Те, кто питаются тенью. Внешность обманчива, а голод неизбежен

Но такая жизнь – плата за нашу природу. Мы стареем в три раза медленнее обычных людей. Если повезёт – доживём до двухсот. К пятнадцати годам мы достигаем пика – и потом почти не меняемся. Это заставляет быть осторожным: слишком долго не стареть – подозрительно. В общении с людьми приходится постоянно помнить, сколько тебе «на вид» – и не ляпнуть чего-то лишнего.

– Спасибо, – тихо ответил я, чувствуя, что обсуждать это сейчас не хочется.

– Советую выходить на улицу и понемногу прогуливаться. Осваивайся. Я понимаю, что к этой какофонии запахов ты не привыкнешь никогда. Но хотя бы перестань терять сознание, – сказала мама.

Я снова кивнул. Она была права. Хотя я бы предпочёл остаться дома. Но запереться на год – глупо. Через неделю начну сходить с ума от скуки. Как ни крути, я социальное существо. И хоть я ненавижу школу, там иногда случается что-то интересное. Да и за людьми наблюдать увлекательно. Я даже мог бы написать научную работу по поведенческой психологии подростков.

– И возьми этот пирог. Отдай кому-нибудь, пожалуйста, – добавила мама, протянув мне аккуратно упакованную коробку.

Я вздохнул, натянул куртку, взял пирог и вышел.

Воздух был пропитан пылью, влагой и чем-то металлическим. Мне нужно было привыкнуть к этому городу, но уже с первых дней он начал раздражать. В голове мелькнула мысль: куда вообще идти с этим пирогом? Решил не заморачиваться. Полчаса – и домой.

На центральной улице запахи ударили в нос тяжёлой, липкой волной. Сладковатая вонь мусора, дым сигарет, что-то кислое, бензин. Мама была права – от этого кружилась голова. Главное – не выдать себя. Не стошнить при людях. «Просто иди и дыши как можно реже», – уговаривал я себя. Эти запахи пронзали меня, как иглы. Я чувствовал, как они оседают в голове, оставляя шершавый, грязный след. Хотелось просто дышать. Как все. Без боли. Без шума.

Я свернул в сторону, туда, где людей было слишком много. Держался ближе к краю тротуара, почти не поднимал глаз. Начиналась паническая атака. Толпа сжимала меня, как петля. Казалось, все смотрят. Все чувствуют. Слишком много запахов, звуков, лиц. Сенсорная перегрузка нарастала. Я начинал понимать тех, кто избегает людей. Хотя кому-то ведь нравится быть здесь, в самом центре. Они мечтают сюда переехать. А я – сбежать.

Вскоре я заметил у кафе потрёпанного мужчину с собакой. Он стоял у стены, прикуривая сигарету, и, казалось, никуда не торопился.

Я остановился рядом, не зная, что делать с этим чёртовым пирогом. Сделал глубокий вдох (что сразу оказалось ошибкой – запах табака ударил в нос) и подошёл ближе.

– Извините… – начал я. Мужчина обернулся, глядя на меня из-под нахмуренных бровей. – Меня тут угостили яблочным пирогом, но я, если честно, терпеть не могу сладкое. Может, вы хотите? Жалко выкидывать. Он, наверное, вкусный.

Он посмотрел на меня с удивлением, но не с недоверием. Потом слегка усмехнулся.

– Почему бы и нет? Спасибо большое, – сказал он, беря коробку из моих рук. Обернулся к собаке, которую я только сейчас заметил – лохматая, старая, но ухоженная. – Ну, смотри, старина, какая вкусняшка нам сегодня перепала.

Пёс тут же оживился, замахал хвостом и подошёл ко мне. Я осторожно протянул руку – он дал себя погладить. Мягкий, тёплый, тянулся ближе, словно обрадовался вниманию.

– О, ты ему понравился, – сказал мужчина, не вынимая сигарету изо рта.

