А что скажет психолог?

Наташа закрыла глаза, откинулась на спинку кресла, раскинув по подлокотникам руки, чуть согнутые в локтях, и разрешая ногам в туфлях на высоких каблуках, слегка разогнуться в коленях и стройными рядами съехать в правый бок.

Это была невероятно красивая театральная поза, только Маша не ощущала себя зрителем. Ей больше казалось, что ее не существует сейчас в этой комнате. Откровения были сказаны в пространство, а не ей лично. И правда, черно-белое кино без каких-либо эффектов присутствия.

– Помогите мне сделать выбор, оставить ребенка или сделать аборт.

– Сделать выбор? – не поняла Павлова.

– Помочь сделать выбор. Решать я буду сама, естественно, – снисходительно пояснила клиентка.

«О-о-о, пахнуло нарциссической травмой, – мелькнула мысль в голове Маши, однако она резко прогнала ее, напомнив себе, что работать следует с человеком, а не с диагнозом, тогда есть больше шансов на изменение ситуации, хотя в тоже время не стоило отрицать, что случай будет сложный. Уж, очень женщина сосредоточена на себе». И все же, Павлова психолог, а не психиатр. Диагнозы не входят в зону ее ответственности ни при каких обстоятельствах.

– Есть ли у вас ещё кто-то, кто мог бы повлиять на ваш выбор? – осторожно спросила Павлова, озадаченная вопросом: «что думает по этому поводу будущий отец ребёнка».

– Нет, – Наташа прикрыла глаза правой рукой, а после медленно провела ей вниз по лицу, останавливая у губ, перекрыв так рот. – Я плохо знаю того мужчину, а то, что знаю, мне не нравится. Он был хорош для флирта и секса, но не более, – говорила прямо в руку Наташа, и вдруг открыла глаза, подалась вперед и с жаром добавила, жестикулируя все той же рукой. – Случайный секс. Случайно порвался презерватив. Ну, я сдала потом анализы на инфекции, но чтоб такое?! Вот так случайно сломалась моя жизнь! Это провал! Как такое вообще возможно?!

Машу тоже обдало волной интереса. Показалось, что Наташа уже сделала свой выбор, только не признаёт его. Она могла бы, условно, отделаться лёгким испугом, и избавится от нежелательной беременности в какой-нибудь частной клинике в Москве, а потом никому и никогда об этом не рассказывать, чтоб скрыть свой провал или рассказать исключительно психологу, выплакаться и отрефлексировать.

Похоже никто и не ждал от неё маленьких карапузов, в виду ее диагноза, и деньги у неё явно были. Однако она пришла с этой темой на терапию, что было похвально и, в какой-то степени ответственно для Павловой. Не спугнуть и выдержать человека с нарциссической травмой, та ещё задачка.

И как магически работает поле, буквально за пару минут до встречи, Маша медитировала на фото своего сына, увы, рождённого не в браке, так что никаких иллюзий про счастливое одинокое материнство, она не питала.

– Если вам нужна только консультативная помощь при принятии решения, оставлять ребёнка или нет, я бы порекомендовала технику «Квадрат Декарта». Знаете, такую?

– Нет.

– Вы письменно отвечаете на 4 вопроса. Что будет если я это сделаю? Что будет, если я это не сделаю? Чего не будет, если я это сделаю? Чего не будет, если я это не сделаю? Выписываете ответы на бумагу и смотрите на свои ощущения. При необходимости берёте паузу и перечитываете ответы на вопросы через пару дней.

– И что, я вот так возьму и все пойму?

– Не знаю, однако ясности точно прибавится.

Наталья бросила на Павлову взгляд недоверия с проблесками презрения.

– А типа вопросы мне позадавать, чтоб я раскрылась? – бросила она.

– Что бы вам хотелось мне рассказать?

– Ладно, техника так техника, сделаю сама потом, пришлите мне эти вопросы в письме, – отмахнулась Наташа. – Про себя мне расскажите, где вы учились? Сами в терапии?

«Интересно, – подумала Маша, перед тем как отвечать. – Придёт ли она снова? Пройду ли я ее кастинг?».

Были в Павловой и волнения, и сомнения, и интерес, и отвращение, и желание угодить, и выдохнуть, если все же она не оправдает надежд клиента и будет обесценена на первой же встрече.

