Девочки. Повести, рассказ

Самому старшему, Петрухе, шесть лет, а младшей, Алёнушке, полтора годика. Они планировали рожать много, хотя бы семерых.

– Здорово, Егор дома? – с порога начала Надя, увидев Оксану с дочкой на руках.

– Здрасте, вон дрыхнет, пришел ни свет ни заря, пинжак куда-то посеял!

– Да у меня его пиджак, успокойся, давал, я замерзла. Братец, вставай, дело есть! – Надя подошла к их кровати и начала трясти брата за плечи.

– Да идите вы!

– Егор, это серьезно, у меня Алексей пропал, дома не ночевал.

– Так явится ещё, – встряла Оксана, стоявшая рядом.

– Это не про него сказка, – ответила Надя и продолжала будить брата, – Егорка-а! Слышь, говорю, Лёху ищу! Говорят, его видели сегодня.

– Как видели, он же… – брат открыл глаза.

– Что он же? – Надя резко прервала его, зыркнула, как волчица, и продолжала говорить с напором: – Вставай, давай, пошли на кухню, поговорить надо! А вы чё дома-то сидите, на улице, теплынь такая стоит!

– П-понял, с-стрёнка. – Брат аж стал заикаться и тут же сказал жене виновато. – И правда, Ксюш, собрала бы ребят, пусть погуляют. – Ему не терпелось услышать новости.

– Здрасте, я постираться хотела, и Алёнка куксится, спать надо укладывать, – ответила недовольно жена, собирая грязное белье.

– Так на улице и поспала бы, укладывай. А, этих-то чё не отпустить, поели небось? Давайте дуйте! – Отец обращался к сыновьям, которые играли в соседней комнате.

– Ура, можно на улицу! – наперебой закричали и запрыгали пацаны.

– Егор, я хотела, чтобы они в комнате прибрали!

– Придут, приберут, ну чё ты, Ксюш, лето же на дворе?! Надь, пойдем на кухню. – И, наклоняясь к жене, сказал: – Мы недолго, потом я помогу по дому, ага?

– Хорошо, – вздохнула жена и пошла командовать своей оравой.

Надежда присела на табурет и выложила Егору всё, что узнала от Валета.

– Надя. – Брат с каждым её словом всё больше напрягался и, выслушав, сказал: – Надо подумать, что говорить, если возьмут за жабры!

– Надо! Для начала, я позвоню, скажу, что муж пропал, а пока они ищут, пока что…

– А если тут Валет залезет? Скажет, видел, покажет, пойдут смотреть, к Димке пристанут. Не, если утаивать, то ещё хуже будет.

– Ты думаешь, надо сразу заявлять? А на кой хрен я обзванивала всех, искала его?

– Надя, ты поторопилась!

– Поторопилась? Умник нашелся!

– Ну, обожди-обожди, я ж не к тому. Это ничего, что звонила, кому какое дело, кто это вспомнит? Может, ты его вчера искала?

– Ой, Егора, чё ты говоришь. Блин, так запутанно всё. А может, пусть бы его нашли, не будем сознаваться, и всё тут? Господи, на кой хрен этот рыжий чёрт потащился на рыбалку?

– Да, не стыкуется много чего. Ты давай иди домой, а я к Димке схожу, покумекаем с ним.

– Егор, скоро все на ушах будут, давай мухой. Я лучше тебя тут подожду, мне к тебе лишний раз ходить – светиться ни к чему.

– Давай! Как некстати всё, и Ксюшка опять беременная, – запричитал он, собираясь уходить.

– О, будет, за что бороться. Иди давай быстрее, ворчит ещё!

Егор убежал, попросив жену, без особой надобности к сестре не приставать.

– Я щас приду!

* * *

Он зашел в калитку дома, где жили Прудины. Залаяла собака, на крыльцо вышел отец Димы, высокий и грузный Петр Иваныч, дядька лет пятидесяти.

– Здрасте! – чуть извиняясь, начал Егор.

– Здоровей видали! – недружелюбно ответил отец.

– Мне бы Димку. – Он нервничал.