– Хорошего вам дня, – сказал я, выпрямляясь.

– И тебе, сынок, – ответил он, снова улыбнувшись.

Я кивнул и пошёл дальше, чувствуя себя немного легче. «Пирог пристроен. Теперь хотя бы не таскаю его по городу», – отметил я мысленно, прибавляя шаг.

Ровно через полчаса я вернулся домой, сбросил куртку в прихожей и направился на кухню. Мама оставила на столе травы – можно было заварить сбор. Он немного снимал тошноту и был единственным, что мой организм принимал без сопротивления. Видимо, потому что для обычных людей они были ядовитыми. Я заварил чашку и, усевшись, сделал пару глотков. Горечь обожгла горло – но стало легче.

Проблема была не только в запахе и не в головокружении.

Я чувствовал себя запертым. Как в клетке. Город давил на меня – шумный, душный, влажный. Каменные стены, гудящие машины, переплетение запахов и чужих взглядов – всё это лишало воздуха. Даже дома не было ощущения безопасности. Будто стены могут сомкнуться в любую секунду.

Я обвёл глазами кухню – аккуратную, стерильную, с выверенно расставленной посудой. Организованность всегда успокаивала маму. А на меня действовала наоборот. Казалось, даже здесь всё подчинено чьей-то системе. Здесь нельзя просто быть собой.

На ближайшие две недели нужно было чем-то заняться. В городе точно есть парки. Есть залив. За городом – горы. Может, там станет легче. Или хотя бы удастся найти место, где можно просто посидеть в тишине.

Глава 4. Запах чужой тайны

Мама наконец-то решила объяснить, зачем мы переехали в Сиэтл – спустя почти две недели. Казалось, она испытывает моё терпение.

– Маньяк, Джимми, – сказала она с едва заметным азартом в голосе.

Я сразу понял, какой я идиот – ведь первым услышал об этом от полицейского ещё в Техасе. Именно поэтому она выбрала эту квартиру: чтобы было проще его найти. Значит, она вышла на след и не отступит, пока не выследит. На её счету уже пятеро – в основном начинающие. Как-то я спросил, как она это делает.

Оказалось, она внимательно изучает, кого выбирает убийца и где действует. Выслеживает. Наблюдает. Потом притворяется жертвой: спокойно идёт с ним, садится в машину, может сама заговорить, попросить подвезти, прикинуться потерявшейся. Но самое интересное начинается, когда они оказываются на месте. Когда она сбрасывает маску – и до него доходит, что теперь жертва – это он. Даже готовить ничего не приходится, всё уже подготовлено заранее. Возможно, это её форма сублимации сексуальной энергии. Я знаю: сам поиск и поимка вводят её в состояние, близкое к экстазу. Что происходит потом, она не рассказывает. Простых жертв она убивает быстро. Но маньяки – это не тот случай. Возможно, с ними она позволяет себе развлечься. Иногда мне хочется оказаться рядом, просто чтобы увидеть, как это бывает.

– В этом городе он убил троих. А по стране – гораздо больше, – сказала она с нетерпением в голосе.

– Откуда ты знаешь, что он здесь?

– У меня есть зацепки. Я знаю, кого он выбирает, знаю его зоны. Нужно изучить город. Внимательно.

– Как ты собираешься выследить его в этом муравейнике? Это же невозможно, – возразил я, закипая.

– Я найду его. А ты пока будь паинькой. В морозильнике еды ещё на полгода, – отрезала она, явно не желая продолжать разговор.

Я отлично знал, что это значит. Она будет выходить ночью. Нам хватает шести часов сна. У нас нет обычной жизни: ни вечеринок, ни друзей, ни готовки. Всё подчинено одной цели – выжить и остаться незаметными.

Значит, её не будет дома. Часто. А я останусь наедине с этим серым городом, его шумом, запахами, которые впиваются в голову, как иглы. Иногда мне кажется, что я схожу с ума от этой тишины, которая наступает, когда она уходит. Я не ребёнок. Мне не нужны сказки на ночь. Но когда её нет рядом, становится холодно.