Пока отношения не начались проще выйти из них, чем после череды бесед. Терапия – это же не набор техник, это взаимоотношение двух личностей, при этом у психолога чаще всего чувствительность значительно выше, чем у клиента, он работает и душой и телом, чувствуя как эмоции, так и телесные ощущения, вплоть до болевых. И у каждого специалиста свои механизмы с этим справляться. Или не справляться, признавая свою беспомощность, заранее отказываясь от исследования каких-то запросов. Для Павловой такими темами была работа с зависимыми: наркоманами, алкоголиками, игроманами и прочее.

***

Мария шла с работы в сторону автобусной остановки мимо ресторана «Зефир».

«Как же ты все продумал, когда выбирал помещение под ресторан, – возмутилась Павлова, – Все дороги к нужному мне автобусу, или пеший маршрут домой, ведут мимо панорамных окон «Зефира». Или я не знаю иных путей?»

Не сумев остановить импульс, она встала прямо на дороге и полезла в свой смартфон, рассматривать карту местности. Какой-то прохожий случайно чуть задел ее плечом, Павлова огляделась, осознала нелепость своих действий и продолжила движение.

«– Сбежать захотела? – улыбнулась она сама себе. – Есть ли финал у этих отношений и хочется ли мне этого финала?»

Сложно было отказаться от приятных ощущений в виду такой преданности Ярослава. Она была его единственной любимой женщиной – в этом не было никаких сомнений. О, это пьянящее чувство гордости, лучше любого бокала шампанского с будоражащими гортань пузырьками, льющегося прямиком вниз живота и почти мгновенно дарующее телу легкое расслабление, а глазам искорку. Расслабиться сейчас очень хотелось. Была усталость и после учебных выходных и работы.

Меньше всего хотелось спать. Сны стали пугать Павлову своей спутанностью и тьмой, а тело так и вовсе коченело, как только принимало горизонтальное положение.

«Нужно будет рассказать это психологу. Что ж я опять не посмотрела, когда у нас встреча?».

И она снова не посмотрела расписание, вдруг ощутив на себе чей-то взгляд.

«Чей-то, – усмехнулась Маша. – Конечно его».

Быковский сидел за столиком, за которым она сидела днем и улыбался одними глазами. Она широко улыбнулась в ответ, махнула рукой и пошла дальше, наслаждаясь бабочками-возбуждения в своем животе и прикусывая нижнюю губу, всем своим психологическим нутром понимая, как именно этим действием запускает их новую игру.

Она вполне могла, подойти сейчас к Яру, сказать, что не хочет с ним общаться и тот, повинуясь ее воле, исчез бы из ее жизни минимум на пару лет. Только Павлова этого не сделала. Так же, как и Ярослав, не сделал бы роковой ошибки – он не пойдет сейчас за ней. Это бы усилило ее гордость, и излишне обнажило его чувства, до состояния слабости и привкуса отчаяния. Обоим бы стало не комфортно и пришлось бы строить новые декорации для повторного дубля – очередная первая встреча.

Глава 2

Павлова не могла открыть глаза в своем собственном сне. Веки были тяжелые, а голова еще тяжелее, если она вообще была. Хотя что-то ведь должно было быть тяжелым, раз ощущалось. И под эти мысли она почувствовала свой затылок, прислоненный к какой-то холодной стене, потом спину и попу, отдающую последнее тепло шершавому полу.

Маша открыла глаза и встала.

«Какое жуткое место. Тут ничего не видно, и лишь ощущения тела дают представления, что что-то все же есть. Благо, я не бестелесный дух в кромешной тьме. У меня есть тело и хоть какие-то опоры. Хорошо, что это только сон и однажды я проснусь, – думала Маша, потирая глаза, будто это могло включить свет в помещении. – А это вообще помещение? Надо было лучше изучать тему сновидений. Что там говорил Владислав Лебедко на курсе по "Архитипическим технологиям"? Наши сны – это наши личные миниатюрные мифы и миры, созданные… Чем же созданные? А, ну да, душой. Психология же прекрасная наука, которая изучает то, что не измерить и не потрогать, но в существовании чего странно сомневаться. Мы же не есть только наше тело или сознание. Творилось бы тогда тут со мной такое бессознательное. Так что там? Сны – это мифы о возвращении души в мир или преображении. Или и то, и то? Только здесь-то что? Пустота, наполненная лишь моими ощущениями. С чем здесь взаимодействовать и принимать как знак? Я умею ходить и поэтому иду», – вспомнила Павлова слова дурацкой песни группы «Танцы минус». Она ранее так забавлялась этой строчке, а теперь та не казалось ей смешной и давала подсказку «что делать?».

