Человеческая стая

– Совсем ничего?

– Выполняй тщательно все упражнения на физкультуре, – сказала мать. – Не отлынивай, это тебе поможет. Сладкое мы с тобой и так не часто покупаем. Если хочешь, перестанем совсем.

Поля кивнула и подавила всхлип. Сладкое она любила, упражнения казались непосильными, а позор – невыносимым. Но о позоре Поля умолчала. Открыть матери правду значило бы впустить боль в их уютный добрый мир. И Поля бы сгорела со стыда. Ведь в десять лет дочери тяжелее всего даётся именно осуждение матери.

Мать спустила Полю с колен и встала, отставив чашку с недопитым чаем в раковину. Она почему-то даже не переоделась, зайдя домой, и Поля невольно залюбовалась, как платье выгодно подчёркивает её точёную фигуру. Конечно, даже мать считает её толстой. Говорила же она, что Поля так быстро растёт! Ругалась, когда школьная форма стала узковата в талии. Осуждающий взгляд родителя ребёнок всегда видит, всегда понимает – и именно так, как нашёптывают собственные страхи.

Поля всхлипнула. Конечно, маме не нужно отказываться от конфет. Сколько бы она их ни съела, её фигура останется такой же стройной. Мать от природы красивая, поэтому никогда не поймёт, как это – ощущать себя хуже других. Единственной толстой девочкой во всём классе. Впрочем, отличница Даша была гораздо толще. Она напоминала воздушный шарик на ножках. Но на физкультуру не ходила, и весь позор доставался Поле.

На остальных предметах пятый «В» давал передышку. Поля старалась выкидывать из памяти обидные эпизоды, не думать о них, концентрироваться на учёбе. И у неё это часто получалось. Тем более что дома она попадала в привычную строгую, но доброжелательную обстановку.

Погода стояла некомфортная, и мама не спрашивала, почему Поля теперь так редко выходит во двор. Не обратила внимания на одиночество дочери. Не забила тревогу. Разрыв с одноклассницами у Поли прошёл тихо и незаметно. Почти. Если бы только так не болело внутри.

Раз в два месяца мама обязательно ездила в гости к тёте Рае и брала Полю с собой. Правило у них было такое, чтобы встречаться как можно чаще лично, не только перезваниваться. А Полю мать не знала, куда деть, и тоже сделала её частью этого правила. В конце ноября, в воскресенье, мама как раз и тащила её на одну из таких встреч. Они спускались в переход метро Новочеркасская, когда из напряжённой задумчивости Полю оторвал голос:

– Программка, спорт, кроссворды, сад и огород! Кому журналы-газеты!

Узнала его с трудом. В школе низкий, властный и грозный, теперь он разливался по переходу с обычной мальчишеской звонкостью. И не было в нём ни малейшей угрозы. Даже странно оказалось слышать простые человеческие нотки в этом голосе. Малюта. Увидела Поля и его самого, шнырявшего между людьми со стопочкой печатных изданий в руках. Самый обыкновенный пацан, которому надо заработать. Выходило, Малюта нашёл источник дохода. Вот почему все малолетки в округе задышали спокойнее. Деньги у них больше никто не отбирал. Даня их теперь только пугал, вероятно, для профилактики.

Поля запоздало дёрнулась спрятаться за матерью, но быстротой реакции и решений она не отличалась. Малюта увидел её. Лицо одноклассника скривилось узнаванием, но он проскочил мимо. Не будь рядом матери, ей досталось бы прямо здесь – Данина гримаса кричала об этом. Запах страха отчётливо брызнул в ноздри из дверей в метро.

– Поля, что ты опять затормозила? – окликнула её мать. – Хоть на проходе не стой, когда люди идут.

