится он или нет. Жучиное яйцо, разбитое на металлическом капоте, приготавливается до хрустящей корочки всего за пару минут, а с людей за часы ходьбы по пустыне вполне может слезть кожа.

Инмарудин Ибн Анхут Ибн Андонизи, прозванный в народе “Ворчуном”, как раз подобно жуку забрался в свою нору, откуда теперь постоянно слышалась ругань, скрип гаек, жужжания болгарки и шумные вдохи дьявольского огня.

Инмарудин Ибн Анхут Ибн Андонизи – признанный механик на всём западе Великой Пустыни. Как сын простого городского лавочника, он достиг практически всего, о чём мог бы мечтать десейриец: жена, два сына, уже взрослая дочь, мастерская, частые клиенты, полка с боевыми трофеями и даже сторожевой жук для охраны дома, что был чуток к чужим запахам и ласков с детьми. Это точно было больше, чем краюшка свежего хлеба, о которой мечтали некоторые, даже свободные, жители Десейры.

– Всё, домучивай карбюратор. Потом запряги младшего, и вместе отполируйте капот так, чтоб сам Златоликий в нём отражался, понял меня, шалопай? – спросил Ворчун у подопечного.

– Да, отец, – сын вроде бы кивнул, но уже слишком глубоко залез под машину, чтоб можно было сказать наверняка.

Инмарудин Ибн Анхут был невысок ростом, и врождённая особенность, а возможно благополучие, даже накатили ему парочку складок на животе. Они слегка переваливались через пояс, но сдерживались старыми тканевыми подтяжками, что поддерживали рабочие штаны-чехлы из натёртой воском мембраны, дабы те собирали на себя вытекающее из механизмов масло.

Механик – профессия уважаемая и прибыльная. Толкового работника днём с огнём не сыщешь, а от работы механика зависело столько же, сколько и от водителя. Одна ошибка, и застрянешь в пустыне наедине со знойным солнцем.

Ворчун вышел из гаража в прихожую, вытирая грязные руки о тряпку. В прихожей, разделяющей гараж и проход в дом и являющейся местом ожидания клиентов и гостей, сидел крупный кахашир. Гуманоид под два метра ростом. С кожей, что плотью походила скорее на камень. На голове, щеках и плечах кахаширов прорастали костяные наросты, что подобно второму слою брони защищали и без того крепкое тело. Такой от удара кувалдой по голове только поморщится.

Гурхрам, прозванный в пустыне Молчуном, был одним из немногих кахаширов, пользующихся огнестрельным оружием, и даже тяжёлый пулемёт в его руках казался детской игрушкой.

Молчун и два других человека охраняли мастерскую, но Ворчун считал это достаточным; с кахаширом-пулемётчиком он чувствовал себя как за каменной стеной.

– Какой треклятый толк платить охранникам, если они не могут тебя защитить?

По крайней мере, Ворчун чувствовал себя в безопасности до недавнего времени. Сейчас ему стоило бы нервно перебирать пальцами, но вместо этого он слонялся по мастерской, подобно разозлённому призраку, ворча на остальных. Молчун поднял на своего нанимателя глаза, но ничего не ответил. Если можно прославиться своим гундежом, Инмарудин был бы известен на всю округу… Ах постойте, он уже.

– Проклятый Владыка! – продолжал Ворчун, доставая сигарету со мхом и прикуривая от вечной спички. – Почему честные ремесленники вроде меня не могут спать спокойно? У этой сопли Дитча всё схвачено как яйца в кулак! – Ворчун тряхнул несколько раз спичкой, гася пламя.

Молчун продолжал молчать, подобно безразличным пескам пустыни. Ворчун сделал сильную затяжку; в прихожей запахло слегка сладковатым привкусом жжёного мха, чем-то напоминающего водопадную корицу – редчайшую в Десейре пряность.

– Этот гоблин, жук его сожри! – Ворчун плюнул бы в сердцах, но чистоту пола из песчаника было жаль. – Он сживёт меня отсюда, клянусь своими зубами. Пока он и Владыка играют в ладушки, ко мне постоянно приходят эти городские сволочи и требуют чинить машины задарма! Дьявол, не могу же я просто отказывать солдатам Владыки, если тот мне повелел чинить его парней за «спасибо»?

Молчун уставился на деревянные дощечки инджурт (паучью игру), которые раскладывал на столе колонками. И с лёгким деревянным щелчком положил ещё одну вниз одной из колонок. Пасьянс сходился.

Ворчун только рукой махнул и собрался уже уходить, как в дверь постучали.

– Проклятье, Златоликим клянусь, это опять они! – рыкнул Ворчун и сам открыл дверь.

На пороге стоял инферлинг со смуглой кожей, расчерченной неизвестным недугом как змеиная чешуя. Броня с бронзовыми вставками, винтовка с дьявольскими символами за плечом и довольный вид.

Ворчун уже собирался сразу же сказать солдафону всё, что он думал, однако черты лица посетителя показались ему смутно знакомыми, а особенное внимание на себя обратил амулет из трёх длинных клыков, висящий у того на шее.

– Кобра! – вдруг громко произнёс Молчун, с шумом встав из-за стола. С радостью и размахом, которых давно не было слышно.

– Кобра? – не поверил Ворчун, ещё раз оглядывая выходца из могилы, словно видел призрака.

– Кобра, – улыбнулся парень, обнажив бронзовые клыки. – Я пройду?

– Шутишь? – взорвался Ворчун. – Дом Крови тебя разыскивает. Мне пришлось от тебя трижды открещиваться!… Заходи, проклятый чёрт. Ты же не притащил с собой хвоста?

– Только собственный, Ворчун, – улыбнулся инферлинг и вошёл. Молчун крепко пожал ему руку. – Я и не знал, что вы до сих пор вместе работаете. Что с хваткой? Раньше ты мог с лёгкостью сломать человеку ру… Ай-йяй-йяй!

Молчун улыбнулся, когда напряг хватку, из-за чего Кобра чуть извернулся, застыв от боли.

– Могу, – сказал он и отпустил руку Кобры.

– Верю-верю, ух! Рад вас видеть, парни. Ворчун, вижу, ты достиг, чего мечтал. Место у тебя выглядит злачным для этого вашего «города».

– Ой, только тебя с твоими примитивными оценками мне не хватало! – махнул рукой Ворчун. – Ладно, проходи. Налево и наверх. У меня в кабинете посидим, расскажешь, чего пришёл, выпьем. Ты же по ещё одному проигрышному делу, не так ли?