Раздолбаи успеха

– Я ж совсем забыл про кочегарки! Нас завтра ждут в Сосновом Бору для испытаний вашего КВЭ. Только оставьте «пол-литровку» в покое и возьмите самый большой кавитатор, какой только у вас есть, – сказал товарищ Андреев.

– А что, мы на АЭС едем? – испугался Брехман. – Всему своё время. Пока только котельные, – успокоил его товарищ Андреев. – До завтра, товарищи учёные!

На следующее утро он пораньше заехал за Брехманом и Сидоровым в ЛИИВТ на «Волге ГАЗ-24», похвалил лабораторию, помог докатить на тележке БКВЭ – огромный агрегат, выглядевший как

самая настоящая боеголовка, и искренне пожалел свою машину, глядя, как она глубоко осела на заднюю ось.

Ради покупки чёрной любимицы, списанной из обкомовского гаража, он включил все свои и не свои связи, обогнал в неформальной гонке тщеславия многих стоявших выше него по рангу партийцев, и вот: его «бэушная» красавица в миг превратилась в противную ослицу, которая, сев на задницу, упёрлась и не хочет тащить тяжёлую арбу. И всё из-за дурацкого кавитатора в багажнике. Но, как ни жалко было обкомовскую «Волгу», на чём-то же нужно ехать.

В кочегарке Соснового Бора изобретателей чудо-аппарата ждали главный инженер, главный теплотехник, а также кочегары, решившие остаться с ночной смены и поглазеть на испытания. Три котла работали по старинке, на угле, а вот четвёртый – новенький котёл последнего поколения, способный «закусывать» мазутом, третий год стоял без дела. Его «желудок» отказывался принимать ту адскую смесь чего-то, что коммунальщики впаривали ему под видом мазута – топливо отказывалось гореть в любом состоянии. Даже в керосинке не коптило.

И вот товарищ Андреев привёз неизвестное советскому кочегарному искусству чудо.

– Как-как эта штуковина называется? – поинтересовались кочегары.

Главный инженер и главный теплотехник почему-то игнорировали новую технику и смотрели на неё с явным презрением.

– Кавитатог» вихг'евой энег'гии – КВЭ-2! – словно на демонстрации, выступил Брехман. – А это – его левая рука по-ленински сначала указала на известный всем путь в светлое и тёплое будущее, а потом с достоинством опустилась и похлопала по «ракетной боеголовке», – большой кавитатог» и тоже вихг'евой энег'гии.

Брехман открыл рот, чтобы рассказать о возможностях, которые его детище раскрывает перед передовыми работниками коммунального хозяйства, и потом передать слово Сидорову для уточнения технических параметров, но товарищ Андреев его перебил.

– Мужики, сначала монтируем вот тот, поменьше. Поглядим, что и как, – разумно предложил он.

Главный инженер молча посмотрел на главного техника, тот также молча зыркнул на четверых кочегаров, выстроившихся с большими совковыми лопатами в линию.

– А чего? Не наша же смена! – заявили двое. Короче, как принято в суровом мужском коллективе?

Трое на одного, и у самого молодого быстро отобрали его БСЛ и отправили к котлу. Молодой кочегар осторожно нёс кавитатор на вытянутых руках, мягко ступая и смотря себе под ноги, словно сапёр. Донёс и обернулся, типа что дальше делать-то. Но рядом уже суетился с разводными ключами и молотками Фёдор. Он подключил кавитатор к топливопроводу между котлом и цистерной, на которой красовалась надпись «мазут», но исключительно для целей инвентаризации.

– Сколько в бочке осталось топлива? – спросил Сидоров, и, увидев заметавшиеся у кочегаров и их начальников глаза в поиске ответа, уточнил, есть ли в ней хоть что-то жидкое.

– Вчера наполовину была полная, – ответил кто-то из кочегаров.

Фёдор кивнул Брехману и товарищу Андрееву, мол я приступаю, открыл вентиль и нажал кнопку. Котёл вздрогнул, словно проснувшись, задрожал, загудел, ему ровным жужжанием подпевал насос, погнавший через кавитатор ту адскую смесь, которая у коммунальщиков по бухгалтерии проходила как мазут. Через минуту жидкость заполнила внутренности кавитатора и полетела с мощными завихрениями через «улитку».

– У неё есть секг'ет, – Брехман таинственно пояснял всем собравшимся, как рвутся молекулярные связи, завихряется внутренняя структура жидкости и достигается нужный эффект кавитации.