Один человеческий поток вытекал из метро и струился в разные стороны по прорытому (в Полиной версии) червём туннелю. Другой, наоборот, стекался ко входу. Поля очнулась от замешательства. Невольно она раскрыла тайну Малюты. В пятом «В» о его заработке не говорили, а следовательно, не знали. Поле представилась возможность разболтать об увиденном и пошатнуть угнетающий всех Данин авторитет. Но она не собиралась сплетничать – на это не было причин. Поля не выдавала чужих тайн, не разносила сплетни, не обсуждала одноклассников за глаза. Но разве Малюта поверит, что она не проговорится?

– Только расскажи, и пожалеешь, – шипел Даня следующим утром, прижав Полю к зелёной стене школьной рекреации.

– Я не скажу! – пискнула Поля. Самой стало гадко от того, каким жалким был этот писк. Малюта часто распускал тяжёлые кулаки и поднимал руку не только на тех, кто с ним вровень. Не брезговал и младших припугнуть. И девчонок. Так что Поля ощущала себя беззащитной и, как ни хотела ответить достойно, ничего, кроме жалкого писка, выдавить не смогла. Да и голос дрожал. Не тягаться ей с Малютой.

– Кое-кто из моих друзей поручился, что ты ничего не скажешь, – продолжал шипеть Даня. – Но если ты его обманула, то пожалеешь. Поняла?

Оставалось только кивнуть. Малюта отошёл, а она ещё долго стояла, привалившись к стене. Дрожали колени. Весь школьный день её трясло от ожидания Даниного гнева. Домой шла оглядываясь. Мог ведь Малюта передумать, подкараулить её со своими уличными дружками и проучить. Но вечером верх взяло другое чувство. Поля осознала горькую правду: Даня так и не понял, что она и без угроз не собиралась его выдавать. А ночью проснулось любопытство, и, засыпая, Поля размышляла, кто же поручился за неё перед Малютой. И на ум приходило только одно имя. Один человек мог вступиться за неё. Тот, кто отворачивался от Поли, встречая её на перекрёстке.

Утром, увидев его, Поля сама чуть замедлила шаг, пропуская. Не походил Миша Багашевский на поручившегося за неё: не смотрел в её сторону, не разговаривал, не обращал внимания. Игнорировал. Но всё же мысль, что это он за неё вступился, не отпускала. Некому больше: во-первых, компания Малюты не очень-то её жаловала, а во-вторых, друзей у Дани было немного. Подпевалы – да, но не друзья. Только имея в виду Пашу или Мишу, как думалось Поле, Малюта мог выразиться так. Об остальных бы сказал: «За тебя вписались!»

Пятый «В» ждал перед кабинетом Тамары Тимофеевны: пришли на классный час в конце недели. Но дверь была заперта. Они разделились на группки. Девочки у самого кабинета, а парни подальше. Поля стояла посередине, не в силах присоединиться ни к кому из них: Малюты она опасалась, Лину сторонилась, а Женька с Иркой предали. Один остался и Миша Багашевский. Он прислонился спиной к стене и поставил портфель на пол. Это был новенький портфель, купленный, видимо, перед началом пятого класса. «Наверное, Алла Сергеевна удивляется, каким аккуратным стал её сын», – подумала Поля, скользя взглядом по чистым и крепким лямкам портфеля, которым никто не играл в футбол. К Мише почти перестали цепляться. От этого Поля ощущала лёгкую сладковатую радость. Надо же.

Тут в замке кабинета Тамары Тимофеевны повернулся ключик – заперто было изнутри – и в коридор выскользнул Вовчик. Отправился вдоль пятого «В», бормоча приветствия. Ему отвечали – не дружелюбно, как раньше, а по привычке. Его поступок всё-таки проложил некую тень между ним и классом. Особенно испортились отношения у Вовчика с Малютой. Если раньше Поле казалось, что Даня благосклонно смотрит в сторону мелкого – всё-таки сынок классной, обижать нельзя, – то теперь всё переменилось. И виноват был сам Вовчик. Прежде он Малютой чуть ли не восхищался, даже вдохновился развести пятый «В» на деньги по его примеру, но теперь, всякий раз, встречая Даню в коридоре, ляпал что-нибудь колкое. Малюта, конечно, поначалу не обращал внимания. Что ему: подумаешь, мелочь какая-то бузит. Потом лицо его при встрече с Вовчиком всё чаще стало выражать равнодушное презрение. Тут мелкому и остановиться бы. Но Вовчик не успокаивался. Видно, Тамара Тимофеевна не поскупилась на наказание и красочные нотации. И мелкий развенчал бывшего кумира.

