Города богов

Геродот понимающе улыбнулся. После Египта он пристрастился к посещениям афинских домов терпимости – диктерионов. В притворно страстных объятиях диктериад нетрезвый историк забывал про тупую боль в сердце, которая накатывала на него каждый раз, когда он думал о Тасуэи.

Сходить к харимту? Да запросто. В конце концов, он мужчина, самец, изголодавшийся за время плавания по самке, животное с налетом хорошего воспитания и способностями к литературному творчеству. Тем более, что задание Перикла в Финикии можно считать выполненным.

«Решено, завтра иду в храм Астарты, – подумал Геродот. – А в Библ поплывем через день на рассвете».

2

Геродот отложил палетку Мнемхотепа только поздним вечером.

Свернутое в трубочку донесение он всунул в футляр из твердого самшитового дерева. Потянулся, расправил плечи, допил воду из фляги. Все, что галикарнасец узнал в Пелусии, Тире, Аке и Сидоне о персидских флоте и войсках, было переписано на папирус твердым, аккуратным почерком, чтобы Перикл не ломал голову над донесением своего разведчика.

Теперь можно подумать о заслуженном отдыхе. Представив себе, какие удовольствия ждут его в храмовом диктерионе, Геродот улыбнулся. Детям он ничего на словах объяснять не будет, достаточно махнуть рукой в сторону берега, после чего соединить два указательных пальца и изобразить губами поцелуй.

К священному участку перед храмом Астарты галикарнасец добрался только после заката. Астартеон оказался уменьшенной копией святилища Мелькарта в Тире. Такой же величественный, покрытый резными кедровыми панелями, окруженный ореолом факельного сияния. Только колонны по обеим сторонам двери на этот раз были из черного камня.

Фриз из розеток, похожих на цветы астры или маргаритки, карниз с выкружкой, капители колонн в виде бутонов лотоса – архитектурные детали храма говорили о том, что в его возведении участвовали египетские мастера. На коричневых стенах желтели круги света от смоляных факелов.

Из-за каменной стены священного участка в сумерках темнели острые верхушки погребальных стел. С диких финиковых пальм грустно свисали пепельные бороды засохших листьев, словно деревья скорбели по закопанным под стелами жертвам.

Весь храм светился. Над кедровыми дверями тоже горели факелы. На галикарнасца строго смотрели две сидящие слева от входа статуи. В одной из них он узнал верховного бога финикийского пантеона – четырехглазого и четырехкрылого Эла, которого эллины считают своим Кроносом. Другим, судя по поверженному у его ног семиголовому змею, был его сын Баал-Хаммон.

Голову Баал-Хаммона украшал солнечный круг с крыльями, похожий одновременно на персидский фаравахар и на символ египетского бога Хора. В руке бог финикийских лесов сжимал заостренный наподобие копья ствол кедра, будто это было не дерево, а оружие.

Справа от входа поднималась в полный рост полностью обнаженная богиня любви и плодородия Астарта, стискивающая руками груди. Из ее головы росли не то рога, не то острые края лунного серпа. Сидящий возле ног Астарты лев скалил пасть, а над фигурой богини парил голубь, как символ соединения мира живых с миром мертвых.

Привратник провел гостя в примыкавший к священному участку Астартеона флигель. Оштукатуренные стены здания были покрыты фресками, изображавшими сцены любви.

Среди переплетенных фигур Геродот с удивлением увидел козла и жеребца. Галикарнасец усмехнулся – после Мендеса его уже ничто не могло удивить. Оставалось надеяться, что во флигеле ему не предложат для нежных услад свинью, козу или овцу.

Получив положенную плату, гиеродул оставил гостя одного.

В прихожей флигеля царил полумрак. С длинных бычьих рогов на стене свисала одежда, в основном разных оттенков праздничного фиолетового цвета. Женские кетонеты отличались вышивкой или плиссировкой. Из широкого горла двуручного стамноса торчали посохи с бронзовым, костяным, а то и серебряным набалдашником.