Придётся как-то занять себя. Значит, вечерние покерные партии отменяются. Я всегда проигрывал, но мне это нравилось. Мама прекрасно блефует. Мне до её мастерства еще далеко.

Нужно будет сходить за одеждой. Заменить рубашки и брюки на джинсы и футболки. Перекрасить волосы обратно в свой цвет, подстричься. Новый город – новая версия меня. И главное – морально подготовиться к школе. Опять. Эти коридоры, взгляды, вопросы. И снова роль.

Я знаю: первое время я буду в центре внимания. Меня это бесит. Мама говорит, я слишком остро это воспринимаю, но она не понимает, как тяжело быть чужаком каждый раз. Меня изучают, оценивают, восхищаются – или просто подозревают.

Мне не нужно много людей. Я не стремлюсь стать частью чего-то большого. Но иногда я чувствую одиночество. Не физическое – внутреннее. Оно гложет, как голод. Я не могу быть собой. Я слишком другой. И, если честно, я знаю – никому бы не понравилось узнать, какой я на самом деле.

Боже, дай мне сил. И выдержки. Если ты вообще есть. Хотя, честно говоря, мне давно стоило провести прямую линию к Сатане. Меня всегда больше привлекал он – просто потому, что его версия событий в Библии так и не была изложена. А ведь у него, думаю, есть что рассказать. Много. Потому что если Бог действительно существует… у меня к нему слишком много вопросов.

Ноябрь. Сыро, серо и противно. Я не мерзну, как обычный человек, но эта вязкая, тяжёлая сырость и нескончаемый дождь, который словно шепчет тебе в ухо «не сбежишь» – невыносимы. Уже две недели в этом городе, и легче не становится. Воздух – смесь пыли, бензина, влажного тумана и всего прочего, что оседает в лёгких, как цемент. Всё вокруг словно давит.

Сегодня – мой первый учебный день в новой школе. Мне нужно продержаться здесь год. Целый год. Звучит, как приговор. Потом – переезд. И, возможно, конец этой школьной каторги. Хотя я до сих пор не знаю, чем хочу заниматься дальше. За свою жизнь я успею сменить десяток профессий. Всё равно придётся снова и снова прятаться.

Я остановился у главного входа и уставился на здание из красного кирпича. Как же мне не хотелось туда заходить. Люди ненавидят школу за десять—двенадцать лет, которые проводят в ней. А я провёл там двадцать восемь. Повторять одни и те же классы снова и снова, видеть те же лица под другими именами… С ума сойти. Я знаю школьную программу лучше некоторых учителей. Но с каждым годом всё сложнее играть «обычного». С каждым разом это требует больше усилий.

Хорошо хоть, что меня не травят. Наоборот – все почему-то хотят дружить. Может, дело во внешности. Люди тянутся к тому, что их одновременно притягивает и пугает. Или я просто научился быть тем, кого они хотят видеть. Достаточно загадочным, чтобы вызвать интерес, но не настолько странным, чтобы насторожить.

Сейчас меня зовут Джеймс Блейк. Мама решила, что пришло время использовать моё настоящее имя. Оно звучит чуждо, будто впервые его слышу. Она, как всегда, предпочитает просто Джимми.

Школа встретила меня знакомым запахом: смесь чистящих средств, пота и старых учебников. Раздевалки, туалеты, столовая – всё это я бы обошёл стороной. Хотя здание было не из худших. Я видел и похуже. Но атмосфера… тусклый свет, облупленные шкафчики, доски с давно забытыми объявлениями – всё это кричало: «Добро пожаловать в ещё одну точку на маршруте».

