Джемма

Милая девочка с курносым носом и смешной рыжей челочкой, выглядывающей из-под плотно повязанной голубой косынки смотрела ласково, чуть улыбаясь. Джемме показалось, что она немного жалеет ее, покачивает головой, и она, нахмурившись буркнула

– Рыбу.

– А то у нас еще молочное можно заказать на обед. Например, творог с медом и йогурт. Не хотите?

Джемма покачала головой, ее отпустило, и она уже спокойнее глянула на девочку, улыбнулась в ответ

– Нет, спасибо. Все-таки рыбу. Если можно.

И тут ее вдруг осенило. Она уже видела такие курносые носики, рыжие волосики, которые шли на той линии, как стандарт. Она тогда еще удивилась, странности этого стандарта, а Рафаэлла, равнодушно подняв малыша из ячейки и покрутив его из стороны в сторону, бросила.

– Заказ такой. И внимательно смотри на веснушки. Они должны быть. Не пропусти пустые носы. Внимательнее.

А Джемма тогда совершила почти преступление. Последняя малышка оказалась без веснушек. Крошечный милый, очень курносый носик был девственно чистым, но экземпляр смотрел на нее такими ясными и такими небесными глазками, чуть блестящими от накипающих слезок, что Джемма выключила планшет с осточертевшим стандартом, поставила плюс на экране, светящимся у ячейки и вышла из лаборатории.

… Джемма была почти уверена, что эта девочка тот самый экземпляр. Потому что взгляд этих небесных глаз не изменился. Он по-прежнему был таким же – сияюще голубым и детским.

– Я Нарейна. Можно Нара. А ваше имя?

Девочка расставляла тарелки и приборы на столе Джеммы, улыбалась и щебетала.

– Впрочем, я уже посмотрела его на вашей карте. Вы Джемма!

И, налив ей стакан апельсинового сока, на секунду зависла над столом

– И знаете… Мне, почему-то кажется, что я вас знаю.

…

Рыба таяла во рту, овощи, которые подали к ней были сказочными – упругими, но нежными, чуть острыми и ароматными. Джемма наслаждалась едой, такой вкусной у них не было никогда. Мороженое тоже оказалось выше всяких похвал, а кофе – просто произведение искусства. Джемма совсем впала в нирвану, расслабилась, этот мир вдруг показался ей уютным и дружелюбным, как будто она жила здесь всегда

– Не помешаю? Я только кофе, долго отнимать ваше время не буду. И я уже знаю, что вы – Джемма!

Джемма вздрогнула. Напротив нее сидел, обхватив чашку не маленькими, сильными ладонями сидел человек. Именно тот – сын. Печальный, усталый и немного потерянный.

Глава 15. Кофе

Джемма совершенно не знала, как себя вести. Она вцепилась двумя руками в чашку, и, не замечая того, что она жжет руки, потихоньку отхлебывала кофе, вернее даже не пила – клевала. Касалась губами горячей жидкости, опустив глаза, рассматривала там, в непроницаемой ароматной глубине что-то невидимое, и сжимала руки все крепче, стараясь не показать, что они дрожат. А еще она чувствовала, как у нее раздуваются ноздри, трепещут, как у собаки, и это было еще одной задачей – держать лицо. Но ее захлестывал запах Заката. Казалось, что он шел от Эдванса, но, конечно, это только казалось, потому что закат уже пал на поселок, затопив его горячим золотом. Эдванс с легкой тревогой смотрел на ее руки, и Джемма еще сильнее стиснула пальцы и сделала это зря. Потому что чашка выскользнула, прыгнула, как лягушка, выплеснув уже к счастью чуть подостывший кофе прямо ей на грудь.

Вскочили они с Эдвансом одновременно, синхронно, как сиамские близнецы, парень сумел поймать взбесившуюся чашку, и остатки кофе потекли по его светлой рубашке, похожей на балахон. Джемма испугалась до потери сознания, да так, что осела на стул, стараясь справится с чернотой, вдруг застлавшей ей глаза.

– Да Бог с вами, Джемма! Не стоит того! Подумаешь, пара пятен, у нас прачечная стирает, как дьявол, любые пятна ей по зубам. Лучше скажите, как ваши ладошки? Не обожгли?

Уже пришедшая в себя Джемма испуганно смотрела, как Эдванс водит по ее покрасневшим рукам непривычно большими пальцами, и снова не знала, что делать. Отнять у него руки, или нельзя этого делать, но главное, что отнимать их ей совсем не хотелось. Потому что от каждого его прикосновения огненный лучик проникал в ее тело и поджигал в нем пожар.

