В середине апреля

– Морана! – крикнула Леля, от удивления позабыв, с кем имеет дело.

Спящая Морана была милой. На ее умиротворенном лицо сияла легкая улыбка. Но потом она открыла глаза. Целую секунду после этого ее лицо оставалось милым. А затем Морана скривилась и заорала:

– Леля! Какого черта?!

Леля отскочила, уверенная, что сосульки, которые висели на оконной раме, сейчас полетят в нее. Она пятилась, пока не врезалась в кого-то.

– И Черт теперь здесь! – продолжала Морана. – Ну просто замечательно!

Она натянула повыше белое одеяло, на котором ее черные волосы выделялись резко, как трещины в сухой земле.

Леля обернулась. Из-за того, что Морана искренне произнесла слово «черт», сам он явился в ее комнату.

– Доброе утро, дамы, – сказал Черт с невозмутимым видом. – Что-то вы сегодня рановато проснулись.

Он зевал так, что Леля, если б захотела, смогла бы увидеть какой неестественно острый кончик его языка. Но она отвернулась, потому что, в отличии от Черта, смущаться умела и делала это часто.

Черт, как всегда, был в черных одеждах. Нечесаная копна волос сегодня была настолько неряшлива, что не были видны даже его маленькие рожки. Леле очень хотелось их потрогать, но, разумеется, она не признавалась в этом даже самой себе.

– Середина апреля, черт бы ее побрал! – сказала Морана, переползая на другую сторону кровати.

Она так прижимала к себе одеяло, что Леля вспомнила: Морана привыкла спать обнаженной. И сейчас, кажется, искала на полу свою одежду.

– Не смогу, – сказал Черт. – Середина апреля не материальна.

Морана жестом показала Черту заткнуться и тот, к удивлению Лели, послушался. Затем Морана закопошилась и взяла с пола что-то черное и длинное. Она начала одеваться, хотя делать это под одеялом было не очень удобно. Но упрямства Моране было не занимать. Какое-то время она мучилась, а потом все же воскликнула:

– Черт! Можешь отвернуться! Мне надо переодеться!

Морана не просила отворачиваться и Лелю, но та сделала это по доброй воле. Потому что нагота Мораны смущала ее гораздо больше, чем саму Морану.

– Да что я там не видел, – сказал Черт, но встал к Моране спиной.

– Ты же с Нимфеей водишься, – сказала Морана. – Так что, могу поспорить, много чего не видел.

Черт хотел что-то ответить, но Морана крикнула, что можно оборачиваться.

Леля развернулась. Морана, теперь уже в длинном черном платье на бретельках, суетилась у комода.

– Где моя лента для волос? – спросила она.

Никто не ответил.

– Я не могу уехать без своей ленты…

– Кстати! – сказала Леля, пока не заговорил кто-то другой. – Что нужно с собой брать? Я вот собрала вещичек, но, чувствую, что-то забыла, поэтому хотела уточнить…

Леля присела рядом с рюкзачком и расстегнула его, чтобы перечислить, что она с собой взяла. Однако Морана ее остановила.

– Леля! – сказала она. – Это не Эверест. Это Олимп. Не нужно столько всего брать с собой… Вообще ничего брать не нужно. – Морана на миг замолчала, но тут же снова закричала: – Леля! Ты же богиня! Ты можешь любую вещь достать в любое время! Выкладывай свои трусы-недельки и поехали налегке!

Черт хохотнул, а Леля пожелала провалиться сквозь землю.

– Хорошо, – буркнула она.

– Да где эта лента дурацкая! – орала Морана.

Леля поплелась к выходу, чтобы не терять время. Еще надо бы успеть перебрать вещи до третьего петуха.

– Отдашь ей, когда приедете, – шепнул Черт и сунул что-то в ладонь Лели.

Прежде чем Леля спросила, о чем он, Черт исчез. Она посмотрела на ладонь и увидела черную ленту. «Ну пакостник», – подумала Леля. Затем сунула ленту в карман и вышла из комнаты.