– Он в числе «пи». У меня даже патент есть и «ноу-хау». – «Пи» – это тг’и-четыг’надцать с неопг’еделённым концом, – доверительно прошептал он какому-то кочегару.

– Конец у всех самый определённый – ты тут нам не пи… ликай всякую фигню! – не согласился кочегар.

Инженеры и работяги с лопатами недоверчиво слушали болтовню профессора, не без оснований полагая, что основная функция кавитатора, на самом деле, заключается, если не в полном выносе мозгов, то в их обильном запудривании.

Что-то там жидкое из бочки, достаточно завихрённое, наконец, прорвалось сквозь хитрую «улитку», и выплюнулось через сопло в камеру сгорания. Все прильнули к маленькому окошку в обшивке котла. Раздался приглушённый стенками хлопок. На короткое время яркая вспышка осветила грязное нутро котла. Дёрнулись стрелки на приборах, и…

Всё стихло. Через тридцать секунд процесс завихрения, выплёвывания и подсвечивания котла изнутри повторился снова. И так продолжалось минут пять, пока кочегары не заскребли лопатами по щербатому полу и в грубых выражениях не поинтересовались, не подбросить ли уголька.

Товарищ Андреев строго, по партийному ничего не понимая, уставился на Брехмана. Тот, осознавая, что все загранкомандировки вот-вот накроются медным тазом, умоляющее посмотрел на своего аспиранта.

Сидоров же, охваченный процессом внутреннего сгорания, метался от бочки к кавитатору, прикладывался к нему ухом, потом бросался к котлу и замирал у смотрового окошка, а увидев долгожданную вспышку, тут же глядел на прыгающие стрелки приборов. Процесс явно шёл, но явно не туда. Надо срочно принимать меры и спасать испытания.

– Ну, что там? – нетерпеливо и раздражённо бросил товарищ Андреев.

– Я думаю, – начал размышлять вслух Сидоров, – либо насос маломощный – недостаточно объёма подаваемого топлива, либо в бочке одно дерьмо налито, и к тому же оно сильно разбавлено. Но

даже в этом случае горит же, и вот (он ткнул пальцем в манометр) стрелки реагируют. Мне нужно минут десять, чтобы разобраться, а лучше…

Товарищ Андреев и Брехман поняли его без слов, лишь проследив сквозь открытую дверь за взглядом Сидорова, остановившемся на осевшем багажнике «Волги».

– Насос помощнее найдется? Давайте самый мощный! – Сидоров принял решение и, похоже, был уверен в успехе.

– Товарищи кочегары, объявляю премию в две бутылки водки, если примете активное участие в эксперименте! – видя такую уверенность Сидорова, идейно поддержал рабочую молодёжь товарищ Андреев.

Кряхтя и пыхтя, потея и краснея, надрываясь и матерясь (но чего не сделаешь ради двух бутылок водки), кочегары потащили большой кавитатор вихревой энергии на замену малому. Пока все возились с установкой БКВЭ – неподъёмной ракетной боеголовки, теплотехник смотался на склад и притащил огромный насос.

Проверив его характеристики, Сидоров удовлетворённо потёр руками. – Ну, сейчас что-то будет! Кочегары по-прежнему не верили в то, что в Советском Союзе что-то может конкурировать по эффективности и надежности с большой совковой лопатой и кучей угля, но, тем не менее, нет-нет, да посматривали на блестевшую нержавейкой боеголовку – размер внушал уважение.

Наконец, всё подготовили к продолжению опытов. Сидоров, волнуясь, снова открыл топливный вентиль и включил насос. Мощный гул заполнявшего нутро кавитатора якобы топлива радовал – не какое-то там ж-ж-жалкое ж-ж-жужжание шмеля в начале, а настоящий звук ракетного двигателя перед запуском. Дребезжание и дрожание всего стоявшего вокруг тоже радовало Сидорова и свидетельствовало о том, что теперь эксперимент пошёл в правильном направлении.

Брехман, глядя на одержимого Федю, отошёл от греха подальше. И вот, «улитка» закрутила как следует бодягу под названием мазут, вставила ей число «пи» по самое не балуйся и вышвырнула огненный вихрь внутрь котла. Как горел русский разбодяженный мазут из бочки, так не горел даже американский напалм во Вьетнаме. В котле бушевала почти ядерная реакция! Он подпрыгивал на месте, грозя сорвать крепления и улететь в небо. Обшивка предательски потрескивала, сдерживая из последних сопроматовских сил невероятное внутреннее давление. Стрелки манометров сошли с ума – они бились в истерике то вправо, то влево и вот-вот должны были слететь с катушек.

