В середине апреля

Анастасия Нуштаева

В середине апреля

Пролог

– У нее нет сестры.

– Ну как же! – сказала Леля. – Посмотрите, пожалуйста, внимательно.

Медбрат в сотый раз просмотрел какие-то бумажки, особо в них не вчитываясь. Леля понимала: он делал это показушно, просто чтобы она от него отстала.

Маленькая голубая шапочка смотрелась на медбрате комично – у него были широкие плечи и мощная нижняя челюсть. Таким пристало людей калечить, а не спасать.

– Нет. Ничего. У нее нет сестры, и никогда не было… Если верить документам. Хотя, не спорю, вы очень похожи.

Леля стискивала зубы до боли. Обычно она себя так не вела, но сейчас ей хотелось закричать, сказать, что медбрат дурак, что Яна ее родная сестра – значит, ей можно зайти к ней в палату. Она почти решилась на это, но тут Сема стукнул ее мохнатым хвостом по ноге. Видно, почуял, что Леля бесится.

Леля дернула ногой. Она думала просто отмахнуться от Семы, но тот вдруг взвизгнул от боли. Леля не чувствовала, что коснулась его, но наклонилась и заговорила:

– Прости-прости-прости, Семочка, я не хотела.

Сема улыбнулся, насколько это могла сделать собака, и лизнул нос Лели. Тут она поняла, что и вправду не ударила Сему. Он слукавил, чтобы Леля отвлеклась.

– Просто скажите, как Яна, – попросила Леля.

Медбрат качнул головой.

– К сожалению, я имею право разглашать информацию о пациентах только ближайшим родственникам.

Леля могла поспорить: ближе нее у Яны никого не было. Но медбрата убеждали лишь документы, которые врали. А тех, что не врали, у Лели не было. Когда ты бог – паспорт незачем. Все и так тебя знают.

– Ладно, – сказала Леля. – Спасибо. До свидания.

– Не за что, – сказал медбрат, но Леля уже его не слушала.

Хотелось перекривить медбрата, это «не за что» Леле жутко не понравилось. Она нахмурилась и плотнее стиснула зубы. Но в больнице было мало народу, поэтому стояла тишина. Если Леля скажет хоть слово – медбрат ее услышит.

На улице Леля завернула за угол. За ней скользнул большой мохнатый пес с буро-серой шерстью, похожий на медвежонка. Леля сложила руки на груди. Смотря вперед, она видела коридоры серых зданий с потолком небом, розоватым из-за закатного солнца. И ни единой живой души. Леля стиснула предплечья и сказала:

– Неужели даже документы забывают нас?

– Похоже на то.

Слова раздались через мгновение после невнятного шороха. Потом Сема положил ладонь на плечо Лели. Та вздрогнула от неожиданности, и Сема отнял ладонь, хотя Леле было приятно ощущать такой вот физический эквивалент поддержки.

Вдохнув теплый весенний воздух – была уже середина апреля – Леля почувствовала, как внутри нарастает тревога. С чем-то похожим на ужас Леля осознала, что здесь, в мире людей, ей неуютно. Когда-то этот мир был ее домом. А теперь ощущался чужим, как комната, в которую редко заглядываешь, или остановка, которую всегда проезжаешь.

– Ты знал?

Леля обернулась, все еще стискивая предплечья. Сема пожал плечом. Ветер взъерошил его волосы непонятного оттенка – коричнево-серого. У людей такого цвета не бывает, хотя выглядел он обычным.

– Предпочитаю об этом не задумываться.

– Ты о чем-нибудь серьезном задумываешься хоть иногда?

Голос Лели прозвучал зло, будто она оскорбилась, хотя на самом деле просто расстроилась. До Яны не добраться. Она в коме, то есть почти что в Прави. А Леля тут, в Яви. И несмотря на то, что она богиня, Яне помочь не может.

Несмотря на тон Лели, Сема улыбнулся, но лишь уголком рта, словно старался заглушить улыбку, чтобы не выводить Лелю еще больше.

– Что есть на ужин – это серьезно?

– Нет!

– Тогда не задумываюсь.

Леля вроде хотела злиться, хотела кричать и плакать. Но в душе было лишь равнодушие, какое возникает, когда понимаешь, что ничего не можешь сделать. Хорошо, что вслед за таким равнодушием приходит решимость. Леля спасет Яну. Она пока не знала, как, но она сделает это. Даром, что ли, она богиня?

– Не понимаю, – сказала Леля, посмотрев на Сему. – Ты же не такой дурачок, каким хочешь казаться.