Когда Леля очутилась на поляне перед входом в избушку, Хорс и Сема уже были там. Хорс, как всегда, с какими-то бумагами. Леле казалось, что он носил их с собой только чтобы казаться солиднее. Иначе его совсем перестали бы всерьез воспринимать.

Утро в Нави Леля заставала редко – предпочитала подольше поспать. Все-равно заняться было нечем. Леля закончила готовить лето еще в марте, когда собралась покидать Навь. Так что сейчас она постаралась запечатлеть мгновение. Роса на сырой траве, холодящая ступни даже сквозь балетки, нежное солнце у самого горизонта на бледно-розовом небе, и совсем спокойные березы у кромки леса.

– Доброе утро, – сказала Леля, попытавшись улыбнуться.

– Ты опоздала! – сказал Хорс, не здороваясь. – Скоро четвертый петух!

– Извини, – сказала Леля, чувствуя себя неуютно. – Я не слышала…

– Кажется, никто кроме Хорса их не слышит, – вмешался Сема и, спохватившись, добавил: – Привет.

Они обнялись и встали рядом. Леля, как первоклассница, надела на плечи обе лямки рюкзака и встала по стойке «смирно». Она уставилась на Хорса, чтобы не упустить ни единого слова. Верно, сейчас он будет говорить что-то важное. Может, как вести себя на переговорах с другими богами. Есть же у богов какой-то свой этикет? Или, например, какой стороне придерживаться ей, посланнице Нави, когда речь зайдет о политике?.. Она же зайдет, верно? Леля смыслила в политике не больше, чем в футболе. Поэтому стала переживать еще больше. Как можно правильно отвечать на вопросы, в которых ничего не понимаешь?

– Все-равно Морана еще не вышла, – сказал Сема.

Он был расслабленным, чему Леля завидовала.

– Она хоть проснулась? – сказал Хорс.

– Проснулась! – воскликнула Леля. – Я ее разбудила.

Хорс вскинул брови и, глядя на Лелю, сказал:

– Молодец.

Леля не уточнила, что сделала это не для общего дела, а в корыстных целях. Да и не успела бы. Морана вышла из избушки и, на ходу ругаясь, стягивала волосы какой-то палочкой. Прежде, чем Хорс стал ругаться, она сказала:

– Моя лента для волос пропала! И я уверена, без Черта не обошлось!

– И он здесь… – вздохнул Хорс, с опаской глядя на деревянную дверь избушки.

Но Черт оттуда не вышел. Видно, умчался по своим пакостным делам. Тогда Хорс встал перед Семой, Лелей и Мораной, которая все еще боролась с волосами, и торжественно заговорил:

– Дамы и господа! Боги и богини! Рад отправить вас на всеобщее собрание богов всех культур в это прекрасное весеннее утро…

– Да ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – воскликнула Морана, когда хрустнула палочка, которая держала ее волосы.

Пряди ночным водопадом рассыпались по плечам, спине, а их кончики едва не коснулись земли.

Леле стало стыдно за Морану, Сема еле сдерживался, чтобы не засмеяться, а Хорс глухо застонал.

– Вы можете хоть раз побыть серьезными? – спросил он.

– Почему «вы»? – воскликнул Сема. – Мы с Лелей молчали!

Хорс не ответил. Он подождал, пока Морана закончит с волосами, а ее лицо из разъяренного сделается хотя бы злым. Затем он продолжил, но теперь благоразумно решил не тянуть.

– В общем, легкой вам дороги! Жду через неделю! Сема, доставай тетрадь.

– Я уже записал.

– Ну хорошо. Достань и покажи, – сказал Хорс.

– Да зачем?

В равнодушии Семы Леля слышала какой-то подвох.

– Сема, – сказал Хорс теперь строго.

