Легенды Древней Руси

Хакон сплюнул.

– Пусть идет. Если пропадет – меньше ртов кормить.

Влад отпустил ее, но в глазах его была тревога. Лада кивнула и побежала к избе за ножом Зимы.

***

День был серым, небо затянуло тучами. Лада шагала по тропе, что вела к капищу. Лес молчал – ни птиц, ни ветра, только хруст веток под ногами. Нож висел на поясе, холодный и тяжелый. Она не знала, зачем взяла его – убить зверя или защититься. Но без него идти было страшно.

Капище стояло в низине, окруженное мшистыми камнями и старыми дубами. В центре – идол Велеса, вырезанный из черного дерева: рогатая голова, змея у ног, глаза из янтаря. Лада остановилась, чувствуя, как воздух сгущается вокруг нее. Здесь пахло землей и чем-то еще – звериным, резким.

– Добран? – позвала она тихо.

Тишина. Потом – шорох слева. Лада повернулась, сжимая нож. Тень мелькнула между деревьями, слишком большая для волка, слишком быстрая для человека. Она шагнула вперед, сердце билось в горле.

– Добран, это я, Лада, – сказала она громче. – Если ты там, покажись.

Шорох повторился, ближе. А потом он вышел.

Луна пробилась сквозь тучи, осветив его. Он был выше человека, сгорбленный, с шерстью черной, как ночь. Морда – волчья, с длинными клыками, но глаза – желтые, человеческие, полные боли. Руки свисали до земли, длинные, с когтями, что блестели, как ножи. Он смотрел на нее, и в его взгляде было что-то знакомое – как у мальчика, что учил ее ловить рыбу десять зим назад.

– Добран… – прошептала Лада, и нож выпал из ее рук.

Он шагнул ближе, и земля задрожала под его весом. Грудь его вздымалась, дыхание вырывалось с хрипом. Он не нападал, только смотрел, и Лада почувствовала, как слезы жгут глаза.

– Что с тобой сделали? – спросила она.

Он открыл пасть, и голос, низкий, рычащий, вырвался наружу:

– Лада… лес… мой…

Она отступила, но не от страха – от ужаса перед тем, что стало с ее братом. Он был жив, но не человеком. Проклятье Велеса держало его здесь, в этом теле, между зверем и человеком.

– Я помогу тебе, – сказала она. – Скажи, как.

Он покачал головой, шерсть на загривке встала дыбом.

– Нет… поздно… они… идут…

Лада услышала крики вдали – голоса варягов, треск факелов. Хакон шел сюда, и с ним люди. Она повернулась к Добрану, но он уже отступал в тени.

– Не уходи! – крикнула она, но он исчез, оставив за собой только следы когтей на земле.

***

Лада вернулась к капищу, когда ночь стала глубже. Факелы варягов мелькали между деревьями, их голоса гремели, как гром. Она спряталась за дубом, глядя, как Хакон и его люди входят в низину. Их было шестеро, с топорами и копьями, лица блестели от пота и злобы.

– Где твой зверь, старик? – рявкнул Хакон, глядя на Влада, что шел сзади.

– Не мой, – буркнул Влад. – И не твой. Уходи, пока можешь.

Хакон рассмеялся и ударил топором по идолу. Дерево треснуло, янтарный глаз упал в траву. Лада затаила дыхание. В тот же миг ветер взвыл, и лес ожил.

Тень вырвалась из темноты, быстрее, чем могли среагировать варяги. Добран ударил Хакона когтями, и тот рухнул с криком, кровь брызнула на камни. Второй варяг поднял копье, но зверь рванул его горло одним движением. Третий успел ударить, но топор застрял в шерсти, и Добран разорвал его пополам.

Лада закричала, не в силах смотреть. Влад и остальные бежали, бросая факелы, но она осталась. Добран стоял над телами, грудь его тяжело вздымалась, кровь капала с когтей. Он повернулся к ней, и в глазах его была тоска.

– Уходи… – прорычал он. – Пока… я могу…

Она покачала головой, шагнув ближе.