Сема смотрел на нее, чуть склонив голову. Его брови поползли вверх и улыбался он теперь как обычно.

– Я никем не хочу казаться, – сказал он. – Знаешь, если все вокруг дурачки, то, вероятно, дело не во всех вокруг, а…

– Просто помолчи, – сказала Леля, усаживаясь на парапет. – Часто лучшее, что ты можешь сделать, это промолчать.

Сема сел рядом. Он держал руки в карманах застиранных джинсов, отчего подогнулся подол серой фланелевой рубашки. Леля задавалась вопросом: Сема хоть иногда переодевается? Или он, как персонаж мультика, всю историю будет ходить в одном и том же?

Правда, она и сама редко меняла образ. Еще в марте она наигралась с бесконечным количеством одежды, которая вываливается из шкафа по твоему велению. Поэтому сейчас почти всегда она носила белые штаны и светлую блузку.

Хорошо, что сейчас такой наряд по сезону. Весна в разгаре. Казалось, даже сирень зацвела раньше срока. Любимое растение Яны – белая сирень. Надо будет принести букетик в ее палату. И пусть потом этот амбал-медбрат думает, что сошел с ума, раз сирень появилась сама по себе.

Сема широко зевнул, не прикрывая рот, и положил голову Леле на плечо.

– Ну что? – сказал он. – Идем?

– Куда?

– Домой.

Леля покачала головой. Она понимала, что ничем не может помочь Яне, но хотелось хотя бы увидеть ее.

– Я просто хочу посмотреть на нее. Убедиться, что она все еще дышит.

Леля испытывала дикую вину перед Яной. Это из-за нее душа сестры висит где-то между Явью и Правью, миром людей и миром душ. Если бы она пришла чуть раньше, Чернобог не добрался бы до нее, и Яна была бы в сознании. В сознание, которое не помнит Лелю. Но это ничего. Главное – что она была бы жива.

– Ну так сделай это, – сказал Сема.

Леля сжала губы. Все у Семы легко и просто.

– Ты же видел, меня не пускают к ней. Я в этом мире больше не существую.

Сема поднял голову и, дождавшись, когда Леля на него посмотрит, сказал:

– Если знаешь, что не разрешат, зачем спрашивала?

– А как мне иначе попасть к Яне в палату?

Леля хотела вскочить и пойти прочь. Хотя это было бы глупостью. Без Семы она не сможет переместиться в Навь, а скитаться по Яви ей хотелось так же сильно, как видеть Яну в коме.

Но не успела она додумать эту мысль, как раздался хлопок. Тьма. А потом полумрак больничной палаты. На улице пахло свежестью, едва уловимо цветением, и надеждой. А здесь – фенолом, чем-то затхлым, и тоской.

Пока Леля хлопала глазами, Сема перестал касаться ее ладони, и медленно прошелся по палате, сунув руки в карманы. Он так рассматривал голые стены, словно на них висели какие-то картины или плакаты, которых Леля не видела. Сема дотронулся пальцем, кажется, до всего, что в этой палате было неживого: стойки капельницы, стопки белых простыней на тумбе, самой тумбы, пустой вазы для цветов, изголовья койки и стекла двери. Потом он сел в кресло, у которого от кресла были только подлокотники, и закинул нога на ногу.

А Леля все это время боялась шевельнутся. Словно любое ее движение потревожит Яну, которая с закрытыми глазами лежала на больничной койке. Будто спала.

Наверное, в вены Яны из капельницы затекла треть колбочки с мутноватой жидкостью, прежде чем в палате раздалось:

– Дышит.

Сема все это время смотрел на Яну. А потом перевел взгляд на Лелю, которая, казалось, ждала разрешения заговорить.

– Нельзя было сразу сюда переместиться? – воскликнула она. – Почему я должна была позориться перед этим тупым медбратом?

Леля кричала, но шепотом. В сумеречной тишине Сема хорошо ее слышал.

– Ты же сказала перенести тебя к больнице. Ты не говорила, что нужно к Яне в палату.

– А разве это было не очевидно?

Сема не ответил, может, подумал, что Леля не к нему обращалась, ведь она смотрела на Яну. Странно было видеть ее неподвижной. Яна никогда не сидела на месте дольше минуты. Только если заснула или замечталась. А сейчас лежала спокойно, как… мертвая. Ее губы были бледными, и все равно выделялись на лице легкой краснотой.

– Она не мертва? – сказала Леля, просто чтобы убедить себя в этом. Но в голос все-равно проник вопрос.