Все потихоньку начали отступать к выходу. Лишь один Сидоров бесстрашно прильнул к смотровому окошку и восторженно наблюдал за превращением котла в синхрофазотрон.

– Эх, манометры накрылись! – то ли пожалел, то ли обрадовался он. – Вот бы сейчас замерить теплоотдачу!

В том, что у кавитатора может быть хорошая отдача, никто не сомневался – все столпились у выхода. Сидоров одиноко, подобно академику Королеву, стоял посреди гудящего, орущего и плюющегося пламенем космодрома и ждал, когда ракета, то есть котёл, преодолеет земное притяжение и…

И вдруг… Всё стихло. Котёл, так никуда и не улетев, замер на месте. Насос, вжикнув напоследок, заткнулся. Сидоров подошёл к кавитатору, но «боеголовка» даже не нагрелась. Просто закончилась мазутная бодяга в бочке.

– Эх, жаль топлива больше нет! – догадался Сидоров.

«И слава Моисею!» – подумал Брехман.

С ним молча согласились все, и даже товарищ Андреев.

– Может, всё-таки найдётся? – хотел-таки запустить котёл в космос Сидоров.

– Не-не, все лимиты до следующего месяца исчерпали, – поспешил успокоить всех главный инженер.

Мысль «И слава богу!» вновь посетила атеистические головы одновременно. Восторг товарища Андреева достиг кавитационного экстрима. Он жал и тряс всем руки, несколько раз даже обнялся – правда, после короткой паузы – с Брехманом и три раза по-брежневски расцеловался в губы с Сидоровым.

Триумф советской кавитации в мировом масштабе! А в коммерческой линейке СП «Нева» к недостроенной мебельной фабрике, узкопалым ракам и сибирским соболям прибавился кавитатор вихревой энергии, причём в самом его большом, боевом размере. Оставалось только…

– А где обещанная водка?

Кочегарам стало ясно, что большая совковая лопата отныне в прошлом, и теперь они будут ходить на работу в котельную в отглаженных костюмах, белых рубашках и галстуках как… А хотя бы

как у диктора Центрального телевидения товарища Кириллова! Главный инженер и теплотехник же поняли открывшиеся у них перспективы: что отныне можно бодяжить без оглядки на ОБХСС и

уголовный кодекс.

– Да, где наша премия?

– Сначала снимите и положите кавитатог» обг'атно в багажник, – дальновидно указал Брехман, зная, что, приняв беленькую на грудь, кочегары кавитатор не поднимут.

– По маленькой, – настаивали кочегары. – За успех!

Пришлось товарищу Андрееву налить работягам по сто граммов. Разлив остатки из первой бутылки, товарищ Андреев пресёк всякие намеки на повторить и отправил кочегаров помогать Сидорову. Тот вовсю орудовал разводным ключом, ослабляя крепёжные гайки.

Четвёрка кочегаров в кирзовых сапогах выстроилась в линию вдоль кавитатора и, вытянув руки перед собой, ждала… Но кавитатор упал им в руки всё равно неожиданно, моментально с ускорением «g» долетел до ног и под славное число «пи» и множество однокоренных с ним русских идиом прошёлся по четырём парам кирзовых сапог. И…

А у любого устройства есть побочный эффект! Про это никогда не следует забывать! Вот и кочегары с удивлением рассматривали на то, что совсем недавно называлось сапогами. Кавитатор, сорвавшись и прокатившись катком по кирзачам, превратил их в ласты для подводного плавания, идеально подогнав по размеру.

Четыре кочегара-амфибии стояли и обалдевали от такой научной трансформации сапог в ласты, которые, так как их невозможно снять, могли служить и домашними тапочками, и рыбацкими забродниками, и футбольными бутсами. Что говорить про применение по прямому назначению? Всё-таки, как ни как, разработка профильного института водного транспорта.

– Ну и как нам теперь в ластах уголь таскать? – пришёл в себя кто-то из кочегаров.

– Да, что может предложить рабочему классу передовая советская наука? – ещё один пролетарий проявил классовую солидарность.

Товарищу Андрееву, как единственному в кочегарке представителю руководящей и направляющей силы, ответить было нечем. Но в багажнике оставалось несколько бутылок водки…

4. Глава шведская. «Стокгольмский синдром» профессора Брехмана

В весёлой деловой суете между кочегарками и мебельной фабрикой, с творческими перерывами на посреднические операции с мехами, раками и многим чем другим, две недели пролетели незаметно.