Мужчины оставили в прихожей кроме кетонетов еще и пояса с ножами в кожаных ножнах, конические и цилиндрические войлочные шапки, даже сумки с инструментами.

Женские пояса можно было отличить по узорам из цветного бисера, а тении по рисункам пальметт, розеток или символизирующих деторождение ромбов.

Под вешалкой в беспорядке валялись сандалии, дорожные котомки, шейные платки, набедренные повязки… Было заметно, что гости раздевались второпях. Скидывая обувь и одежду, они, по всей вероятности, думали уже совсем о другом.

Сквозь колонны виднелся обширный зал, к которому от прихожей флигеля спускались две широкие каменные ступеньки. Тимиатерионы чадили сладким янтарным дымом аравийского ладана. От трехногих светильников исходил мерцающий свет.

На стенах шевелились темные фигуры, которые сливались, разъединялись, снова льнули друг к другу. Будто оргиастам было мало чувственных наслаждений в этом мире, и они одновременно с земными усладами предавались похоти в мире теней.

Галикарнасец не торопясь скинул хитон и набедренную зому. Он уже вышел из того возраста, когда соитие кажется лакомством слаще меда, а едва посмотрев на незнакомую девушку, ты мгновенно раздеваешь ее жадным взглядом.

Прислонившись к колонне, он с показным равнодушием осмотрел покрытый коврами цокольный пол зала, где разворачивалось сражение в честь Афродиты. Или Астарты – Ашторет, как называли ее сидоняне. Кто ж теперь разберет…

Два факела освещали скульптуру священной голубки на высоком пьедестале. Устроившись под символом Астарты, голенькая девочка с завитыми в косички волосами перебирала струны арфы-самбики. Похожий на юного бога Эрота кудрявый мальчик, скрестив ноги, подыгрывал ей на флейте.

Стоны блаженства, вскрики сладкой боли, хриплый шепот, блестящие от пота тела… Мужчина с женщиной, девушка с девушкой, юноша с юношей… Вдвоем, втроем, группами…

Многие харимту были в отвращающих зло масках патеков или коронах из перьев в честь солнечного бога Баал-Хаммона. На шее у некоторых висели амулеты в виде колчана со стрелами и луком – символа Анат, дочери Астарты от Эла.

Вот оргиаст спрятал голову между ног черной, как сама ночь, эфиопки. Она закрыла глаза, изредка охает, затем глубоко и часто вздыхает. Он время от времени прерывается, чтобы поднять измазанное соком любви лицо и посмотреть ей в глаза.

Там два парня ласкают друг друга. Один из них явно гиеродул – ритуальная татуировка на лбу изображает полумесяц рогами вверх. Эраст жадно целует возлюбленного-эромена в шею, а тот истомленно откинул голову. При этом его рука в паху любовника движется вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

Рядом голова харимту ритмично поднимается и опускается над чреслами гостя. Оргиаст уже не может сдержаться, помогает ей движением бедер. Она содрогается от рвотных приступов, тем не менее продолжает свой сладко-мучительный труд.

Слившаяся в поцелуе пара сидит, плотно прижавшись друг к другу. Ноги женщины обхватили спину мужчины, его пальцы впились в ее ягодицы. Оба, забыв обо всем, стараются достичь пика наслаждения.

Юноша с гирляндой из белых, красных и желтых маков на груди берет харимту сзади, рычит раненым зверем, жестко мнет ее грудь одной рукой. Другой рукой натягивает привязанную к ошейнику цепь. Она закусила губу от удовольствия подчинением, позволяет ему делать все, что он захочет.

От спаривающейся с борзым псом диктериады Геродот отвернулся, не его тема. Зато сидевший рядом с ней гость, пожилой и грузный, как боров, довольно шарил по ее груди рукой, в то время как скулящий от вожделения пес продолжал содрогаться за спиной извращенки. С губ толстяка свисает тонкая нить слюны. Мерзость, что тут скажешь…

Внимание галикарнасца привлекла группа из нескольких мужчин, которые стояли на коленях вокруг лежавшей на спине с широко раскинутыми руками женщины.