Я шёл по коридору, и на меня смотрели. Эти взгляды я знаю наизусть. Девушки. Их взгляды буквально впивались в грудь, как стрелы. К вечеру половина решит, что влюбилась, остальные начнут спорить, кто станет моей девушкой. Они не знают, кто я. Для них я просто новый парень, загадка. А для меня они – фон. Повторяющаяся декорация в каждом новом городе.

Да, я выгляжу эффектно. Рост, тело, лицо – всё это уже не удивляет. Я знаю, как это работает. Меня приглашали работать моделью, на улицах Сиэтла предлагали контракты. Но всё это – не для меня. Я не могу позволить себе мелькать на разворотах глянца. Я не могу позволить себе быть кем-то заметным.

И даже если я скажу, что гей – это не спасёт. В каждой школе найдутся «свои» ребята, и мне снова придётся отбиваться уже от них. Пару раз я совершал такую ошибку.

Я мечтаю быть серым, незаметным, раствориться в толпе. Но, увы, у нас – другая природа. Мы созданы, чтобы привлекать. Это наш дар. И наше проклятие.

Будут ещё спортсмены. Те, кто скажет: «Эй, ты высокий. Приходи в команду». Но я не могу играть. Моя сила – слишком явная. Стоит показать чуть больше – и появятся вопросы. Газеты, фото, тренеры. Всё, чего мне не нужно. На физре придётся притворяться слабее. Я научился это делать, но от этого не легче.

А когда я заговорю на уроке – отличники поймут, что я не просто «мускулы». Вот с ними, возможно, я и подружусь. Умные и тихие обычно не лезут в душу.

Я ещё не решил, кем быть в этой школе. Маска выберется по ходу. Может – замкнутым. Может – нахалом. Главное – держать дистанцию. Чтобы никто не захотел ко мне в гости. Чтобы не было вечеринок, где я не смогу притвориться обычным.

Я нашёл кабинет, вошёл и подошёл к учителю. Назвал своё имя, и он быстро скользнул по мне взглядом. Судя по выражению лица, он уже мысленно отнёс меня к одной из категорий: «тупой», «новенький», «тестостероновый красавчик». Мне было всё равно. Пусть удивляется – физика мне всегда давалась легко. Как, впрочем, и любые точные науки.

Из угла послышался шёпот. Вернее, им казалось, что это шёпот. Для меня – будто кто-то говорит прямо рядом со мной. Пара девчонок перешёптывались и хихикали, но я даже не обернулся. Игнор – моё главное оружие. Пока я шёл в конец кабинета, одна из них в красках обсуждала, что бы она со мной сделала в постели. Боже, это вообще законно? Главное – не заржать. Ведь они уверены, что я ничего не слышу. Что их разговор остаётся приватным.

Я выбрал место на задней парте и устроился поудобнее, готовясь наблюдать за этим цирком.

Почти перед самым звонком дверь кабинета с грохотом распахнулась, и ввалился паренёк в очках. Худой, лохматый, с рюкзаком, нелепо перетянутым на одно плечо. Одет будто наугад – как попало. Такие есть в каждом классе. Видимо, физика – его любимый предмет, раз он так старался успеть.

Он окинул класс беглым взглядом: свободна была только первая парта – рядом с какой-то девчонкой – и задняя, возле меня. Он вздохнул и, явно не в восторге, направился ко мне.

– Можно сесть? – буркнул, не глядя.

– Конечно, садись, – кивнул я.

Он плюхнулся рядом и тут же начал рыться в рюкзаке, вываливая на стол учебники и мятые листки. Я уже почти перестал на него обращать внимание, как в класс вошла ещё одна девушка.

Она прошла к ближайшему свободному месту и села. Даже не взглянула в мою сторону. Редкость. Обычно такие сверлят глазами, ждут, что я подойду первым. А потом обижаются, когда не подхожу.

Я украдкой посмотрел на неё. Что-то в ней было не так. Белые волосы – до лопаток. Идеальная осанка. Одежда – белый свитер, джинсы – казалась простой, но была дорогой. И сумка тоже. Что она вообще делает в такой школе? Таких обычно пристраивают в частные лицеи с охраной и бассейном.