Сема несколько секунд просто смотрел на него, а потом полез в рюкзак. Вскоре он швырнул тетрадь в Хорса и, пока тот ее раскрывал, схватил за руку Лелю и Морану.

Леля успела услышать только встревоженное:

– Последняя строка?

А затем наступила тьма.

Глава 3

Леля ожидала чего угодно, но не морского ветра, который стал терзать ее лицо ее же волосами.

Сема отпустил руку, как только Леля открыла глаза. Море. Бескрайнее, как… да как любое море. Оно переливалось нежным голубым оттенком, какой бывает только утром. И волны моря были утренними, мелкими, едва слышными. Если бы вода врезалась в каменный пирс, а не в песок, как на этом берегу, то ее совсем не было бы слышно. Тихое, спокойное море. Леля любила его таким… Да и любым другим.

Но что-то было не так. Леля знала, что в горах есть водоемы, речушки и озера. Но моря…

– Ой, Сема, спасибо большое! – услышала Леля Морану. – Хоть на пару часов меньше торчать на этом клятом Олимпе!

Тут Леля наконец-то развернулась. Справа стоял Сема, сжимая лямку рюкзака, и глядя вперед на вывеску деревяной лачуги, где значилось «У Догоды». По другую руку от него стояла Морана. Она заправила волосы за уши и, подобрав юбку, двинулась к лачуге.

– А ну-ка, – сказал Сема, посмотрев на Лелю. – Бывший студент-мифовед, расскажи, что знаешь, про Догоду.

– Догода – богиня приятного вечера и ясной погоды…

– Ну за погоду она не отвечает, – сказал Сема. – Сейчас это обязанности тебя и Мораны.

Он подождал немного, думая, что Леля что-то спросит, но она молчала, соображая. Так что Сема неспешно двинулся к деревяному зданию. Только когда он прошел десяток метров, Леля отмерла. Она бросилась за ним – но не быстро, потому что по песку не побегаешь.

– Догода славянская богиня, но живет на Олимпе? – спросила Леля, когда нагнала Сему.

– Нет, – Сема улыбался, глядя себе под ноги. – Мы в Яви.

Леле стало дурно. А как же собрание?!

– Но мы…

– Ничего страшного, если мы придем на Олимп чуть позже. – Сказал Сема. – Там все-равно в это время делать нечего. А я обещал Догоде кое-что принести.

Сема ускорился, говоря этим: «на остальные вопросы сама ищи ответы». Леля тоже хотела пойти быстрее, но справилась с этим лишь когда песок сменился сухой травой. Ступив на каменную брусчатку, продавленную колесами автомобилей, Леля услышала, как хлопнула дверь – Морана зашла в помещение. Леля побежала и проскользнула перед Семой, так что он открыл ей дверь, а сам зашел последним.

Первым, что ощутила Леля, когда оказалась в помещении, был запах жареного лука. Затем возникла мысль о том, что «У Догоды» – это кафе, кафе богини приятного вечера.

Кафе было небольшим, хотя, может, так лишь казалось из-за кучи столов, стульев, ковров, бутылок, бочонков и бочек, выстроившихся у стен, и густого воздуха, который пробирал до корней волос. Леля хотела не дышать глубоко этим тяжелым воздухом. Однако, вздохнув несколько раз поверхностно, Леля не сдержалась и сделала нормальный вдох.

Окна пропускали мало света – они выходили на закатную сторону. Поэтому горели свечи в огромной металлической, местами ржавой люстре, которая висела на потолке двухэтажного здания. Второй этаж был вполовину меньше первого. Туда вела деревяная лестница с ненадежными перилами.

По свечке горело и на каждом столе, а еще с десяток пылали за баром.

Было слишком рано для гостей, но в углу зала сидел один. Леля вгляделась в него, не осознавая пока, что так пялиться – грубо.