Маша пошла на ощупь, чувствуя изменение плотности воздуха, который взаимодействовал с ее телом. Он становился и гуще, и туманнее. Он менял цвет все светлея и светлея, пока Павлова не вышла к большому зеленому парку со стриженными кустами-изгородями вдоль дорожек, навевавший воспоминания об орнаментах в саду замка в Вилландри во Франции. Однако поразил ее не этот ассоциативный ряд, возникший в ее голове и породивший картинку во сне. Ну где она и где Франция? Дорожки этого сада были цветными: красный мелкий гравий, черный, серый и желтый. И их переплетение не поддавалось никакой логике. Но название сада еще больше обескураживало. Над входом было написано кованными прописными буквами с вензелями «Сад тропы». Только тут их было как минимум четыре, переплетающиеся между собой.

От удивления Маша резко проснулась, вот только опять не спешила открыть глаза, проваливаясь в болевые ощущения.

«Что же я снова сплю на животе?!».

***

Маша рассматривала себя в зеркало. Она отлично выглядела для тридцати восьми лет. Мало морщин. Ещё упругая грудь в виду ее незначительности. Очерченная талия, хоть и легкая полнота. Сорок шестой размер – это, конечно, не сорок второй, как пять лет назад до родов. И все же выглядела она хорошо.

Впрочем ещё чуть-чуть и Маша перестанет себе нравится блондинкой. От цвета волос начинало веять холодом, а не обаянием. Или дело было не в цвете волос?

Хотя в нем. Ей все меньше нравились мужчины, которые оказывали ей знаки внимания как белокурой красавице. До этого она была в другой цветовой гамме и мужчины, кажется, тоже были другими. Или это возраст?

У блондинок были свои преимущества. При необходимости можно было смущенно пожать плечиками бросая в скромной улыбке фразу: «ну я же блондинка», мол что с меня взять. Хотя, так же смело можно было использовать это как навык, без необходимости выжигать цвет из собственных волос, делая перефразирование: «я хоть и не блондинка, но по складу характера очень даже она, поэтому…» и добавлять любую просьбу, провоцируя мужчину проявить свои лучше качества. А уж если их в нем нет, то и цвет волос девушки в этом не повинен.

Павлова грустно вздохнула, не понимая, какой цвет волос будет ей в пору и решила пока просто заменить помаду на блеск для губ.

***

В кабинет к Марии вошла рыжая бестия точно старше двадцати пяти, но не дошедшая до тридцати, в бордовом брючном костюме и белой блузе с воротником жабо.

Павловой хотелось бы не вешать ярлыков на женщину, которую она совершенно не знала, однако ничего не могла поделать с ассоциациями, выдаваемыми ее подсознанием, кроме того, как замечать их и сохранять беспристрастность.

Наши мысли и эмоциональные телесные реакции – чаще всего автоматические, однако те слова, которые мы произносим, или те действия, которые совершаем, как раз поддаются контролю, при должной тренировке.

Одна из основных задач начинающего психолога сохранить свою чувствительность, а то и вовсе раскачать ее до максимума, рассматривая чувства и ощущения как феномены, то есть подсказки для выбора наилучшего терапевтического маршрута, а не как сигналы к действию. И это серьёзная работа, которой совершенно не хочется заниматься в нерабочее время, если человек именно психолог, а не спасатель всея Руси.

– Не могу ни с кем общаться, – как-то сказала Маша своему психологу. – Подруга зовёт, а я не могу. Прям отвращение. И оправданий нет, кроме как сетовать на лень.

– Понимаешь, почему возникает отвращение?

– Честно, нет, – устало вздохнула Маша, – Расскажи, пожалуйста, теорию, мне будет проще.

– Для тебя любое общение – это работа. Ты не можешь снять с себя свою частную личность-психолог как рабочую одежду, по окончании трудового дня. И если ты устала, то какое тут может быть удовольствие от общения.

– Устала, верно. Хочу молчать. Ну, может слушать музыку и лучше без слов.

– Послушай «Утро» Грига или «Полонез» Огинского. Хорошо подходят при нервном истощении или переутомлении.

Бестия, вернулась к мыслям о клиентке Павлова, вспоминая кем же являлись эти бестии. Изначально смысл слова – зверь, а в переносном значении: пройдоха, плут, хитрец, лиса.

Что же подвигло эту женщину выбрать рыжий цвет волос? По тону и блеску было видно, что она крашенная.