– Что тут у вас произошло? Вот ужас! Эдванс, вы уж простите недотепу, она здесь второй день, неуклюжа и глупа крайне. Сейчас я пришлю Мирру, она заберет вашу одежду, простите еще раз. А ты – пойдешь со мной!

Бэлла кипела. Она была похожа на громоздкий раскаленный чайник, который подпрыгивал на плите, плевался кипятком, угрожающе приподнимал крышку, как будто она вот-вот слетит от бурного кипения. От этого сравнения на Джемму напал неудержимый смех, она попыталась справиться, но все-же хихикнула. И, глядя на нее, прыснул в ладонь Эдванс, потом еще, и уже через пару секунд они смеялись вместе, даже не смеялись – хохотали, и Джемма даже не помнила, когда такое было в ее жизни еще.

– Иди к себе! Быстро! Я приду через пару минут, Жди!

Бэлла совсем взбеленилась, толкнула Джемму в бок, повернулась к Эдвансу, подобострастно наклонив голову.

– Простите, пожалуйста. Еще раз – простите. Вам ужин подадут в комнаты, у вас есть особые пожелания?

Эдванс странно хрюкнул, стараясь унять смех, покачал головой

– Нет, спасибо. Не беспокойтесь, Бэлла. У меня есть фрукты и печенье. Все хорошо.

Джемма быстро шла к дверям, но чувствовала его взгляд – между лопаток ее жгло тем самым горячим лучиком.

…

– Ты еще никто! Ты понимаешь это? Гурэль ты никакая, Марк ясно сказал – некрасивая! Он некрасивых не терпит, там должны быть гены отборные, иначе их дети окажутся совсем не теми, каких они ждут. А до переходной тебе, как мне до балерины, теория, практика, с год пройдет, пока ты освоишь это дело. Тебе сейчас тише воды, ниже травы надо быть, всех учителей глазами есть, а ты уже глазки САМИМ строишь. Забракуют – спустят в трап, перемелят через мясорубку. Они не шутят, отходов не оставляют. Ты понимаешь это?

Бэлла говорила зло, но в маленьких круглых глазках у нее зла не было, была лишь жалость. Правда, немного брезгливая, так крупный пес смотрит на крошечного задрипанного котенка, выползшего из грязной лужи. Джемма так и чувствовала себя, поэтому сжалась в комок и тихо мяукнула

– Понимаю… Я не хотела, Бэлла, это случайно. Он сам ко мне сел.

Бэлла помолчала, потом подошла к Джемме, задумчиво посмотрела ей в глаза. Приподняла светлую гриву ее растрепавшихся волос, закрутила их пышным узлом, заставила стать боком.

– А ведь бес их знает… Фантазии неуемные, не поймешь, какие экземпляры им подходят. А в тебе есть что-то. Ты похожа на хрустальную куклу.

Она отпустила Джемму, толкнула ее в плечо, от чего та упала на стул, стукнувшись затылком о высокую спинку, резко сказала.

– С утра изучишь структуру мира. Расскажешь мне в подробностях – все категории опишешь, как с нашей стороны, так и со стороны САМИХ. Это первое задание. И еще. К одиннадцати будь готова, пойдем к вновь родившимся. Там тоже для тебя будет много интересного.

Всю ночь Джемма изучала схемы, которые ей переслали уже к полуночи. И то, что она узнала было не просто потрясением. Это было взрывом, перемешавшим в ее голове все, что там сложилось годами.

…

– Ты, небось, в цирелии наметилась? Так забудь! У Эдванса была цирелия, говорят, она умерла. С тех пор он один, и ни с кем быть не собирается. Так что зубки не востри.

Айрин бежала вприпрыжку за Джеммой по коридору, и ее голос был похож на лай маленькой собачки. И Джемма вдруг поняла, почему так изменилась Айрин. Ей казалась очень глупой и странной эта причина. Но однозначно – причиной был Эдванс.

Глава 16. Записка

– И мы… В женском мире нет справедливости, это так? Мы живем, чтобы обеспечить их. Всем! Хлебом и удовольствиями, водой, светом, продолжением рода. Разве это правильно?