Это был мужчина неопределенного возраста с узкими глазами. Его золотистые волосы под пламенем свечей отдавали рыжиной, а верхняя половина прядей стягивались на затылке. Но не этим волосы выделялись. Некоторые пряди были черными. Как у тигра. Леля задумалась над тем, как же сложно делается такое окрашивание. Правда, тут же в голове мелькнула другая мысль: что, если это натуральный цвет?

Хотя мужчина сидел за столом, Леля хорошо видела, как крепко он сложен. Она рассматривала его не из эстетических соображений. Просто что-то в незнакомце было странное, и Леля пыталась понять, что именно.

Но когда он глянул на нее, Леля быстро отвела взгляд, и так же быстро о нем забыла.

Кроме него в зале находилась еще одна женщина, полноватая и улыбчивая. Едва Леля зашла, она прищурилась. А когда узнала гостей, ее лицо разгладилось.

– Морана! – сказала она.

Женщина выбежала из-за бара, на повороте опираясь на него руками, чтобы не занесло.

– Сема! И… Новая Леля!

Леля выдавила вежливую улыбку. Ей было не по себе, когда ее узнавал кто-то, кого она видела в первый раз.

Теперь Леля поняла, что перед ней Догода, богиня приятного вечера. У Догоды были подвернутые к ушам волосы цвета промокшей соломы, круглое лицо, словно у маленькой девочки, и румянец, какой бывает, если долго простоишь перед камином. Она была крупной, высокой женщиной лет сорока. Догода улыбалась лучезарно, словно приезд Мораны, Семы и Лели – лучшее, что случилось с ней за последнее время.

Догода обняла Морану, затем – в разы крепче Сему, а потом и Лелю. Леля сомневалась, что стоит обнимать Догоду, ведь они по сути не знакомы. Но Догода ее не спрашивала – сжала в объятьях крепко, хотя, наверное, не так крепко, как Сему. И как у него ребра не хрустнули?

Леля в полной мере ощутила запах топленого масла и чего-то сладкого, а потом Догода отстранилась. Она не отпустила плечи Лели – вытянула руки и держала ее, как куклу. Догода рассматривала Лелю, улыбаясь, а потом сказала:

– Новая Леля. Добро пожаловать!

Леля не успела спросить, про что она, про кафе, или про Навь. Догода отпустила ее и тут же заговорила:

– Не ждала вас! Так что, извини, Морана, не налепила вареников с вишнями…

– Да в смысле?! – взвизгнула Морана. – Ну все тогда! Я ухожу!

Морана и вправду развернулась и зашагала к двери. Леля хотела броситься к ней, умолять остаться, ведь без Мораны она пропадет на собрании богов. Но тут Морана… засмеялась! Немыслимо! Точнее она хохотнула. Ей вторили и Догода, и Сема, а Леля почувствовала себя лишней.

Зачем они сюда пришли? Почему Сема так беспечен? Вряд ли всеобщее собрание богов всех культур – это то, с чем можно играться. Ладно Морана, ей вечно ни до чего нет дела. Но Сема?..

– Но есть с картошкой, с луком…

– Фу! – одновременно сказали Сема и Морана.

Они захихикали и Леля попыталась хихикнуть вместе с ними, но у нее не получилось.

– А с мясом есть?

– Сема! Ну конечно! – Говорила Догода.

Она уже стояла возле большой каменной печи – наливала воду в ведро. Ведро было из темного дерева, как и все здесь. Сема подошел к ближайшему к печи столу и развалился на стуле, отбросив свой рюкзак на соседний. Морана села рядом, сложив руки на груди. Леля тоже подошла, но свободных стульев не осталось. Она глянула на стулья за соседним столиком. Садиться туда было бы тупо, поэтому Леля осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Какими судьбами? – спросила Догода, когда отправила в печь ведро.

– Середина апреля, – напомнила Морана.