– Дышит, – повторился Сема.

Леля медленно подошла к койке. Она хотела сесть рядом с Яной, но забоялась, что это ей навредит. Руки Яны лежали сверху простыни и были почти такими же белыми. Леля коснулась ладони Яны и тут же отдернула руку. Ладонь оказалась холоднее, чем Леля ожидала.

– И сколько это будет продолжаться?

Леля не оборачивалась на Сему, но знала, что он пожал одним плечом.

– Нормальная кома длится до пяти недель. А потом…

Сема не договорил и Леля была ему за это благодарна. А потом ее сестра умрет. Отключат ее систему жизнеобеспечения. Леля сомневалась, что Яна в ней нуждается, ведь ее кома вызвана богом, значит «работает» как-то иначе. Но Леля все равно должна поторопиться. Хотя пока она не понимала, как может помочь Яне, решимость сделать это с каждой неудачей лишь крепла.

– Сколько уже прошло? – сказала Леля.

Она знала ответ: три недели. Просто Сема мог нарочно просчитаться и назвать меньший срок, чтобы успокоить ее. Но вместо этого он сказал:

– Это не нормальная кома. Поэтому и лекарств от нее люди не придумали. В эту кому Яну ввел бог, значит, и вывести может только бог.

– То есть нам это по силе? – сказала Леля с тощей надеждой.

– Мне нет, – сказал Сема. – И тебе нет. Никому из наших нет. Это под силу либо тому, кто наложил проклятие, то есть старому Чернобогу, который уже и не бог вовсе. Либо богу смерти…

– …но в Нави такого нет, – закончила Леля.

Она вздохнула и обхватила себя руками. Но тут же воспряла – в голову залетела чудесная мысль.

– Но вообще есть боги смерти, ведь так? – сказала Леля.

Сема рассеянно кивнул, не отрывая замыленного взгляда от Яны.

– Тогда нужно попросить… – продолжила Леля, чувствуя, как приятное осознание растекается по телу.

– Нет! Богов смерти нельзя ни о чем просить!

Сема сказал это так резко, что Леля вздрогнула.

– Они ничего не делают просто так.

– Но ради Яны я… – начала Леля.

Она и вправду была готова ради Яны почти на все… Нет, вообще не все! По Лелиной вине Яны страдает. Значит, справедливо будет, чтобы Леля страдала ради ее спасения.

– Нет, Леля, – сказал Сема. – Ты не понимаешь, о чем говоришь. Они не будут делать тебе одолжение… Даже если будешь смотреть так, как смотришь на меня сейчас.

Леля отвернулась и поджала губы. Она отошла от койки и теперь стояла в середине палаты.

– Вот бы поговорить с ней… – сказала Леля. – Хотя бы пару слов сказать.

Затем Леля встрепенулась. На эти мгновения она забыла, что не одна в палате, и ей стало стыдно за такое проявление чувств. Однако Сема выглядел так, словно ничего не слышал. Он молчал, а потом, внезапно для Лели и, кажется, для самого себя, сказал:

– Я бы тоже хотел с ней поговорить.

Он сказал это тихо, но Леля хорошо услышала каждое слово. Тем не менее она подумала, что ошиблась, и переспросила:

– Почему? Что тебе от нее надо?.. Вы же, вроде, не были знакомы.

Сема молчал. Леля подумала, что не дождется ответа. Она подошла к нему, собираясь попросить вернуться в Навь. Но тут Сема сказал:

– Хочу у нее спросить, больно ли умирать.

Леля успела только нахмуриться. Сема, не вставая с кресла, схватил ее за руку. Хлопок, тьма, и наконец-то Навье лето.

Глава 1

– Давай, Леля, ты сможешь! Еще раз!

Леля не смогла. Она напрягла руки, но бицепсы отказались подчиняться. Еще пару секунд Леля висела на турнике, прикрепленном к стенке избушки, а потом она разжала ладони.

– Слабачка, – сказал Сема.

Он слишком сильно поджимал губы и качал головой, так что Леля понимала – он не сердится.

Сема взялся ее тренировать. Леля сама его об этом попросила и теперь жалела, что ввязалась в эту авантюру. Лучше не говорить Семе, что тебе нечем заняться. Он, как мама, найдет тебе тысячу дел, и хорошо, если хотя бы десять из них будут приятными. Но Леля уже так маялась со скуки, что хотела занять себя хоть чем-то.

– С такими слабенькими ручками далеко не убежишь, – сказал Сема, когда Леля посмотрела на него.