Бэлла молча сидела напротив Джеммы, и было ощущение, что она не слушает ее, а читает по губам. Она внимательно вглядывалась в лицо своей ученицы, ощупывала ее кожу, и у Джеммы было полное ощущение, что у нее не глаза, а щупальцы. Но зла в них снова не было, наоборот, лицо у Бэллы было мягкое, расслабленное, она просто изучала это распоясавшееся насекомое, следила куда оно поползет. А Джемма сама не знала зачем она это говорит, ее несло, как ком с горы, и остановится она не могла, уж больно потрясла ее воображение несправедливость этого мира. Бэлла встала, походила туда – сюда по комнате, и Джемма вдруг подумала, что дом ее наставницы очень подходит ей – такой же мощный, огромный, неуклюжий. Здоровенный стол с толстыми ногами, такие же стулья, плоский широкий шкаф, и что-то еще, то ли тумба, то ли комод – вот и вся обстановка в зале, а тяжелые деревянные двери, ведущие куда-то вглубь были закрыты, и что там за ними лишь угадывалось. Наконец, Бэлла перестала слоняться, открыла шкаф, который оказался буфетом, вытащила высокие бокалы и коричневую, похожую на глиняную бутылку.

– Айвовая наливка. Сама делаю. Будешь?

Джемма неуверенно кивнула, она уже приготовилась к самому худшему, но наставница не спешила ее убивать.

– И сухарики ореховые с инжиром. Тоже сама. Очень подходят, попробуй.

В толстых мужских (теперь Джемма хорошо изучила это слово) лапах Бэллы маленькая тарелка из почти прозрачного фарфора выглядела скорлупкой, но она аккуратно все расставила на кружевной салфеточке бережно вытащенной из буфета, кивнула головой

– Не захмелей, только.

Джемма растерянно поднесла к губам бокал – наливка была ароматной и воздушной, таяла во рту, как будто она вдохнула душистый газ, а сухарики нежными и ломкими, враз растаяв во рту придали наливке особый вкус. Бэлле махнула свой бокал до дна, налила снова и опять выпила.

Потом задумчиво пожевала сухарик, снова встала, открыла свой комод, вытянула большие глянцевые фотографии

– Смотри. Это – ваши лаборатории. Видишь, они тянутся по дуге с одной стороны моря, охватывают скобой Алиставию. Весь городской комплекс, а в нем сотни километров. А с другой стороны – глянь. Видишь? Это тоже лаборатории, только там производят мужчин.

Джемма смотрела на карту – и там, действительно, была другая скоба – линия состоящая из населенных пунктов, и на той карте, которую она изучала раньше, ее не было.

– И что? Там тоже работают женщины? А зачем нужно производить ИХ? Разве их много?

– Вот видишь, сколько у тебя правильных вопросов возникло. Я тоже раньше их задавала, но мир мужчин, как мир Богов, трудно поддается осознанию. Да и зачем это тебе? Твоя задача привести в Алиставию вновь рожденных, обучить их и передать ИМ. Вот и все. Запомни это, и убери лишнее любопытство из своего характера, оно здесь не приветствуется, а часто и губит. Ладно!

Бэлла осторожно поставила бокалы на поднос, ткнула пальцем с обгрызенным ногтем в зеленую, похожую на крошечную сосновую шишку, кнопку, спрятавшуюся среди книг на столе, сказала сварливо и громко

– Пойду полчаса вздремну, а ты читай дальше. А потом пойдем к новым девицам, покажу что и как.

Бэлла ушла, по слоновьи ступая широкими ступнями, утопая в пышном, явно не простом ковре, и Джемма облегченно вздохнула, решила плеснуть себе еще, но не смогла открыть бутылку.

– Тугие пробки у нее. Наливка зреет три года, поэтому плотно укупорена.

Чья-то маленькая ручка ловко выкрутила пробку, налила немного наливки в бокал, и Джемма с удивлением узнала – Нара! Девушка сновала по огромной комнате, и была похожа на мышку, крошечную, верткую, с детскими синими глазами.

– Вам надо аккуратнее с Бэллой, она не всегда так спокойна. Бывали переходные, которых она уничтожала. Я слышала об этом.

Джемма молча смотрела, как Нара убирает комнату, тщательно трет столешницу, смахивает пылинки. Потом, наконец, разлепила спекшиеся то ли от волнения, то ли от сладости наливки, губы спросила

– Скажи мне… А цирелии – это кто? В моих материалах об этом ничего нет.

Нара чуть вздрогнула, приподняла плечики, осторожно повернула голову, и в ее глазах плескался испуг и грусть.

– Цирелии… Это любимые. Их здесь мало. Почти нет…Джемма, у меня для вас есть это!

Она протянула тонкую ручку, разжала ладонь и Джемма увидела небольшую белую трубочку. Она взяла ее – это была записка. “Я хочу, чтобы ты пришла ко мне вечером, в восемь. Нара проводит тебя”.

Глава 17. Эферены и Гианы

Джемма судорожно сжала руку в кулак, скатав записку в тугой комок, она не знала почему она так сделала, но что-то внутри тенькнуло, как натянутая струнка, выстрелив незнакомым чувством – чувством стыда и опасности. Джемма даже не поняла почему ей стало стыдно, но щеки опалило огнем, да так, что заслезились глаза.

