
Полная версия
Мой проклятый Марс
Секунда.
И весь мир окрашивается в багровый.
Один удар. Второй. Третий.
Макстон дерется как зверь. Разбрасывает моих обидчиков, будто они пушинки. А я стою как вкопанная, не решаясь пошевелиться. В какой-то момент жмурюсь и отключаю слух – всегда делаю так, когда сильно чего-то боюсь. Знаете это предобморочное состояние, когда в ушах начинает звенеть, а голова напоминает несущуюся по кругу карусель? Я ощущаю его каждый раз, когда подхожу к большой воде ближе, чем на метр.
Вот такой нелепый парадокс.
Озеро в Озе – мое любимое место. Я часами сижу на понтоне, читаю и думаю, но еще ни разу не заходила за начерченную в голове черту.
Я не боюсь воды как таковой. Но боюсь ее глубины.
Испытываю постоянный, неконтролируемый страх перед морями, океанами, бассейнами сколько себя помню. А это очень-очень долго.
– Ри, – знакомый голос проникает в сознание и расплывается в нем каким-то фантастическим теплом. – Ты слышишь меня? Ри.
Открываю глаза, врезаясь ими в любимую жидкую лаву. Тону в ней, горю, а еще вся от кончика носа до пят дрожу.
– Замерзла?
И что мне сказать?
На мне теплый худи с флисом, а его близость – горячее поверхности солнца. Но нужно ведь объяснить, отчего тело прошибает озноб, поэтому киваю, понимая, что лгу.
Макстон снимает с байка кожанку и молча накидывает ее мне на плечи.
– Порядок?
– Да.
С ним разве может быть иначе?
Моргаю и перевожу взгляд на отморозков. Трое все еще валяются на асфальте – пьяные, побитые, жалкие. А самый главный поднимается, вытирая рассеченную губу. У него вообще все лицо в крови, и это определенно пугает.
Меня.
Потому что Макстон Рид хладнокровно спокоен.
– На чем ты приехала?
– Эм… на этом, – неуютно переступаю с ноги на ногу, и Марс усмехается.
– То есть пришла пешком?
– Имеешь что-то против? – не знаю, как вообще связываю больше двух слов.
Он снова усмехается, а затем забирается на свой байк и кивает.
– Запрыгивай, подвезу.
Оборачиваюсь, сталкиваясь взглядом с Ремом. Он все еще смотрит, но уже не понтуется. Больше – нет. И точно не сейчас.
Скорость – не моя стихия, и от одного лишь вида мотоцикла душа стремглав сбегает в пятки, но перспектива остаться тут одной кажется хуже той, что ждет меня, если я рискну. Поэтому на все еще ватных ногах подхожу к «Харлею», и Макстон протягивает мне шлем.
Беру его в руки, а затем просто глупо пялюсь, понятия не имея, с чего начать.
Как эту штуковину вообще надевать?
– Давай помогу, – усмехается, но как-то без издевки.
Мило, что ли.
Легко, будто делал это уже миллион раз, помогает мне натянуть на голову шлем, сам регулирует ремешок и застегивает его до щелчка. Кажется, будто рядом с ним и не боюсь ничего, будто все по плечу, даже глубина. Но это ощущение так же обманчиво, как и суровая реальность – страхи не исчезают по такому же простому щелчку.
– Теперь обопрись об меня. – его сексуальный с хрипотцой голос звучит как проклятие. – Не бойся, я не кусаюсь.
Выдыхаю, а затем сжимаю его плечо и перебрасываю ногу через байк.
– Вот так, а теперь держись.
Держаться? Прямо за… него?
Рев двигателя заглушает визг, и я как маленькая тут же обнимаю широкую талию.
Хотя ВЦЕПЛЯЮСЬ подходит к ситуации куда больше.