И вот красавец-паром «Ильич», сверкая разноцветными огнями на палубах и в несчётных иллюминаторах, бросил концы и спустил трап к причалу пассажирского морского порта на Васильевском острове. Четверо мужчин здорово выделялись из очереди на паспортный контроль, и не только своими синими служебными паспортами – заветной мечтой многих в то время, так как их счастливым владельцам не требовалось разрешение КГБ на выезд из страны. Эта компания, пыхтя, передвигала что-то очень тяжёлое – явно не ящик с водкой.

– Что там у вас? – пограничник даже привстал со своего места, чтобы посмотреть, что там эти мужики перетаскивают, словно бурлаки.

Колоритная четвёрка как раз закончила очередную перевалку своего багажа и с трудом распрямила спины. Это товарищ Андреев, профессор Брехман, аспирант Сидоров и молодой юрист Тараканов вплотную подошли к переходу государственной границы. Отвечал, естественно, товарищ Андреев.

– Кавитатор вихревой энергии!

– Чего? Какой такой энергии? – удивился пограничник.

– Вихревой, – уточнил товарищ Андреев и, догадываясь, что дальнейшие объяснения лишь усложнят переход государственной границы, добавил что-то невнятное про изделия народных промыслов.

– Матрёшки что ли везёте? – кажется, начал успокаиваться пограничник. – Так бы и сказали сразу, а то придумали какой-то кавитатор!

Сувениры были ему знакомы. Но он, как, впрочем, и Брехман с Сидоровым, не знал, что товарищ Андреев успел познакомиться с некими уральскими мастерами по камню и взял несколько – пару десятков – ваз из самоцветов на пробную реализацию в Стокгольме, понимая, что водку и икру везут все, а вот…

– Какие-какие вазы? Из самоцветов, говорите? – вновь напрягся офицер.

Но с таможенной декларацией у товарища Андреева оказалось всё в порядке, и командировочные «невцы», затащив неподъёмный багаж в свои каюты, через час охлаждались пивком в одном из баров «Ильича». Во время плавания в Стокгольм с короткой стоянкой в Хельсинки ничего особенного не случилось, кроме неприятного сюрприза – водку в ресторане продавали за валюту, а свою приносить

запрещалось. Поэтому «невцы» перед ужином собирались в каюте у товарища Андреева, распивали бутылку водки под колбасу или шпроты и шли на ужин. Так они, не зная термина, изобрели «аперитив».

Товарищ Андреев рассчитал, что, если каждый выделит из своего «валютного запаса» по одной бутылке, то на дорогу до Стокгольма должно хватить. Но Брехман неожиданно заявил, что у него водки нет, поэтому он ничем поделиться не сможет, но уделит им своё внимание и время, чтобы – так и быть – составить компанию во время этого самого аперитива.

Трое русских, Андреев, Сидоров и Тараканов, пристально и долго всматривались в глаза Брехману, но тот умело спрятал свою совесть в «улитку» и товарищеской кавитации не поддаваться не желал. Вот, собственно, и вся подорожная правда.

В Стокгольме «невцев» и их сокровища ждали. Не успел Тараканов спуститься по трапу с мелкими эре, чтобы позвонить Горану и обрадовать его новостью о приезде, как его обступили местные таксисты.

– Рашен водка? Кавияр? Вальюта! Свенска крунур!

Но Тараканов, знавший цену русским ракам, отдавать товар этим пройдохам за бесценок не собирался.

– Ноу-ноу! – Тараканов, наконец, захлопнул дверь в телефонной будке.

Только он набрал нужный номер, как в дверь кто-то постучал. Тараканов обернулся, но никого не увидел. Он, сбившись, нажал на рычаг и снова стал крутить телефонный диск. И опять…

«Тук-тук»!

«Дзинь-дзинь!» – зазвенела стеклянная дверь.

Тараканов, матюкнувшись, вгляделся через стекло в темноту. Никого. Сплошная темень. И вдруг…

Словно две лампочки в тёмном подвале, загорелись, точнее, забелели белки чьих-то глаз и снова погасли, а потом опять включились.

«Чертовщина какая-то!» – подумал Тараканов, но дверь всё-таки открыл.

– Брат, водка есть? – с небольшим дружественным акцентом произнесла темнота и на мгновение включила лампочки.