– Я поняла, что вы знаете от кого это… Отказать нельзя, здесь опасно противится ИМ. Жду вас половина восьмого у манговой рощицы. Той, что около озера. Вы знаете где это?

Джемма, наконец, справилась с собой, сумела уже спокойнее посмотреть в бесстрастное лицо Нары, покачала головой.

– Нет… Это где дома ИХ?

Нара тихонько, еле не касаясь кисти Джеммы подвела ее к окну, отдернула тяжелую занавеску, показала куда-то в сторону холмов

– По этой дорожке совсем недалеко, метров триста. Там будет поворот, маленький виноградник, потом фонтан. Вниз ступеньки – справа обрыв, слева кипарисовая аллея. И увидите – манговая роща окружает озеро, а на берегу небольшой особняк. Там живет Эдванс. Он одинок, там бывает только прислуга, и та приходящая. Я буду там, провожу в дом. Только опаздывать нельзя, это не принято.

Джемма молча слушала девушку, пытаясь в ее глазах уловить хоть какое-то отношение к происходящему. Но сейчас ее глаза были похожи на блестящие эмалированные пуговицы, в них можно было поймать только свое отражение, и отражение облаков, спокойно плывущих в почти фиолетовом небе за окном.

– Нара, а зачем я туда иду? Туда еще кто-нибудь пойдет, или я одна?

Нара окончательно отгородилась от Джеммы, опустив густые, пушистые ресницы. Пожав худенькими плечами, она опустила голову и, глядя на носки своих крошечных туфелек, шепнула

– Я ничего не знаю… Жду.

…

Бэлла вылезла из спальни, как медведь из берлоги, ее свободная рубаха чуть вздернулась на полном животе, обнажив круглые, неожиданно красивые колени. Зевнув, она показала розовый язык и мясистую глотку, проследила за взглядом Джеммы, ухмыльнулась

– Думаешь, я всегда была такой тумбой? Неее. Всякое было, я, между прочим, в гурэлях пять лет пробавлялась, лучшей была. Ну, а потом… Ладно, некогда. Сейчас соберусь, выходить пора.

Уже через пять минут Бэлла была готова. Строгое платье до щиколоток чуть уменьшило ее мощную полноту, высокий ворот был оторочен тонкими кружевами, и шея пряталась в их легкой пене, чуть приоткрывая подбородок. И от этого лицо наставницы вдруг стало уже и нежнее, лет на десять моложе, и особенно красила его прическа – недлинные, пшеничного оттенка волосы были приподняты чуть вверх и завернуты небольшой ракушкой, из под которой на затылок и виски выбивались смешные и беспомощные мягкие завитки.

– Ну ты, вроде в порядке, на первый раз пойдет. Пошли, первая экскурсия у тебя обзорная, подберем экспериментальную группу для тебя, будешь пробовать.

…

Дворец, в котором жили вновь родившиеся, или как их здесь называли – гианы, плыл во вдруг упавшем тумане, как корабль по волнам. Высокие деревья, верхушки которых стирались этим туманом, как ластиком, плотно сгрудились вокруг, как будто защищая своих подопечных телами, как преданные солдаты. Джемме на секундочку стало жутко, она вдруг подумала, что сейчас эти стражи, подумав, что гостья несет с собой зло, накинутся на нее, захлещут черными ветвями, задавят толстыми, черными стволами. Джемма жалась к Бэлле, но та шла уверенно, не сомневаясь, и неуверенность враз растаяла, Джемма почувствовала себя, почему-то хозяйкой, и пошла следом, расправив плечи и откинув голову, как будто подбадривая сама себя. У дверей Бэлла остановилась, внимательно осмотрела ученицу, довольно кивнула

– Вошла в струю. Молодец! Ты неординарна, я в тебе это почувствовала сразу. Вот это ощущение – уверенности в том, что ты тут главная – держи, не отпускай. Эти девахи чуют слабость, как стайные зверушки, силу, кстати, тоже чуют. Гианы… Сучки!

Джемма последнего слова не знала, но по презрительному тону и по едкости, с которой Бэлла сплюнула куда-то в сторону, поняла, что слово так себе, и что наставница гиан любит не очень. Во всяком случае, не уважает.

– Гианы – это уроды. Ты читала, но вряд ли в материалах это прописано четко. Перед знакомством ты четко должна уяснить – они не ты, не я, не Айрин, и даже не Нара. Мы все выросли естественно, в нужное природе время – они нет. Они вылупляются, как бабочки, и жизнь проживают тоже бабочкину, сгорают быстро. Живут пару лет, потом их приходится менять.