Раз, два…
Даже испугаться не успеваю, Макстон пинает подножку, и байк резко срывается с места. От неожиданности вскрикиваю, зажмуриваюсь и вжимаюсь в его спину. Вот тут-то меня и накрывает. Дрожь волной прокатывается по позвоночнику, сердце ухает куда-то в пятки, а дыхание едва не останавливается.
Я умираю?
Это смерть?
– Расслабься! И наслаждайся ветром!
Расслабиться? Наслаждаться?
Не знаю, возможно ли это вовсе.
Скорость так пугает, что я мысленно перебираю в голове все варианты возможной катастрофы. Как мы врезаемся в летящий навстречу грузовик. Или переворачиваемся, потому что на дороге появляется лось. И не спрашивайте меня, откуда. Ну или вылетаем куда-нибудь в кювет, внезапно теряя управление. А что, если откажут тормоза?
Представляя все это, цепляюсь за Макстона сильнее. И кажется, что через минуту уже стискиваю его до скелетного хруста. Вот так мне страшно.
Слышу, а после ощущаю, как адский байк сбавляет скорость.
– Так лучше?
Не знаю, чувствует ли он, но киваю.
Так действительно лучше.
Я все еще крепко его обнимаю – не знаю больше потому, что до сих пор страшно, или потому, что, вероятно, это мой первый и последний шанс побыть с ним вот так, очень-очень близко. Но, наверное, и то, и другое вкупе.
Не замечаю ни времени, ни пространства.
Но расслабляюсь.
Невероятно, правда?
Просто доверяюсь ему и ловлю встречный ветер, хоть все еще и не размыкаю глаз. Дышу его ароматом – таким… как воздух в марокканской пустыне. Не знаю, его ли это запах или так раскрываются оставшиеся на коже нотки парфюма, но клянусь, почти физически ощущаю горячий ветер, твердый песок, высушенные травы и пряности. И еще… что-то такое анималистическое, словно дающее намек на то, что пустыня живая и где-то там, неподалеку, обитают бедуины и верблюды.
И эта химия поражает каждую клеточку внутри меня.
– Приехали, – шепчет, когда я едва не засыпаю, уткнувшись ему в футболку.
Заснуть на двигающемся мотоцикле, вы можете себе представить?
Нехотя расцепляю руки, чтобы не выглядеть той самой влюбленной дурочкой, которой, по сути, и являюсь. Ни важничаю и не играю, просто не хочу давать самой себе повод для надежды. Знаю ведь, что не будет между нами ничего. У Макстона есть Кайли, а я… мы разные слишком, между нами грань, разделяющая миры, к которым мы принадлежим.
Он уберег меня от неприятностей, а после – подвез. Не стоит придавать этому слишком большое значение. На его месте, наверное, так поступил бы любой.
– Макстон.
– Добрый вечер, мистер Митчелл.
Папа выходит из дома, вероятно, услышав звук ревущего Харлея. А, возможно, увидев нас из окна. В любом случае, не знаю, куда деть глаза.
– Как репетиция?
– Отлично. Через неделю концерт. Придете?
– Посмотрим, – улыбается, а я уже готовлюсь бежать без оглядки, прячась в своей комнате, как в защитном коконе. – Спасибо, что подвез мою дочку.
– Пойдем, пап, нам пора уже, – встреваю, дабы он не проговорился.
Это вообще очень опасный момент – во всех его смыслах.
– Можете дать нам еще пару минут?
Замираю на месте как вкопанная. А папа, нет чтобы проявить твердость, просто кивает, оставляя нас наедине и бросая мне что-то вроде: жду тебя дома, Бэмби.
Или послышалось? Хоть бы послышалось.
– Бэмби? – одними уголками губ, а я сглатываю, мечтая провалиться.
– Он постоянно меня так называет, хотя мне уже и не четыре давно.
– Это очень мило, – шепчет, а я и хочу продлить этот миг и мечтаю, чтобы он поскорее закончился. Стыдно. Страшно. Хорошо. Я испытываю такой невероятный спектр чувств и эмоций, что не знаю, как вообще нахожусь в сознании.