– Здорово, шестёрка Малюткин! – отчётливо произнёс Вовчик, поравнявшись с компанией парней пятого «В».

Малюта сделал один быстрый шаг и преградил ему дорогу.

– Как ты меня назвал, сопля недоделанная? – в голосе послышались те самые нотки, что держали в страхе всю параллель.

– А разве не твой папка был шестёркой у Али? – Вовчик смотрел на Малюту как ни в чём не бывало, его руки весело помахивали в такт словам. Вся фигура излучала беззаботную дерзость. И даже поднятый вверх нос задиристо указывал на Даню. А Поля сжалась. «Дурак он, что ли, или правда мелкий ещё?» – пронеслось в голове. Она никогда не считала Вовчика тем человеком, который не понимает, что и кому говорит.

Малюта не стал предупреждать, с размаху двинул мелкому в челюсть. Но, оказалось, Вовчик готов. Он отпрянул влево, уклонившись от удара и бросился наутёк. Даня взревел и разразился такими словами, значения которых Поля представляла очень смутно. Смысл уловила лишь интуитивно: дома у неё никто так не говорил. Однако всё читалось по искривившемуся лицу Малюты в момент удара, и по яростному рыку, когда Вовчик уклонился.

Даня бросился в погоню, и совершенно ясно было, что он настигнет первоклассника в несколько прыжков.

– Тамара Тимофеевна! – закричала Поля, дёргая незапертую дверь кабинета. Не закричала, завизжала. – Тамара Тимофеевна!

И сникла вдруг прямо на пороге. Сама не знала, откуда в ней берётся эта отчаянная храбрость или совершенная глупость. Как в тот раз, в первом, когда она отобрала у Малюты очки Миши Багашевского. Теперь Поля застыла на пороге класса. Не успела закончить свой порыв, остолбенела. Разум сковал её. Остановил. Но было довольно уже сделанного.

Услышали все: и Тамара Тимофеевна, и Малюта. Поля всё ещё пребывала в своём внутреннем мире, пытаясь осознать, почему же она не может совладать с порывами совести. Тогда ей было жаль Мишу, и она за это поплатилась. Теперь Поля пожалела Вовчика – неплохого, в сущности, мальчика, но чересчур шустрого. Поля думала, а Тамара Тимофеевна уже выскочила в коридор. Малюта остановился. А Вовчика и след простыл. Учительница, скорее всего, даже не заметила, что шум возник из-за её собственного сына.

– Малюткин, опять ты? – осведомилась Тамара Тимофеевна. Она сделала грозное лицо, но куда ей было до Влады, которая умела глазами молнии метать. – Ни один конфликт без тебя не обходится. Что тут у вас произошло?

– Всё в порядке! – заверил классную руководительницу подскочивший Паша.

– Да, мы тут ждём урок, – поддержал откуда-то из-за широкой Пашиной спины маленький ростом Игорь.

А Малюта не отвечал. Тамара Тимофеевна наконец перевела взгляд на Полю. Та стояла рядом с дверью, и выбеги Тамара Тимофеевна из кабинета чуть быстрее, непременно задела бы её. Но на неё учительница обратила внимание в последнюю очередь.

– Хватит, Малюткин, обижать тех, кто слабее тебя! – напутствовала Тамара Тимофеевна. – Поля, всё хорошо?