Грудь диктериады колышется от толчков. На шее матово блестит золотая пектораль. Гладко выбритый череп над высоким лбом искусно раскрашен хной.

Один из оргиастов забросил себе на бедра ее ноги и яростно вбивает свою плоть в ее податливое лоно. Другой сел ей на лицо, а она откинула голову назад, чтобы удержать во рту торчащее, как форштевень кумбы, орудие любви. Пальцами финикиянка успевала ласкать партнеров слева и справа.

Геродот иронично скривил губы. Да уж, апофеоз распутного сладострастия, ничего не скажешь. Однако участвовать в такой запредельно непотребной оргии[74] ему не хотелось.

Сорвав с рога в прихожей свой хитон, галикарнасец разложил его на верхней ступеньке, после чего уселся и стал наблюдать за происходящим. В глубине зала он заметил детей, разносивших среди копошащихся на полу тел какой-то напиток.

Двое мальчиков без одежды, которые тащили винную ойнохою, часто останавливались среди шевелящихся тел. Полностью обнаженная девочка подставляла под сосуд канфар, а затем предлагала напиток оргиастам. Выпив его, те возвращались к совокуплению с возросшей пылкостью.

«Афродизиак, – решил галикарнасец. – Скорее всего, на основе меконина или хашеши с добавками вроде тертой китовой амбры, размолотого латука и мякоти артишоков… А может, просто неразбавленное вино… У многих тут пьяные лица…»

Он вспомнил, как на афинской агоре мошенники надрывают горло, расхваливая возбуждающие снадобья из крови летучей мыши, гусиных языков, желтков яиц голубки и один только Зевс знает, чего еще… А в качестве убойного по действию средства без зазрения совести предлагают якобы соскобленную с тела известного олимпионика грязь.

Тем временем жрица с пекторалью освободилась от хорового соития. Мужчины откинулись на ковер, чтобы отдохнуть после истечения семени. Она же, все еще энергичная и возбужденная, отправилась гулять по залу.

Жрица то и дело присоединялась к занятым блудом оргиастам, чтобы поцеловать в губы одного, нежно погладить другого или, царапая кончиками ногтей кожу на спине или животе харимту, добавить остроты к ее ощущениям.

Поравнявшись с Геродотом, она остановилась. Теперь на ее голове была ритуальная тиара, увенчанная соколиным чучелом. Их глаза встретились. Спокойный, насмешливый взгляд галикарнасца и одурманенный зельем, отрешенный взгляд финикиянки, словно она все еще смотрела на охваченные похотью чресла гостей.

Геродот оценил кричащую красоту жрицы. Не развратно-невинную прелесть юных харимту Астарты, а великолепие зрелой женщины, которая знает себе цену и умеет превращать мужчин в потерявших самообладание от страсти хищников.

Намасленная кожа отливает бронзой. Не знавшие молока груди налиты сочной крепостью. Припухшие от жестоких поцелуев губы просят еще больше насилия.

К вискам убегают брови, изогнутые, как птичьи крылья в полете. Глаза со зрачками цвета коричневой яшмы подведены сурьмой. Веки затемнены пастой из зеленого малахита.

Судя по яркой обольстительной внешности и тиаре на голове, именно эта царственная шлюха и была той самой пундекитой, которую описывал Харисий. Геродот подумал, что надо отдать ей должное – такому мастерству соития может позавидовать любая из ее подопечных.

– Спускайся, – позвала жрица.

Он усмехнулся:

– Пока не готов.

По ее лицу пробежала легкая улыбка:

– Подготовить тебя?

– Иди сюда, обсудим… – уклончиво ответил галикарнасец.

Она медленно поднялась по ступеням. Грациозно села рядом с ним на расстеленный хитон. Повернувшись к гостю лицом, посмотрела на него долгим оценивающим взглядом. Полным бесстыдства и откровенного предложения.

Геродот опустил голову, он все еще не мог по-настоящему проникнуться атмосферой всеобщего эротического безумия. Может, ему просто надо выпить, тогда в его душе тоже заиграет мелодия неукротимого, как зимние шторма, порока…

– Что за праздник? – спросил галикарнасец, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Бракосочетание Эла с Астартой.