– Зачем тебе? – Отец стоял, как крепость.

– Поговорить. Ну, надо… по делу, срочно!

– Спит он, – не спеша отвечал Петр Иваныч.

– Понимаю, но надо мне его, позарез.

– Позарез. Вон на веранде, только под утро пришел. Поди вместе шлялись? – Отец достал папиросы и закурил.

– Да что вы, я не по этому поводу.

– А я ничё и не сказал, просто смотрю. Вроде не якшаетесь, а тут принесла тебя нелегкая.

– Да я, мне… можно к нему? Разбужу, так разбужу!

– Иди, раз пришел! – Петр Иваныч пошел по двору, к бане.

Егор быстро заскочил на веранду. Димка не спал, выглядел уставшим и озабоченным.

– Не спишь?

– Уснешь тут! Это я для родителей, чтобы отстали.

– Понятно.

– Димон, ситуация ваще атас, надо договориться. Надька щас на кухне у меня, ждет, чё решим.

– Говори.

Мужики совещались недолго. Когда Егор вернулся домой, Надя пила чай в одиночестве, дома было тихо.

– Надь, мы вот чё сообразили. – Он в деталях стал рассказывать ей разговор с Димкой.

Она молча кивала, соглашалась, потом поднялась с места:

– Ладно, пусть будет, как будет, даже если будет наоборот!

– Надя, да чё ты, прорвемся, – подмигнул он, но это вышло как-то неумело и скорей обреченно, чем ободряюще.

– Знаешь, я как подумаю, что Лёша сейчас лежит там, на каком-то берегу, в ракитнике. Надо было сразу ничего не скрывать!

– Надя-Надя, ты это брось, это уже делу не поможет, решили, и всё.

– Дура я, Егор, и вас втянула в это, дважды дура.

– Теперь уже поздно, Надь. А помнишь, Пальма умерла?

– Помню, ты к чему это?

– Да к тому, что хоть и собака, но какая умная была, смотрела всегда, как ребёнок. Игрались с ней и не кусала же она, как ни дразнили?

– К чему вспомнил?

– Да то, что мы же тогда хоть и маленькие были, но пережили. А помнишь, как плакали и как плохо было?

– Егор, ну и дебил же ты, а! Лёша – не собака!

– Надь, ну чё ты сразу? Для меня вот это было горе.

– Надо было тогда всё же не останавливать Валерку, набил бы тебе харю, может быть, ты умней стал, а?

– Надя, не злись, уже ничё не изменишь.

– Ой, ладно, ещё один доктор! Да и так херово, ты тут ещё про собаку завел.

– Ну, я отвлечь тебя хотел, а ты сразу.

– Отвлёк, спасибо.

– Ладно, сестренка, я тя чё-то не узнаю, ты же у меня кремень!

– Да, да, кремень, в жопе пельмень! Как там Димка?

– Ничего, бодрый.

– Чё-то я не верю, ладно, пошла.

– Давай отправляй парней ко мне, если что.

– Ага, тебе как раз ещё парочки не хватает, чтобы Оксанка с ума сошла, – констатировала Надя.

– Пусть привыкает.

Пока Надя шла, несколько человек, которые попались навстречу, спросили, чё она такая невеселая, она только отмахнулась. Пусть видят, что она не ходит с радостным лицом, что у неё есть чем озаботиться.

У подъезда встретила жену Валета.

– Надь, чё, нет нигде?

– Нет. – Надя пригвоздила соседку своим фирменным взглядом, а перед тем как зайти к себе, заглянула к соседу.

– Валь, скажи жене, чтобы не трепала нигде, и так тошно.

– А чё, она уже понесла по деревне, курва старая! Я ей щас!

– Спасибо, Валь!

– Надь, может, сходить туда, посмотреть, он – не он?

– Не-ет! – Она так вскрикнула, что сама от себя не ожидала. – Это не он. – И, пытаясь оправдать свой крик, сказала тише: – Подождем ещё.

– Понял-понял, Надёк, не переживай. Я же с понятиями, – кивнул он и пошёл орать жене в форточку, чтобы шла домой.