Поля взглянула в лицо классной руководительнице. Раньше, когда люди спрашивали, как дела, она полагала, что им интересно, и начинала рассказывать, а те перебивали и переводили разговор на другую тему. Поля очень обижалась и теперь, прежде чем ответить, всматривалась в лица. Вопрос Тамары Тимофеевны был дежурным, Поля не почувствовала той теплоты, с которой иногда обращалась к ней Владлена Дмитриевна.

– Да! – резко сказала Поля, и тут всех спас звонок.

Пятый «В» повалил в открытую дверь класса, и, вместо того чтобы войти самой, Поля почему-то посторонилась, пропуская других.

– Ну всё, Осипова, тебе не жить! – Малюта даже не постеснялся стоящей рядом Тамары Тимофеевны. Чем-то очень задела Даню фраза Вовчика и то, что Поля приняла его сторону. Тамара Тимофеевна отчитала Малюту за эту угрозу, но вяло. Так, словно жалела, а не бранила. И он замолчал, притих – не раскаялся, не передумал, не захотел вести себя иначе. Не остыли ни раздражение, ни ярость, ни ненависть в его глазах, но Малюта вдруг весь иссяк. Словно эта едва уловимая учительская жалость раздавила его.

– Вовчик просто дурак мелкий, – шептала Женька на следующей перемене прямо в ухо Поле. – Дурак и не понимает, что отца у Малюты убили не в шутку.

– То есть как убили? – в груди в комок сжалось сердце.

– Застрелили. Разборка была между Али и ещё кем-то. Вот и разобрались. Летом было. Случайно, говорят, вышло.

Поля ничего не знала. Но это всё объясняло. Вот почему Малюта такой. И раньше был грозный, а теперь – зверь зверем. И деньги отбирал у малолеток. Не хватало ему – много ли мать в киоске заработает? И то на выпивку спустит. Впрочем, о выпивке Поля не сама додумалась – это Женька в ухо подсказала. Нить разговора потерялась – так глубоко Поля нырнула в мысли – а потом снова нашлась. Так вот почему Малюта торгует газетами в переходе! Но Поля не осуждала, всё лучше, чем силой у других отбирать. И Поле стало Малюту жаль. Жаль человека, угрожавшего, что ей не жить.

Как они могли учиться в одном классе? Настолько разные миры не должны были находиться рядом, не то что пересечься. Но в реальности девяностых годов всё оказалось возможно. Теперь они оба были из семей, которые называют неполными. Только она – из интеллигентной, а он – с самого дна. «Отец Малюты, наверное, хотел поднять голову над унылой поверхностью болота, где плывут такие же, как он», – так оценивала произошедшее десятилетняя девочка. Но выстрел – и он повалился обратно в гнилую жижу, только не живой, а мёртвый. И пошёл на дно, потащив за собой и то, что прежде было полной семьёй, а теперь осталось её половиной. В первом классе Поле казалось, что нет ниже дна, чем семья Малюты: отец-бандит и мать, толкавшаяся у ларька. Теперь оно нашлось. Так Поля узнала, что в жизни бывает двойное дно.

Вовчик после своего конфликта с Малютой в пятый «В» не заглядывал даже, обходил стороной опасность. То ли сам догадался, то ли надоумил кто, что дразнить Малюту – плохая идея, если не владеешь приёмами какой-нибудь борьбы. Вот поэтому-то Поля ничего и не знала о дальнейшей судьбе бывшего младшего друга. Да и не сильно интересовалась. Тот небольшой период времени, когда они играли на крышах гаражей и проводили вместе по несколько часов в день, оставил у Поли неприятные воспоминания. Но предпринимательская авантюра Вовчика тут была ни при чём. Мать объяснила Поле, что та оказалась слишком мягкосердечной и поверила в первую же ерунду, которую ей рассказал предприимчивый мальчик. Но это не обижало. Вовчик всего лишь отыскал способ получить вожделенные шоколадные батончики, о которых каждый день ему и миллионам других таких же малолеток твердили с телеэкрана. Настойчиво, планомерно и соблазнительно. Даже Поле, смотревшей телевизор гораздо реже сверстников, хотелось их попробовать. Но после договора с матерью ей было нельзя. А Вовчик другое дело. Ему-то можно, вон он какой тощий. А кроме того, мелкий учился достигать цели у старшего. Так что во всём этом происшествии и Вовчик был не сильно виноват, и Поля тоже. Наоборот, мама пояснила, что она показала себя доброй девочкой. Но нельзя быть доброй себе во вред.