Перед Таракановым стоял одетый во всё чёрное выпускник Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы и от волнения, видимо, подзабыв русский язык, часто-часто моргал глазами, то проявляясь, то пропадая в стокгольмской ночи.

«Н-да, небольшая в Швеции стипендия – бутылку водки не купишь! – размышлял Тараканов на обратной дороге к „Ильичу“. – Подождём до завтра».

С приездом Горана всё наладилось. По сходной цене ушла водка с икрой. Швед купил пару уральских ваз и пообещал помочь пристроить остальные по знакомым салонам и галереям.

Когда советские командировочные чувствуют счастье? Конечно, когда у них в кармане достаточно командировочных, а Горан «невцам» здорово помог. Можно было выдвигаться в штаб-квартиру «Alfa Laval Marine Equipment», расположенную в каких-то двухстах километрах от Стокгольма.

Универсал «Вольво-470» даже не присел под кавитатором. Товарищ Андреев заметил преимущество капиталистического автопрома, но вида не подал. Через три часа Горан раскрыл двери ресепшн перед своими советскими партнёрами, мол, проходите, вас ждут.

Все рванули к стойке, за которой сидела симпатичная, но несколько медлительная, молодая блондинка.

– Вы нас ждёте! – радостно представились товарищ Андреев, Сидоров и Тараканов.

Брехман, как всегда, прятался за спинами. Девушка, не снимая улыбки с лица, прочитала их фамилии в паспортах и сверилась со списком гостей, в котором присутствовал только господин Горан Свернлёф, и покачала головой.

Брехман попятился назад к выходу.

– Правда, никого из нас нет? И вы никого не ждёте?

– Вас в списках нет. Мы ждём русских. Вон тех, – девушка показала на вращающееся в центре зала табло, на котором светились русские, как думали шведы из «Альфа Лаваль», фамилии. «Sergeevich… Ivanovich… Nikolayevich… Naumovich», – горели на экране и крутились, скорее, югославские фамилии.

– Это же мы! – обрадовались русские, разрешив шведский кроссворд.

Брехман Семён Наумович после некоторой паузы решил, что пора присоединяться к славянам. Полчаса на формальный протокол в скромной переговорной комнате, откуда и пошёл знаменитый евроремонт, кислый скандинавский кофе из термоса, и вот, наконец, перед передовым отрядом советской кавитации открылись двери в испытательную лабораторию известнейшего в Европе концерна.

Профессор Брехман и аспирант Сидоров с завистью посматривали на чистые аккуратные ряды испытательных стендов со специальными местами для операторов-исследователей, новенькое, будто со склада, оборудование, чистые, как в стоматологическом кабинете, полы и тихих приветливых людей в масках и… белых шапочках и халатах как в аптеке.

Товарищ Андреев вопросительно уставился на представителей советской науки.

– У нас тоже все в белых халатах… ну, когда сразу после стирки, – первым нашёлся Сидоров.

– Точно, – подтвердил Брехман.

Установив таким образом паритет, советская делегация спросила, на каком стенде будет испытываться кавитатор. Придирчиво проинспектировав камеру не более чем на три кубометра из огнеупорного прозрачного стекла и памятуя о чуть не улетевшем в космос котле в Сосновом Бору, Сидоров ждал инструкций от Брехмана.

– Хог'ошо, что захватили «пол-литг'овочку», да? – вроде как бы советуясь, произнёс профессор.

– Да, не будем сразу выкладывать наши козыри, товарищи, – утвердительно кивнул товарищ Андреев.

– Ну что ж, с пол-литры, так с пол-литры! Начнём, помолясь!

И с этими словами Сидоров достал самую маленькую версию кавитатора и принялся его устанавливать вместе со шведскими инженерами.

Шведы недоверчиво косились на русскую диковину из нержавеющей стали размером с бутылку водки.

– Ты им, – сказал Брехман, обращаясь к Тараканову, – пг'о число «пи» и «улитку» г'асскажи.

– Не рано ли мы им «ноу-хау» раскрываем? – засомневался товарищ Андреев.

Проболтаться о таком важном секрете Брехман не успел, так как Сидоров и его шведские коллеги закончили возню с гаечными ключами и приготовились подать топливо.

– А что там у вас? – кивнул в сторону стального куба товарищ Андреев.

– То, чем обычно заправляют морские суда, – буднично, не понимая сути вопроса, ответили шведы. – А у вас ракетным топливом?

