Эксперименты

Вовка принёс чай, и мы болтали о чем-то непринуждённом минут пятнадцать. Слегка сладковатый черный чай был именно тем, чего мне хотелось сейчас. И это меня успокоило. За последние дни многое случилось, и сейчас неожиданно настало затишье. Мне хочется о многом подумать, но в то же время не хочется забивать свою голову мыслями. Пока есть хоть немного спокойствия, нужно им наслаждаться и ловить каждый момент. Но спокойствие царило вокруг, а не в душе. На душе у меня было очень неспокойно, какое-то неясное и неприятное предчувствие поселилось где-то под сердцем и неприятно подергивалось с каждым его ударом. Казалось, я к этому уже привык, потому что чувство это давно преследует меня, но сейчас вдруг оно проснулось с новой силой.

Вовка часто приносил мне новости, которые многие не знали и не замечали. Его проницательность и эмпатия не знают границ. Вот и сейчас он рассказывал, что один из инженеров стал выглядеть хуже и есть меньше, советовал с ним поговорить и, если возможно, что-то предпринять. Затем допил чай и замолчал, словно рассказал все, что считал нужным

Я спросил:

–Ты не боишься меня?

Он посмотрел на меня с удивлением.

– С чего бы мне тебя бояться, капитан? Бояться нужно тем, кто осмелился назваться твоим врагом. Мы не враги. И быть твоим врагом я не хочу.

– И он тоже вряд ли хотел. Думаю, просто поддался безумию и…

Наступила пауза. Мы оба уткнулись глазами в стол, и тишина сказала все за нас.

– Я, пожалуй, пойду. А к инженерам зайди, может чего-то и придумаешь.

– Хорошо. Спасибо что зашел.

– Да что уж там! Было бы за что благодарить.

– Ну, сам ведь знаешь, что есть за что. Как минимум за чай и за новости.

– Всегда пожалуйста. Ну, до встречи.

– Заглядывай.

С легким щелчком закрылась дверь рубки, и я снова остался наедине со своими мыслями. Сегодня же зайду к инженерам и посмотрю на этого уставшего человека. С ним нужно поговорить и что-то предпринять. Вдруг ему еще можно помочь…

Дальнейшая рутина была весьма банальной и привычной. Ко всему человек привыкает, даже к такой вот жизни где-то за гранью реальности. Привык и я. Как обычно, я заглянул в научный блок, не то чтобы я понимал, чем они заняты, просто интересно наблюдать за их работой, видеть процесс. Оборудование работает исправно, никаких внештатных событий не случилось. Также я узнал, что наблюдается небольшое отклонение по аномальному фону, но пока не критично. Противодействие пока прорабатывается, но медленно и тяжело, да и вряд ли оно будет эффективно против мощных аномалий. Не самая приятная новость. Я поблагодарил руководителя блока и отправился дальше. Дошел до дежурной комнаты инженеров, они ушли на обед. Прошелся до их жилого блока, где я и увидел того самого, про которого рассказывал Вовка. Действительно уставший человек. Если кто-то в ближайшее время потеряет рассудок, то вот он. Я выяснил, что он плохо спит из-за кошмаров, из-за общего истощения видимо и аппетит пропал. Нехорошо. Ему недолго среди нас осталось, кажется. Единственное, что я могу сделать, это направить его к медикам, вдруг чем-то помогут.

Я могу понять его. В Небытие часто снятся сны, непривычно часто. И порой случаются кошмары. Особенно в те моменты, когда чувствуешь себя откровенно плохо, очень хочется отдохнуть, и не меньше хочется иметь возможность спать в спокойствии. Мне часто снится один кошмар. Не то чтобы они часто мне снятся, но этот определенно посещает меня с завидной регулярностью. В нем я стою где-то в центре поля, по грудь в какой-то мягкой и весьма приятной на ощупь траве, над моей головой только тьма, только ночь, и звезды, тысячи тысяч звезд, совершенно не земных, расположенных непривычно, и столь же непривычно ярких. Вдруг в траве начинает шевелиться неясно что или кто. Что-то очень тощее и высокое блуждает где-то вдалеке. И они наверняка боятся света… но сейчас глубокая ночь, а фонарика у меня нет. Они видят меня. Они знают, как пахнет мой страх. И они рванут сюда сразу же, как только будут готовы напасть. Остается только бежать. Нестись со всех ног куда-то вперед, к единственному огоньку где-то впереди. Я оборачиваюсь… и каждый раз просыпаюсь. Я не знаю, почему это вгоняет меня в ужас но это так. Я даже не знаю, кто или что у меня за спиной. Я лишь бегу, бегу от теней, которых даже не вижу, бегу к свету, который должен спасти меня… Странный сон.