Вовчика Поля простила и сразу забыла о том маленьком и очень незначительном для неё происшествии. Куда больший отпечаток в её жизни оставило случившееся немного позднее. Лина сказала своё слово – и подруги предали Полю, бросили, изгнали. И она ничего не сделала. Не было сил и средств против: «Не хочу играть в эту игру! Да ещё с этой!». Эта фраза перекрыла всё, Поля и не вспоминала, что был в их компании какой-то предприимчивый любитель сладкого. И совсем бы не думала Поля о Вовчике, если бы Тамара Тимофеевна не относилась к ней настороженно. Классная руководительница весь год избегала взаимодействия с Полей, даже не отчитывала за плохие оценки. Хотя по её предмету Поля и успевала хуже всего. Если не считать физкультуры, конечно. Но Тамара Тимофеевна никогда не пыталась достучаться до Поли. Три – и всё, и довольно. Дома Поля занималась самостоятельно и мама немного помогала. Тянули математику на четыре.

– Я была отличницей в твои годы, Поля, – говорила мать. – А ты у меня такая бестолочь. Хоть постарайся, чтобы без троек.

«Опять отцовские гены», – решила Поля. Хотя вот в неспособности к точным наукам она не могла обвинить отца: он-то работал инженером, но Поля об этом забыла. Это была её собственная, личная неспособность.

Учиться хорошо всегда было некоей обязанностью Поли. В оценках, как и во всём остальном, следовало держаться на уровне нормы, которую определяла мать своим волевым решением. Поля не должна была ударить в грязь лицом, тогда мама с гордостью рассказывала тёте Рае о том, что у её дочери всё прекрасно в школе. Но если в начальных классах Поля держалась, то теперь становилось всё труднее. Мать ждала от неё тех же успехов, которых сама достигла в Полином возрасте. За тройки ругалась лишь время от времени, но смотрела на Полю пронзительно и горестно, будто та подвела её и подорвала весь уклад их маленькой семьи. Эти взгляды резали и жалили больнее, чем крики. Мама расстраивалась, а Поля не хотела расстраивать мать.

По математике на четыре вытянули. В году. Тамара Тимофеевна легко поставила «хорошо», когда в двух первых четвертях были тройки, а в двух вторых – вымученные четвёрки.

Поля уже умела считать среднее. Поэтому очень удивилась и трижды перепроверила.

– Мне тоже завысили, – поделилась Женя Максимова, заглянув Поле через плечо и, видимо, тут же догадавшись, что та считает. – Никому не рассказывай. Знаешь почему?

Поля покачала головой, но на всякий случай порвала и скомкала тетрадный листочек, где записывала свои вычисления.

– Да потому что мы заложили родителям её сына, – зашептала Женька. – Если бы ты надавила, то могла бы и на пятёрку натянуть. Она бы тебе поставила, лишь бы ты молчала о том случае.

Женька выразительно закатила глаза, то ли сожалея, что Поля такая недогадливая, то ли демонстрируя своё отношение к этому инциденту.

У Женьки по математике была пятёрка. Всегда. И Поля вдруг задумалась, не потому ли, что она как раз надавила, а Тамара Тимофеевна – то ли трусливая, то ли беспокойная, а может быть, просто очень порядочная и глубоко переживавшая позор сына – прогнулась? Спросить? Нет, Поля не смогла задать вопрос Женьке напрямую. Она же вон какая принципиальная со всеми, наперекор Малюте не боится говорить, не может она так с оценками.

