Жить. Сборник

Татка видела, как у Татьяны дрожит подбородок, и катятся, катятся слёзы, и думала, надо же, сама она, Татка, заплакать не может. И только когда повела по лицу ладонью, поняла, что оно мокрое, просто она даже не поняла, что плачет.

– Не жилец она, не жилец была, – в пустоту говорила Зоя и в который раз повторяла, как упала Лидочка под бомбёжкой. А Зойкину сестру откинуло почему-то далеко. И Зойка узнала сестру по рукаву пальто, отороченному синей тесьмой. Потому что голову не видела.

А у Лидочки открывался и закрывался рот, и она вся булькала, но она «не жилец, не жилец», потому что одна половина тела у неё была совершенно целая, а вторая – сплошное красно-чёрное месиво.

Татке хотелось закричать на Зойку, чтобы она молчала, молчала, потому что тут Шурочка, которая тоже проснулась и смотрит своими вечно перепуганными глазами на детей, на Зойку. Потому что теперь Татка забудет милое лицо с рыжими ресницами, а будет видеть две половины.

– Не гоните, – взгляд у Зои стал вдруг осмысленным. – Я не с пустыми руками.

Из-под свитера она вынула какую-то тряпку с бурыми пятнами и медленно её развернула.

Под грохот и взрывы, Зойка, волоча за собой Катю, Лидочкину сестру, бежала, как могла, а потом сидела в каком-то подвале, а когда взрывы затихли, вернулась.

У Зойки и сестры метрики были с собой. А у Лидочки и её сестры – нет. А ещё были карточки и немного денег. И у Лидиной мамы, и у Зоиной.

Татка смотрела по сторонам и называла про себя окружающие предметы: шкаф, буфет, комод, камин, чтобы не представлять, как Зоя искала среди мёртвых тела мам – своей и Лидочкиной, и обшаривала их, чтобы забрать эти карточки.

И тогда нашла вторую девочку. Девочка не говорит, не двигается и вообще ни на что не реагирует и теперь, а тогда – Зойка её волоком волокла.

Утром всё казалось ещё более страшным, но теперь все пытались рассуждать и советоваться, что дальше делать. Зойка ждала. Не уговаривала, не упрашивала больше не гнать. Карточки сначала мозолили глаза своим вызывающим и несчастным видом на столе, а потом Муся убрала их в буфет. Но Зойка не просила назад.

Только когда заговорили про детский дом и детей, Зоя сказала категорично, что Катеньку не отдаст.

– Теперь она моя сестра.

Гнать – нехорошо. Но кормить лишние рты, пусть и с карточками в самом начале месяца, не под силу их семье, где все – иждивенцы и дети.

– Я работать пойду, – говорила Зойка. – Я на завод как раз собиралась..

Но все смотрели на неё с жалостью. Татьяна вон сколько ищет работу. Добровольцем – пожалуйста, даже надо, по разнарядкам для гражданских. Дадут тарелку жидкого супа в столовой, а работы, чтобы платили и давали служебные карточки, не находилось для консерваторской Татьяны.

Конечно, лучше бы Зойка тогда сразу и прибивалась к заводу, чем добиралась сюда. Где они, где завод теперь.

– Надо к Элле сходить, – вдруг сказала Татьяна.

– А Элка что сделает? – ревновала Татка.

Татьяна пожимала плечом и говорила, что Элла уж такая. Особенная. И много знает и умеет. Ну и дядя у неё.

Татка не верила, что Элка станет им и дальше помогать. Кто они ей?

Так ничего и не могли решить несколько дней. А девочка, та, вторая, маленькая девочка, слегла совсем. И у неё странно опухло горло, и Татка решилась пойти к Элке, у неё всё-таки тётя врач! Но Элка пришла сама. И мигом как-то оценила обстановку и командовала всеми. И велела не подходить пока к девочке, сказав: «Я сейчас», – и ушла.

Пришла через пару часов, наверное, с женщиной-врачом из поликлиники. Они вдвоём осматривали девочку, а потом врач спросила Шурочку:

– У вас какой срок? Сейчас в родильный дом можно заранее лечь. Вас там подкормят.

И добавила, что девочку надо забирать в амбулаторию, а она туда вызовет бригаду, чтобы везли в стационар. Врач с Элкой переложили девочку в одеяло, связали края узлом и, перекинув через плечи, понесли. Но Элка строго всем велела не расходиться, уверив, что она ещё придёт. И успела переговорить о чём-то с Мусей и Татьяной. Муся потом делала взвар с теми самыми засахаренными ягодами с дачи и вином. А Зойка сидела, как каменная, и видимо, всё ждала, когда её начнут ругать и стыдить, что она привела к ним больного ребёнка, а у них дети и беременная Шурочка, а у той девочки может быть дифтерит или скарлатина.

Тогда ли у Татки стало всё внутри меняться? Или позже? Или даже раньше. Когда Зойку надо было пустить, и они пустили, но сразу, сразу мысли лезли в голову, что эти люди, они – «рты». И что Муся права – у них мало, так мало продуктов. Но Зойку они не выгнали. И тогда никто из домашних не заболел.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.