– Ох, точно! – Догода подошла к столу и, опершись на него руками, продолжила: – Чем больше времени проводишь в Яви, тем больше забываешь все эти вещи…

– Правда? – Морана удивилась и добавила, задумавшись. – Здорово…

Сема открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут заметил Лелю. Она так и стояла, переминаясь с ноги на ногу. Когда Сема поймал ее взгляд, Леля смутилась. Ей страшно было двигать стулья. Вдруг нарушит какое-то правило?

– Вообще я закваску тебе принес. – Сказал Сема.

Затем он, не глядя, потянулся за ближайшим стулом. Стул казался совсем легким, по крайней мере Семе не было трудно придвинуть его одной рукой и поставить рядом с собой.

– Настоящую, Навью закваску, – продолжал Сема. – Помнишь, ты просила?

С этими словами Сема полез в рюкзак.

– О, правда? – Догода заулыбалась шире, хотя, казалось, шире некуда. – Спасибо большое! Честно говоря, нет сил пить этот жуткий сладкий квас… С пузырьками такой, как будто забродивший… Я так давно не пила квас из настоящей закваски! В Яви такой нет… Только в Нави настоящая! Как я ее люблю!..

Пока Догода говорила, Сема копался в рюкзаке. Леля смотрела на него, поэтому Сема поймал ее взгляд, как только поднял глаза. Он вскинул брови, словно удивился. А затем кивнул на пустой стул рядом с собой. Тогда Леля прокралась к нему и аккуратно села. Стул выглядел хлипким, поэтому Леля не спешила расслабляться.

– Спасибо огромное! Спасибо! – Сказала Догода, когда Сема протянул ей пакетик.

– Пожалуйста, – сказал Сема. – Мы потому-то и пришли.

– Неправда, – сказала Морана. – Я пришла из-за вареников с вишней.

– А я думала, что соскучились по мне!

Догода все улыбалась. Леля так и не поняла, шутила Морана или нет. И переспрашивать не стала, чтобы ее не обсмеяли. Правда, тут же Леля отвлеклась. Что-то заскрипело. Леля обернулась и увидела, что по старой лестнице спускается мужчина. Возрастом он был ближе к деду, чем к мальчику, и улыбался так широко, что в уголках глаз залегло много-много морщинок.

– Сема, Морана и Леля! – сказал он. – А я думаю, что баба раскудахталась?

Догода на «бабу» не обиделась. Либо просто не заметила, занятая пакетиком от закваски.

– Коля, глянь! – воскликнула она. – Сема закваску принес!

– Спасибо, Сема, – сказал Коля сдержаннее, чем Догода, но в его голосе слышалась серьезная благодарность. – Этот «Ярило» просто невозможен…

– Да! – сказала Морана. – Меня он тоже задрал! Никогда в Нави такого яркого солнца не было! Я прошу его прикрутить, а он говорит, что я выдумываю.

Коля хмуро глянул на Морану и сказал:

– Я про квас в Яви.

Теперь хмурилась Морана. Леля редко видела ее озадаченной. Но не успела запечатлеть в памяти это редкое зрелище, потому что сама озадачилась.

Откуда здесь этот Коля? Откуда он знает про нее, Сему и Морану? Неужели Догода рассказала смертному о том, кто она, и кто они все? Разве так можно? Леля была уверена, что свою нынешнюю сущность она, и все боги, должны держать в тайне.

Или если смертный становится близким, ему или ей можно все рассказать? Но как близкими могут стать такие разные существа, как бог и человек? Ведь бог бессмертен, а век человека – короткий, как миг в бесконечности.

Наверное, переживания Лели отразились на ее лице, потому что Сема вдруг склонился к ее уху и прошептал:

– Как ты называешь меня Сема, хотя я Семаргл, так Догода называет Колей Коляду. А теперь скажи ответ на мой следующий вопрос.

Сема замолк, но не отстранился. Леля повернулась к нему и быстро прошептала:

– Бог застолий.

Сема улыбнулся и наконец-то отпрянул от Лели. А она ощутила, как ей не по себе, и это не было неприятным чувством.