Тяжелой пеленой на меня начал наваливаться сон. Аномальный фон заметно снизился, и это не могло не радовать. Это сильно успокоило и меня, и весь экипаж. Можно хоть ненадолго расслабиться. Я безумно устал от этого всего. От вечного скрипа дерева под ногами, который придает всему происходящему странный оттенок прошлого. Мы бороздим неизведанные пространства в поисках новых открытий, точно так же, как люди пересекали океаны несколько веков назад. Вот бы и эти просторы нам подчинились, было бы здорово.

Я устал от вечной работы приборов, которыми Ковчег напичкан до предела. Постоянно что-то меняется и происходит, и за всем нужно следить. Хорошо, что мне приходится следить не за всем, а лишь за основными узлами корабля и проверять основные события во время ежедневного обхода. Такова капитанская рутина.

Я устал сегодня стоять на ногах. Хочется спать. Просто поспать…

День 8хх

Я не заметил, как уснул, и проснулся так же незаметно и неожиданно. Сегодня ожидается буря, и она, наверняка, заберет кого-то с собой. Уже не сосчитать, сколько погибло здесь. Я теряю счет. Потерял бы и счет времени, если бы не нужно было отмечать каждый пережитый день. И с каждым пережитым днём выдержать следующий становится сложнее. Небытие хочет нас убить. Либо нашей смерти хочет тот, кто использует его, как инструмент, как оружие.

Мне кажется, что Ковчег мог бы давно на куски рассыпаться, если бы целью ставилась смерть экипажа. Почему же мы тогда сходим с ума, почему грызем друг друга и самих себя насмерть?

За эти без малого три года здесь, на Ковчеге, появилась Нулевая физика. Вот бы доставить все эти труды на Землю… Вряд ли это возможно, к сожалению. Здесь ученые и инженеры уже отдали свой максимум в изучении. Ковчег потерял научный потенциал вместе с учеными, которые контактировали с Небытием чаще и ближе остальных. Мы доживаем свои последние дни.

Мне страшно. То безумие, которое царит здесь, это страшно. Смерть меня не пугает, но лишиться рассудка так же, как и остальные, кажется мне сущим кошмаром.

Ковчег превратился в колизей, теперь мы стали зверями, которые грызут друг друга чтобы выжить, на потеху незримым наблюдателям, которые издеваются над нами, которым нравится наша смерть, которые делают всё, лишь бы мы перегрызли друг друга.

А может быть, мы сами себе всё это придумали. Может, мы сами породили безумие и поддались ему. Уже непонятно, что истина, а что нет. Понятно лишь то, что все мы сдохнем, как свора бешеных псов, которые грызут друг друга насмерть.

Может, ничего этого вообще не происходит? Иногда появляется ощущение, что все происходящее лишь выдумка, все ненастоящее, какая-то глупая и жестокая игра, которую кто-то затеял. Может это сделали мы сами. И непонятно, как все закончится и как довести все до финала. Но неизменно в груди теплится надежда на что-то хорошее. Несмотря на все те кошмары, которые мы сами себе и устраиваем.

Забываясь среди мрака и тьмы, люди не понимают, что сделать, чтобы вылезти к свету. И чем дальше погружаешься во тьму, тем сложнее зацепиться за лучики света, которые мы так отчаянно ищем во что бы то ни стало. И не всем хватает сил удержаться, ухватиться за надежду, и уж тем более не всем хватит сил самостоятельно разжечь свет. И человек либо учится жить во мраке, либо теряет рассудок, теряет себя, теряет любые ориентиры. И чем глубже в это погружаешься, тем сложнее выбраться, вернуться к свету.

И я привык к этому мраку. Я научился тут жить просто потому, что выбора не было. Привычными стали звуки Небытия, и свечение пространства, такое красивое и необычное, но искусственное, холодное, злобно кричащее об опасности и жестокости царящего вокруг безумия. Только не видом своим, но самой сутью своей, чем-то неведомым, необъяснимым, лишь на уровне ощущений понятным уколом в сердце откликается весь ужас, который буквально витает в воздухе.