* * *

В квартире было тихо. Парни смотрели телик.

– Ребята, вы голодные?

– Нет, мам, а ты? Хочешь, мы сготовим? – Они вышли навстречу.

– Ну, может, яичницу с колбасой?

– Я могу ещё помидорки покрошить? – предложил младший.

– Мы мигом, мам. – Сережка поддержал брата, и они уже копошились у плиты.

– Олежа, ты накрывай на стол, а Серега пока мне поможет в комнате со шкафа документы достать. – Она кивнула старшему сыну.

Олежка согласился и начал хозяйничать на кухне.

– Сынок, я буду быстро говорить, а ты запоминай. Мы с тобой пришли сегодня с проводин домой, каждый своей дорогой, около шести утра. Увидели, что папки нет, подумали, что он остался у кого-то в гостях, и легли. Потом я проснулась где-то около девяти, ну, не знаю, чё проснулась, в туалет захотела, смотрю, отца нет, я тебя разбудила и попросила пойти его искать по деревне. Тут и Олежка соскочил, вы с ним и пошли, а я начала звонить знакомым. Запомнил?

– Запомнил, мам, не переживай! Тут ничё сложного?

– А кто там ещё оставался на проводинах, не помним, не заметили.

– Понял.

– Не были мы с тобой ни на каком берегу, уяснил!

– Уяснил, мам, не были! – Сын кивал.

– Идите, у меня уже всё, – крикнул младший.

– Ну и ладно. – Они пошли обедать.

Ели молча, Надя почти ни к чему, кроме чая, не притронулась. Когда вышли из-за стола, она притянула Олежку к себе, обняла и опять на глаза навернулись слезы. Только дети у неё и остались. Так жалко опять стало себя, горько и неприятно одновременно. Но, пожалуй, горечи было больше.

– Мам, не плачь, найдется папка! – успокаивал её Олежка.

– Найдется, конечно, – без энтузиазма, на автопилоте, зачем-то повторил за ним Сережка.

Он-то точно знал, что не найдется. Он тоже давил в себе слезы. Так они стояли в тишине, пока не раздался телефонный звонок. Отвечать не хотелось, так стоять бы рядом посреди комнаты и ни о чем ни думать, но телефон не унимался, и она пошла отвечать.

– Але? – выдохнув, ответила она.

– Надя, не нашелся? – Это была Люба.

– Нет.

– Как ты?

– Нормально, – тихо ответила Надя.

– Ты прими ещё валерьяночки, только не увлекайся, а хочешь, я укол приду сделаю?

– Нет, Любань, не надо, я, может, отдохну немного, полежу.

– Правильно, отдохни. Перестаешь думать, и всё встанет на свои места.

– Даже не знаю, встанет ли?

– Да что ты, найдется Лёшка, в следующее воскресенье будем день рождения справлять?

– Ой, Люба, твои бы речи Богу навстречу, – сказала она и подумала, что до воскресенья, вероятно, они его похоронят.

– Надь, ты чё молчишь?

– Да думаю, что часов в пять, наверное, буду звонить. Тянуть уже некуда, и сосед вон видел. – Она опять замолчала.

– Куда звонить? Что видел, Надь, не молчи!

– Да чё говорить, Люб, неясно ещё всё, да и не по телефону. Давай, я маленько приду в себя, заходи через часик. – Надя услышала Любино «ага» и пошла прилечь, но в спальню зайти не захотела, легла в зале, на тахте.

– Мам, телик не будет мешать?

– Не, мне ничё не будет мешать, я просто полежу.

Она закрыла глаза, и в голове стало проноситься всё, что случилось. Крик сына, кровь, Егор с Димкой, которые тащат Лёшу. Господи, это всё видел Валет?! А вдруг ещё кто? Как звонить в милицию? Вроде всё проговорили, но кто его знает? Димку посадят, это точно. А если смертную казнь дадут? Её ещё никто не отменял. Она открыла глаза. Господи, как же так, его убьют за то, что он не делал? Ещё одна смерть. Ради чего? Она присела.

– Мам, ты что?

– Да сон плохой увидела.

