В середине апреля

– Если в синей тоге…

Это была девушка лет тридцати пяти, казавшаяся сестрой Юстиции, настолько они были похожи. Только ее волосы были уложены в низкий узел. Впрочем, такой же аккуратный и гладкий, как волны Юстиции.

– Нет! – крикнула та, напрочь не так величественно, как обращалась к Леле и Семе.

– Он сказал, что у Меркурия!

– Не правда! Он еще ничего не сказал!

– Меркурий! – заорал Сема, так что Леля и Юстиция вздрогнули.

Девушка с узелком передернула плечами и уставилась на вход. Леля подумала, что, кажется, она обидела ее и Гермеса тем, что решила придерживаться римской стороны.

– Идемте, – сказала Юстиция, прошагав мимо Лели и Семы обратно ко входу. – Я вас провожу.

Шаг Юстиции был шире, чем даже у Семы, и Леля за ними едва не бежала.

Они свернули на боковую лестницу и Юстиция, глядя в свиток, сказала:

– Из ваших уже кто-то заселялся, да?

Леля прослушала вопрос – следила, как бы не наступить на подол ее узкого серого платья. По фигуре оно стягивалось то с одного бока, то с другого, так что на нем залегали складки. И лишь подол тянулся по полу. Ненамного – но достаточно, чтобы Леля могла на него наступить.

Забравшись на второй этаж, Леля попала в коридор, пол которого застилал красный ковер без узоров. Потолок в коридоре был невысоким, словно в обычном отеле. Хотя после грандиозного фойе этого храма Леле подумалось, что все здание будет таким вычурным.

– Да, – сказал Сема. – Морана. Она уже…

– А, точно, – перебила Юстиция и перестала смотреть в свиток.

Хотя Юстиция была высокой, каблуки ее туфлей тоже были немаленькими. Получалось, что Юстиция возвышалась над Семой и Лелей на полторы головы. Леле она сразу внушила какой-то благоговейный страх. А вот Сема глядел на нее со спины как-то насмешливо. Глядел, а потом стал вышагивать, как она, виляя бедрами. Леля хихикнула и тут же Юстиция замерла.

Леля подумала, что сейчас этим мощным свитком ее будут бить по голове, а Сему – по ногам. Но Юстиция сказала:

– Пришли, – и указала на дверь.

Стены в коридоре до середины покрывали дубовые панели, выше – темно-бордовые, шершавые обои. Из-за панелей двери не бросались в глаза. Так что издалека Леле казалось, что это такой настенный декор.

На двери была табличка с надписью «Навь». Она слегка накренилась и Юстиция, заметив это, нахмурилась и поправила ее.

– Спасибо, Юстиция, – сказал Сема.

– Спасибо, – пискнула Леля.

Юстиция лишь кивнула и, задрав подбородок, продефилировала обратно к лестнице. Леля смотрела ей вслед, не в силах оторвать взгляд. Вот кто настоящая богиня. Такая величественная, серьезная. Леля такой никогда не будет. Она совсем другая – робкая, скромная и спокойная. И хотя спокойные люди часто бывают решительными, а это качество богу необходимо, Леля не могла себя такой назвать. Поэтому часто, и сейчас особенно сильно, ей показалось, что всего этого она недостойна. Недостойна называться богиней, находиться в этом прекрасном месте, и даже того, чтобы Сема ей дверь открывал.

– Прошу, – сказал он. – Дамы вперед.

Едва Леля зашла в покои, мимо пронесся черный ураганчик.

– Вот вы где! – сказала Морана. – Чего так долго? Только не говорите, что заблудились.

Не дав слова вставить, Морана прижала указательный палец к носу, и сказала:

– Чур я сплю соло!

Затем она бросилась вглубь покоев. Леля ничего не успела ответить. Она пока что не осознавала масштаб проблемы.

Покои были большими. Даже для троих. Узкий коридорчик тянулся от входной двери влево и вправо на равные расстояния. Правее от входной двери находился арочный вход в общую комнату.