Все это останется в истории. Кроме нас. Великие люди творят историю и остаются в ней, но мало кто об этом знает. Людям зачастую просто не интересно, что произошло для того чтобы все было так, как есть, и кто привел мир к тому, каким он стал. И уж тем более люди не могут знать достоверно, что случилось на самом деле.

– Капитан, вас ждут в научном блоке. Что-то срочное.

– Хорошо, скоро буду.

Я закончил очередную запись и пошел узнать, что же случилось, намеренно не обращая внимания на мониторы с показаниями, потому что хотел хоть на пару минут отсрочить неприятные новости. Я точно знал, что новости неприятные, хотя и не могу объяснить, откуда это знание взялось.

По всему кораблю царила человеческая тишина. Именно человеческая, потому что лишь экипаж не издавал звуков. Ковчег же был наполнен жизнью, вечно не замолкающий гул Небытия, хоть и тихий и почти не заметный, но он был. Звуки приборов, внутренних систем, тихий шелест вентиляции, Ковчег никогда не молчал. Лишь люди не издавали звуков. Разве что в комнате отдыха двое инженеров с удивительным умением и энтузиазмом играли в настольный теннис.

По пути я встретил руководителя отдела наблюдений, который, по всей видимости, тоже шел за мной. Мы поравнялись, и он сказал, что ничего срочного, но дело всё-таки важное. Дальше мы шли молча.

Тихо открывшаяся дверь наблюдательного пункта высыпала на меня находившуюся прямо за ней кучу звуков и событий, о которых я, пожалуй, даже и не хотел знать.

– Здравствуй, капитан. Как себя чувствуешь?

Увидеть Вовку здесь я не ожидал. Он принес сюда еды, и в целом он был моими запасными глазами, которые видели многое, происходящее за пределами моего взгляда. Не просто так он приглядывает за этими людьми, наверняка не просто так.

– Сносно, спасибо. А ты чего здесь?

– А где же мне быть? Люди трудятся, устают, нужно хорошо питаться. То, что тут нет такой сильной нужды в еде, не значит, что ее нет вовсе.

– Ясно. С тобой не поспоришь. Нужно людей своих кормить, – сказал я, обращаясь уже к руководителю.

– Нужно, капитан, так им никто и не запрещал. Сами не хотят, да и событие такое важное, люди с головой в работу ушли.

– А это плохо. На твою ответственность, людям надо отдыхать. Даже если не хотят. Не хотят – принуждай. Понял?

– Будет исполнено, капитан.

– Что же у вас тут стряслось?

– Мы тут не одни, – сказал он, кинув едва заметный взгляд на мониторы. Что было в этом взгляде, неужели страх?

– В комнате мы явно не одни, и я думаю речь точно не об этом. Давайте подробности.

Договорив, я сел на стул и повернулся полубоком к мониторам, но всё ещё не смотрел на них. Крайне странное чувство. Мы тут не одни. Они наблюдают, они не знают, кто он вообще? Мне это не нравится. Распространение слухов точно допустить нельзя, об этом нужно объявить публично всему экипажу.

– В общем… как уже известно, это пространство далеко от привычного вакуума космоса, и мы засекли слабые звуковые и тепловые волны…

Он запнулся. Он выглядел запутанным и озадаченным.

– Успокойся, Родион. Говори.

– Да, да. Просто… не верится. Я предполагал, но всё же.

Мы мало что успели разобрать, но одна из камер засекла его. У нас есть изображение корабля. Корабля! Невероятно. Кхм, прошу прощения. Естественно, опознать его мы не можем, слишком он был далеко. Выведи изображение, – кинул он одному из двух человек, сидевших за приборами.

Какая-то смазанная картинка. Естественно, не земной корабль. Формой больше похожий на вполне земной истребитель, но со странным, непривычным формой крыльев и расположением двигателей. И огромный. Размах крыльев, судя по приблизительным меркам, был больше 25 метров. Странным было также изображение теплового спектра. Он был… холодным. Даже двигатели. Температура обшивки незначительно превышала температуру остальной среды. Кроме нескольких точек рядом с тем, что было определено как двигатели. Ничего не понятно. Может, просто сбой датчика? Или же совершенно иная технология? Самая большая температура, отображенная на датчиках, составляла 312 градусов по Цельсию.

– Всё разглядели? Теперь самое удивительное. Покажите запись.

