Надежда Тальконы

Евгения Корешкова

Надежда Тальконы

1

К празднику готовились заранее. Альгида уже дважды упрашивала свою Праки принять модельеров, чтобы обсудить детали платья для торжества.

Перед самым праздником на прием попросился старый ювелир и принес роскошный комплект давно обещанных украшений в дополнение к уже подаренным серьгам: два браслета, колье и диадему, сделанных в стиле детского амулета Надежды, который она так и продолжала носить. Та же тема – синего цветка, посвященного Защитнице.

С утра планировалась торжественная служба в главном Храме Талькдары, а затем праздничный прием во дворце. Отныне Аллант становился законным Императором Тальконы.

И он вместе с Найсом старался примерно объяснить Надежде, как именно будут проходить события этого дня, чтоб ей было легче ориентироваться в напряженной обстановке и напоминал, что именно в какой ситуации ей нужно будет говорить или делать. Она ощутимо злилась, хотя и пыталась сдерживаться. Все эти церемонии были ей поперек горла.

День коронации выдался, как на заказ, тихий и солнечный. Храм был переполнен. Люди стояли вплотную друг к другу, по-видимому, заняв места еще с самого рассвета.

Надежда, ступая на шаг позади второго телохранителя Алланта, прошла по узкому проходу, оставленному специально для них, к алтарному возвышению. Справа на нем, окруженная сотнями еще не горящих светильников, стояла статуя Защитницы. Место слева было предназначено для Императора и Рэллы Тальконы. Именно отсюда, обращаясь к своему народу, Император должен был произнести традиционную молитву. Так было принято.

Но сегодня храмовый праздник Защитницы совпал с восшествием на престол нового Императора. И люди ждали, когда из его уст начнут звучать торжественно произносимые слова, с детства памятные каждому тальконцу.

Надежда, незаметно оглядывая толпу, с удивлением заметила в первом ряду, справа, знакомую, восторженно- счастливую мальчишескую рожицу.

Парнишка, в неизменной оранжевой джанерской куртке, из-под которой, впрочем, выглядывала чистая белая рубашка, стоял рядом с высокой худощавой женщиной одетой в традиционную светло-кремовую кофту с темной юбкой. Она держала руки на плечах очень симпатичной девочки лет шести, ради праздника тщательно причесанной, с огромным белым бантом в смоляных волнистых волосах, в белом пышном платье длиной чуть выше колена. Белые же гольфы и темные туфельки дополняли наряд. В руках у девочки − роскошный букет розовых махровых цветов.

Надежда задержала на ребенке взгляд чуть дольше, чем требовалось. Парнишка заметил это и, забыв выдохнуть, начал с отчаянной радостью махать над головой правой рукой. Надежда улыбнулась в ответ и, на секунду прикрыв глаза, показала, что видит его. И он, счастливый, стал настойчиво дергать мать за рукав. Как же, сама Рэлла Тальконы заметила его и поздоровалась!

А еще ближе к ним, почти у самых ступеней, стояло легкое, плетенное из двуцветной (коричневая с белым) лозы, кресло. В нем сидела, напряженно подаваясь всем корпусом вперед, слепая, преклонных лет женщина, а по бокам стояли два сильных молодых мужчины. Надежда и ее узнала и даже вспомнила имя – Шигила. Именно она гадала им с Аллантом в этом же храме шесть лет назад. И еще одно знакомое лицо мелькнуло в первых рядах толпы – старый священнослужитель.

Служба показалась Надежде бесконечной. Теперь уже полностью законная Рэлла Тальконы, (никуда не денешься!) уже устала неподвижно стоять, сохраняя гордо-торжественное выражение лица.

Но вот, наконец, и все. Теперь, если верить сценарию мероприятия, Алланту осталось лишь зажечь свой светильник от единственного на сей момент огня во всем огромном храме, горящего в чаше у подножия статуи Защитницы. От него зажгут светильники все остальные тальконцы и дружно, всем храмом, вознесут финальную благодарственную молитву Защитнице. И тогда можно будет, наконец, покинуть весьма душный от скопления людей храм.