Леля сразу зашла в нее. Вся противоположная стена комнаты состояла из панорамных окон. Вид открывался на небо и немного на скалы, но солнце так слепило, что их было почти не видно. В любом случае Леля не успела бы больше ничего разглядеть – Морана закрывала шторы, приговаривая:

– Попадись мне только этот Гелиос…

– С этой стороны скорее Сол, – сказал Сема.

– Абсолютно все равно.

Морана искала, чем бы скрепить шторы, но ничего не нашла и отпустила их. Толстая полоса света упала на бежевый ворсистый ковер. Шторы хорошо справлялись с солнцем, поэтому в комнате стало почти темно.

– Почему здесь такое яркое солнце? – спросила Леля.

Но тут же пожалела об этом, ведь вопрос был тупым. Она же в средиземноморье. Какое еще здесь может быть солнце?

Тем не менее ответ ее удивил:

– Потому что их тут два, – сказал Сема.

Леля тут же подбежала к окну. Но чтобы открыть шторы, предстояло сперва сразиться с Мораной, которая крикнула:

– Э-э-э! Куда обутая?

Увидеть два солнца было не так жизненно важно, как спасти себя от осуждения Мораны. Поэтому сперва Леля разулась и лишь потом вернулась в комнату.

Лели не было всего дюжину секунд, но в комнате заметно похолодало и стало темнее. Порывы холодного воздуха, возникающие непонятно откуда, запахивали шторы. А рядом Морана, довольно улыбаясь, струшивала руки.

– Красота, – сказала она и пошла к кровати.

– Ну холдрыга… – сказал Сема.

До этого он осматривал каждый шкафчик, каждую полочку, словно на них было что-то, кроме пыли. А теперь подошел к шторам и разогнал руками ветер Мораны.

Та уже успела пройти к кровати. Но почувствовав, что в комнате теплеет, она обернулась и, поняв, в чем дело, заголосила:

– Ты издеваешься? Тебе что, эта жара нравится? Зачем ты испортил мой ветер?

Морана пошла колдовать новый, но Сема схватил ее за руку, не давая приблизиться к шторам.

– Пусть будут открытыми, – сказал он.

Морана пыталась вырваться, но у нее не получалось. Наконец она сдалась, и сказала:

– Я хотела поспать!

– Но сейчас полдень, – сказал Сема.

– Отлично! Я как раз вписываюсь в полуденную дрему. Пусти!

Сема отпустил, потому что теперь Морана рвалась не к шторам, а к кровати. Уже через пять секунд она лежала, прижимая к лицу подушку. Она бы казалась мертвой, если бы не носок левой ноги, которым Морана дергала как-то недовольно.

– Отлично, – сказал Сема, уперев руки в боки.

Леля не поняла, о чем он, ведь причин сказать это было много. Например, в комнате было прохладнее, чем в холле, и уж тем более на улице. Если бы Леля знала, что Морана – это переносной кондиционер, то не стала бы отпускать ее одну взбираться по лестнице.

Но не только это вдохновляло Лелю. Олимп ей уже нравился. Покои для жителей Нави были шикарные, хоть и однокомнатные; сил вдруг стало много, хотя Леля не выспалась; и Морана молчала, значит, не портила никому настроение.

– Пойду спрошу, когда обед, – сказал Сема и вышел из покоев.

Леля осталась одна, если не считать Морану, которая впала в анабиоз.

Леля прошлась по комнате. Справа от входа находилась односпальная кровать, где лежала Морана, в том же углу стоял большой платяной шкаф, отделанный резьбой так богато, что не было видно, где у него ручки. Потолок был высоким, белым, и таким светлым, что иногда казалось, будто его нет вовсе. В центре комната была пустынной. Если б пол был устелен паркетом, а не мохнатым ковром, то Леля подумала бы, что это бальный зал.