Леля подтянулась два раза. На два раза больше, чем обычно.

– А я ногами бегаю, – сказала Леля.

Ей было не смешно, а Сема почему-то рассмеялся.

У Лели покраснели ладошки, а еще они вспотели, так что пришлось вытереть руки о штаны. Плохое решение, если штаны белые, но Леля другие не носила. В Яви, еще будучи человеком, Леля носила разную одежду. Чаще темные штаны и какой-то легкий верх. А здесь, в Нави, ее тянуло на белую одежду. Только недавно она поняла, что это сущность богини весны и лета ее к этому склоняет. Как, например, сущность богини зимы и осени склоняет Морану носить черные закрытые платья в пол.

– А теперь побежали!

Сема хлопнул Лелю по плечу и понесся вдоль бревенчатой стены. Леля не сдержала всхлипа, а потом нехотя потрусила за ним.

Вдох – левая нога, правая; выдох – правая нога, левая. Леля сосредоточилась на дыхании. Иначе она бы не пробежала и одного фасада избушки. Затем, вздохнув, Леля сумела сказать:

– Сколько стен?

– Одну!

Сема, казалось, прогуливался. Он улыбался и бежал легко, дышал спокойно, его лоб не блестел от пота. В отличии от Лели. Ей бег никогда не нравился. Ни в Яви, когда она была человеком, ни сейчас в Нави.

– Один? – выдохнула она, чувствуя, что задыхается.

Слишком мало. Неужели Сема ее пожалеет и не будет гнать до тех пор, пока она легкие не выплюнет? Леля нахмурилась – что-то здесь было не так. Однако переспрашивать не стала. А то знала она Сему: тот удивится, что она такая разговорчивая и накинет еще кругов. Так что лучше молчать.

Бежали долго. Леле казалось, что избушка выросла в длину. Потому что угла дома не было видно, хотя чувствовалось, что бегут они слишком долго.

Потом Леля догадалась:

– Ты сейчас думаешь, чтобы стена никогда не заканчивалась, да?

Относительность расстояний в Нави была Леле давно известна. Сколько пожелаешь идти до объекта – столько и будешь. Леля не определяла расстояние до угла избушки, потому что думала, что оно постоянное. А вот Сема, кажется, определил. Бесконечностью.

Сема остановился и хлопнул в ладоши. Леля тоже остановилась, уяснив, что права.

– Молодец! – сказал Сема и после того, как Леля его стукнула, добавил: – Это была проверка на дурака.

– Отлично, я ее прошла, – сказала Леля, когда отдышалась.

Она хотела еще раз стукнуть Сему, больно довольным он выглядел, но пить хотелось больше. Леля прошла еще несколько метров и вышла к долгожданному углу избушки, за которым стоял длинный обеденный стол.

Леля подошла к нему и стукнула кулаком по белой скатерти с красной вышивкой. На столе появилась бутылка с водой, покрытая конденсатом, что странно смотрелось под ярким Навьем солнцем. Леля взяла бутылку, откупорила крышечку и выпила сразу половину.

Сема протянул руку. Но Леля вместо того, чтобы дать ему бутылку, поставила ее на стол, хлопнула по скатерти, и бутылка исчезла. Сема покривлялся ей, она покривлялась ему, а затем он сам достал себе воду.

– Ну наконец-то! – услышали они из-за угла избушки, откуда только что выбежали. – Сколько вы загадали расстояние?

К столу вышел Хорс. Он тяжело дышал, как некогда Леля, и прижимал к боку руку. Полы его черного халата угомонились только когда он остановился.

– Ну километр был, – сказал Сема, отпивая из бутылочки и задумчиво глядя вдаль. – А ты за нами бежал?

– Да! – сказал Хорс и было видно, что удовольствия он в этом не нашел.

Сема виновато улыбнулся, но, кажется, не раскаялся. Леля уже сидела на лавочке и грустным взглядом смотрела на свои ступни. Шевелиться не хотелось. Хотя тренировка Семы длилась не долго, Леля утомилась, и всего, чего ей сейчас хотелось, это сходить к Нимфее, постоять под водопадом.

– Чем обязаны? – спросил Сема.

Хорс вскинул брови.

– Вы что, забыли? – сказал он. – Скоро пятнадцатое число.

– И что? – сказал Сема.

Остаток воды он вылил себе на волосы и за шею, а потом задергал головой, как пес, который только вышел из воды.

– Середина апреля! – крикнул Хорс.

