Продана криминальному боссу

Саша попался на крючок.

– Куда её? – спросил он в телефонную трубку.

– Ко мне, – сухо ответили ему на том конце.

Глава 12

Когда Леонид лично занёс Эмилию в квартиру Воскресенского, она была в полуобморочном состоянии. Её маленькая тёмная голова с растрёпанным пучком качалась его на руке. На скуле зиял тёмный синяк. Покрытая сухой коркой трещина пересекала её пухлую нижнюю губу.

– Вызови врача, – скомандовал Александр осипшим от злости голосом.

Ему хотелось убивать.

Ему хотелось убивать, когда он принял маленькое едва живое тело из рук Багирова.

Он осторожно перенёс её в свою спальню, уложил на постель, застеленную графитовым покрывалом из венецианского шёлка, заметался по спальне в поисках того, чем бы её накрыть.

Она была босой, её длинные, тонкие и стройные ноги виднелись в распахнутых почти до талии полах халата, треугольник светло-сиреневых кружевных трусиков светился на загорелой, оливковой коже, невольно притягивая взгляд. Под тонкой тканью атласного халата угадывался плоский живот с мягкими впадинками тренированных в спортивном зале мышц. Её тело притягивало взгляд, и чем дольше он смотрел на неё, тем сильнее закипал в нём гнев. На Осиповича – за то, что посмел поднять на неё руку. За то, что посмел спать с ней. На себя – за то, что поддался слабости. На неё – за то, ворвалась в его жизнь тёмной, призрачной фигурой с обочины шоссе, и так и застряла в ней, словно глубокая нарывающая заноза.

Александр метнулся в гардеробную, вынул с нижней полки клетчатый шерстяной плед – подарок матери, метнулся обратно, набросил его на Эмилию. Плотная ткань спрятала соблазнительные до тянущей боли внизу живота изгибы её тела. Александр вернулся в гостиную, к Леониду, по-военному вытянувшемуся у порога.

– Всё нормально прошло?

– Да, всё чисто, – отчеканил Багиров.

Александр заметил, как едва различимая тень осуждения мелькнула на лице помощника. Александр и сам себя винил. Его поступок был крайне далёк от обдуманного. Он поддался эмоциям и приказал выкрасть девушку из дома прокурора! Словно в нём – в тридцатичетырёхлетнем взрослом мужчине, без пяти минут главе клана Воскресенских – проснулся бешеный семнадцатилетний юнец с горячей кровью. Узнал бы об этом отец… Сколько он выбил из него юной дури, готовя себе в преемники! И как удивился бы, узнав, что выбил не всю.

– Её нужно проверить на предмет отслеживающих устройств, – сказал Александр.

С Осиповича станется чипировать девчонку, как собаку. Недаром же он находил её, где бы она ни была.

– Врач будет через пару минут, он её осмотрит, – ответил Леонид, хмуро глядя перед собой. Он жевал губы, кончик его пальца отбивал нервную дробь по ладони. Лёня порой спохватывался и снова изображал камень, но взгляд выдавал его.

– Говори, – Александр сел на диван, нарочито небрежно откинулся на подушки, плеснул себе водки. – Вижу, тебе что-то покоя не даёт.

Багиров бросил на него долгий, испытующий взгляд.

– Как долго ты собираешься держать её здесь?

– Я не собираюсь держать её здесь. Я хочу обеспечить ей безопасность.

Александр выпил. «Абсолют Кристал» обожгла горло, обдала горячими парами пищевод, разлилась теплом в желудке. Но не успокоила. Александр ровно так же, как Леонид, словно в треморе отстукивал носком ботинка азбуку Морзе – получался набор слов. Мышцы окаменели, напряглись, как перед броском. По венам ещё гулял адреналин. Воскресенский пригубил ещё глоток. Потом ещё. Эмилия спасена. Теперь она здесь. Александр с удивлением отметил, что мечтал, чёрт возьми, увидеть её в своих владениях. Пусть не при таких обстоятельствах, но так даже лучше. Жаль, что не для неё…

– Я надеюсь, ты осознаёшь все риски.