Я встречал много красивых девушек, особенно в этом городе. Но взгляд почему-то снова и снова возвращался к ней. Будто я прожигаю ей затылок. И не могу остановиться.

Как и ожидалось, многие девушки весь урок даже не пытались слушать учителя. Я вредил их успеваемости. Они бросали взгляды – украдкой, через плечо, из-под ресниц. Делали вид, что играют с ручкой или смотрят в окно. Но я чувствовал – они смотрят на меня. Я знал, что в их головах происходит.

Какая странная штука – эволюция. Создаёт хищников такими, чтобы их хотелось обнять. Внешность, вызывающая доверие. Голос – ровный, уверенный. Притягательность вместо страха. Зачем? Нам и так хватает силы.

До обеда всё шло ровно так, как я и ожидал. Одно и то же каждый раз. Повторяющийся спектакль. Будет ли хоть что-то новое?

Девушки пытались заигрывать, изображая наивный интерес:

– «Ты из какого города?» – «Почему переехал?» – Или просто – «Привет» с таким взглядом, будто я обязан ответить взаимностью.

– Извини, у меня уже есть девушка, – сказал я Эмили. Её лицо побелело, но она тут же отвела взгляд, надеясь, что я этого не заметил.

– Нет, я не могу проводить тебя домой, – ответил я Джейн. Она пожала плечами и ушла, будто это был не отказ, а недоразумение.

– Прости, я занят, – бросил я Виктории. Она вспыхнула, но через пару секунд уже снова болтала с подругами, делая вид, что всё под контролем.

– Я гей, – спокойно сказал я Мари. Её глаза расширились, но, к счастью, она кивнула и отошла. Пусть ищет свою жертву где-нибудь ещё.

– Нет, я не чиню машины и не разбираюсь в компьютерах, – лениво отмахнулся я от очередного подхода. Отговорки иссякали, а поток – нет.

Парни тоже подключились. Спортсмены, конечно.

– Не, не моё – ни баскетбол, ни футбол, ни волейбол, ни гребля, – парировал я безразлично.

К обеду я сбился со счёта, сколько раз услышал чьё-то имя и сколько раз получил номер телефона. Всё это – повторяющаяся рутина. Утомительная, раздражающая. Никто из них и представить не мог, сколько мне на самом деле лет. Если бы узнали – испугались бы. И были бы правы. Это уже зона уголовной ответственности.

«Остался всего год, потерпеть», – напомнил я себе. Главное – не выделяться. Главное – продержаться.

Обед. Кафетерий – худшее место в школе. Жаль, что на улице холодно, туда хотя бы можно было бы сбежать от вони и шума. Я взял бутылку минеральной воды – слава Богу, хоть её я мог пить. Организм требовал влаги гораздо чаще, чем у обычных людей. Всё остальное – исключено. Только травяные отвары, только то, что готовила мама. Иначе – тошнота, боль, отвращение.

Я сел в углу, за пустой столик. Надолго он не останется пустым – я это знал. Девушки подойдут. Обязательно. Улыбки, взгляды, «случайные» прикосновения. Мне придётся снова надеть маску вежливости и играть роль.

Но первым подошёл не кто-то из них.

На стул напротив плюхнулся тот самый странный парень из класса физики. Сел с видом обречённого, сразу уткнулся в рюкзак, будто тот был единственным, кому он мог доверять. Он явно нервничал. Что ж, интересно.

Возможно, мой ответ на вопрос на уроке впечатлил его. Любопытно. Может, хоть это будет отличаться от однообразных попыток флирта. Парень выглядел так, будто при первой же возможности сбежит. Умники вроде него всегда считают себя «не такими», будто хуже остальных. Заниженная самооценка – классика.