Швеция страна нейтральная, поэтому её граждане не обязаны знать, как горит боевой напалм и что «катюша» только кажется тихим и нежным именем неизвестной русской красавицы.

В общем, теплоотдача вместе с ярким факелом всех впечатлила с первого раза. Приборы, показав экстремальные значения и зафиксировав запредельные перегрузки, импотентно опустили свои стрелки на нули. Горан постучал по экранам, но девайсы умерли. Шведские инженеры быстро заменили их на новые. Новая вспышка, попытка камеры подпрыгнуть на месте, безумный прыжок стрелок вправо до упора и… и снова безвольное падение к нулю.

Шведы возбуждённо загалдели, уважительно посматривая на русских. Те расхаживали по лаборатории как ни в чём не бывало и снисходительно посматривали на то, чем занимаются остальные.

Но импортные технари повскакивали со своих мест и столпились у стенда с кавитатором. Кто-то в страхе тыкал пальцем в расшатанное крепление камеры сгорания.

– Пг'авильно, что начали с «поллитг'овочки», – резюмировал Брехман.

Сидоров почему-то выглядел печальным. Тараканов с сожалением смотрел на него, держа в руках бесполезный пока бланк внешнеторгового контракта с гербом СССР.

– Большой кавитатор им нужно обязательно показать и прямо сейчас! – решил товарищ Андреев.

Сидоров просиял. Он бросился к коробкам и достал среднюю, с артиллерийский снаряд, версию кавитатора. Шведы, оторвавшись от испытательного стенда, сгрудились у ящика с кавитаторами. На дне осталась лежать «ракетная боеголовка». На неё-то и уставились иностранные инженеры.

– Не-не, not today! – поспешил заявить товарищ Андреев, помня про побочный эффект типа «ласты» и значительно уменьшившийся в плавании запас водки.

– Тоже кавитатор? – недоверчиво спросил главный инженер и с сомнением оглядел свои испытательные стенды.

Советская делегация мысленно с ним согласилась, что лаборатории «Альфа Лаваля» далеко до Сосновоборского «космодрома». Но для стеклянной камеры сгорания хватило и снаряда поменьше – на третьей попытке огнеупорное стекло не выдержало и дало трещину.

Шведы гудели как растревоженный палкой улей. Сидоров для пущей наглядности принялся бодяжить что-то, подгоняя евростандарты дизтоплива к знаку качества советского мазута.

– Грязная вода. Она не горит, – не верили шведы.

Русские сноровисто установили «поллитровочку» на новый стенд. – Сгорит как миленькая!

Что подтвердили через минуту все независимые шведские приборы. Да, теплоотдача, может, чуть не дотягивала до нормы. Но разве это имело значение по сравнению с теми штрафами, выплачиваемыми судовладельцами за пиратский слив мазутной жидкости, остававшейся после промывки топливных цистерн.

– Оставьте кавитатор нам на недельку, плиз, – взмолился главный инженер. – Мы вам вернём.

Тараканов зашуршал гербовым контрактом.

– Пи… знаете ли, я не вег'ю им, – вдруг встал в позу Брехман. – Они пи…

– Что пи…?

– Число «пи» сопг'ут и «улитку» скопиг'уют, капиталисты-импег'иалисты! – не соглашался Брехман.

Как бороться с последним аргументом, товарищ Андреев не знал. Поэтому в течение всего ужина, пока шведы спаивали-уговаривали Брехмана и Сидорова оставить аппарат у них под гарантии «Альфа Лаваля», товарищ Андреев и Тараканов думали, как им быть в создавшейся обстановке.

Позже, оставшись в гостинице один на один с Гораном Свернлёфом, русские нашли-таки решение. К середине следующего дня подготовили контракт на проведение совместных испытаний, но не в лаборатории «Альфа Лаваля», а на круизном морском лайнере «Royall Princess», который должен зайти в Ленинградский порт во второй половине августа. А пока… А пока бухгалтер «Альфа Лаваля» побежала в банк, чтобы отправить гарантийный (невозвратный) аванс в СП «Нева».

Всё оставшееся до отъезда время русские развлекались со шведами, сжигая через кавитатор, естественно, в пол-литровой версии, различные негорючие жидкости с добавлением мазута или масла.

Товарищ Андреев о коммерции не забывал – постепенно ушли вазы и пепельницы из уральских самоцветов и водка. Эта ушла очень быстро, да так быстро, что, на обратную дорогу русским ничего не осталось.