– Все верно! – сказал Коляда. – Бог застолий. Если спросишь, какие мои обязанности, скажу: не знаю! Поэтому я тут, в Яви, скучаю… Но не так сильно, как в Нави.

Леля поняла, что шептала не так уж тихо, раз все ее услышали, и смутилась. Она хотела бросить «извините», но вовремя спохватилась.

Коляда подошел к столу и встал, расставив ноги и уперев руки в боки. Но даже в такой позе он не выглядел хозяином. Заправляла здесь всем явно Догода. Несмотря на то, что она была болтушкой-хохотушкой, Леля чувствовала в ней силу и твердость. Да и по названию кафе можно было догадаться, кто в доме главный. Все-таки оно называлось «У Догоды», а не «У Коляды».

Волосы у Коляды и Догоды были одинаковой длины и одинакового цвета. Только у Догоды пряди ложились в прическу, а у Коляды – куда захотят. Еще волосы Коляды отличались от Догоды тем, что росли в неаккуратной эспаньолке. Коляда то и дело приглаживал усы, но лучше они от этого не выглядели.

– Знаешь, я бы не подумал, что ты новая Леля, если бы с месяц назад…

– Точно! – воскликнула Догода, не сознавая, что перебила Коляду. Впрочем, тот не возражал. – С месяц назад знаете, кто приходил?

– Конечно, знаем, – сказал Морана, не отрывая взгляд от ногтей.

– Правда? – Догода удивилась и даже улыбаться перестала. – Откуда?

– Да не знаем мы! – воскликнула Морана. – Откуда нам знать?

Догода, разумеется, не обиделась и продолжила щебетать с прежней улыбкой. А вот Коляда, который стоял как раз за спиной Мораны, отвесил ей щелбан. От возмущения Морана забыла, как разговаривать. Она подскочила и гневно глянула на Коляду. Тот вину не признал, и Морана медленно, злостно щурясь, опустилась на место.

– В общем, ребят, это просто что-то с чем-то! Вы же знаете, людей много захаживает… Ничего странного, ведь место хорошее. Видели море сегодня утром? Это же просто красота!..

Тут Коляда коснулся ладонью спины Догоды и сказал мягко:

– Давай ближе к делу.

– Ой, да! Конечно! – Догода покивала и с прежним воодушевлением продолжила: – В общем, мы, вот, сидели, как сегодня. Обеденная передышка, гостей не много было. И тут дверь открывается!..

Догода затихла на пару мгновений, словно поразительным было то, что двери открылись. А потом на одном дыхании произнесла:

– И зашла Леля! Ну, предыдущая Леля, представляете! Под руку с каким-то парнем… Его я не знала, конечно!

– Не может быть, – резко сказал Сема.

Он так хмурился, что Леле захотелось взяться за сидение стульчика обеими руками, и отпрыгать от него.

– Клянусь! – сказала Догода. – Это была наша Леля! Ну, предыдущая…

Леля хотела вмешаться, сказать, что не стоит постоянно добавлять «предыдущая», что и так ясно, о ком речь. Но в речи Догоды сложно было вклиниться.

– С двумя длиннющими, но тонкими косичками! Волосы светлые, как у… Как, вот, у Лели!

Догода показала на Лелю, и та еле сдержалась, чтобы все же не упрыгать на стульчике. Желательно за дверь. Но внимание Догоды на чем-то одном долго не держалась. Она посмотрела на Сему и словно начала его умолять:

– Я тебе говорю, Семочка! Это была она!

Сема едва заметно качал головой.

– Я ее сразу узнала, – говорила Догода. – Только сперва что-то меня смущало. Я не понимала, не понимала… А потом поняла! Она была в джинсах! Представляете! Наша Леля и в черных джинсах!..

– Вот наша Леля, – сказал Сема, дернув подбородком в сторону Лели. – А то обычный человек.