Старый служитель сделал чуть заметный знак рукой, и девочка с букетом побежала вперед, чтоб вручить цветы Рэлле Тальконы. Малышка очень торопилась и, наверное именно поэтому, споткнулась на предпоследней ступени лестницы и упала. Цветы разлетелись под ноги Императорской чете. Девочка сразу же вскочила, в ужасе глянула себе на ноги, и Надежда, едва ли не скорее ее самой, увидела, что малышка

о грань каменной ступени рассадила себе колени. Что обильно хлынувшая кровь уже успела дотечь до гольфов, особенно ярко выделяясь на белом. Девочка готова была вот-вот расплакаться и уже, испуганно расширив глаза, начала медленно открывать рот. Надежда среагировала быстрее. Она метнулась вперед, мгновенно присела возле девочки, закрыла своими ладонями ее разбитые колени и зашептала так, чтоб слышала только перепуганная малышка:

– Тихо, тихо, маленькая, не плачь. Только не плачь. Сейчас все пройдет. Сейчас не будет больно. Сейчас… сейчас… я быстро… Ведь уже не больно? Нет? Ну, что я тебе говорила. – И ей сейчас никакого дела не было, что все взгляды прикованы сейчас к ним. И только Аллант, единственный, понимал, что же на самом деле происходит.

Надежда наконец отняла перепачканные кровью руки от коленей изумленного ребенка.

– Вот видишь, все прошло.

Действительно. Розовая кожица коленей девочки уже не имела никаких следов травмы, и только, не успевшая высохнуть, кровь на коже и белой ткани гольфов подтверждали, что все не было шуткой.

Продолжая сидеть на корточках, Надежда обернулась через плечо, шепнула:

– Альгида, дай платок руки вытереть.

А девочка тем временем убежала к матери.

В храме стояла мертвая тишина.

И вдруг в этой тишине раздался зычный женский голос:

− Вспомните священные слова древнего пророчества. Час пробил!

Надежда невольно поднялась, чтоб лучше видеть, кто же это говорит.

И держала кисти рук на весу, ладонями вперед, боясь испачкать платье.

Это была Шигила, и она тянула в сторону Надежды трясущуюся старческую руку.

Волна шепота прокатилась по толпе. А Шигила продолжала вещать, торжественно цитируя пророчество:

– … И только невинная кровь ребенка на руках Посланника напомнит, что час пробил!

Надежда, недоумевая, обернулась к Алланту, но еще не успела ничего сказать, как перед ней опустился на колени старый священнослужитель, протягивая ей на вытянутых, дрожащих от волнения руках, незажженную чашу храмового светильника.

– Аллант, − чуть слышно, очень раздраженным тоном, прошипела Надежда, вполоборота оглядываясь на мужа, – что еще за цирк мне устраивают?! Ты ничего не говорил мне об этом! Предупреждать надо! Что я должна теперь делать?

Аллант, растерянный не меньше, и даже не пытающийся скрыть своего изумления происходящим, прошептал в ответ, заметно заикаясь, чего за ним обычно не замечалось:

– П-пож-жалуйста, ус-спок-койся и п-попыт-айся заж-жечь с-све-ттиль-ник.

– Как? С ума все что ли посходили?

– Ус-спокойся. Т-ты же ум-меешь. С р-рук. С-сама. – и замер в тревожном ожидании.

– Идиотизм какой-то! Чего еще выдумали? – Проворчала себе под нос Надежда, так и не дождавшись платка от служанки, застывшей на коленях с приоткрытым ртом. Чуть помедлив, она подняла согнутые в локтях руки до уровня плеч, крутнула кистями, сдвигая рукава. И свела над чашей, заметно дрожащей в руках священнослужителя, сомкнутые в боевую позицию пальцы.

Слабая ниточка разряда, и тут же вспыхнуло высокое голубое пламя в чаше, которую служитель немедленно воздел над головой.

Изумленное :

–Ах! – всей толпы. И народ в храме почти одновременно оказался на коленях.

– Аллант, какого тойса… – прошипела Надежда, оборачиваясь, и замолчала на полуслове, потому что Император Тальконы, пораженно глядя на нее, тоже опускался на колени.

– Ты что? Свихнулся? – чуть слышный раздраженный шепот.

– П-посланница… Т-ты – П-посланница!

– С ума сошел? Еще чего выдумал! Ты же знаешь, любой джанер Даярды сможет проделать то же самое.

− О, Божественная Посланница! – обратился к ней священнослужитель, – уже успевший зажечь от чаши, что держал в руках, другую, и передать ее вперед, в толпу. − Соизвольте зажечь огонь в Чаше Защитницы.

– Ну, Аллант! – с угрозой пообещала Надежда.