– Поэтому у вас сегодня оргия?

– Да.

– Как тебя зовут?

– Изавель.

Геродот кивнул:

– Значит, это ты пундекита храма Астарты.

– Для харимту – да. Для тебя – нет… Для тебя я самка, горячая, мокрая между ног и покорная.

– Я тебя видел раньше, – вдруг выпалил он.

Прозвучал короткий ироничный смешок:

– Да ну…

– Во сне… В храме Мелькарта.

Теперь Изавель улыбнулась – тепло, приятно, разоружающе. После чего положила руку ему на бедро. Геродот почувствовал, как от внезапно накатившего на него возбуждения по коже прошла приятная дрожь, а в паху ожила податливая на ласку плоть.

Ощутив ладонью силу этой плоти, жрица поднялась, затем потянула галикарнасца к себе. Оба сошли по ступеням в зал, чтобы тут же опуститься на ковер. Геродот посмотрел в распахнутые от ожидания глаза финикиянки и забыл обо всем.

3

Не обнаружив в гавани Губла афинский корабль, Шамаим понял, что Геродота здесь нет.

Но где теперь может быть фортегесий? Да где угодно! В Тире, Сидоне, Берите… Надо было все же пристать в Аке, вот только Абад, этот вонючий помет шакала, разорался, что нечего туда соваться. Шамаим в тот раз пошел у него на поводу. А зря…

Тогда он отправился в храм Баалат-Гебал, одной из супруг бога Эла, которую финикияне считали египетской богиней любви Хатхор и которой эллины поклонялись как матери Афродиты – Дионе.

Священные сикоморы покачивали ветвями на ветру. Деревья шумели листвой, словно нашептывая молитву. Чайки с криком летали над алтарями, отпугивая ворон от остатков жертвенной еды. С фриза храма на финикиянина смотрели вырубленные в ряд лица богини с розетками на парике и повернутыми вперед коровьими ушами.

Привратнику Шамаим объяснил, что его прислал Табнит, затем разулся и прошел за рабом в пронаос. Когда из глубины храма показалась фигура Верховного жреца фиаса Баалат – Гебал в широком белом кетонете, порученец Табнита бухнулся на колени.

Подобострастно проговорил приветствие:

– Да пребудет с тобой милость Божественной царицы!

Ответ Сакарбаала был короче и менее уважительным:

– Мир тебе.

Шамаим передал жрецу просьбу Табнита.

Выслушав его, Сакарбаал задумался: «Геродот… Фортегесий Буле… Убить… А стоит ли… Даже если яван действительно хочет влезть в торговлю библосом, чтобы разрушить давно наработанные связи и помешать договоренностям, купцы Губла не подпустят чужеземца к кормушке… Так что проливать его кровь необязательно… Однако оставить без внимания просьбу такого влиятельного среди финикиян человека, как Табнит, нельзя… Тем более если его догадка подтвердится… Сделать это надо так, чтобы не испортить отношения с Афинами… Война войной, а торговлю библосом никто не отменял…»

Потом процедил:

– Можно и убить… На мою помощь ты рассчитывать можешь… Но с одним условием: смерть фортегесия должна выглядеть как несчастный случай.

– А если он не появится в Губле, господин? – вкрадчиво спросил Шамаим.

– Никуда твой Геродот не денется… – отрезал верховный жрец. – Джасус этот яван или нет, в любом случае он приплывет сюда на переговоры с продавцами библоса… Я об этом сразу узнаю.

Сакарбаал осенил порученца Табнита небрежным благословением, после чего приказал:

– Теперь уходи.

Поцеловав Верховному жрецу тыльную сторону кисти, Шамаим униженно попятился, а затем направился к выходу…

Лемб Харисия рвал волны острым носом в составе торговой флотилии из Сидона. То ныряя в водяную яму, то задирая форштевень на гребне. Божественный глаз Аполлона на скуле корабля, как всегда, пристально вглядывался в бездонную зеленовато-голубую глубь.