Проникновение в частные владения? Причинение лёгкого вреда здоровью? Похищение? И у кого?! У прокурора Москвы, протеже семейства Калинских! Он прекрасно осознавал, что повлечёт за собой его поступок. Осознавал и принимал это. Придётся отвечать. Выкрасть женщину у прокурора и друга Калинских – дерзкий акт, ещё одна брошенная в лицо перчатка. Ведь труп Лены – его жены и дочери Владимира Юрьевича Калинских – ещё не остыл в могиле…

Александр сжал челюсти, а после залпом выпил обжигающий напиток. Тепло разошлось по груди быстрее, чем обычно – так бывало, когда он нервничал или возбуждался. Наверное, сейчас он испытывал и то, и другое. Александр не успел ответить – в дверь зазвонили. «Врач» – именно так, без фамилии и имени – сухой, малорослый старичок с большой красной лысиной и кудрявыми, седеющими висками вошёл в квартиру. Он нёс перед собой кожаный, видавший виды чемоданчик. Александр помнил его с юных лет – «Врач» латал подстреленных ребят Воскресенских в убогих, захолустных времянках, подальше от любопытных, жадных ментов и официальной медицины.

– Александр Искандерович, – он наклонил голову в знак приветствия.

– Лёнь, проводи доктора.

Багиров довёл его до приоткрытой двери хозяйской спальни, толкнул её. Александр невольно бросил внутрь взгляд. Эмилия сидела у изголовья, укутавшись в плед и поджав под себя ноги. Длинная, узкая ступня с мерцающим кристаллом на ногте большого пальца виднелась из-под него, и на тёмно-сером покрывале казалась похожей на голую кость. Без броского макияжа, без украшений и дорогих платьев она выглядела иначе – моложе. Сколько же ей лет? Надо дать распоряжение Лёне проверить всю её подноготную. Странно, что Воскресенский не додумался до этого раньше. После знакомства с этой женщиной «странно» стало слишком часто возникать в его жизни.

Глава 13

Когда дверь распахнулась, Эмилия зябко поёжилась. Александр перехватил её взгляд. Испуганный и в то же время обречённый. Прокурор, будь он проклят, довёл её до полного безразличия к собственной судьбе. Врач поздоровался с ней, положил на прикроватную тумбу свой истёртый чемодан, раскрыл его. В нём было всё: от стетоскопа до хирургического набора.

– Позвольте осмотреть вас? Я – врач, я не причиню вам вреда.

– Делайте, что хотите, – немного помолчав, ответила она.

Её терпкий, тягучий голос раздался в его спальне – спальне, в которую Александр никогда не водил женщин. В этой спальне он от женщин скрывался – от их интриг, козней, ожиданий и требований. И именно в этой спальне была сейчас Эмилия Салимова. Словно нечисть, которая не могла переступить порог без приглашения. А он и рад был пригласить.

Врач поставил ей капельницу с глюкозой и витаминами, вколол успокоительное, не ленясь объяснять каждое своё действие и успокаивать её. Она вздрагивала и провожала нервным взглядом каждую иглу, которую Врач готовил по её душу.

– Эмилия, вам делали операции? – осторожно спросил он. Александр прислушался.

– Да. Две. Пластические.

– Позвольте уточнить, где.

– Нос и грудь.

Осипович даже под нож её положил, перекроил по своему вкусу. Чёртов ублюдок! Лучше бы брюхо себе уменьшил, свинья.

– Возможно, вам делали приколы или надрезы в других местах.

– После ринопластики, сзади на шее, был пластырь, – осторожно начала она. – Я спросила, что это, и мне ответили, что там была папиллома, которая не нравилась… – Эмилия оборвалась, взглянув на дверь, словно чувствовала, что её слушают. И не хотела произносить имя прокурора.

Александр никогда не скрывал от неё своей неприязни к Осиповичу, которая стократно усилилась после знакомства с его женщиной. Эмилия знала это. Знала и не хотела задеть его чувства. Что ещё она знала? Понимала ли, что Воскресенский испытывает к ней на самом деле? Понимал ли он сам в полной мере?

Алек молча кивнул Багирову. Леонид всегда был понятлив – достав кармана небольшой контейнер, он вошёл в комнату.

– Не бойтесь, – хмуро приказал он, словно эта сухая фраза могла с ходу отключить у неё инстинкт самосохранения.