Сделать это можно было только одним способом − телекинезом. И Надежда, взяв чашу светильника в руки, поставила ее на правую ладонь. Она подняла руку с чашей и привстала на цыпочки, подаваясь всем корпусом вперед. И сама не заметила, что, если смотреть со стороны, она сейчас, с чашей на ладони, практически повторила позу статуи Защитницы. Уменьшенное до человеческого роста ожившее зеркальное отображение святыни.

Стараясь не качнуть чашу, Надежда отправила светильник на ладонь статуи. И медленно опустила, ставшую неимоверно тяжелой, руку.

Она держалась спокойно и невозмутимо до той самой поры, пока Императорская чета не переступила порог комнаты, скрытой за алтарем. Вот тут-то нервы у Надежды не выдержали, и она набросилась на ни в чем не повинного Алланта.

– Вот что, Ваша Мудрость! Если Вы и в самом деле настолько мудры, как прикидываетесь, то немедленно! Слышите, немедленно! Пойдите сами или пошлете кого-нибудь к народу и объясните, что все происходящее является досадным недоразумением. Что ваша прорицательница ошиблась. Что к легендам и мифам вашей планеты я никакого отношения не имею. Что произошло обычное совпадение фактов. Ну, что стоишь, смотришь – иди или приказывай!

Никто не стронулся с места. Аллант ошарашено молчал, явно не находя слов для ответа.

Напряженное молчание затягивалось. Но тут вперед вышел тот самый пожилой священнослужитель, что просил зажечь светильник и опустился перед Надеждой на колени.

– О, Божественная Посланница, позвольте Вам объяснить…

Она перебила священника очень усталым, затравленным голосом:

– Пожалуйста, поднимитесь. Не нужно так…– и почти прошептала еще раз: пожалуйста…

Оглянулась, увидела широкую скамью у стены, попятившись, плюхнулась на нее и, откидывая голову назад, чтобы чувствовать затылком прохладную каменную опору, на несколько секунд бессильно закрыла глаза.

Священнослужитель терпеливо выждал, пока она обратит на него внимание.

– Никакой ошибки нет. Божественная Посланница, пожалуйста, попытайтесь вспомнить тот день, давно, когда Шигила гадала Вам, здесь, в храме. Был вечер и шел дождь. Помните? – и пытался уловить положительный ответ в ее глазах.

– Ну? – совсем не дипломатично отозвалась Надежда.

– Помните, КАК ИМЕННО Шигила попрощалась с Вами? Так приветствуют Защитницу в храме. И еще Императора Тальконы. Но никак, пожалуйста извините, не чужачку! Но и это еще не все. После того как Вы ушли, Шигила отдала мне Ваши деньги. И приказала, чтоб я отдал их беременной женщине с мальчиком, которые утром придут молиться. И они, действительно, пришли на следующее утро. Шигила сказала, чтоб я, по возможности, помогал этой женщине, потому что ребенок, который должен родиться у нее, позволит исполниться моей мечте. У нее родилась девочка. Та самая, что дарила Вам сегодня цветы. А самая заветная мечта у любого священнослужителя – дожить до прихода Посланника. И она свершилась.

– Это лишь совпадение. – Устало отозвалась Надежда.

– Первое, больше чем за тысячу лет. Многие, слишком многие, пытались разными способами доказать, что именно они являются Посланниками, но безуспешно. Много невинной детской крови пролилось, ведь одно время некоторые толковали Пророчество таким образом, что будто бы надо принести в жертву ребенка, чтоб пришел Посланник. А все оказалось совсем не так. И совпали все пункты Пророчества. Все до одного. Даже о Знаке Неба. У Вас, о, Божественная Посланница, (при этих словах Надежда болезненно поморщилась) глаза цвета Неба. И Ваш амулет, который Вы носите с детства – это тоже один из знаков Защитницы. И Ваши украшения – символ принадлежности к Божественной Защитнице. Никто из живущих на Тальконе не осмелился бы надеть такой комплект, чтобы пойти в нем в храм. (вообще-то Альгида предупреждала!) – вспомнила Надежда и вяло спросила:

– И что теперь?

– Вам нужно выйти к народу и сказать все, что Вы хотите сказать своим подданным. Люди ждут Вашего слова, Вашего Благословения.

– А без этого никак нельзя? – голос прозвучал жалобно.

– Они ждут Вас. Пожалуйста.

Надежда тяжело, неохотно, поднялась и пошла вперед. И спиной чувствовала, как все устремились за ней следом.