– Я не оставлю тебя.

Но он отступил, и лес поглотил его снова.

Лада стояла у капища, глядя в темноту, куда ушел Добран. Факелы варягов догорали на земле, их свет гас в лужах крови. Тишина вернулась, но она была тяжелой, как перед грозой. Лес дышал вокруг нее – шорох листьев, скрип ветвей, далекий вой волков. Она знала, что Добран не ушел далеко. Он был здесь, в тенях, и ждал.

Кровь Хакона стекала по камням, пятная мох. Его меч лежал рядом, сломанный пополам, словно детская игрушка. Лада подобрала нож, что уронила раньше, и сжала его так сильно, что пальцы побелели. Она не хотела убивать брата, но слова Зимы звенели в голове: "Только серебро освободит его". Нож был старым, с потемневшим лезвием, но Зима клялась, что в нем есть капля серебра – дар жрецов Велесу.

Крики варягов стихли, но Лада слышала шаги – кто-то приближался. Она спряталась за идолом, прижавшись к холодному дереву. Из тумана вышел Влад, за ним – двое местных, Боян и еще один охотник, Радко. Их лица были бледными, руки дрожали, но копья они держали крепко.

– Хакон мертв, – сказал Влад, оглядывая капище. – И его люди тоже. Это не зверь, это проклятье.

– Надо сжечь лес, – буркнул Радко. – Выгнать его огнем.

– Дурак, – оборвал его Влад. – Лес – наше все. Сожжем его – и сами сгинем.

– Тогда что? – спросил Боян. – Ждать, пока он всех нас перережет?

Лада вышла из укрытия, и мужчины вздрогнули, вскинув оружие.

– Это я, – сказала она быстро. – Не трогайте лес. Я знаю, кто он.

Влад шагнул к ней, глаза его сузились.

– Говори, девка. Что ты видела?

Она глубоко вдохнула, чувствуя, как слова рвутся наружу.

– Это Добран. Мой брат. Жрецы отдали его Велесу десять зим назад. Он не мертв – он стал стражем леса.

Мужчины переглянулись. Радко сплюнул, Боян опустил копье, но Влад смотрел на нее долго, словно взвешивал каждое слово.

– Если это правда, – сказал он наконец, – то он не твой брат больше. Он зверь. И его надо убить.

– Нет, – возразила Лада. – Я могу освободить его. Есть способ.

– Какой? – спросил Боян.

Она подняла нож, показав знак Велеса на рукояти.

– Зима сказала, что серебро снимет проклятье. Я должна найти его и…

– Серебро? – перебил Радко, ткнув пальцем в лезвие. – Это ржавчина, а не серебро. Ты сгинешь там, а зверь придет за нами.

– Она права, – сказал Влад неожиданно. – Я помню тот обряд. Жрецы говорили о страже, что будет жить в лесу. Если это Добран, то он не просто зверь. Но и не человек. Докажи, что сможешь, Лада. Иначе мы сами его найдем.

Лада кивнула, хотя страх сжимал грудь. Она повернулась к лесу, чувствуя, как тени зовут ее.

***

Лада шла глубже в чащу, туда, куда вели следы когтей. Луна висела низко, ее свет пробивался сквозь ветви, бросая пятна на землю. Нож в руке казался тяжелее с каждым шагом, а лес шептал – голосами ветра, духов, может, самого Велеса. Она знала, что Добран близко. Его запах – звериный, с примесью крови – витал в воздухе.

– Добран, – позвала она тихо. – Я здесь. Покажись.

Шорох раздался справа, потом слева. Лада остановилась, сердце билось так громко, что заглушало лесные звуки. А потом он вышел – медленно, словно тень, что ожила. Его шерсть блестела в лунном свете, глаза горели желтым огнем, когти оставляли борозды в земле. Он был огромен, выше любого воина, и от него веяло силой – древней, дикой, нечеловеческой.

– Лада… – прорычал он, и голос его был хриплым, как будто слова рождались с болью. – Уходи… пока можешь…

– Нет, – сказала она, шагнув ближе. – Я знаю, кто ты. И знаю, что с тобой сделали. Я хочу помочь.

