
Полная версия
Энн из Эйвонли
Внешне близнецы не особенно походили друг на друга, хотя оба были белокурыми. Длинные, мягкие локоны Доры всегда выглядели аккуратно; голову Дэви покрывали непокорные золотистые кудряшки. Взгляд карих глаз Доры был спокойным и мягким, а у Дэви – озорным и лукавым, как у эльфа. У Доры нос был прямой, у Дэви – вздернутый. Дора несколько жеманно складывала губки, а у Дэви они всегда излучали улыбку. На одной щеке у Дэви была ямочка, на другой она отсутствовала, что придавало лицу мальчика, когда он смеялся, забавное и милое выражение. Озорная улыбка не сходила с его лица.
– Пора спать, – сказала Марилла, решив, что надо отдохнуть от детей. – Дора ляжет у меня, а Дэви отведи в комнату под крышей с западной стороны, хорошо, Энн? Ты не боишься спать один, Дэви?
– Не боюсь, но я не хочу так рано ложиться, – уверенно заявил Дэви.
– Тебе придется, – устало произнесла Марилла, и было в ее голосе что-то такое, что заставило замолчать даже Дэви. Он послушно последовал за Энн по лестнице.
– Когда стану большим, первым делом проведу ночь без сна – посмотрю, что это такое, – сказал он доверительно.
В последующие годы Марилла никогда не могла вспомнить без содрогания первую неделю пребывания близнецов в Зеленых Крышах. Не то чтобы эта неделя была намного хуже других, но в первые дни Марилла испытала настоящий шок от новых ощущений. Когда Дэви бодрствовал, редкий час удавалось отдохнуть от его проказ. Однако самая неприятная история произошла спустя два дня после его прибытия в воскресное утро – прекрасное, теплое, туманное и волшебное утро. Энн приводила в порядок Дэви перед походом в церковь, а Марилла наряжала Дору. Мальчуган отчаянно сопротивлялся, отказываясь умываться.
– Марилла меня вчера уже умывала… а в день похорон миссис Уиггинс оттирала меня грубым мылом. Хватит на одну неделю. Не вижу никакой пользы в ежедневном умывании. Насколько удобнее не мыться.
– Пол Ирвинг умывается каждый день по собственному желанию, – назидательно произнесла Энн.
Дэви провел в Зеленых Крышах чуть больше сорока восьми часов, но за это время успел привязаться к Энн и полюбить ее, и с тем же мальчишеским пылом возненавидеть Пола Ирвинга, которого Энн не переставала ставить ему в пример. Если Полу Ирвингу нравится каждый день умываться – пусть продолжает. Он, Дэви, тоже будет умываться – пусть даже это и убьет его. Такие мысли помогли ему выдержать дальнейшие испытания, и когда утренний туалет был закончен, перед Энн предстал вполне симпатичный мальчик. Когда она подводила Дэви в церкви к местам, издавна закрепленным за Катбертами, то испытывала почти материнскую гордость.
Поначалу Дэви вел себя вполне пристойно, обводя любопытным взором сидевших поблизости мальчиков и задаваясь вопросом, кто из них Пол Ирвинг. Первые два гимна и отрывок из Священного Писания прошли благополучно. Сенсационное событие произошло во время чтения мистером Алленом молитвы.
Лоретта Уайт сидела впереди Дэви со слегка склоненной головой, между двумя длинными льняными косами среди кружевных оборок открывалась соблазнительная белая шейка. Полненькая, спокойная восьмилетняя Лоретта вела себя в церкви безукоризненно с самого первого дня, когда мать принесла ее, полугодовалую, на службу.
Дэви полез к себе в карман и вытащил оттуда… гусеницу, пушистую, извивающуюся гусеницу. Марилла это заметила и потянулась, чтобы схватить его за руку, но было слишком поздно. Дэви посадил гусеницу Лоретте на шею.
Пронзительные крики прервали молитву мистера Аллена. Потрясенный, ничего не понимающий пастор остановился и поднял глаза. Головы прихожан взметнулись вверх. Лоретта подпрыгивала на скамье, судорожно пытаясь дотянуться до спины.
– Ой, мама… мамочка… сними это с меня… выбрось скорее… этот гадкий мальчишка посадил что-то мне на шею. О, мамочка, оно ползет вниз… Ой!
Миссис Уайт поднялась с места и с непроницаемым лицом вывела рыдающую и извивающуюся Лоретту из церкви. Через какое-то время рыдания девочки слышались все тише, и мистер Аллен продолжил службу. Но все понимали, что день испорчен. Впервые в жизни Марилла не слышала слов молитвы, а Энн сидела с пылающим от стыда лицом.
Когда они вернулись домой, Марилла отправила Дэви в его комнату и велела оставаться там до конца дня. Обеда он был лишен. Марилла разрешила дать ему только несладкий чай с молоком и хлеб. Энн отнесла Дэви эту скудную пищу и, пока он, не испытывая, похоже, никаких угрызений совести, с аппетитом ее поедал, печально сидела рядом. Наконец Дэви обратил внимание на грустные глаза Энн и встревожился.