Оказалось, что никто из присутствующих в храме не посмел подняться с коленей. И множество глаз: ждущих, возбужденно горящих, были устремлены на нее. И тишина стояла такая, что, казалось, неровное биение ее сердца слышно всем, даже в самых последних рядах, у дверей.

– Я понимаю, каждый из Вас ждет, что свершится чудо, и жизнь на планете в единый миг изменится, и наступит всеобщее блаженство. Я не хотела бы Вас разочаровывать, но ничто не меняется сразу. И чтобы мир вокруг, действительно начал меняться, потребуется время и наше с вами общее желание. И не только желание, но и действие. Каждого, начиная от Императора, кончая простыми тружениками Тальконы. Каждый на своем месте должен помнить, что и его вклад будет малой каплей в общем деле. Я желаю Вам мира, здоровья и блага.

Выходили из храма узким коридором, образованном взявшимися за руки охранниками. А вся площадь была запружена радостно приветствующими Императорскую чету горожанами. И через головы накрепко сцепивших руки охранников к ним тянулись сотни рук. И все перекрывал один всеобщий выдох:

– Посланница! Божественная Посланница!

Надежда не могла потом вспомнить что же именно заставило ее в тот момент протянуть свободную правую руку, чтоб на ходу легким скользящим движением касаться кончиками пальцев тянущихся к ней многочисленных рук. Уж лучше бы она этого не делала! До того реальным стало ощущение, что она попала в мощное поле энергоотсоса.

Каждый пытался получить от нее хоть капельку, частичку энергии. И вскоре Надежда почувствовала, что ей становится плохо и начинала уже подозревать, что до машины на краю площади она просто не дойдет. Но сразу опустить онемевшую, словно чужую руку, не смогла, боясь обмануть надежды сотен стремившихся к ней людей, и поэтому только крепче сжала локоть Алланта, на который опиралась. Он мельком взглянул на Божественную Супругу, но ничего не спросил.

До конца коридора ее сил все-таки не хватило, и Надежда запоздало поняла, что лучше все-таки опустить руку, чем упасть в обморок у всех на глазах. Но то, как именно она дошла до машины и села в нее, вспоминала с трудом. И сумела только прошептать еле слышно, уже теряя сознание:

– Аптечку…сти…муля…

А уж кто именно оказывал ей помощь не помнила.

Очнулась на коленях перепуганного Алланта и до самого дворца не пыталась даже приподняться, набираясь сил для бесконечно-продолжительного торжественного приема.

Все-таки, по-умному они сделали, оставив для себя на всякий случай джанерские аптечки. Хорошо бы она выглядела, не будь под рукой стимулятора – средства жестковатого, но надежно и быстро действующего.

И вот наконец вечер. Поздний, подозрительно тихий, и можно снять украшения и, встряхнув головой, распустить по плечам волосы, уставшие в сложной прическе.

Надежда отпустила Альгиду и ушла в спальню, где долго, не торопясь, расчесывала волосы. Аллант почему-то слишком медлил и все не появлялся со своей половины. Когда ждать надоело окончательно, Надежда осторожно выглянула из двери. Не нарваться бы в таком полуодетом виде на какого-нибудь позднего визитера или одного из телохранителей мужа. Нет, никого постороннего не было.

Аллант молча сидел в кресле, явно не собираясь вставать.

– Ваша Мудрость, ты что, сегодня вовсе ложится не собираешься? Все не можешь насладиться своим неповторимым величием? – с легкой ехидцей спросила Надежда.

Аллант обернулся с почти испуганным видом.

Видя, что с мужем не совсем все ладно, Надежда подошла и уселась на подлокотник, спросив совсем другим, озабоченно-участливым тоном:

– Что хоть случилось-то? Что с тобой в самом деле?

– Ты … Вы…. – Аллант смотрел почти испуганно, – Я и в мыслях не предполагал, что ты…Вы…

– Ну, все, приехали! – раздраженно крутнула головой Надежда, – и этого замкнуло! Аллант, ты что в самом деле! Что, теперь весь дворец так и будет передо мной ползать на коленях? Сейчас только с Альгидой и телохранителями разбиралась, а теперь и ты туда же! Что мне теперь… Я-то здесь при чем? Ну, я, естественно, понимаю, что у вас у всех сегодня полный сдвиг на религиозной почве, но разве Я виновата, в том, что мне теперь отказывают даже в нормальном общении?! Что ты предпочитаешь спать в кресле, а не в нашей спальне?

– Но, Божественная Посланница, ведь я же не могу относиться к Вам так, как раньше, когда я ничего еще не знал… И я… – договорить ему не удалось.