Иногда мне хочется сказать таким, что всё наоборот. Что это их интеллект и искренность – самое ценное. Но, наверное, до этого нужно дойти самому.

– Привет. Я Питер, – сказал он, глядя на меня с лёгкой растерянностью, будто сам не верил, что подошёл.

– Джеймс, – кивнул я, делая глоток воды.

– Ну как, первый день? – спросил он и, склонившись ближе, с усмешкой добавил: – Уже выбрал себе девушку?

Я хмыкнул. Как бы объяснить ему, что они меня не интересуют? Не потому что я гей – потому что не могу позволить себе сближения. Ни с кем.

– Они меня все уже достали, – честно признался я.

Он прищурился, будто пытался меня раскусить.

– Ты… это… гей? Или у тебя уже есть кто-то?

Фантазия, конечно, не поражает. Но если он хочет честности – почему бы и нет.

– Ни то, ни другое, – спокойно ответил я.

– Тогда в чём проблема?

Я пожал плечами:

– Отвлекают от учёбы. А скоро экзамены.

Он кивнул, будто только этого и ждал. В глазах появилось что-то новое – уважение.

– Родители не могут оплатить колледж. Мне нужно поступить на грант. Так что я тебя понимаю, – сказал он, и в его голосе прозвучала личная боль.

Попал в точку. Для него учёба – вопрос выживания, а не просто путь к диплому.

– А ты откуда? – спросил он.

– Из Техаса.

– Почему Сиэтл?

Он был удивительно настойчив. Но не в том надоедливом смысле – скорее по-человечески любопытен.

– Из-за работы моей сестры, – ответил я. Лучше говорить близкую к правде версию. Так меньше вероятность запутаться.

В этот момент к нашему столу подошла девушка. Высокая, с длинными чёрными волосами, уверенным взглядом и осанкой, как у королевы. Из тех, кто получает, чего хочет.

– Привет. Я Кларисса, – обратилась она исключительно ко мне. – Не хочешь пересесть к нам?

Я взглянул в сторону её стола – там сидела та самая блондинка. «Стол стерв», – отметил я про себя.

– Извини, как видишь, я уже разговариваю с Питером, – ответил я, вежливо, но ясно.

Её губы едва заметно поджались. Видимо, не привыкла к отказам. Пожав плечами, она ушла.

– Ну ты даёшь, – сказал Питер. – Ты, наверное, первый, кто ей отказал. Обычно это она всех отшивает.

Я усмехнулся:

– Ничего, скоро она снова окажется на троне.

Питер хмыкнул, явно озадаченный моей прямолинейностью. Но, похоже, это ему даже понравилось. Он не был обычным заучкой. У него был живой ум, хорошая наблюдательность. Возможно, в нём больше интересного, чем я думал.

И тут она прошла мимо. Та самая блондинка. Идеальная осанка, плавная походка, будто она скользила, не касаясь земли. Я успел разглядеть её поближе: голубые глаза, розовые губы, светлая, почти фарфоровая кожа.

Красивая. Безупречная как ангел. Но…

Её взгляд. Рассеянный, стеклянный. Как у человека, который слишком долго смотрел в бездну – и оставил часть себя в темноте. Взгляд, в котором уже нет жизни, только холод и усталость.

По спине прошёл холодок. Я машинально вдохнул.

И замер.

Её запах. Или, точнее, его отсутствие. Ни нотки парфюма, ни намёка на шампунь, ни едва уловимого следа человеческого тела. Ничего. Просто стерильная, пугающая пустота. Как будто кто-то вырезал её из этой реальности и вставил обратно, но забыл добавить запах. Это было не просто странно – это было невозможно.

У меня участилось сердцебиение. В висках зазвенела кровь. В груди – сжатый клубок тревоги. Я знал, как пахнут люди. Каждый. Даже если не знал имени – запах не забывался. Но она… была чем-то другим.