Столько всего за один вечер – слишком для меня.
– Что ты делала у клуба?
– Что?
– Ты на репетицию приходила?
– Я… встречалась кое с кем.
– Парень?
– Друг, – отвечаю быстро, слишком-слишком быстро.
Он усмехается, а я чувствую, как пунцовею.
– Спокойной ночи, Ри, – тихо, томно, или мне так только слышится.
Заводит двигатель, чтобы доехать до своего гаража, заглушая мой мягкий шепот:
– Спокойной ночи, Марс.
Глава 4
РиМой папа – главный архитектор. Папа Макстона – крупный бизнесмен, по заказу которого строился Оз. Только вот он сам сюда никогда не приезжал. А я влюбилась в его сына прежде, чем узнала его фамилию.
Вот так крупно я влипла.
– Так он серьезно тебя спас? А затем подвез до дома на своем «Харлее»? И как об этом еще на всю планету не раструбили, – смеется Скайлер, черпая из банки мороженое.
Даже несмотря на то что между нами нескончаемые километры, мы общаемся почти постоянно – по телефону, голосовыми, через мессенджеры или как сейчас – по видеосвязи.
– Наши дома по соседству.
– О, ну конечно. Хочешь сказать, что, если бы ты жила в соседнем штате, он бы бросил тебя у клуба ночью?
– Нет. Я просто пытаюсь не придавать этому слишком большое значение.
– Что-то вроде: «не взлетай высоко, а то больно будет падать»?
– Что-то вроде, – тихо отвечаю, невольно засматриваясь в соседское окно.
Интересно, чем он сейчас занят?
Уже почти полночь, свет в его комнате не горит, да и из гаража не доносится ни звука. Значит, не репетирует. Может, гуляет? Интересно, с кем – с ребятами или с Кайли?
– Ты так дыру в его окне просверлишь.
Моргаю и перевожу взгляд обратно на экран.
Скайлер заливается смехом, а я жалею, что банка и подруга находятся так далеко, иначе бы первая давно уже полетела во вторую.
– Сегодня просто луна красивая.
– То есть планета, – поправляет, и я закатываю глаза.
– Иногда ты просто невыносима!
– За это ты меня и любишь!
И это самая чистая правда.
– Так что ты решила, пойдешь на концерт?
Едва думаю об этом – задыхаюсь. Становится плохо, мутит, кружится голова.
– Не знаю, смогу ли я…
– Терри! Ты была с ним наедине уже дважды! И ни разу не грохнулась в обморок!
Так-то оно так…
– Это твой шанс, глупая, – не унимается Скайлер. – Макстон пригласил твоего отца, так дерзай, составь ему компанию. А там, глядишь, он и станет той самой ниточкой, которая вас свяжет. Этот загадочный барабанщик – твоя половинка, я знаю это.
– Точно, – усмехаюсь, – тебе ведь об этом звезды сказали.
– Люди врут, вселенная – никогда, – Скайлер не обижается, лишь выдает мне давно знакомую мантру, в которой, если уж быть откровенной, есть смысл.
Однако вообразить, что я и Макстон в самом деле можем быть половинками одного целого… невозможно.
Кто я и кто он?
К тому же, Кайли… она была, есть и будет в его жизни. А разлучать двух влюбленных не в моем характере. Даже если очень сильно хочется.
Всю ночь ворочаюсь.
Не знаю – то ли дело в эмоциях, которые до сих пор бьют через край, то ли в том, что мысли вертятся в голове, как потерявшая управление карусель – безостановочно. Я знаю, что этот вечер ничего не меняет – ни в моей жизни, ни тем более в жизни Макстона. Но это саднящее чувство внутри, будто бы что-то не так, не оставляет.
Я не должна придавать этому значение, – не знаю, в какой раз повторяю.
И головой понимаю – все правильно, но сердце беснуется.