– Глаша, – бойко представилась огненная красотка.

– Маша, – улыбнулась Павлова. – Необычное у вас имя. Запоминающееся.

– Да, – с удовольствием согласилась клиентка. – Пожалуйста, давайте на «ты». Официоза мне и на работе хватает, – отмахнулась она.

– Как тебе будет удобно. Это время для тебя и мне важно, чтоб тебе было настолько комфортно, насколько это возможно. Мы же здесь не про цветочки-лютики будем говорить.

Маша говорила и говорила стандартные и крайне важные фразы при первом визите клиента, про структуру встреч и конфиденциальность, а лучезарность Глафиры исчезала и исчезала с каждой пошедшей минутой, как свет заходящего солнца.

– Маша, у меня все хорошо, но мне плохо. И я не понимаю, что мне с этим делать.

– Что значит «все хорошо»? – переспросила Павлова, – Не подумай, что я цепляюсь к словам, мне лишь хочется быть с тобой в одном контекстном поле, и порой я буду задавать вот такие прямые вопросы, чтоб, так сказать, определиться в терминологии. Знаешь, как бывает в договорах перед основной частью, список ключевых понятий, используемых по тексту.

– Да, – чуть поразмыслив согласилась Глаша. – Ну смотри. У меня хорошая работа. Есть перспективы роста. Ипотеку почти закрыла. Часто путешествую.

– Что с личной жизнью?

– Тоже не жалуюсь. Поклонники. Много, – кокетливо улыбнулась Глаша. – Любовник. Любимый. То есть любовник, к которому у меня чувства. И у него ко мне.

– О, – чуть удивленно улыбнулась Павлова, чувствуя волну возбуждения. «Как интересно, что все хорошо в личной жизни равно любимый любовник, а не любимый муж», – подумала она, конечно, не говоря это вслух.

– Живу я одна. Люблю свою квартиру. Дом правда не очень. Но это временно. Я планирую однажды поменять эту квартиру на большую и в более престижном месте. Но это так, не беспокоит меня. Рассматриваю на перспективу.

Маша кивнула.

– Хожу в фитнес, увлекаюсь йогой, – продолжила перечислять Глафира.

– Извини, я не расслышала, как долго ты встречаешься со своим любовником?

– Год, – ответила Глаша, – А я и не говорила. Это важно?

– Пока не знаю, – пожала плечами Павлова.

– Паша, ну, мой любимый, очень хороший. Помогал мне покупать квартиру, делать ремонт.

– Почему ты называешь его любовником?

– Он пока женат, – скривилась Глаша. – Там какая-то мутная история. Он пока не может развестись, но мы много времени проводим вместе.

– Ты любишь Новый год?

– Новый год? – удивилась Глаша. – Сейчас же лето.

– В целом, как праздник. Елочка, шампанское под бой курантов, оливье, мандарины?

– Знаешь, обычно я ложусь спать. Так устаю от всей этой суеты, корпоративов и встреч, что лучшим подарком для меня на Новый год является здоровый сон.

– Очень полезный подарок, – покивала Павлова. – У меня для тебя будет домашнее задание. Посмотри, пожалуйста, фильм «Семьянин», американский, двухтысячного года с Николасом Кейджем. Он новогодний, это так, совпадение, не подумай, что как-то связан с моим вопросом. Обсудим потом твои чувства к сюжету фильма.

– Интересно, – хмыкнула Глаша, вдруг улыбнувшись и встрепенувшись. – Я посмотрю. Ты меня заинтриговала.

***

Маша не выдержала и пошла обедать с Ярославом. Можно было бы сказать, что она шла просто пообедать в «Зефир», как единственное приличное заведение в округе, только это было бы абсолютным враньём. Она понимала, что там будет Яр и он, безусловно, составит ей компанию.

– Привет, красавица, – произнёс Ярослав.

Хостес проводила Машу за столик, который она выбрала в первый раз, когда посещала это заведение. Яр уже сидел там.

– Не надоело здесь сидеть? – игриво хмыкнула Павлова и осеклась, вспоминая прошлое Ярослава.

– Это будет твой столик. Всегда, – игнорируя предыдущий комментарий сказал Быковский. – Мы как красавица и чудовище.

– Для меня ты не чудовище, – хмыкнула Маша.

– Некоторые думают, что я хуже.