Догода немного смутилась холодного тона Семы, но продолжила:

– В общем, я у нее спросила, она как обычно будет. А она посмотрела на меня, как на придурочную! Но мне не страшно! Не впервой ведь!..

Леля не понимала, почему Догода так веселится. Ей от таких слов было жутко. Прошлая Леля не помнила ничего о Нави, о богах, о том, кем была раньше. Сколько она была богиней, прежде чем вернулась в Явь? Наверное, совсем не долго. Хотя если Догода, которую в Нави не застанешь, знала ее, то не так уж мало… Интересно, когда открылось кафе? И с каких пор Догода и Коляда живут в Яви, словно обычные люди?

– … я ей даже скидку сделала, только она, наверное, не заметила этого. Чаевых не оставила! Это так на нее не похоже…

Вдруг Сема прервал Догоду:

– Она вас узнала?

По тому, как резко с лица Догоды сбежала улыбка, Леля поняла ответ. Вместо нее ответил Коляда:

– Ты сам как думаешь?

Сема не ответил. Он стиснул губы, отвернулся и уставился в пол. Недолго все молчали. Казалось, скорбели, поэтому Леля старалась не издавать ни звука.

Затем все услышали что-то неясное. Словно дракон плевался. Коляда опомнился первым.

– Догода, стряпня твоя.

– Точно! Точно-точно! – Сказала она, вскакивая. – Уже бегу! Извините!

Не понятно было, перед кем Догода извинялась: перед теми, кто сидел за столом за то, что отлучается, или перед варениками за то, что забыла про них.

– А пить кто что будет? – сказала она.

Голос Догоды теперь слышался отдаленно, словно она из печи кричала. Но когда Леля обернулась, то увидела, что Догода копошится под баром.

– А где меню? – сказала Морана.

Здесь, в этом странном кафе, которое открыли Догода, богиня приятного вечера, и Коляда, бог застолий, все выглядели какими-то домашними.

Морана словно стала младше, ее белоснежное лицо не прорезали морщинки, какие проявлялись, когда она хмурилась… То есть всегда в Нави. Она заправила волосы за оба уха, и Леля смогла разглядеть ее лицо. Скулы у Мораны острые, но подбородок – мягкий. Вместе это смотрелось гармонично. Из гармонии, верно, была вся красота Мораны. Кнопка-нос, но тонкие строгие брови, узкие, будто вечно прищуренные глаза, но ресницы длинные, с мягким завитком.

Сема медленно моргал, словно вот-вот заснет, и зевал широко, не прикрывая рта. Он выглядел расслабленным и домашним всегда, так что сейчас не сильно изменился. Только сделался чуть более утомленным. Хотя, может, это не синяки под его глазами, а тени так падают. Его зрачки почти сливались с радужкой карего цвета и Леля не могла понять, куда Сема смотрит. Наверное, как всегда, его взгляд не задерживается надолго на чем-то одном: ладонь Мораны на столе, свечка на баре, перило лестницы, завиток соломенных волос Коляды, глаза Лели.

Леля отвернулась. Интересно, она тоже поменялась? Ей казалось, что она ровно такая же, какой была в Яви. Но недавно Леля пристально вгляделась в зеркало и поняла, что изменилась. Не сильно. Словно только оттенки усилились: глаза зазеленели изумрудами, хотя раньше зеленели травой позднего лета, и волосы… В Яви Леля не могла отрастить такую длину. Сейчас волосы доставали до пояса. Еще немного и придется их состригать, иначе будет неудобно. Леля не понимала, как Морана ходит с такими длинными волосами. Причем они всегда выглядели у нее опрятными, словно Морана расчесывалась каждые полчаса.

– А можно квас из закваски Семы? – сказала Морана и с поджатым носиком оттолкнула меню.

– Нет, конечно! – сказала Догода радостно. – Он же так быстро не готовится, нужно…

– Это не кофе 3-в-1, – сказала Коляда. – Нужно время, чтобы квас забродил.