Они технически превосходят нас на сотни, если не тысячи лет. Если нам удастся установить контакт, поделиться с ними ресурсами взамен на знания, то это станет новым витком развития прогресса. Не имея никаких двигателей, сжигающих топливо, они преодолели наше поле зрения быстрее, чем кто-то из находящихся в помещении успел отреагировать на поступивший сигнал оповещения.

– Впечатляет, да? Всего у нас 6 кадров каждого из записываемых спектров. Со всех установленных внешних камер. По нашим подсчетам, скорость была больше двухсот шестидесяти тысяч километров в секунду. Невероятно. Особенно если учесть, что подобных технологий мы не видели. Неизвестно, до каких скоростей он разгоняется на самом деле, возможно, до таких, какие нам не снились.

– Нам и такие скорости только снятся до сих пор. А если учесть, что мы не знаем, по каким законам существует это пространство… возможно, этот корабль способен преодолевать световые года за считанные часы.

– Это уже что-то из разряда фантастики, капитан.

– Кто знает. Что ж, продолжайте свои дела, зовите если будет нужно. Держите в курсе если будет что-то ещё интересное.

– Обязательно.

– Как думаете, стоит ли объявить об этом экипажу? – спросил я больше у себя, чем у остальных, уходя.

– Решение ваше, капитан. Я думаю, что стоит. Всё равно информация разойдется.

– Пожалуй. Пусть расползается. Не будем объявлять об этом официально, но и скрывать не будем. Пусть ваши люди разносят информацию. Самый уставший, – я окинул помещение взглядом, и увидел человека, который уставился в мониторы так, словно, оторвавшись от них, лишится жизни, – вот ты, пойдем со мной. Родион, он на сегодня освобожден от обязанностей.

Но тот, к кому я обращался, почти не реагировал на нас. Руководитель положил ему руку на плечо.

– Артём. Артём! Ты в порядке?

Он дёрнулся, словно его разбудили. Его глаза, секунду назад бывшие пустыми, наполнились усталостью.

– Да, да. В порядке, думаю.

– Пойдешь с капитаном, ты на сегодня свободен.

– Но…

– Никаких но. Пойдем, – оборвал его я.

Здесь остались лишь сильнейшие. Я больше не хочу терять людей. Нас осталось всего восемьдесят человек. А сколько было в начале? Я уже даже не помню. Сто? Двести? Я забыл. Я даже не помню многие имена. Большинство покончили с собой, не выдержав давящего безумия, Безумия с большой буквы. Это не то, к чему мы привыкли на земле. Не нарушения психики, не расстройства. Это физическое явление с непреодолимой силой, устоять перед которой практически невозможно. Небытие станет нашей братской могилой. Но сдаваться в мои планы не входит, и я буду держаться столько, сколько возможно, и буду держать остальных, сколько смогу.

Пока я размышлял о разном мы с Артёмом дошли до столовой. Шли мы в случайном направлении, и оказались здесь. Он выглядел сильно потерянным.

– Хочешь чай с лимоном? Мне отлично помогает взбодриться.

Наша небольшая прогулка пошла ему на пользу. Теперь он выглядел просто потерянным и уставшим.

– А? Да, да, спасибо…

– Садись. Ты в порядке?

– Не знаю. Я как будто… был не здесь. Это было похоже на транс. Меня почти затянуло. И было ощущение, что если бы затянуло, то я бы уже не вернулся.

– Небытие затягивало тебя?

– Да, кажется. Сознание как будто было уже не здесь. Я не знаю, как объяснить, это всё было очень странно…

– Не утруждайся. Главное, что не затянуло, остальное ерунда.

– Да. И то верно. Спасибо.

Лимонов у нас, конечно же, не было, зато был консервированный лимонный сок. Всё же лучше, чем ничего. Я поставил на стол чай, и дальше мы сидели молча. У меня в голове было пусто, а вот у него в мыслях, должно быть, сейчас буря. Если бы мы не успели, позволили его сознанию затянуться в пучину, что было бы тогда? Очередной погибший? Или несколько? Уже неважно, главное, что успели.

– Капитан… а что мы будем делать, если окажется, что они нам враги? Ведь они явно более продвинутые технически.

– Не знаю. Ничего, наверное. Что мы можем?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я об этом даже не задумывался.

– Вот и я так же думаю.

– Почему ты вообще об этом задумался?

– Нужно обдумывать шансы. Мы же не знаем, что происходит вокруг нас, не знаем где мы, вообще ничего не знаем.