Поля только хлопала глазами. То, что она считала мелким происшествием, о чём и думать забыла, оказалось важно для Тамары Тимофеевны. Настолько важно, что она оберегала эту тайну всеми доступными средствами. Или всё это было лишь Женькиной точкой зрения и не имело никакого отношения к реальности? Как бы там ни было, в конце года классная руководительница собралась уходить и забирать младшего сына из средней общеобразовательной с трёхзначным номером.

Родители пятого «В» и начальство дружно уговаривали Тамару Тимофеевну остаться, но Поле было всё равно, будет ли у них классной руководительницей именно эта учительница. В глубине души она даже надеялась, что поставят нового человека. Не Владу, но, может быть, кого-нибудь на неё похожего. Очень уж Поля страдала от отсутствия настоящего внимания. И чувствовала себя беззащитной перед пятым «В». Да, Влада тоже не держала Полю в любимчиках. Но когда той было одиноко и требовалась помощь, она ненавязчиво обратила её внимание на Машу. Влада нашла ей, растерянной и отчаявшейся, подругу, и этот эпизод Поля помнила настолько ярко, словно всё произошло неделю назад. И была благодарна своей первой учительнице.

Теперь мечталось, что придёт новая классная, похожая на Владлену Дмитриевну, и развеет тревоги. И станет если и не спокойно, то хотя бы как в началке – терпимо. Но не сложилось в шестом – уговорили. Тамара Тимофеевна осталась: без желания, это было видно. Без энтузиазма. И с напряжённым отношением к Поле, как к человеку, знавшему всё о выходке её сына. Хотя Поля и не думала напоминать об этом или оборачивать во вред другим и на пользу себе. Не умела так девочка Поля, не учили её этому ни мать, ни книги, которые та подбирала для дочери.

А через год Тамара Тимофеевна всё-таки ушла. Сбежала. Опять осиротел «В»-класс. Впрочем, Тамара Тимофеевна так и не смогла заменить им Владу, да и не пыталась. Она оказалась для них лишь временным воспитателем, которого слушались не всегда, неохотно и не любили.

За шестой класс Поля не смогла достичь взаимопонимания с Тамарой Тимофеевной. Не нашла и друзей, жила сама по себе. Наедине со своим миром и человеческим отторжением. Где-то в том году – позже Поля не могла вспомнить его, события расплывались как дорога у пьяного перед глазами – в том году она шагнула за черту между «аутсайдер» и «изгой», неосязаемую и размытую издали, но очевидную, когда её пересекаешь.

Тамара Тимофеевна пожелала всем успехов в учёбе и бросила класс, так и не ставший её классом. Может, именно она и подстёгивала их своим отношением к Поле. Конечно, неосознанно. Учительница не говорила, что с Полей не надо дружить. Но они считывали это живо и легко, ещё быстрее, чем если бы классная объявила об этом вслух. Тамара Тимофеевна сторонилась Поли, и остальные повторяли за ней. Все скоро выучили, что Полю лучше избегать. И каждый урок физкультуры подтверждал это новое нерушимое правило.

А потом пришла Маечка.

Глава восьмая. Седьмой «В»

1997 год

– Ну, Рая, это же невозможно, у них меняется классная руководительница и учитель математики будет новый, – мама жаловалась подруге, заехавшей на чай. Той самой, у которой была дочь Лена, чьи вещи донашивала Поля. – Лучше бы учителя удержали хорошего, чем открывать бесконечные спортивные факультативы. Поля на них всё равно не ходит.

Подруги сидели на кухне, а Поля читала в комнате, но волей-неволей прислушивалась к разговору взрослых. «Кто, интересно, сказал маме, что Тамара Тимофеевна хороший педагог?» Так думали в школе, но научить Полю математике у неё не вышло. А вот насчёт факультативов Поля была с матерью согласна: Степан Степанович, человек деятельный, и секции вёл, и к соревнованиям готовил тех, кто мог там отличиться. А могли все, кроме Поли, поэтому она ненавидела дополнительные спортивные занятия издали.