– Для меня ты…, – хотела сказать Павлова «самый нежный и отзывчивый мужчина в моей жизни», однако остановила себя от неуместного комплимента. И быстро сориентировавшись, закончила словами: – Тот, кому я могу доверять.

Яр улыбался глазами.

Он был не красив. И в тоже время было в нем что-то такое, что помогало ему договориться почти с любым человеком. Она же наоборот, по юности много молчала. И некоторые его поступки считала излишне эксцентричными, а может и вовсе сумасбродными.

Сходились они лишь в возрасте и росте. А так, жили в соседних дворах, ходили в разные школы. Впрочем, по классике, хорошие девочки в подростковом возрасте увлекаются плохими мальчиками. И кажется, их подростковый возраст все длился и длился, невзирая на длительные перерывы в общении.

– Пойдём со мной на ужин? – буднично сказал Быковский, когда им ещё не принесли обед.

– Зачем? Ты же не любишь рестораны? – искренне удивилась Павлова, а после засмеялась в полный голос, одной рукой держась за живот, а другой спереди за шею.

– Что? – не понял он.

– Ты не любишь рестораны, – не могла успокоиться Маша, заливаясь смехом. – Ты и этот ресторан. Немыслимо!

– Ты их любишь, – пожал плечами Ярослав. – Тыкни в любой ресторан на карте Москвы, и мы туда пойдём. Помнишь, как я однажды испортил вам вечер с сыном в ресторане, критикуя еду. Я хочу это исправить.

– Помню, – резко посерьёзнела Маша. – Тогда было так мало денег и так хотелось получить удовольствие от выхода в свет.

– Мне жаль, малыш, я не понимал, что делаю. Приперся к вам, и все испортил, даже не заплатив за вас.

– Угу.

– Мне жаль. Я не понимал, как для тебя это важно.

Глаза Павловой увлажнились и чуть не проронили слезу, однако Яр живо продолжил:

– Но согласись, кухня там была говно. А вот твои котлеты – всегда получается божественно.

Павлова вновь засмеялась:

– Не напрашивайся. Не позову.

– Я подожду, – кивнул Яр.

Сколько она его знала, Быковский всегда был скуп на эмоции, если не считать экспрессивных проявлений чувств, однако Маша давно научилась считывать его состояния по микро-движениям. Можно сказать, он был ее первым учителем по психологии, особенно по физиогномике.

Она откинулась на спинку кресла и улыбнулась, откровенно рассматривая Ярослава. Как же он был не красив и мил одновременно, особенно сейчас, когда отрастил бороду.

– Я побрею, – сказал он, заметив ее взгляд и проводя по бороде рукой.

– Не надо. Мне нравится.

– Добро.

Маша закрыла глаза, пытаясь понять, с чем связаны ее ощущения в верху живота. Не похоже на страсть. Не хотелось бы, чтоб это был какой-то страх. Может замирание от некой неизвестности, что всегда и волнует, и тревожит одновременно. А может это он так пригвоздил ее взглядом, что и возвращаться на работу вовсе не хочется. Уж тогда пусть лучше будет страсть. А ещё лучше пусть поскорее принесут еду, чтоб большая часть крови прилила к желудку, перестав спонсировать кислородом умственные процессы.

– Мне пора, спасибо за компанию, – сказала Павлова, собираясь встать из-за стола.

– Павлова, не глупи, – остановил ее словом Быковский.  – Ты одна. И ты меня любишь. Любишь ещё? – он уставился прямо на неё, вытянув голову, чтоб лучше рассмотреть мимику. – Ну ведь любишь же! Вижу по тебе, малыш.

Он положил свою руку на ее руку и подался ближе, всё ещё соблюдая дистанцию. – Любишь? – смягчился он.

Павлова молчала, не доверяя своим же ощущениям и мыслям.

– Тебя сведёт с ума твоя долбанная психология. Что ты всё высчитываешь? Что ты хочешь? – Яр снова повысил тон. – Я сделал всё, что ты когда-то хотела. – выделил он слово «все». – Я не пью. Есть хорошая работа. Приоделся. Ты сама сказала, что гордишься мной. Что ещё? Я тебя люблю. Ты любишь меня. Я это вижу. Так в чем кайф, не быть со мной? Пойдём на ужин.

– Ты давишь на меня сейчас.

– Я спасаю тебя от самой большой глупости в твоей жизни.

– Ты давишь на меня сейчас, – повторила Павлова.