Но Эмилия боялась. Боялась двух незнакомых ей мужчин, которые тянули к ней руки, боялась так, что на глазах у неё выступили слёзы беспомощности. Александр не выдержал, встал с дивана, отпружинив от сиденья, словно подброшенный, вошёл в спальню. Ему показалось, или Эмилия испытала облегчение, увидев его лицо.

– Александр… – в её томном, тихом голосе послышалась надежда.

– Делайте, что они скажут. Вам здесь никто не навредит.

Эмилия смиренно поджала губы и откинула растрепавшиеся волосы на плечо, чуть развернула корпус, чтобы дать доступ. Тонкая шея с бархатистым пушком тёмных волосков и с тонкой цепочкой из белого золота… Александр отвёл глаза, не мог смотреть. Леонид поднёс к ней сканер. Прибор пронзительно запищал.

– GPS-модуль, – констатировал Лёня, и Александр снова едва сдержался, чтобы не разнести всё вокруг.

Прокурор действительно чипировал Эмилию – это раз, прокурор уже наверняка знает, где она – это два. Стоило отвезти её в отель, а не тащить к себе. В этом случае, своё участие в этой чёртовой спасательной операции ещё можно было бы скрыть, а сейчас придётся действовать на опережение…

– Извлекайте.

Хоть в этом и не было больше смысла.

– Эмилия. Сейчас может быть немного больно.

Врач вколол ей анестетик и подготовил скальпель. Отмеряя на наручных часах необходимое для действия местного наркоза время, он крутил скальпель в ладони, одетой в белую стерильную перчатку. Блики света играли на его гладкой, стальной поверхности. На постели уже лежала плёнка и одноразовая впитывающая салфетка, а Эмилия путалась в завязках халата, чтобы освободить спину.

Её худые лопатки казались Александру обрезанными крыльями. Из-под тонкой оливковой кожи один за другим выпирали позвонки. Плечи её были тонкими, словно из фарфора. Эмилия сидела на краешке его постели, ссутулившись, и прижимала к груди руки, комкая в ладонях синий атлас халата. Она изо всех сил пыталась скрыть свою наготу. Жестом руки Александр отправил Леонида прочь, а сам отвернулся к окну.

Над городом нависли тяжёлые дождевые тучи, густая зелень в парке потемнела и словно бы замерла в ожидании дождя. В детстве и юности Москва казалась ему ульем, и днём, и ночью полным суетящихся пчёл. Он не успел заметить, когда сам стал точно такой же пчелой. Для праздности не оставалось времени.

Редкие вылазки на яхте, отпуска не больше десяти ночей в горнолыжной Швейцарии или на по-итальянски уютных Виргинских островах в Карибском море, не давали ему столь желанного ощущения расслабленности. Его дёргала Лена, дела семьи держали его, словно в упряжке, он не выпускал из рук телефона и даже спал тревожно. «Отдыхать» в лексиконе отца означало «валять дурака», и Воскресенский придерживался этого негласного правила долгие годы. Только сейчас, видя краем зрения Эмилию, слыша её мученические вздохи, он вдруг задумался, а правильно ли это? Сегодня он отступил от этого кодекса, сегодня он крупно облажался, но отчего-то он больше не сомневался в правильности своего поступка.

– Вот, Александр Искандерович.

Врач показал ему железный поднос с маленькой микросхемой, испачканной в крови. Александр придавил её бокалом с виски словно таракана и, раскрыв окно, смахнул остатки вниз. Бокал с пятном крови на дне он оставил на подоконнике, горничная разберётся.

Эмилия всё также сидела на краешке его постели, придерживая рукой свежую повязку сзади шеи. Она была слаба. Кажется, её качало даже потоками воздуха из приоткрытого окна.

– Я дал ей успокоительное и оставил на столике обезболивающее на утро и на ночь, если проснётся. Пусть выспится хорошенько, – напутствовал его Врач. Следом молча ушёл Лёня Багиров. Его работа была сделана.

Они остались вдвоём. Неловкость можно было трогать руками, до того она была ощутима. Казалось, он знал её достаточно хорошо (она пела ему, боже, ему никогда никто не пел!), но в то же время не знал вовсе. Он стоял истуканом посреди собственной спальни, пропахшей ароматом мандарина и антисептика, не зная, как подступиться к ней и стоит ли это делать. Он впервые был не один в этой своей лофтовой берлоге, и чувствовал себя чертовски неуютно. Время было почти десять утра, он давно должен был быть на работе, его тянули незаконченные дела, иск к Феде Романову, наглые китайские конкуренты и море, море всего, а он тут, как приклеенный… Заигрался в героя.