– Я думаю, что пока что с врагами мы не встречались. Если бы хотели, нас бы уже на клочки разнесло. Мы им, видимо, просто безразличны, вот и всё.

– И то верно. Тогда переживать пока не о чем.

– Я тоже так думаю. Надеюсь на это.

А мы ведь действительно не знаем, что вокруг нас творится. Мы вообще почти ничего не знаем. Но всё равно стремимся познать, понять, по возможности использовать в своих интересах. Только вот получается далеко не всегда. Есть вещи за пределом нашего понимания и возможностей. Впрочем, пятьсот лет назад автомобиль был вымыслом фантастом, а всего двести лет люди только мечтали о регулярных рейсах к поселениям на Луне. Сейчас же… сейчас творится история, начинается новая эра. Мы начинаем новую эру. Хотя, кто знает, может это не начало, а наоборот, конец жизни на Земле.

Этот день мне не забыть до самой смерти, я уверен. Мы сидели и пили чай, только что закончив наш разговор. И вдруг насторожились. Что-то было не так. Было тихо. Абсолютно тихо. Не было ни едва заметных шорохов работающих механизмов, ни слабого, почти неуловимого жужжания аккумуляторов и трансформаторов, даже пространство, которое обычно тихонько звенело и переливалось высокими частотами на границе человеческого слуха, смолкло. И было в этой тишине что-то завораживающее. И неправильное, пугающее. Не должно быть так. Куда могли подеваться звуки? Неужели у нас их украли? Что происходит?

Но нет, звуки у нас не отобрали, и воздух с Ковчега тоже никто не выкачал. Просто настала тишина. И в этой тишине голос Артёма показался мне крайне громким, хотя он и говорил полушёпотом. Он сказал лишь одну фразу:"Что происходит?"

Вопрос этот не был адресован мне, не был адресован никому. Но он был вполне логичным, и в моей голове тоже занял почётное место в первом ряду. Хоть вопрос и был риторическим, я всё же решил ответить:

– Не имею ни малейшего понятия. Пойдем к твоим, может они…

Но я не договорил. К нам шел походкой человека, которого сбила машина с такой силой, что он должен был умереть на месте, но отделался синяками, шёл один из инженеров. Белый, как холст, как стена, которую только что оштукатурили. Держась за стену, еле переставляя путающиеся ноги, он смотрел куда-то в пространство и вряд ли вообще понимал, где он находится.

– Витя? -окликнул я его. – Виктор?

Он поднял на меня стеклянные глаза и пробормотал что-то. Я не сразу услышал, и тем более не сразу понял, что он сказал. И ещё позже осознал.

– Капитан, все шлюзы… все до единого открыты…

Не было страха. Не было волнения. Что его так напугало?

– Ну открыты и открыты, что с того? Мы же не в открытом космосе.

Глаза у Вити округлились ещё больше, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Как же, не в космосе? Где же нам ещё быть?

– На планете мы, Виктор. На пла…

Я осёкся. Откуда это знание? Почему я так уверен? Откуда это спокойствие? Что-то всё ещё не в порядке, не так. Нужно срочно приказать всем оставаться внутри. Никому нельзя наружу, кроме меня. А мне – необходимо. Меня там уже ждут… откуда эта мысль? Она точно моя?

Добравшись легким бегом до ближайшего пункта оповещения, я объявил о том, чтобы никто не смел даже думать о том, чтобы приближаться к шлюзам, и что любой, кто выйдет наружу, погибнет. Это даже не было ложью, я действительно знал, что так и будет. Но… откуда я могу это знать?

Я опоздал. Один человек успел сделать первый шаг на поверхность. А там свежий воздух, поля неизвестных нам цветов, которые цвели и благоухали так далеко, насколько хватало взгляда. Я рванул к шлюзу с такой скоростью, с которой позволяло двигаться моё тело. Обувь стучала по доскам, отмеряя секунды, которые сыпались как песок, падая мне на макушку и превращаясь в мысли о том, что еще не поздно, я его спасу. Шаг, еще и еще один. И вдруг… цветы. Мягкая трава… нет, не сейчас. Я хватаю его за плечо, разворачиваю к себе и вижу, что у него текут слезы. Но он улыбался.

– Капитан, мне пора. Это всё не настоящее. Догоняйте, – сказал он, улыбаясь.

И спустил курок.