Он переводил взгляд с озадаченного лица Лели на спокойно-равнодушное лицо Семы и сам жутко недоумевал.

– Забыли?

– Конечно… – начала Леля.

Она хотела сказать «конечно, нет», а потом напрячь извилины, чтобы вспомнить, что такое важное они с Семой забыли. Но Сема все испортил, закончил «конечно» Лели простым:

– Да.

Хорс покачал головой. Потом нехотя добавил:

– Или я вам не говорил?.. Впрочем, не суть. Объясняю. Ты, – он показал на Лелю. – И Морана, как старшие среди славянских богов отправляетесь на ежегодное собрание богов. Сема идет с вами как проводник.

Леля молчала, не зная, что сказать. Ежегодное собрание богов? Это что-то очень важное, да? Зачем это собрание? Что там обсуждают? И почему едет она, Леля?

– Я старшая? – сказала Леля.

Хорс посмотрел на нее и сказал:

– Да. Ты и Морана. Вас люди придумали первыми, поэтому вы старшие боги. Так что вы представляете Навь на ежегодном собрании богов всех культур…

– Всех культур?

Леля встрепенулась, только начав сознавать, что все это значит.

– Ну да, вроде так и сказал, – Хорс почесал макушку, провел рукой по голове, коснувшись крошечного хвостика у самой шеи, и добавил. – Не переживай. Думаю, там все будет просто.

– А где в этом году собрание? – сказал Сема.

Вода не просохла на его волосах, поэтому пряди казались темными, почти черными. Леля нахмурилась, не понимая, почему пахнет мокрой псиной.

– На Олимпе. – Сказал Хорс и быстро добавил: – Ничего такого. Ничего интересного. Гора как гора.

Сема улыбался, мечтательно уставившись куда-то вверх. А Леля наконец-то сообразила, что к чему.

– Олимп? – проблеяла она. – Это там, где…

– Да, Леля – сказал Хорс. – Там, где Зевс, Аид и вся компашка, которую люди в Яви любят больше, чем тех, к чьей культуре принадлежат. Мультики про них рисуют, книжки пишут… Я тоже хочу в книжку!

Леля наблюдала за Хорсом, бросая взгляды на Сему. Как они могут быть такими спокойными? Ежегодное собрание богов всех культур. Это что-то очень величественное. Не повезло же ехать ей, Леле, которая стала богиней всего месяц назад.

– А что там надо будет делать?

– Не переживай, – Хорс махнул рукой. – С тобой будет Морана. Она там уже тысячу раз была.

– Ну не тысячу…

Все трое обернулись. Морана сидела у противоположного от них края стола, подперев подбородок кулаком. Она скучала, зевала, и была чем-то ужасно недовольна. То есть выглядела, как обычно.

Первым очнулся Сема. Он нахмурился и сказал:

– Как ты здесь оказалась?

– Ногами притопала, вот этими…

Слева от Мораны взвилась ее черная юбка, под которой, верно, была нога.

– Я не про то, – сказал Сема. – Почему мы тебя не видели?

– Я вышла с другой стороны избушки, – сказала она. – Как увидела, что вы с Лелей побежали, так поняла, что сотней метров не ограничитесь. Поэтому решила обойти избушку с другой стороны, чтобы самой задать расстояние… И не прогадала.

С последними словами Морана кивнула на Хорса, который все еще дышал прерывисто.

– Сколько раз ты была на собрании? – спросил тот.

Морана призадумалась, стуча пальцем по губе. А потом сказала:

– Не помню… Сколько я здесь лет? Столько и ходила.

– Больше тысячи? – сказал Хорс.

Леля усмехнулась, ведь Хорс так серьезно об этом говорил.

– Может, больше, – ответила Морана совершенно серьезно.

Теперь Леле было не до смеха.

– Больше тысячи? – воскликнула она. – Ты богиня больше тысячи лет?!

Морана смотрела на Лелю, но не отвечала. Словно ее вопрос был настолько тупым, что не заслуживал даже кивка.

– Это вторая Морана, – сказал за нее Хорс.

– В смысле вторая? – Леля не понимала.

– Вторая человеческая оболочка, которая приняла в себе божественную сущность Мораны, богини зимы и осени, – сказал Сема, и Леля глубоко призадумалась.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Морана.

– Умею разнюхивать, – сказал Сема с самодовольной улыбкой и Морана перекривила его.

У нее получилось забавно, поэтому Леля усмехнулась. Но тут же встрепенулась и сказала:

– То есть как это вторая?