Стена слева от двери тянулась гораздо дальше, чем стена справа. Торцом к ней стояла огромной кровать, двухспальная, но уместнее сказать трех, если не пятиспальная. Леля восхищалась ею ровно до того мига, как поняла, что их трое, а кроватей две.

– Надо будет уговорить Сему спать на однушке, – сказала Леля сама себе.

Но и Морана услышала это. Она мигом очнулась, будто ждала приглашения к разговору.

– Он согласится.

– Отлично, – сказала Леля, не понимая, почему Морана такая хмурая.

– Подвох в том, – сказала она. – Что я не соглашусь.

– В смысле, – Леля нахмурилась. – Ты боишься спать одна? Вы будете вдвоем?

Леля понимала, в чем ошибается. Но не хотела это осознавать.

– Нет, – сказала Морана, приподнявшись на локтях и глянув на Лелю. – Вы будете спать вдвоем.

– Нет! – сказала Леля.

Наверное, уж слишком встревоженно, так как Морана довольно заулыбалась.

– Я сразу сказала, что буду спать одна. Помнишь?

Морана приложила палец к носу, и Леля вспомнила.

– Это нечестно, – сказала она. – И вообще неправильно. Мальчики с мальчиками, девочки с девочками.

– Мы же боги, – сказала Морана. – Бесполые существа.

Морана перевернулась на бок, лицом к стене. Последние ее слова потонули в зевке.

– Ну не скажи.

Впрочем, Леля не сомневалась: Морана не только бесполое существо, но и бессовестное.

– Вечером еще поговорим, – сказала Леля.

– Удачи, – ответила Морана.

Глава 5

Леля не знала, куда пойдет. Она просто хотела выйти из покоев, потому что Морана стала ее угнетать. Не словами, а просто своим присутствием.

Вероятно, Леля тут же вернулась бы назад, увидев этот бесконечный коридор. Секундочку она с ужасом сознавала, что забыла даже, с какой стороны пришла.

Но тут из-за поворота на лестницу, невидимого с ракурса Лели, выскочил Сема. Он едва не вприпрыжку бросился к Леле и неожиданно печальным голосом сказал:

– Есть плохая новость и очень плохая. С какой начать?

Леля похолодела от ужаса, хотя Сема не унывал. Что случилось? Их отчитали за то, что они опоздали? Вряд ли, ведь храм полупустой. Тогда, может, кто-то нарушил какое-то правило? Например, Морана, которую Леля ненадолго упустила из виду, пока поднималась по лестнице. За это время она бы успела оскорбить Гелиоса за яркость его солнца или, например, почесать за ушком только одну голову Цербера.

– Давай с очень плохой, – сказала Леля.

Что еще могло пойти не так? Они ведь тут совсем недолго…

– Обед будет только на ужин.

Леля захныкала. Сема не обратил на это внимания и продолжил:

– А плохую хочешь узнать?

– Теперь не особо, – сказала Леля и двинулась вдоль коридора.

– Ну я все-равно скажу, ладно?

Сема обогнал Лелю, развернулся и пошагал задом наперед. Леля не ответила, но Сема сказал:

– Лучше не спускаться сейчас в холл, потому что Клио и Эгерия устроили состязание: кто больше несчастных соберет на экскурсию по Олимпу. Так что лучше им на глаза не попадаться. Идем домой…

Сема остановился и хотел взять Лелю за локоть, чтобы оттащить к покоям. Но Леля, услышав слово «экскурсия», замерла. Увидев, как ее губы расплываются в мечтательной улыбке, а глаза загораются, Сема сказал:

– О нет, нет, нет… Мы не пойдем на экскурсию, слышишь?

– Пожалуйста! – воскликнула Леля. – Это вы с Мораной тут были! А я ни разу не была! Пожалуйста-пожалуйста! Давай пойдем!

– На улице плюс пятьдесят, – сказал Сема, продолжая тянуть Лелю к покоям. – А ближайшая вода в триллионах километров свободного падения.