Он покачал головой, клыки блеснули.

– Нет помощи… только смерть… лес… мой…

– Ты страж, – сказала Лада. – Но ты страдаешь. Я вижу это в твоих глазах. Скажи, как тебя освободить.

Добран замер, глядя на нее. Его грудь вздымалась, дыхание вырывалось с хрипом. Потом он опустился на колени – не как зверь, а как человек, что сдается.

– Серебро… – прорычал он. – В сердце… только так…

Лада сжала нож сильнее, чувствуя, как ладонь потеет.

– Я не хочу тебя убивать.

– Ты должна… – Он поднял взгляд, и в его глазах мелькнула тоска. – Я устал… Лада… я не он… больше…

Она шагнула к нему, протянула руку, но в этот момент лес взорвался звуками. Крики, треск веток, свет факелов – варяги вернулись. Лада обернулась и увидела их: Хакон был жив, с окровавленной грудью, но на ногах. За ним – еще трое, с копьями и топорами, и Радко с ними, держа горящий сук.

– Вот он! – рявкнул Хакон, указывая на Добрана. – Рубите его!

Лада бросилась вперед, встав между братом и варягами.

– Нет! Остановитесь!

Но Хакон не слушал. Он поднял копье и метнул его. Добран рванулся в сторону, и острие вонзилось в землю у его лап. Зверь взревел, шерсть встала дыбом, и лес задрожал от его ярости.

– Убейте его! – крикнул Радко, поджигая траву факелом. Огонь побежал по сухим листьям, дым поднялся к небу.

Лада закричала, но Добран уже двигался. Он прыгнул на Хакона, когти разорвали воздух, и варяг рухнул с хрипом, кровь хлынула из горла. Второй воин ударил топором, но Добран поймал лезвие лапой и сломал его, а потом раздавил череп ударом. Третий попытался бежать, но зверь догнал его в прыжке, и крик оборвался в ночи.

Радко отступал, размахивая факелом, но огонь уже полз по деревьям. Лада видела, как пламя охватывает дубы, как дым застилает капище. Она повернулась к Добрану – он стоял над телами, грудь его тяжело вздымалась, кровь капала с когтей.

– Добран, остановись! – крикнула она. – Это не выход!

Он посмотрел на нее, и в его глазах была мука.

– Лес… горит… я должен…

– Нет! – Лада шагнула к нему, подняв нож. – Я могу тебя спасти. Дай мне шанс!

Он замер, глядя на лезвие. Огонь трещал вокруг, жар обжигал кожу. Лада чувствовала, как время сжимается – или она сделает это сейчас, или лес сгорит вместе с ними.

– Прости меня, – прошептала она и ударила.

Нож вошел в грудь Добрана, прямо под ребра. Он взревел, но не от боли – от облегчения. Кровь хлынула на землю, черная, густая, и Лада упала на колени, держа его за лапу. Его тело задрожало, шерсть начала опадать, глаза потускнели. На миг она увидела его – мальчика с доброй улыбкой, каким он был до того дня у реки.

– Лада… – прошептал он, и голос его стал человеческим. – Спасибо…

Он рухнул на землю, и лес затих. Огонь гас сам собой, словно кто-то дунул на него сверху. Дым рассеялся, и тишина вернулась – глубокая, как бездна.

***

Лада сидела у тела Добрана, пока луна не скрылась за тучами. Кровь пропитала ее руки, нож лежал рядом, покрытый темной коркой. Она не плакала – слез не осталось. Только холод, что сковал грудь, и пустота, что пришла на смену страху.

Шаги раздались за спиной. Лада обернулась – Влад и Боян вышли из леса, лица их были черны от сажи.

– Ты сделала это, – сказал Влад тихо. – Он мертв?

Лада кивнула, не поднимая глаз.

– Он свободен.

Боян подошел к телу, но замер. Там, где лежал зверь, теперь был человек – худой, с длинными волосами, спутанными, как шерсть. Лицо его было спокойным, почти юным.