Надежда в ярости вскочила, и в этот момент вошел один из телохранителей Алланта с набором для вина на подносе.

– Бакет, вон! – рыкнула на него Надежда.

Дисциплинированного телохранителя, как ветром сдуло. А Надежда за грудки выдернула мужа из кресла и тряхнула, почти вплотную приблизив лицо к лицу:

– Послушай, ты, идиот! – она была в ярости – Несмотря на твой теперешний титул, туп ты до беспредельности! Ты перепутал причину и следствие. Это не Я, это ВЫ все после сегодняшних событий изменили свое отношение ко мне! Это ТЫ не хочешь больше любить меня просто как человека, как свою жену, наконец! Это ты САМ выстраиваешь между нами какие-то идиотские барьеры! Я – не изменилась! Я все та же! А вы…а ты… – и отшвырнула Алланта обратно в мягкие объятия кресла. – А пошел ты… – и, махнув рукой, бросилась вон, едва не сбив с ног Бакета, замершего за дверью. В коридоре она заметалась и, в конце концов, рванула запор окна, кулаком наотмашь ударила по выключателю защитного поля и со второго этажа выпрыгнула в ночной, шумящий под дождем, сад.

Бакет, чертыхнувшись, последовал за ней, на бегу вызывая по браслету ее телохранителей и пытаясь не потерять Рэллу Тальконы в ночных мокрых зарослях. И все-таки, естественно, потерял.

Искали ее впятером, во главе с Аллантом. И вряд ли бы скоро нашли, если бы в одной из аллей им навстречу не попался хрунтер, спешащий во дворец.

Он с поклоном доложил, что Рэлла Тальконы только что взяла из стойла Бади, попросила у него куртку и, даже не позволив оседлать хрунта, ускакала куда-то в ночь.

Аллант остановился и стал звать жену телепатическим контактом, неощутимом даже стоящим рядом телохранителям. Но, тем не менее, он был уверен, что Надежда его отлично слышала, вот лишь отзываться не собиралась. Он уже понимал, что сглупил и извинялся в этом изматывающем контакте и умолял отозваться. Ответа не было.

Мелкий дождь, похоже, утихать не собирался до самого утра. Аллант промок до нитки, устал так, как давно уже не уставал, с самого момента ухода из Патруля.

Телохранители молча и терпеливо ждали, стоя чуть позади и с боков. Прошло не менее двух часов, когда Аллант услышал тихое медленное шлепанье по сырой земле. Мокрая, склонившая шею Бади вышла из боковой аллеи. Надежда вела хрунта в поводу и уже не разбирала, куда ступать босыми ногами. Она была в той самой старой, насквозь промокшей куртке хрунтера, которая была ей великовата, и рукава почти полностью прикрывали кисти.

Она подошла почти вплотную и остановилась, ничего не говоря. Аллант, тоже молча, осторожно разжал ее мокрые ледяные пальцы, высвободил повод и передал его Бернету. Опять же, ничего не говоря, подхватил Божественную супругу на руки и понес домой. Она, тихо вздохнув, положила голову ему на плечо и даже не попыталась обнять его за шею. И ее левая рука бессильно свисала. И он не доверил бесценную ношу ни одному из телохранителей, смущенно шагающих сзади.

Они отогревались в ванной, забравшись в нее вдвоем и продолжая молчать. Но Надежда, лежа с видом смертельно уставшего, чуть не плачущего ребенка, по крайней мере, не сопротивлялась, когда Аллант осторожно ласкал ее. К утру они помирились.

***

А после завтрака к ним подошел Найс и попросил пройти в кабинет.

– Пожалуйста, Ваша Мудрость, Рэлла Тальконы, выслушайте меня, вы должны это знать.

Аллант быстрым жестом кисти приказал телохранителям выйти. Но Бернет и Кадав пару секунд помедлили, дожидаясь подтверждающего кивка от Надежды. На что Аллант удивленно хмыкнул:

– Глядите-ка, уже и я им не указ! Быстро они у тебя осваиваются.

– Так и должно быть, вообще-то это же МОИ телохранители, – усаживаясь в кресло, отозвалась Надежда.