Пиратские лодки качались на безопасном расстоянии от караванного пути, словно стая шакалов, стерегущих в засаде одинокого путника или отбившуюся от стада косулю.

По неписаному закону побережья из лука торговые корабли с лодок не обстреливают. Зато севший на риф купец становится добычей пиратов. Флотилия не будет ждать, пока матросы заделают пробоину, а тем более не будет спасать тонущих. Вышел из строя – разбирайся сам.

Галикарнасец расположился на полубаке с палеткой, миской воды и свитком папируса. Дети сидели на корме, что-то обсуждая и изредка поглядывая на хозяина.

Качка не мешала галикарнасцу обдумывать свои впечатления от посещения Сидона. Все-таки он решил не вдаваться в подробности разнузданной оргии Астарты. А еще лучше вообще о ней не упоминать. То, что происходило в прошлую ночь между ним и Изавель во флигеле, не должно предаваться огласке.

Стыдиться тут нечего. Мужчина он вдовый, не обременен обетом безбрачия, не страдает от бессилия или срамной болезни. Когда он сплетался в любовной агонии с пундекитой на ковре храма, остальным оргиастам было все равно, чужестранец их сосед или тириец. Заплатил – значит, ему здесь самое место.

Но есть еще публичные чтения. Зачем давать повод афинским аристократам – эвпатридам для презрительных ухмылок или досужих пересудов? Пусть в «Истории» будет про другое.

А кроме той ночи, ему в Сидоне и описать нечего. Город как город: гавань, агора, храмы, священные участки, некрополь за крепостной стеной, кварталы богачей, трущобы бедноты, вонь красилен… Получается, что Сидон придется пропустить.

Да и как следует рассмотреть остальные города Финикии у него тоже не получилось. Не для этого он сюда приплыл. Однако написать про Тир хоть что-нибудь надо, все-таки это бывшая столица прибрежной страны.

Выдумывать Геродоту не хотелось, поэтому строчки, которые ложились на папирус, получились скупыми: «…Но Геракл – древний египетский бог, и, как они сами утверждают, до царствования Амасиса протекло одна тысяча семьсот лет с того времени, как от сонма восьми богов [первого поколения] возникло двенадцать богов, одним из которых они считают Геракла. Так вот, желая внести в этот вопрос сколь возможно больше ясности, я отплыл в Тир Финикийский, узнав, что там есть святилище Геракла. И я видел это святилище, богато украшенное посвятительными дарами. Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью. Мне пришлось также беседовать с жрецами бога, и я спросил их, давно ли воздвигнуто это святилище. И оказалось, что в этом вопросе они не разделяют мнения эллинов. Так, по их словам, святилище бога было воздвигнуто при основании Тира, а с тех пор как они живут в Тире, прошло две тысячи триста лет. Видел я в Тире и другой храм Геракла, которого называют Гераклом Фасийским…»

Проплыв около двухсот стадиев, сидонская купеческая флотилия приблизилась к устью Тамира[75]. Холмы оборвались узкой долиной. Внезапно над морем разнесся протяжный вой раковины. Флагман флотилии резко повернул в открытое море. Остальные корабли потянулись за ним.

Харисий сразу догадался об опасности, а когда увидел запруженный бревнами эстуарий реки, не стесняясь в выражениях, заорал на кормчего, чтобы тот правил за идущей впереди кумбой.

Потом все бросились к правому борту. Держась за планширь, команда и пассажиры напряженно наблюдали, как на расстоянии всего одной оргии от корабля, с громким стуком толкаясь на волнах, то погружаясь в воду, то снова выныривая, к северу дрейфуют связки кипарисовых и пихтовых стволов.

На этот раз Аполлон проявил свою милость. Геродот выдохнул с облегчением, однако решил не записывать досадное происшествие в путевой дневник, чтобы не выставлять Харисия в неприглядном свете. Действительно, опытный мореход, к тому же плававший в этих водах раньше, мог поднять тревогу заранее.

За Тамиром местность снова вспучилась скалами. Возросшая глубина моря позволила флотилии приблизиться к берегу. Увидев на утесе увешанные цветными тряпицами пинии, Геродот поинтересовался у Харисия, что означают эти знаки.