Не хочет признавать очевидное.
Не помню, как успокаиваюсь. Помню лишь, что окно напротив начинает раскрашиваться в багряный, а колыбельной в ушах становятся любимые строчки. Глаза закрываются, и я погружаюсь в каждое слово, исходящее из Его сердца. В этой песне главный вокал у Марса. Потому она моя любимая. Спокойная, без сильных басов и громкого сопровождения – больше акустическая, немного выбивающаяся из стиля группы, но между тем западающая глубоко в душу. И навечно остающаяся в ней.
Просыпаюсь спустя несколько часов, а может и минут, под знакомый звериный рев. Снимаю наушники и, отбросив в сторону одеяло, выглядываю в окно.
Макстон глушит «Харлей», а я знаю, что произойдет дальше с точностью до секунды. Поэтому соскакиваю с постели, хватаю кожанку, которую забыла ему вернуть вечером, и выношусь из дома в том виде, в котором проснулась – в своих стареньких поношенных лосинах и растянутой розовой футболке, а еще, наверное, с полнейшей катастрофой на голове.
Когда сбегаю с крыльца, Макстон уже закрывает дверь гаража.
– Привет.
– С добрым утром, Бэмби, – улыбается, а я едва голову не теряю от его голоса, взгляда и этого… очень интимного для меня прозвища, – не спится?
– Ранние подъемы – моя вредная привычка, – вру, не краснея.
Скайлер-таки как в воду глядела.
– А я думал, ты поздняя пташка.
– А я думала, ты никогда не расстаешься со своей курткой, – протягиваю ему кожанку. И вот вроде бы должна была сравнять этим счет…
– Читаешь мои соцсети?
– Мы соседи. Я наблюдательна.
– То есть ты за мной следишь? – на полном серьезе, сдвигая брови.
– Нет, я… – наверное, сужаюсь до молекулы, а еще начинаю пунцоветь и запинаться, потому что лицо Макстона вдруг расслабляется, и он заливается смехом.
Самым настоящим и безумно красивым смехом.
– Да расслабься, олененок, это шутка. Кстати, зачетные тапочки.
Ноги тут же напрягаются, и я чувствую, а потом и узнаю свои розовые кигуруми-тапки, которые надеваю на автомате, каждое утро вылезая из постели.
И в которых выхожу на улицу.
Прямо к нему!
ГОСПОДИБОЖЕ.
Какой стыд!
– Твои?
– Эм-м… а ты бы поверил, если бы я сказала, что это тапочки моего брата?
– Будь они не девчачьи – может быть, – улыбается, а я снова краснею с макушки до пят. – Спасибо, что вернула куртку.
– А тебе за то, что спас.
– Ты поосторожнее в следующий раз, окей? Все-таки время неспокойное, да и место тоже. Захочешь встретиться со своим другом – маякни, я подвезу.
– Подве-зешь? – абсолютно не ожидаю.
Наверное, так сильно распахиваю глаза, что становлюсь похожа на лемура.
– Стесняешься меня?
– Нет. Что ты, конечно, нет. Просто…
…никакого друга нет, я выдумала его, чтобы не сознаваться, что тайком прихожу на твои концерты.
Не так уж и сложно, правда?
– …это, наверное, не совсем удобно.
– Зато я буду за тебя спокоен.
– Ты за меня волнуешься? – Кажется, что мир начинает быстро-быстро вертеться, и я почти забываю, как правильно дышать.
– Теперь, когда один раз я уже выручил тебя из беды, мне кажется, что я несу за тебя ответственность.
Как за зверушку – мысль больно ударяется о ребра, и вся эйфория сходит так резко, что каждый миллиметр кожи прошибает неконтролируемый озноб.
Дурочка-дурочка, Ри.
Сглатываю и давлю наружу улыбку.
– Я буду осторожна, – не знаю, насколько искренне выходит.
Но я в принципе плохо лгу.