Леля сопротивлялась, хоть и сложно было противостоять Семе. Все-таки он был сильнее.

– Ну умоляю тебя! – сказала Леля. – Что угодно для тебя сделаю!

Аргументов у нее не было, поэтому пришлось унижаться.

Сема замер и прищурился.

– Прям что угодно? – сказал он.

Леля знала этот прищур, поэтому уточнила:

– Что угодно приличное, не вульгарное, не связанное с позором, едой или Мораной.

– Тогда мне от тебя ничего не надо.

Леля вырвала локоть из хватки Семы и прислонилась к стене, чтобы восстановить дыхание после этой неравной борьбы.

– А надо что-то платить за экскурсию? – сказала Леля, впрочем, не сомневаясь, что не нужно.

Тем не менее Сема сказал:

– Да. Плата – позировать для других муз и камен, чтобы им было с кого потолок в бальном зале разрисовывать. – Увидев, что Леля вот-вот согласится, Сема добавил: – Обнаженной.

– Ой. Нет. Я тогда не пойду, – Леля испугалась по-настоящему.

– Это шутка, – сказал Сема.

Ну, конечно. И снова Леля повелась.

– Не смешная, – сказала она, скривившись.

– Ты еще скажи, как и все мои шутки.

– Говорю: не смешная, как и все твои шутки.

Леле не приходилось строить из себя глубоко несчастную, чтобы разжалобить Сему. Просто потому что Леля уже выглядела глубоко несчастной, а Сема уже разжалобился. Он вдруг сказал:

– Почему ты одна не хочешь идти?

Леля не знала, что ответить, поэтому сказала, как есть:

– Стесняюсь.

– Ну что за глупости? – сказал Сема. – Ты же уже большая девочка.

Леля кивнула с поджатыми губами и сказала:

– Но там будет так много незнакомых взрослых дядь и теть…

– Там будешь одна ты.

Сема казался недовольным. Но уже через дюжину немых перемигиваний, он сдался и сказал:

– Ладно, идем…

– Ура! – воскликнула Леля.

Еще полминуты назад она чувствовала себя старой и выдохшейся. А тут вдруг силы умножились, так что Леля даже подпрыгнула и в ладоши хлопнула: так рада была.

– … только не в этом виде.

Леля уже проскакала полкоридора. Она хотела переспросить, что это значит, поэтому обернулась. И увидела большого лохматого пса.

– В такой шубе, наверное, пятидесятиградусную жару легче переносить.

Пес не ответил и промчался мимо Лели.

На лестнице Леля слышала, как клацают по мрамору его когти. Сделать замечание, что их пора бы постричь, она не успела. У подножия лестницы ее за руку поймала девушка.

– Вы хотите на экскурсию? – спросила она и так заискивающе улыбнулась, что Леля захотела, даже если бы до этого не хотела.

– Да, – сказала Леля, пытаясь понять, что с этой девушкой не так.

– Отлично! Тогда записываю вас! Начало через… – девушка глянула на тонкие часики, напоминающие какой-то странный стебель. «Водоросль, – потом поняла Леля». – Через семь минут! Ожидайте возле колон со стороны красной резьбы.

Девушка тут же перехватила кого-то другого и стала втолковывать ему про экскурсию. То был хмурый бог с бледной кожей и рыжими волосами чуть ниже плеч. Он прикрикнул на нее, и девушка отстала. Это ее нисколько не обидело, и она напала на следующего. Леля наблюдала за ней и наконец поняла, что ее нервировало: волосы у девушки были не темно-каштановыми, как казалось сперва, а темно-зелеными.

Точно такой же переполох происходил у противоположной лестницы, которая вела в гостевые покои парфенона. Леля подумала, что отличаются они лишь цветом ковра в коридоре. Там он наверняка синий. Решив, что заглянет туда попозже, Леля посмотрела на девушку, которая суетилась в той стороне. У нее были мелкие каштановые кудряшки, перетянутые лентой чуть ниже шеи.