– Ну вот Лели, например, часто меняются… – сказал Сема. – Какая она по счету, Хорс?

Тот нахмурился. Почесав бороду, опрятную, словно он каждый день ее подстригал, Хорс сказал:

– Две тысячи сто десятая.

– Две тысячи сто десятая?! – взвизгнула Леля. – А Морана всего-то вторая?

Леля перевела на нее взгляд.

– Ну да, – сказала Морана. – Ты, конечно, не Стрибог, но тоже весьма ветреная богиня.

– А Стрибог какой? – сказала Леля.

– Честно говоря, – сказал Хорс. – Не помню… Давно сбился со счета. Надо в таблицу глянуть.

– Ну, конечно, у него есть таблица и на этот случай… – сказала Морана, жмурясь от солнца, которым, конечно, была недовольна. – А где Ярило? – продолжила она. – Может ему кто-то сказать, чтобы прикрутил свою печку?

Никто не обратил на нее внимания.

Леля была в шоке. Две тысячи сто десять Лель. Через столько людей прошла божественная сущность Лели. И она, нынешняя Леля, хотела снова уйти.

– А собрание когда-нибудь проходило в Нави? – сказал Сема. – Ну, на твоей памяти?

Хорс скривился, как кривятся, когда воспоминания не приносят удовольствия.

– Да, – сказал он.

И без пояснений, по одному этому «да», Леля поняла, что прошло оно так себе. Правда, зная Хорса, самого ответственного бога… точнее единственного ответственного бога во всей Нави, можно было сказать: все прошло хорошо, а Хорс со своей манией контроля сам себя накрутил.

– Так, уважаемые! – сказал он на тон выше. – Пятнадцатое апреля это понедельник. Чтобы к тому времени вы все разобрались со всеми своими делами…

– Ты серьезно? – сказала Морана. – Все уже давно разобрались со своими делами, потому что в этом омуте скуки заняться больше абсолютно нечем.

И снова на нее не обратили внимания. Это было полезно для нервов – игнорировать Морану. Если по-настоящему вслушиваться в ее речи, выработка серотонина прекратится, возможно, навсегда. Или понадобятся антидепрессанты, а на богов человеческие медикаменты не действовали.

– И чтобы утром в понедельник все с третьим петухом стояли на поляне перед входом в избушку!

– Тут есть петухи? – сказала Леля.

– Да, сер, есть, сер! – сказал Сема, прислонив вытянутую ладонь ко лбу, а потом развернулся и добавил. – Идем, Леля, финальный забег на сегодня!

Сема побежал и тут же скрылся за углом избушки. Пока он не понял, что никто за ним не бежит, Леля шустро скользнула за другой угол.

Глава 2

Леля боялась пропустить третьего петуха, поэтому не выспалась. Она то проваливалась в некрепкий сон, то подскакивала, тревожась, что проспала.

Всеобщее собрание богов всех культур. Что там происходит? Решаются какие-то важные вопросы? Если это правда, то как Леля может принимать в них участие, если со своими вопросами еле разбирается? Не может спрятать цветок папоротника без Семы. Да и Морана уступает ей весенние дни лишь потому что хочет себе меньше работы.

Одна она бы точно пропала. Но с Семой и Мораной будет не так страшно. Или даже весело. По крайней мере не грустно.

Через шесть часов после середины апреля Леля встала с кровати. Она больше не могла просто лежать. Ей казалось, словно она что-то забыла. Что-то важное и нужное. Леля собрала рюкзачок, но переживала, что его недостаточно. Собрание продлится неделю. Не так уж много. Но Леля не знала в какие условия попадет, поэтому старалась предусмотреть все.

Подхватив рюкзачок, Леля вышла из комнаты. Она нуждалась в совете. Леля не хотела лишний раз просить Морану об одолжении, но лучше разгневать ее, чем оплошать перед богами других культур. Поэтому Леля подошла к двери со снежинками и осторожно постучалась.

Как и всегда, ответа не было. Недолго думая, Леля нажала на ручку, затем толкнула дверь и очутилась в комнате Мораны.

Ее настигло дежавю. Морозный воздух вихрями проникал в комнату из открытого окна, за которым вилась снежная буря. Темный балдахин затрепетал от сквозняка. Когда Леля очутилась в этой комнате в свое первое утро в Нави, она не знала, что Морану, если она не на виду, надо искать в кровати. Но сейчас Леля уверенно подошла и приподняла балдахин.

Морана спала. Вот-вот пора отправляться на Олимп, а она спала!