– Эй, все в порядке? – делает шаг, а я как ошпаренная отпрыгиваю от него на два.
– Да, – улыбаюсь шире. – В полном. Мне идти нужно, папа ждет.
– Тогда увидимся?
Мычу что-то вроде «угу», а затем разворачиваюсь резче, чем следует, и почти несусь в сторону дома – своей уютной, безопасной берлоги. Где не так плохо, не так больно, где все, как надо…
Захлопнув дверь, прислоняюсь к ней спиной и защелкиваю замок.
Все еще знобит.
А сердце бьется как лихорадочное.
Так вот, кто я для него теперь. Соседская девчонка, которую нужно защищать. Вытаскивать из неприятностей, подвозить, когда это необходимо и укрывать курткой, чтобы не замерзла. Младшая сестра. Когда-нибудь, возможно, друг. Но та, отношения с которой никогда – ни при каких обстоятельствах – не перерастут в нечто большее.
Так уж заведено.
Макстону уже двадцать три, а мне едва исполнилось восемнадцать.
Он почти известный на весь мир музыкант, а я только-только окончила школу. Я еще даже не первокурсница. Слишком маленькая и неопытная в его глазах.
Так чего я жду?
На что рассчитываю?
Закусываю губу и захожу на кухню. Включаю духовку, достаю все необходимое. Все движения на автомате – яйца, сахар, мука: взбиваю, мешаю, разливаю в формы. Крошу шоколад и зефир. Сосредотачиваюсь на консистенции и вкусе, и уже через полчаса понимаю, что расслабляюсь. Отпускаю мысли, чувства, переживания.
Причем совершенно нелепые.
И почему я так реагирую?
Будто бы после всего случившегося все-таки даю себе надежду.
Глупая? Безумная?
Наверное, и то, и другое одновременно.
Запах свежей выпечки – мое самое лучшее седативное. Я глубоко вдыхаю его, раз за разом доставая противень из духовки, и очень скоро он заполоняет весь наш дом, каждый его укромный уголок. И всю меня.
– Шоколадные кексы?
Улыбаюсь, ставя горячую форму на стол.
– С зефиром.
– Запах потрясающий, – хвалит папа, и я чувствую, как от его слов в каждой клеточке зарождается ни с чем несравнимое тепло.
– Будешь?
– Я когда-нибудь отказывался? – Никогда.
Пока наливаю облепиховый чай, ощущаю, как родной взгляд до мурашек прожигает затылок. И начинает прожигать сильнее, когда ставлю кружку рядом на стол.
– У тебя все хорошо?
– Да. – Ведь хорошо же? – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что как бы я ни обожал твои кексы, ты печешь их только когда чем-то расстроена. – Тот случай, когда близкий человек понимает тебя лучше, чем ты сама.
– Все правда хорошо.
– О, кексы! – Итан хватает три сразу и довольно плюхается на стул.
Я улыбаюсь, а папа внезапно тянет меня к себе и целует в волосы.
Врать выше моих сил. Поэтому просто прикрываю глаза, наслаждаясь его теплом и безопасностью, кутаюсь сильнее, чтобы спрятаться.
– Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне все? – шепчет, и я киваю.
Знаю, что могу. Но иногда это слишком волнительно и страшно.
Да и что я скажу?
Пап, я влюбилась? Крепко и безответно?
Порой я просто не знаю, чего хочу больше: уехать или остаться.
– Не забудь про вечеринку сегодня.
Ве-че-ринку?
Наверное, моргаю как глупая кукла, потому что папа добавляет:
– День рождения Метьюза. Ты что, забыла?
Блин.
И правда забыла.
– Ну я…
– Планируется какая-то грандиозная тусовка, – усмехается, – так у вас говорят?
– Вроде того… – пытаюсь улыбнуться я.
– Надолго не задерживайся, хорошо?
– Пап, я… не уверена, что пойду.
– Это еще почему?