– Ты сказал: «Клио и Эгерия». – Произнесла Леля так, чтобы слышал только Сема. – Клио точно не связана с водой, она бы не носила часы в виде водорослей. Значит, та, что записала меня – Эгерия… не помню кто она. А у дальней стены – Клио, муза истории… Гавкни один раз, если «да».

Сема посмотрел на нее умными карими глазами. В таком его виде разницы между зрачком и радужкой совсем не было, так что Леля не понимала, куда он смотрит.

Сема не кивнул и не гавкнул, ни один раз, ни два, ни сколько-нибудь. Он прикусил Леле голень, и та ойкнула. Наверное, обиделся на приказ «гавкни». Впрочем, Леля и так знала, что не ошиблась.

– Дурак, – сказала она и пошла на выход.

Дурак увязался за ней.

На улице было так же жарко и душно, как и полчаса назад. Но не так пустынно. На крыльце, меж колонн, кто ближе к правой стороне, кто к левой, стояли не меньше дюжины богов.

Конечно, такое количество богов Леля и раньше видела. Навь считалась не густо заселенной, но десятка три жителей там было. И это не считая Нимфеи, Черта и прочих, кто богом не назывался. Но чего Леля раньше не встречала – это такого разнообразия.

Всеобщее собрание богов всех культур не зря таковым называлось. Леля находилась на Олимпе совсем недолго, но уже успела увидеть больше культур и разнообразных лиц, чем за всю свою человеческую жизнь. Леля очень старалась не пялиться, но получалось плохо. Каждое лицо было таким занятным, что не рассмотреть его было бы кощунством. Это было бы также нелепо, как если бы Леля приехала в музей на другой конец света и вместо того, чтобы изучать экспонаты, смотрела бы в окно.

Сема лег на холодную плитку у стены, и Леля встала рядом с ним. Она обняла себя. Леля всегда чувствовала неловкость, если стояла в толпе и ни с кем не разговаривала. Последнее время это решалось тем, что рядом был Сема, который фонил, как поломанное радио. Леля думала, что ее это выводит. Но оказалось, что это успокаивало.

Едва Леля приняла то, что в таком относительном одиночестве ей не плохо, как к ней подошла какая-то девушка. Казалось, она не идет, а порхает, как мотылек или бабочка. Девушка была очень худенькой, с тонкими ручками, ножками и шеей. Одета она была страннее всех. На большинстве богов была обычная одежда. Кто-то выглядел наряднее, как Юстиция. Кто-то ходил в толстовке, сунув руки в карман-кенгуру. А одежда этой девушки состояла из прутиков, листиков, стеблей и пластинчатых полупрозрачных крылышек каких-то насекомых. В общем, в отличии от остальных, выглядела она… волшебной.

– Привет! – сказала она Леле.

Голос у девушки был звенящий, как рой мошек.

– Привет, – сказала Леля, выдавливая вежливую улыбку.

Сперва она подумала, что эта девушка как-то связана с весной, как сама Леля. Это ее приободрило. Кто бы еще наряжался в листики и веточки, как не богиня весны? Только вот культуру, из которой эта богиня могла родиться, Леля не припоминала.

– Здесь замечательно, правда? – сказала девушка и Леля подавила желание обернуться в поисках мошки, которая словно бы гудела прямо на ухо. – Прохладненько! Не то, что в Тамоанчане.

– Ага… – сказала Леля.

Тут она глянула на Сему. Вот сейчас не хватало его уроков мифологии. Леля понятия не имела, с кем говорит, и откуда она пришла. Правда, и Сема, судя по его морде, был озадачен.

– Я так давно хотела познакомиться с кем-то из Нави! – сказала девушка. Прыснув со смеху, она добавила: – Честно говоря, я хотела познакомиться хоть с кем-нибудь! В Тамоанчане бывает одиноко. Нас там не так много.