– Теперь придётся привыкать к новому учителю, – продолжала мать. – Она же наверняка объяснять будет по-новому, а Поля и так с дробями еле справляется. Ну бардак же. У вас в школе так же?

Мать задавала этот вопрос не случайному человеку: не просто подруге и родительнице девочки старше, чем её собственная. Она спрашивала учителя – тётя Рая преподавала английский язык младшим классам.

– Ты хочешь правду?

Голос тёти Раи не понравился Поле. Прозвучало зловеще. Мать, видимо, кивнула или подала какой-то знак, потому что тётя Рая продолжила:

– В школах всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Сказать, какая у меня зарплата? Да если бы не Петька, мы бы с Ленкой не то что вещей не покупали, голодали бы.

Петькой она звала своего мужа, который для Поли был дядей Петей. Занимался этот муж с начала десятилетия тем, что покупал и перепродавал всё, что покупалось и перепродавалось. Он был деятельным, как Тамара Тимофеевна, и не нравился Поле. Но старания бывшей классной только наводили дополнительную суету, а вот дядя Петя зарабатывал неплохие деньги. Пожалуй, таким папой можно было бы похвастаться в школе. И Ленка наверняка не упускала случая. И дачу дядя Петя с тётей Раей содержали, и машину – девятку. Вещи у Лены водились модные. Когда они попадали к Поле, мода на них уже заканчивалась, но кое-что ещё можно было носить. Суетливость дяди Пети приносила результаты, и Поля чувствовала, что беспричинно его не любит. А тётя Рая, видимо, решила выговориться, и Поля немного разузнала о другой стороне жизни школы.

Тётя Рая жаловалась на всё. Труд учителей, по её мнению, ценился всё меньше: претензии родителей росли день ото дня – вместе с общей вседозволенностью, а зарплаты не хватало месяц прожить. Коллеги занимали друг у друга. Но как займёшь, если все в одной лодке? Учителя боролись за дополнительные часы, факультативы и классное руководство.

– Уважения нет к труду учителя, – тётя Рая понизила голос. – Они все думают, что учитель должен детишкам пятёрки ставить и нахваливать, что бы те ни натворили. А мы ведь пытаемся вложить в головы знания, которые заслуживают честной пятёрки. Приходят родители в полной уверенности, что мы занижаем оценки их детям специально, потому что за что-то невзлюбили. А это ведь непрофессионализм, никто так не делает.

Тут Поля бы поспорила. Если послушать Женю Максимову, то им обеим даже завышали оценки по математике. Но можно ли верить Женьке? Вдруг она ошибается?

– В школу идти работать никто не хочет, – тётю Раю уже нельзя было остановить, и мать не пыталась вставлять в её монолог свои реплики. – Хорошие учителя уходят торговать на рынок, если у них есть такая возможность. Там они больше зарабатывают. На их места никто не приходит. Молодёжь берём. А она неопытная, ничего не умеет. Ни внимание удержать, ни материал грамотно преподать. А мы ведь с детьми работаем, тут тонко надо. А что делать? Берём молодых, почти без опыта. И те идут неохотно на такие зарплаты.

Поля поморщилась. С этой точки зрения недавние новости из школы предстали в неожиданном свете.

Хронологически шестой учебный год, но седьмой по нумерации класса начался, как и все предыдущие, со школьного медосмотра – ежегодной процедуры – бесполезной, на Полин взгляд, и позорной. Надо было вставать на весы, а они, увы, всегда показывали несколько больше, чем у одноклассниц. Но у этого мероприятия была и польза: узнать заранее, что изменилось в средней общеобразовательной с прошлого года. Подготовиться мысленно. Выяснить, что носят девчонки, о чём говорят.