Наверное, потому, что меня туда не звали?
– Ты ведь знаешь, все эти… пьяные сборища не для меня.
– Вы ведь так дружили раньше, Тереза.
– Когда нам было по пять.
Точнее, мне – пять. Дейтону на тот момент было уже девять, и я бегала за ним словно приклеенный хвостик. Он – тот мальчик, на которого я равнялась. И как часто бывает, с которым немного позже нас развело по разным сторонам. Его семья переехала в дом побольше и район подороже. Вроде бы тогда мистер Метьюз получил новое назначение и начал больше зарабатывать. Для них поменялось почти все – окружение, потребности, вещи. Несмотря на это, с папой они всегда оставались в довольно теплых отношениях. Чего не скажешь о нас с Дейтоном.
Наверное, он и не помнит меня уже.
А я не то чтобы хочу напоминать.
– Не буду давить на тебя, но ты подумай, договорились?
– Договорились, – обещаю, хотя и так давно все решила.
– А ты не забудь сделать математику. И начни хоть что-то из списка на лето.
– Ла-а-адно, – Итан едва не закатывает глаза. По мнению моего брата, чтение – сущее наказание. И он охотнее сделает любую работу по дому, чем откроет книгу.
Этот чертенок – полная моя противоположность.
– Ты что, действительно собираешься пойти на эту вечеринку? – когда за папой закрывается дверь, интересуется Итан.
– Ты ведь знаешь, что нет.
– Тогда, может, перестанешь, наконец, врать папе?
Сглатываю, виновато сжимая пальцами чашку.
Перестану, обещаю.
Мне просто нужно еще немного времени с Ним.
Пять недель. Всего пять.
Ведь это так мало, верно?
Ну что может случиться?
Глава 5
Ри– Так что ты наденешь?
Я все еще в растерянности пялюсь на лучшую подругу.
В моей комнате.
У моего шкафа.
НЕ через ноутбук.
Ровно час назад Скайлер позвонила в дверь нашего дома и с радостным ТА-ДАМ уронила чемодан на крыльцо. Не нужно быть Нострадамусом, чтобы понимать – если я не была в курсе ее ЗАПЛАНИРОВАННОГО приезда, то в курсе однозначно был папа. То есть эти двое сговорилось за моей спиной. Несмотря на это, я была так рада видеть подругу, что, наверное, около получаса не расцепляла рук – это были мои самые долгие объятия.
– Может, это?
– Я ведь сказала, что не пойду.
– Это твой шанс стать к Макстону Риду еще чуточку ближе, – уговаривает, но это не то чтобы работает.
– Вряд ли он хочет этой близости.
– Откуда ты знаешь, чего он хочет? Ваш самый долгий разговор едва ли продлился дольше двух минут.
– Он сказал, что беспокоится обо мне, – шепчу, вспоминая его слова.
– И-и?
– И что после произошедшего чувствует за меня ответственность, – выдыхаю, подтягивая к себе колени. – Как за зверушку, Скай. Это ведь не любовь. Возможно, когда-нибудь я стала бы для него другом или сестрой, но вряд ли кем-то большим.
– А я смотрю, ты уже все за него решила, – и ей это определенно не нравится. – Это неправильно, Ри. Ты поступаешь глупо.
– Глупо на что-то надеяться, зная, насколько мы с ним разные. Мы ведь здесь только одно лето. Только одно, Скай. А затем наши пути навсегда разойдутся. Совсем скоро он станет известным на весь мир музыкантом, а я? Кем буду я?
– Это решать только тебе, – без укора и нравоучений, почти шепотом. И так заботливо, как умеет только она. И я почти верю, что действительно могу решить, что, возможно, что-то возможно. – Одевайся.
– Скай…
– Одевайся или пойдешь в чем есть.
Знаю ведь, что так и будет. Скайлер никогда не идет на принципы, которые не сможет отстоять, особенно в том, что касается меня. За почти восемь лет дружбы я усваиваю это, как теорему.