Леля постаралась сделать пошире свою искусственную улыбку. Кажется, получилось. И, кажется, эта девушка не заметила подвоха.

– Вы же Леля, правильно?

Леля кивнула.

– Какое странное имя! – сказала девушка и снова засмеялась.

Только в этот раз посильнее, так что даже руку поднесла к лицу, чтобы рот прикрыть. От этого звякнули толстые браслеты на ее тонком запястье. Ее кожа была такой прозрачной, что Леля могла видеть переплетения сосудов.

Решив, что с каждой секундой мгновение для этого вопроса становится все менее подходящим, Леля сказала:

– А как тебя зовут?

– Ой! – воскликнула девушка. – Извини! Да, я не представилась… Просто, знаешь, я так привыкла, что меня заранее все знают, что разучилась представляться!

Леля подождала, пока девушка отсмеется, а потом услышала:

– Меня зовут Ицпапалотль! Я богиня судьбы и растений у ацтеков!

Она так не походила на Мокошь, богиню судьбы у славян, что Леля невольно поморщилась. Раньше она думала, что, если боги властвуют над одним и тем же, то и внешность у них примерно одна и та же. Но эта девушка не напоминала Мокошь. Хотя она вообще ни на одного знакомого Леле бога не напоминала. Тонкая, с длинными лапками, как комарик, она и лицом сильно отличалась от привычной Леле славянской внешности.

– Че? – сказала Леля.

Тут же она поняла, что прозвучала грубовато, и поспешила исправиться, но девушка ее опередила:

– Понимаю, ты привыкла к примитивным именам. И сейчас даже не запомнишь мое полностью… Тогда можешь звать меня Ица! Или папа!.. Но не как «отец», а как па-па… по слогам, одинаковое ударение на обе «а»… Или можешь называть меня Лотль! Почти как «Леля»! Класс!

– Хорошо, – сказала Леля. – Ица. Пойдет?

Ица закивала. Она стала жужжать непонятно о чем. А Леля подумала, что лучше в толпе молчать, чем вежливо слушать лишь бы кого. Эгерия не начинала экскурсию, хотя время вроде уже подошло. Леля посмотрела на Сему, ища поддержки, но тот наслаждался своей немотой.

– Какая милая собачка! – воскликнула Ица.

Она постоянно что-то восклицала, но эти слова выделились из ее речи. Сема приподнял морду, но Ица ничем его не зацепила, поэтому он снова опустил ее на лапы.

– Можно погладить? – спросила она у Лели.

Леля хохотнула, а Сема недовольно тявкнул, и глянул на нее, прищурившись. Наверное, это означало, что он против того, чтобы его гладили чужие женщины. Но Лелю так позабавило, что Ица посчитала ее хозяйкой Семы, что не смогла отказать себе в удовольствии немного позлорадствовать.

– Конечно, можно! – сказала она. – Он у нас ласковый!

– У нас? – спросила Ица, присаживаясь на корточки рядом с Семой.

Она тянула руку Семе меж ушей, а тот отводил морду так далеко, как мог. Но в конце концов Ица до него добралась.

– В смысле, у богов Нави. Он наш…

Леля не договорила. Едва дотронувшись до шерсти Семы, Ица вскрикнула и отшатнулась. Словно ошпарилась.

– Проводник, – закончила Леля.

Ица тяжело дышала и прижимала к себе руку, которую словно бы поранила. Когда она перевела взгляд на Лелю, та испугалась.

– Что случилось?

– Почему ты не сказала, что он тоже бог?! – от милого до оскомин тона Ицы не осталось и следа.

Леля растерялась. Она глянула на Сему, который вскочил, и, медленно переставляя лапы, шел к Ице.

– Я же сказала, что я богиня судьбы! – продолжала Ица. – Я вижу судьбу, когда касаюсь чужого тела!