– Эй, ты как? Всё нормально? – Питер наклонился ближе, заглядывая мне в лицо. – Ты побелел. Может, купить тебе чего-нибудь сладкого?

– Да… всё в порядке, – солгал я, отводя взгляд.

Но всё было не в порядке. Абсолютно.

Я наблюдал за ней. За тем, как она села к «столу королев» – с Клариссой и той рыжей, кажется, её звали Марта. Но даже в этом – не было логики. Она не такая, как они. Почему сидит с ними?

Питер продолжал говорить, но я не слышал. Слова терялись, отскакивали от меня. Я был заперт внутри. Сосредоточен на ней. Она улыбалась, болтала, играла свою роль… но фразы не проникали в сознание. Что-то внутри меня кричало: это не маска – это броня. И она её носит каждый день.

Прозвенел звонок. Все встали с мест. Я тоже собирался встать – чтобы последовать за ней, но будто прирос к стулу. Механически наблюдал, как она поправляет волосы и выходит из зала. Плавно. Слишком плавно. Словно каждый её шаг – хореография.

На биологии её не было. Литература – пусто. Английский – снова ничего. Куда она исчезла? Возможно, я всё себе придумал. Или мой мозг сыграл со мной в излюбленную игру паранойи.

По дороге домой я прокручивал это снова и снова. Она не пользовалась ничем ароматным – как и я. Сейчас несложно найти средства без запаха. Это ещё не повод для подозрений. Но стерильность – не отсутствие запаха. Это – его аннигиляция. Запах должен быть. Хоть какой-то. А у неё – ничего.

И всё же… если всё это – просто результат стресса, если она обычная девочка с замкнутым характером?

Её взгляд… Я видел такие у тех, кто смотрел в темноту слишком долго. Кто стоял на краю. У тех, чьи души сгорели медленно, незаметно – и никто даже не понял, что они давно мертвы. Депрессия. Самое молчаливое чудовище. Оно не предупреждает, не рычит. Оно просто входит в человека – и остаётся. И ты никогда не узнаешь, пока не станет поздно.

Я знал только одно – завтра мне нужно будет найти её. И узнать правду.

Глава 5. Танец сомнений

Возвращаясь домой, я заметил, что мама как раз заканчивает работу над проектом чьей-то гостиной. Еще один плюс современности – удалённая работа, отсутствие необходимости видеть клиентов и работодателей. В её профессии было много свободного времени, а значит, и больше времени на охоту.

Я сел на диван, погружаясь в свои мысли. Должен ли я рассказать ей о том, что произошло сегодня? Обычно я не скрывал от неё ничего. Она была единственным человеком, с которым я мог обсудить всё – без стеснения, без недомолвок. Но что-то в этой ситуации было другое, что-то не давало мне покоя.

– Джимми, ты сегодня со мной или хочешь побыть один после школы? – спросила мама, не отвлекаясь от работы.

Я вздохнул и ответил:

– Я побуду один. Если что – звони, я примчусь. Нам, наверное, стоит подумать о машине для меня. До школы недалеко, но на автобусе я точно не поеду.

Она на мгновение посмотрела на меня, поднимая бровь, как будто замечая в словах что-то большее, чем я хотел вложить.

– Я что-нибудь придумаю, дорогой. Я тоже об этом думала. Ну, хорошего тебе вечера, – сказала она, поцеловав меня в лоб, но её взгляд был немного затуманенным, как будто она тоже что-то ощущала, чего не могла объяснить.

Через двадцать минут она ушла, отправляясь в свою привычную ночь, бродя по мокрым, душным улицам. Мне нужно было побыть одному и подумать. Как бы она отреагировала, если бы я рассказал ей правду? Волнение поднималось внутри меня.

Я включил телевизор, пытаясь отвлечься от своих мыслей хотя бы на пару минут. На экране мелькала сцена из первых «Сумерек», и я едва сдержал раздражение. «Фу, Господи», – подумал я, отворачиваясь.