– Наверное, Пол Ирвинг не бросил бы гусеницу за шиворот девчонки в церкви? – задумчиво спросил он.
– Конечно, нет, – скорбно произнесла Энн.
– Тогда я вроде бы сожалею о своем поступке, – признался он. – Но гусеница была такая толстая и забавная… Я подобрал ее на церковных ступенях, когда мы входили. Мне показалось, что нельзя не пустить ее в дело. И разве тебя не рассмешил визг девчонки?
Во вторник после полудня члены благотворительного общества, где состояла Марилла, решили провести очередное собрание в Зеленых Крышах. После уроков Энн заторопилась домой, зная, что Марилле потребуется помощь. В гостиной вместе с членами благотворительного общества сидела Дора, опрятная и чистенькая в накрахмаленном белом платьице с черным поясом; она скромно отвечала на задаваемые вопросы, а в остальное время хранила вежливое молчание, производя впечатление идеального ребенка. А в это время по уши грязный Дэви лепил куличики из глины на заднем дворе.
– Я разрешила ему поиграть, – проговорила устало Марилла, – подумав, что таким образом удержу его от других, не таких безобидных занятий. А так он просто перепачкается. Выпьем чай без него, а ему подадим позже. Дора может сидеть с нами, а Дэви… мне даже страшно представить его за одним столом с членами благотворительного общества.
Когда Энн вошла в гостиную, приглашая гостей к столу, она обратила внимание на отсутствие Доры. Миссис Джаспер Белл сказала, что видела, как Дэви звал ее с порога. Энн и Марилла, быстро переговорив на кухне, решили устроить чай детям отдельно от взрослых.
Трапеза уже близилась к концу, когда в комнату ворвалось какое-то ужасное создание, поистине чудо-юдо. Марилла и Энн застыли в ужасе, а дамы – в изумлении. Могла ли это быть Дора?.. Этим отчаянно рыдающим существом, в мокром платье, с которого, как и с мокрых волос, стекала вода прямо на новый, с рисунком в кружочек, ковер Мариллы?
– Дора, что случилось? – воскликнула Энн, бросив виноватый взгляд на миссис Джаспер Белл, про которую шел слух, что в ее семье никогда не бывает никаких неприятных происшествий.
– Дэви повел меня к свинарнику, – рыдала Дора. – Я туда идти не хотела, но Дэви обозвал меня трусихой. А потом заставил лезть на забор, откуда я свалилась к свиньям, испачкала платье, а одна свинья прошлась прямо по мне. Я была грязная с головы до ног, и Дэви предложил отмыть меня из шланга. Я послушалась, он окатил меня водой, но платье осталось грязным, а пояс и туфельки были испорчены.
Энн осталась за хозяйку, а Марилла вышла из-за стола, чтобы переодеть Дору в старое платье. Дэви отправили в его комнату и оставили без ужина. В сумерках Энн поднялась к нему и завела серьезный разговор. Она верила в пользу откровенного разговора по душам – он не раз приносил плоды. Дэви она сказала, что своим поведением он делает ей больно.
– Я сам теперь жалею, – признался Дэви. – Беда в том, что я понимаю свою ошибку, когда ничего уже не исправишь. Дора не захотела лепить со мной куличики, боясь перепачкаться, и тогда я чертовски разозлился. Наверное, Пол Ирвинг не заставил бы сестру лезть на забор свинарника, если б понимал, что она может упасть?
– Ему такое и в голову не пришло бы. Пол – джентльмен до мозга костей.
Дэви на минуту плотно закрыл глаза и, похоже, серьезно задумался. Потом подполз ближе к Энн, обнял ее за шею и уткнулся пылающим лицом в плечо.
– А ты хоть капельку меня любишь, хоть я и не такой хороший, как Пол?
– Конечно, люблю, – произнесла искренне Энн. Дэви нельзя было не любить, несмотря на все его проказы. – А если не будешь озорничать, полюблю еще сильнее.
– А я… еще кое-что сегодня натворил, – продолжил Дэви приглушенным голосом. – Прости, но я боялся тебе признаться. Ты не рассердишься на меня? И не расскажешь Марилле?
– Не знаю, Дэви. Возможно, следует ей рассказать. Но если ты пообещаешь больше этого не делать, я попробую не посвящать ее в наши дела.
– Больше – никогда. Тем более что в этом году их вряд ли удастся поймать. Эту я нашел на ступеньках в погребе.
– Так что же ты все-таки сделал, Дэви?
– Положил жабу Марилле в постель. Можешь пойти и вытащить ее оттуда, если хочешь. Но скажи, Энн, ведь можно умереть со смеху, если ее там оставить?
– О, Дэви Кит!
Энн мгновенно высвободилась из объятий Дэви и опрометью бросилась к комнате Мариллы. Постель была слегка помята. Энн нервным движением отбросила одеяло. Там действительно сидела жаба и глазела на нее из-под подушки.