– Ты хочешь моей смерти?
– Твоего счастья.
Знаю, что это так, поэтому замолкаю.
Скай долго и упорно заставляет меня надеть платье. Из своего чемодана. Так как в моем гардеробе, кроме старой джинсовой юбки, больше вообще ничего подходящего нет. Мы долго и оживленно спорим, но в итоге я все-таки побеждаю. Сходимся на моих любимых джинсовых шортах, прикрывающих все, что как говорит Скайлер, я должна показывать, и топе, о существовании которого я вообще забываю.
– У тебя отличная фигура, не дрейфь.
– Я не очень люблю… так оголяться. Может, я накину сверху худи?
Скай упирает руки в бока, но довольно быстро сдается – что, если быть откровенной, немного настораживает.
– Вот, – достает из своего чемодана удлиненный белоснежный кардиган и бросает мне. – Должно подойти.
Аллилуйя!
И все бы ничего, но сама мысль о том, что я буду на этой вечеринке, пугает. Так, что трясусь, как маленькая пятилетняя девочка, которой сообщили, что под ее кроватью обитает монстр. Хотя, наверное, и пятилетние ведут себя храбрее, чем я.
Ведь, по сути, мой единственный монстр – я сама.
Мои страхи, моя неуверенность – лишь в моей голове.
И нет, это не мои мысли.
Скайлер вдалбливает мне это всю дорогу до озера.
И так эффективно, что я действительно готова во все это поверить.
– Вот это размах, – присвистывает Янг, и я поднимаю голову.
Это третья вечеринка за лето.
И ее, как и все прочие, организовывает Кайли.
У ее отца своя еvent-компания, у мамы – элитное модельное агентство. Красота и стиль у Куинн в крови. Точно так же, как заносчивость и повышенное чувство собственной важности.
В том числе поэтому все по ту сторону озера кричит о грандиозности и богатстве.
Барная стойка, декорированная тростником и камышами и создающая подобие пляжной хижины. Релакс зона с диванами и мягкими подушками. Зона барбекю и несколько игровых зон. Зона у костра. И сцена – самый зрелищный на мой взгляд элемент. Прямо на воде, с натянутым во всю ширину экраном и огромной вывеской BEACH PARTY.
Поразительно.
Дорого.
Помпезно.
В дьявольском стиле адской стервы.
– Эй, книжная гусеница, этот берег сегодня занят.
С утонченной грацией лебедя к нам подплывают Куинн и ее свита.
Вспомнишь, как говорится…
Открываю рот – хотя зачем? Все равно ведь ничего не скажу.
– В любом случае, читать здесь будет слишком шумно, – ухмыляется Мелисса, и все три ведьмы давятся таким знакомым мне смехом.
И вся эта затея уже начинает казаться мне отстойной. Поэтому собираюсь сделать то же, что и обычно – бежать. Как можно быстрее. Но главное – как можно дальше отсюда.
– Кайли Куинн, верно? – узнаю твердый голос подруги.
Стерва впервые отводит от меня взгляд, фокусируя его на свежей крови.
– А ты еще кто такая?
– Гостья. Как и Терри.
– Вас не звали. Мероприятие только для своих.
– Не вижу заградительной ленты и охранников на входе. Постойте-ка. Верно. Место ведь общественное. Для ВСЕХ желающих.
– Вечеринка закрытая, – повторяет Куинн, делая предупреждающий шаг, понятия не имея, что Скайлер этим не возьмешь. Слишком бесстрашная. Не то что я.
– Это ТЫ так решила?
– Я все здесь организовывала. Поэтому да, Я так решила.
– Скай, пойдем, – шиплю, и хочу потянуть подругу за руку, но поздно.
Она заводится.
А заведенная Скайлер Янг – хуже атомного взрыва.
– Не ты хозяйка вечеринки. Значит, не тебе диктовать на ней условия.