В ушах звенело. На лицо осела красные брызги. Облачко крови окропило цветы и землю. Тело обмякло и выскользнуло из моей руки куда-то вниз.

Смерть – это не красиво.

Но почему тогда я стою здесь, где стоял он, и со мной ничего не происходит?

– Ты любопытный.

Голос шёл отовсюду. Я обернулся на людей, робко попрятавшихся подальше от внешнего люка шлюза. Видимо, они этого не слышали.

– Кто ты? Что тебе нужно?

– Ты перспективный.

– Я не понимаю. Зачем было убивать моего человека? Ради чего?

– Ты поймёшь всё сам.

– Что я должен понять?

– Со временем.

– Где мы?

– Мы не ошиблись с выбором.

– Объясните хоть что-нибудь!

Но ответа уже не было. Наступила тишина. Я смотрел на небо пару минут, а затем бессильно упал на колени и едва слышно попросил:

– Хоть дайте похоронить нашегодруга.

По щеке покатилась слеза. Но даже не от того, что прямо передо мной пять минут назад человек завершил свою жизнь своей же рукой, а от чего-то другого. Наверное, из-за ощущения того ужаса, в котором мы оказались. Из-за осознания, что мы отсюда не выберемся. Из-за осознания, что я тоже умру здесь, и, вполне возможно, случится это точно так же, но когда все остальные, кто есть в моём экипаже, уже давно последуют его примеру и отправятся в вечный сон. Сколько из них падёт от моей руки?

– Оставайтесь. Когда соберётесь уходить, вручную закройте все шлюзы. Ты заслужил.

Последняя фраза была сказана вполне человеческим голосом, вовсе не бесплотным и холодным звуком, идущим отовсюду.

А хочу ли я тут остаться? И где это "тут"?

Я поднял голову, и на секунду, на краткое мгновение, промелькнул в моём взгляде какой-то едва заметный силуэт, который от моего взгляда дернулся, словно мои глаза его обожгли. Неужели заметил мой взгляд? И неужели я не должен был заметить его?

Но, может, мне это только показалось? Это уже неважно. Я поднялся, и ко мне начало приходить осознание того, что сейчас происходит. Мы на планете. Только что мы были в бескрайних просторах ранее неизведанного нигде, в Небытие, а теперь мы на планете. И даже если это иллюзия, обман, даже если это предсмертный бред, всё это ощущается слишком настоящим и живым, чтобы найти в себе силы отрицать место, в котором мы оказались. Да и не хотелось. Вокруг, в какую сторону ни посмотри, от горизонта до горизонта протянулись усеянные цветами холмы, совсем без деревьев, лишь только где-то вдалеке по левую руку колыхались верхушки леса, качаясь под лёгкими порывами ветра. Мягкий тёплый воздух, так сильно навевающий ощущение весны в то время, когда снег еще не до конца растаял, и воздух жадно впитывает в себя влагу, с каждым дуновением ветра бросая в лицо мягкий бриз. Наверняка, где-то совсем рядом есть какой-то водоём. А позади и чуть справа, на вершине холма, росли ромашки, или что-то очень на них похожее. Да так много, что почти стелились ковром. Уж не об этих ли полях говорил нулевой? Откуда-то в душу закралось ощущение, что, вполне возможно, именно о них. Может, не конкретно об этом поле, но где-то на планете есть именно то поле.

На планете. Мы на планете. Безумие.

Из оцепенения меня вывел донесшийся откуда-то из-за спины голос. Я не смог разобрать, что именно я услышал. Из шлюза мне кричал кто-то из инженеров.

– Капитан, вы в порядке?

Я перестал запоминать имена. Кажется, Небытие стирает их из моей памяти. С некоторыми людьми из экипажа я пересекаюсь не так уж часто, с инженерами, например. И их имена успевают стираться из памяти, стоит мне только не увидеть кого-то на протяжении пары дней. Интересно, а сколько здесь длятся сутки?

Почему я вообще об этом думаю?

Этот вопрос, заданный самому себе, наконец вывел меня из оцепенения окончательно.

– Да, я в порядке. Наверное. Выходите.

– Но вы сказали…

– Я помню. Нам разрешили.

– Те, с кем вы разговаривали?

Они их не слышали и тем более не видели. Понятно. Может, это и к лучшему.

– Да. Но не особо то много мне рассказали. Вообще ничего. Зато дали нам передышку. У нас есть время побыть здесь, но нам придётся уйти. Мы не можем остаться.