– Роща Асклепия, – ответил мореход. – Больные оставляют на ветках сосен лоскуты своих кетонетов, чтобы бог обратил на просителя внимание и излечил его от недуга.

– Почему именно здесь?

– Змей много… Финикияне их не трогают, считают, что змеи – земное воплощение Асклепия.

Геродот не удивился такой популярности в Финикии эллинского бога врачевания. Ведь люди часто терпят от небожителей наказание в виде телесных и душевных хворей. Однако даже Асклепий не в силах побороть бога смерти Танатоса, который своим разящим мечом собирает богатую жатву для Гадеса.

Родившегося в пламени погребального костра Асклепия, сына олимпийца Аполлона и земной женщины Корониды, почитали не только в Элладе, но и в других странах. Египтянам он был известен под именем Имхотепа, фракийцы называли его Дерзеласом, а финикийцы Эшмуном или Цидом.

От устья Тамира начиналась Беритская область. Спускавшиеся с хребта Аман[76] отроги припадали острыми скалистыми мысами к морю, словно их мучила жажда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Буле – Совет Пятисот, Государственный совет, совещательный орган в Афинах, члены которого готовили законопроекты для Народного собрания и принимали государственные решения между его созывами.

2

Здесь и далее – Геродот, «История», пер. Г. А. Стратановского. Приведенный автором отрывок некоторые антиковеды считают поздней вставкой переписчика в оригинал.

3

Гомер, «Одиссея», пер. В. А. Жуковского.

4

Арахсамну – месяц вавилонского календаря, октябрь – ноябрь.

5

Раб кицри – тысячник. Возглавлял боевую единицу кицру.

6

Элам – древнее государство на юго-западе современного Ирана.

7

Гиматий – прямоугольный кусок ткани среднего размера, короткий плащ.

8

Гамелион – месяц афинского календаря, январь – февраль.

9

Лемб – небольшой корабль. Мог использоваться как для гражданских, так и военных целей.

10

Талант – 1) античная единица массы, около 26 кг.; 2) античная денежная единица, равная 6000 драхм.

11

Праздник Артемиды Мунихии справлялся шестнадцатого мунихиона, т. е. приблизительно в начале мая.

12

Таргелион – месяц афинского календаря, май – июнь.

13

Ойкет – домашний раб.

14

Дем – район.

15

Андрон – кабинет.

16

Кратер – сосуд для смешивания вина.

17

Сильфий – вымершее растение, которое в древности использовалось в кулинарии как приправа, а также в медицине.

18

Финикия – древнее название Ливана.

19

Тир – совр. город Сур.

20

Локоть – античная мера длины, около 45 см.

21

Великое море – Наше море, Эгейское море.

22

Катаскоп – разведчик.

23

Фортегесий – торговый представитель.

24

Персида – греческое название Персии.

25

Тейма – оазис на северо-западе Аравийского полуострова, совр. город Таас-эль-Гадха.

26

Персидское море – совр. Персидский залив.

27

Гинд – восточный приток Тигра, совр. река Дияла.

28

Опис – древний караванный город на восточном берегу Тигра, в тридцати км к юго-востоку от совр. Багдада.

29

Сиппар – древний речной порт на восточном берегу Евфрата, совр. город Телль-Абу-Хаббах.

30

Ласточкины острова – острова на восточной границе Ликии в Малой Азии.

31

Ирушалем – совр. город Иерусалим.

32

Окс – совр. река Амударья.

33

Сидон – совр. город Сайда.

34

Библ – совр. город Джебейль.

35

Стадий – стадия, античная мера длины около двухсот метров.

36

Фактория – торговый пост.

37

Амка – совр. долина Бекаа.

38

Тадмор – Пальмира, совр. город Тадмор.

39

Тифон – совр. река Оронт в Ливане.

40

Клерухия – колония, клерухи – колонисты, которые остаются гражданами метрополии и пользуются клерами – земельными наделами местной общины на правах арендаторов.