Найс чуть помедлил и начал;

– Это касается Вашего брата, Праки Аллант, да прими Небо его душу. Наверное, ни для кого не являлось секретом, что его брак с Праки Шоракси, да прими Небо ее душу, был не совсем удачным. Но после вашей свадьбы и скандала, связанного с Шигилой, их отношения разладились вовсе. На людях, на официальных приемах, и, вообще, в присутствии посторонних, еще поддерживалась видимость супружеского благополучия, но все равно во дворце догадывались, что дела обстоят вовсе не так, как их пытались показать в обществе. Праки Геранд все чаще и чаще старался проводить время вне общества супруги. Праки Заланд, думая, что именно этим обусловлено отсутствие долгожданного наследника, в очень резких тонах поговорил с сыном, по сути дела приказывая, не отказывать Шоракси во внимании. Но безрезультатно. И вскоре после вашего последнего отпуска, Праки Аллант, Его Мудрость Заланд был вынужден приказать провести медицинское обследование Праки Шоракси. Вот тут и выяснилось, что она генетически бесплодна. Это оказалось последней каплей. Праки Геранд и вовсе перестал ночевать в своей спальне, предпочитая Ваши, Рэлла Надежда, апартаменты. И частенько стал напиваться до непотребного состояния. Сядет в гостиной к столику на котором, Вы, Праки Аллант оставили, улетая, портрет Рэллы Надежды, молчит, смотрит на портрет и пьет бокал за бокалом. И каждое утро он приносил свежие цветы. Сам рвал их в саду или летал за букетом в горы и ставил в вазу к портрету.

Праки Шоракси была очень этим недовольна. Мало того, он начал зажигать перед Вашим портретом храмовый светильник. И никто, даже священнослужители, не смогли его убедить, что это граничит с кощунством, что это просто не положено – зажигать храмовые светильники перед портретом (извините, пожалуйста!) чужой смертной женщины. Что это ни в какие рамки…Он посмотрел тогда на меня и сказал:

– Вот подождите, вы еще не понимаете, что я прав. Но Вы поймете. Придет время и поймете. – И таинственно улыбнулся, прикрывая глаза.

А утром, перед отлетом, Праки Геранд вызвал меня. Он, сгорбившись, сидел в том же кресле. Глаза красные, то ли с перепоя, то ли с недосыпу.

– У меня просьба, Найс. Проследите, чтоб здесь всегда были свежие цветы. И не забывайте зажигать светильник.

– Вид у Вас…

– Я знаю. – Невесело ухмыльнулся он одной щекой. – Скоро лететь. У Аринды племянник мой родился. Хотелось бы посмотреть на малыша. Я еще вчера этому радовался и хотел попасть к ней в гости. А сегодня не хочу. Совсем никуда не хочу отсюда выходить. Я абсолютно точно знаю, что если поднимусь из кресла, то уже не сяду в него больше никогда. Шигила была права, как всегда. Но я неправильно ее понял, и, дурак, еще на что-то надеялся. И завидовал Алланту, и боялся за него. А выходит, зря.

– О чем Вы?

– Потом поймете. Только, пожалуйста, не забывайте зажигать светильник. Вы сами поймете, что я был прав. И сами будете молиться перед ее портретом. О, Небо, если бы Надежда с Аллантом прилетели в отпуск чуть раньше! Хоть бы еще раз только увидеть ее!

Он посмотрел на часы и тяжело поднялся. И медленно пошел к двери. Уже взявшись за ручку, оглянулся:

– А, может быть, все правильно, Найс? Может быть, все так и должно… Только обидно немного…

И он ушел. А через четыре часа сообщили о гибели лайнера.

Он знал, что погибнет. Чувствовал. И все равно полетел…

Надежда проснулась рано. Едва только начал брезжить рассвет. Она тихо выскользнула из-под одеяла, чтоб не разбудить Алланта. И так же тихо, на цыпочках прошла к шкафу, достала неизменную форму Патрульного. Хотела незаметно выскользнуть в коридор, не получилось. Оказалось, Бернет не спал и резко вскочил при ее появлении.

– Рэлла Надежда!

– Не буди Кадава, если он еще спит. Я только покататься на Бади.

Но Бернет на выходе все равно успел сунуть в дверь голову:

– Альгида! Кадав! Быстрее!

– Своевольничаешь? – полушутя, спросила Надежда у телохранителя.

– Нечего им спать, работать надо.

С момента храмовых торжеств прошло больше двух недель, а покататься еще не удалось ни разу. Туманная тишина утреннего сада располагала к приступу неожиданной сентиментальности. А Надежда всегда считала, что это чувство присуще исключительно старым светским дамам. Нужно было Алланта разбудить, вместе проехать по просыпающимся лугам, а потом в озеро, купаться. Отвлечься ненадолго.