– Хорошо, давлю. Я сдерживался столько лет, чтоб не попадаться тебе на глаза. Но чёрт возьми, что за глупость? Пусть я давлю и эмоционален сейчас. Но я же дело говорю. Вот скажи мне прямо в лицо, что ты меня не любишь, – Быковский приблизился к Павловой. – Ну что, не любишь? – повторился он, расширяя глаза и чуть склонив голову направо. – Не вспоминала нашу первую встречу в «Зефире»? Скажи нет, и я снова пропаду.

«А-а-а, – мысленно застонала Павлова, вдыхая его запах и с дрожью выдыхая его обратно. Ее телу так хотелось прижаться к нему, ощутить вкус пухлых губ и трение бороды о щеку. – А-а-а…».

Однажды в сексе он сказал: «Я тебя никому не отдам». И это настолько расслабило ее ум и помогло телу повысить чувствительность, что она попросила его говорить так каждый раз. Ещё неизвестно кто кого когда-то заарканил. Просить о таком в самый незащищённый для психики момент, почти преступление.

– Ну хватит медлить. Я хочу тебя поцеловать. После всё решишь.

– Хм, – улыбнулась Павлова.

«Конечно, нечего уже будет решать после. Если он правда не пьет, я уже не остановлюсь. А может и не надо? Он был всегда так нежен. Но отчего же ком в горле? Это страх, что Яр однажды сорвется. И ведь никто и никогда не даст никаких гарантий. А кирпич может упасть ему на голову раньше, чем он набубенится. Боже, как невозможен этот выбор!»

– Давай, оставим все до завтра, – наконец произнесла Мария. – Если я приду завтра в «Зефир» в шесть вечера, значит я согласна снова быть вместе. Мы же оба понимаем, что речь идёт не об одном поцелуе.

– Хорошо, – с легкостью согласился Ярослав и отстранился.

«Хм, какой подлец. Как усвоил правила игры. От этой резкой дистанции мгновенно захотелось тотальной близости».

– До завтра, – шумно выдохнув, сказала Павлова и поднялась с кресла.

– До завтра, малыш, – согласился Яр, откинувшись на спинку кресла.

«До завтра?! – как обругала себя в мыслях Мария. – Я уже все решила. Кого я обманываю? Играю партию, в которой известен исход. И перед кем играю?».

– Яр, – Павлова резко остановилась, сделав всего пару шагов от стола, и обернулась. – А почему чайхана? Я же люблю итальянскую кухню.

– Я не знал, малыш, – пожал он плечами.

– Знаешь, – начала Маша, подходя к Ярославу, нагнулась и продолжила на ушко. – Если бы ты сейчас не поленился встать и проводить меня, то скорее всего получил бы свой желанный поцелуй. А теперь, Яр, – с придыханием произнесла она его имя. – Сиди и думай, приду я завтра или нет.

Он улыбнулся кончиками губ. Ему тоже нравилось с ней играть.

Глава 3

Сад тропы. Наверное, это какой-то шифр, который доносило подсознание Павловой через сон. Только у нее не было ни одной идеи, как его разгадать, так что она села прямо на дорогу при входе в парк, который охраняли две большие ели, как колкие сторожевые, и снаружи рассматривала извилистые дорожки сада. Здесь ей некуда было спешить. Еще она рассматривала простую белую льняную рубаху, в которую была одета, более напоминавшую ночную сорочку.

«Бедненько, но чистенько», – вертелось в голове у Маши. С рождением сына она поумерила свой пыл, и одевалась не то чтобы скромно, больше функционально. Хотя все же скромно, в неброские цвета и часто скрывая очертания фигуры. Почему так произошло или что более важно, хотелось ли ей так одеваться, или она позабыла о своих потребностях?

– Позвольте представиться, милое создание, я Господин Шишкин, – произнес некто, появившийся из-за елки в черте сада. На вид мужчина был средних лет, если бы не абсолютно сед: короткие волосы на голове, брови, ресницы и треугольная борода, упирающаяся крайним волосом в область щитовидки – все было белее белого. Дополнял его вид белый костюм, пошитый на английский манер, светло-серые перчатки и такая же кепка восьмиклинка. И все бы ничего, только вместо ступней у него были козлиные копыта.

– Маша, – кивнула она головой, поднимаясь. – Очень приятно.

– Что же вы не проходите, Маша? Жду вас, волнуюсь даже. Вдруг вы сбились с пути, а это вовсе не я вас запутал, – широко улыбнулся Господин Шишкин.

– О, какая откровенность, – засмеялась Павлова.