Хоть в этом они с Мокошью походили друг на друга. Только легче от такого знания Леле не стало. Она не знала, как успокоить Ицу, которая теперь походила на раздразненную осу.

– Извини я…

Ица не перебивала, просто Леля не договорила. Она не знала перед чем извиняться, потому запнулась и молча уставилась на Ицу.

– Ну раз уже коснулась, – сказала Ица. Сема был в прыжке от нее. – То могу рассказать. Ему грозит…

Сема громко гавкнул, так что несколько богов обернулись на перепалку. Леля всем бы помахала, улыбнулась, сказала «извините», но сейчас ей было не до этого. Сема вдруг прыгнул на Ицу. В прыжке он казался ростом с саму Ицу и Леля испугалась, что он может переломить ее хрупкие косточки, которые почти что просвечивались сквозь кожу.

– Сема! – сказала Леля.

Она едва не бросила «фу!» или «брысь!» Но это было бы совсем унизительно.

Да и Сема не пытался калечить Ицу, а лишь страх нагонял. Что получилось у него с лихвой. Ица еще раз испуганно вскрикнула и бросилась бежать. В толпе раствориться у нее не получилось, ведь толпа была не плотной. Сема ошибся, когда сказал, что Леля одна пойдет на экскурсию. Но и Леля ошиблась, подумав, что народу будет много. Ица теперь маячила у рифленых колон пантеона и с опаской поглядывала на Лелю и Сему.

Сема тоже на нее поглядывал, но с угрозой. Его хвост торчал под сорок пять градусов, но взвился, когда Леля его позвала. Только ничего радостного она говорить не собиралась.

– Что ты устроил?

Сема сел и стал вилять хвостом по полу. Леля не понимала, раскаивается он или балуется. Поэтому на всякий случай прикрикнула:

– Не делай так больше! Ты же разумное существо!

Сема кивнул. Потом он подошел к Леле и лизнул ей руку. Это определенно было извинением и Леля смягчилась. Она присела, чтобы погладить Сему по голове. В таком виде Леле казалось, что и отношения у них другие, словно более близкие.

Собаки были ее любимыми животными. Но не эта конкретная. Этот конкретная была самой мерзкой и невоспитанной собакой во всей Нави и даже во всей Яви. О чем Леля ей и сообщила. Сема коротко скорбно взвыл. А потом наконец-то вышла Эгерия.

– Добрый день, боги и богини! – сказала она.

Ее мощный голос вмиг заставил всех замолчать. Эгерия открыла рот, чтобы продолжить, но тут отворилась створка двери с синей резьбой, и вышла Клио.

– Добрый день, боги и богини! – сказала она.

Тишины после этого не возникло, потому что она и так стояла. Слышно было лишь недовольное дыхание Эгерии.

– Я уже поздоровалась, – сказала она.

– А я еще нет, – прошипела Клио.

Сразу ясно стало: если не разнять их, то народ получит не экскурсию, а по давней традиции хлеб и зрелища. Леля сама бы не решилась встревать между Эгерией и Клио, но этого и не потребовалось.

Какой-то дядечка со смешной прической, бубликами у шеи из черных волос, сказал:

– Дамы! Давайте двумя группами пойдем! Одна начнет с первой достопримечательности, вторая – со второй, и тогда мы не будем мешать друг другу.

– Справедливо, Форсети, – сказала Эгерия с издевкой.

– Разрешил спор, Форсети, – сказала одновременно с ней Клио с той же интонацией.

Секундочку длилась тишина, а потом богини так же в одно мгновение заговорили. Эгерия сказала:

– Кто желает получить нескучную экскурсию, идемте за мной!

Клио сказала:

– Кто желает получить не занудную экскурсию, идемте за мной!

Толпа забурлила. Леля записывалась к Эгерии, поэтому к ней и пошла. Сема поплелся следом. Леля уже винила себя за то, что ввязалась в эту авантюру. И Сема напрягся после неурядицы с этой чокнутой ацтекской богиней.