«О боже, как вынести это чудовище из дома?» – простонала Энн, содрогаясь от отвращения. На глаза ей попался совок для золы. Медленным движением, чтобы не спугнуть жабу, Энн дотянулась до него. Марилла еще возилась на кухне. Спускаться с жабой по лестнице было то еще испытание. Три раза противная тварь спрыгивала с совка, а один раз чуть не потерялась в прихожей. Выбросив наконец жабу под вишню, Энн с облегчением вздохнула.
«Если б Марилла узнала про жабу, она не смогла бы без страха ложиться в постель. Какое счастье, что маленький грешник вовремя покаялся! Вижу Диану в окне, которая посылает мне сигнал. Это кстати… Нужно отвлечься. В школе мне треплет нервы Энтони Пай, дома – Дэви Кит. Трудно за один день столько вынести».
Глава 9
Проблема цвета
– Сегодня опять притащилась эта противная миссис Линд и настырно уговаривала меня пожертвовать деньги на покупку ковра для церкви, – гневно произнес мистер Харрисон. – Никто не вызывает у меня такого раздражения, как эта женщина. Ей удается в несколько слов впихнуть целую церковную службу с текстом, комментариями и примечаниями, а потом пульнуть в тебя этим увесистым кирпичом.
Пристроившись у края веранды, Энн, мечтательно повернув голову, наслаждалась свежим западным ветром, проносившимся в ноябрьские серые сумерки над свежевспаханным полем и наигрывавшим нежную мелодию в склоненных к земле ветвях.
– Все дело в том, что вы с миссис Линд не понимаете друг друга, – сказала она. – Отсутствие симпатии всегда связано с этим. Сначала мне миссис Линд тоже ужасно не понравилась, но все изменилось, когда я стала ее понимать.
– Возможно, миссис Линд приходится кому-то по вкусу, но меня не заставишь есть бананы, как бы меня ни убеждали, что со временем они мне понравятся, – проворчал мистер Харрисон. – Насколько я понимаю, она из тех, кто в каждой бочке затычка. Я ей так и сказал.
– Не сомневаюсь, что этим вы очень ее обидели, – с упреком проговорила Энн. – Как вы могли такое сказать? В прошлом я наговорила ей много ужасных вещей, тогда я просто слетела с катушек. Сознательно я никогда бы такое не сказала.
– Эти слова точно определяют суть вещей. Мой принцип – всегда говорить чистую правду.
– Но это не чистая правда, – возразила Энн, – а всего лишь ее непривлекательная часть. Вы много раз упоминали о моих рыжих волосах и ни разу не сказали, что у меня хорошенький нос.
– Полагаю, вы и без меня это знаете, – хмыкнул мистер Харрисон.
– То, что у меня рыжие волосы, я тоже знаю… хотя за последнее время они значительно потемнели. И нет никакой необходимости об этом упоминать.
– Хорошо, не буду, раз вы так такая чувствительная. Простите меня, Энн. Я привык резать правду-матку, и людям не стоит обращать на это внимания.
– Но они не могут не обращать внимания. И то, что у вас такая привычка, не спасает дела. Как бы вы отнеслись к человеку, который всем подряд говорит колкости, а потом заявляет: «Ах, простите, не принимайте мои слова близко к сердцу. Просто у меня такая привычка». Вы решили бы, что перед вами псих, правда? Пусть миссис Линд – в каждой бочке затычка. Есть в ней такое. Но почему не похвалить ее за доброе сердце? За то, что она всегда готова прийти на помощь? Когда Тимоти Коттон стащил у нее горшок масла, она никому не пожаловалась, а его бедной жене сказала, что масло он купил. Миссис Коттон при встрече выговорила ей, что у масла привкус турнепса, и миссис Линд извинилась, сказав, что в тот раз масло ей и правда не удалось.
– Полагаю, что-то хорошее в ней есть, – неохотно признал мистер Харрисон. – У большинства людей так. У меня тоже есть хорошие черты, хотя вы, возможно, о них не подозреваете. В любом случае скидываться на ковер я не собираюсь. В этом поселке принято клянчить деньги по каждому поводу. Кстати, как продвигается ваш план с покраской магистрата?
– Прекрасно. В пятницу мы провели собрание и выяснили, что собрали достаточно денег на покраску здания и новую кровлю. Большинство жителей сделали щедрые взносы, мистер Харрисон.
Энн была доброй девушкой, но при необходимости могла и подколоть.
– А какой выбрали цвет?
– Мы остановились на приятном оттенке зеленого. Крыша, конечно, будет темно-красного цвета. Мистер Роджер Пай собирается сегодня в городе купить краску.
– А кто выполняет работу?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Джон Гринлиф Уиттьер (1807–1892) – американский поэт, аболиционист.
2
Октогенарий – восьмидесятилетний.
3
Вордсворт Уильям (1770–1850) – английский поэт-романтик, представитель «озерной школы».