– Что же вы наделали… – она первая прервала тишину, взглянула на него снизу вверх, печально, открыто, понимающе.

Она ему сочувствовала, снова, чёрт её подери, сочувствовала, несмотря на то, что сама была едва живая. Нет, она не слабачка, кто угодно, только не слабачка – нужно иметь титановый стержень, чтобы раз за разом приносить себя в жертву.

– Оставайтесь здесь. Вам привезли еду и одежду. Мой секретарь позвонит вам, можете рассказать ей о своих предпочтениях.

– Вы вернётесь? – с лёгкой тревогой в голосе спросила Эмилия.

Наверняка она думала, что Воскресенский попросит с неё плату за своё спасение. Или вовсе это было не спасение, а кража, отъём, рейдерский захват того, что Александр Воскресенский сам хотел бы иметь.

Возможно. Но не сейчас.

– Нет, я заночую в отеле.

Александр проверил запонки, чуть ослабил галстук, глядя в зеркало на своё лицо, чуть подёрнутое тёмными точками щетины (утром он забыл побриться, надо же!), покинул квартиру, поставив её на сигнализацию против внешних угроз. Эмилия не сможет выйти, и к ней не сможет зайти никто, кроме доставщиков в сопровождении охраны, которая залезет носом в каждый пакет, проверит его от и до. Теперь она была в его власти, и пусть проклятого прокурора разорвёт от злобы. Александр до сих пор не знал почему, но одна лишь тень этой мысли вызывала в нём азарт и злорадство.

Садясь в машину, он задрал голову вверх, пытаясь разглядеть где-то там, на упирающейся в небо стреле высотки собственные окна, и, конечно же, не увидел ничего – слишком высоко.

Когда водитель-телохранитель закрыл за ним дверь, Александр взялся за телефон и набрал номер приёмной.

– Ирина Константиновна, распорядись, чтобы в мою квартиру доставить рояль. Самый лучший. Прямо сегодня.

Глава 14

Маленький серый родстер от «Порше» стоял у здания «Воскресенский Консалтинг» прямо под проливным дождём. Цвет его наверняка слился бы с цветом мокрого асфальта, если бы не молочно-белая откидная крыша и такого же оттенка салон – яркое пятно под лобовым стеклом. Александр никогда не понимал логики Данила – в таком климате редко удавалось покататься в кабриолете. Наверняка, эта машина была прихотью его жены.

Водитель, невзирая на то, что мокнет сам, выскочил из салона и раскрыл над Александром огромный чёрный зонт. Воскресенский мельком взглянул на его костюм: мятые от долгого сидения полы пиджака, дешёвая ткань, тёмные, крупные капли-плевки на плечах и спине. Александр не помнил дату его поступления на службу, не помнил имени – безопасность была на Лёне – зато всегда отмечал внешний вид.

Воскресенский ненавидел небрежность, точно также он ненавидел, когда перед ним выслуживались. Сопровождающие его лица должны выглядеть достойно и вести себя должны соответственно – о каком уважении может идти речь, если его сопровождает мокрый и суетливый секьюрити? Алек вращается в слишком придирчивых кругах, чтобы позволять себе или кому-то из своего окружения подобные оплошности. Сделать выговор или повысить премию, чтобы хватило на более дорогой костюм? Александр мысленно сделал себе пометку и вошёл в услужливо распахнутые двери.

В конференц-зале его ждали оба младших Воскресенских. Ирина Константиновна уже разливала им кофе. На передвижном столике стояли ром, виски и мартини – по вкусу каждого из братьев. На белоснежном блюде аккуратными пирамидками выстроились канапе с сыром, оливками и прошутто с дыней, поджаренный хлеб с ветчиной и кудрявыми листьями салата. Для следящего за питанием Данила в отдельной пиале подавались сбрызнутый лимонным соком авокадо и тонкие, почти прозрачные ленты огурца, свернутые в цветок. Ирина Константиновна знала своё дело. И никогда не задерживалась. А вот Александр явился на целых два часа позже.