– Может, тебе водички?

– Да, Сереж, принеси!

Как же тяжело на душе! И где-то у сердца ноет так и тянет. Не знала она, что будет так плохо. Это только в кино люди трепятся, что, мол, убью и всё такое. Попробовали бы они это сделать? А кто меня может сейчас защитить, кто мне поверит? Да ещё с такой репутацией! Я же роковая женщина, сука, я же всё могу! А вот и не всё, как выясняется.

– Мам, может, позвать тетю Любу, пусть она укол поставит? – Сережа прервал её мысли.

– Зови, сына, чё-то плохо мне, – тихо проговорила она и застыла в сидячем положении.

Где-то у сердца снова затянуло, и она не могла выдохнуть. Вдохнуть могла, а выдыхать было трудно. Боль отдавала в спину. И была то тянучая, что, казалось, что её «прострелило» насквозь, то отпускало, то снова начинало тянуть, и немного припекало. Спина будто попала в тиски. Она вспомнила детство, как пришла с улицы, а дома мама и она маленькая, снимает одежду, садится у печки, греется. «Лёшка вроде без мучений умер», – подумала она.

– Мамочка, мамочка!

– Тихо ты, мелкий, не трогай маму, щас теть Люба придёт.

– Всё хорошо, не волнуйтесь, только дышать не могу. – Она сидела, как истукан.

– Мам, щас теть Люба прибежит, потерпи. – Они сели рядом, но, боясь что-то делать, только тихо гладили мамины руки.

* * *

– Надя, что, схватило опять? Как раньше?

Надя кивнула.

– Сильнее?

Она замотала головой: мол, нет. Люба, смерив давление, быстрыми и ловкими движениями набирала лекарство в шприц.

– Давление вроде ничего, но невралгия обострилась. Тебе нельзя волноваться! Ты ся так угробишь! Парней напугала вон. – Двигать она Надю не стала, только чуть повернула и поставила укол в бедро.

– Да, – промямлила Надя.

– Я тебе анальгин с димедролом поставила, ещё но-шпу на, выпей. Поспишь пару часиков – и будешь, как новенькая.

– Мальчишки, вы тут потише.

– Да мы…

– Они мне не мешают, пусть будут, – укладываясь с Любиной помощью на подушку, проговорила она.

– Она пока будет спать, потом я зайду на обратной дороге, у меня ещё два вызова. Если что, я сначала в Трунино буду, у баб Гали Ворошиловой, а потом у Шубиных, на Молодежке.

– Хорошо, теть Люб!

– Вы поели?

– Да.

– Сереж, а что там говорят, видел вроде кто-то отца?

– Видели, – начал тот, но осекся, – но вы у мамы спросите, она лучше расскажет.

– Потом. – Люба догадалась, что Сережка что-то скрывает, но пытать некогда. – Не оставляйте её одну, ага.

– Да не, что вы. Олежка, может, погулять сходит, а я тут.

– Ничё я не схожу, я с мамой буду!

Люба ушла, а они присели рядом с матерью и тихо слушали телевизор, хотя ничего путного по ящику не показывали. Потом Сережа переключил на другой канал, там шел какой-то детский фильм.

Примерно через пару часов Люба вернулась.

– Не вставала она?

– Люб, я проснулась только, – донеслось с тахты.

– Не говори ничего, лежи, давай, я тебе чайку заварю.

Надя всё же присела, осмотрелась. Мальчишки тут же окружили её.

– Мама, ты же не умрешь? – спросил Олежка и сел рядом.

– Ты чё, ишак?! – замахнулся на него старший брат.

– Не ссорьтесь. Не умру, сынок.

Она встала и пошла в туалет. Спину не тянуло и было уже не так больно, как накануне, но выдыхать по-прежнему тяжело.

– Надя, ты чего, я бы принесла.

– Ничё, на горшок ты тоже за меня пойдешь?

– Ну вот, ты уже и шутишь.

Когда она вернулась, Люба снова померила ей давление.

– Надя, а давление-то низковато теперь и пульс слабый. Давай, я тебе радиолы розовой накапаю, и чаек зеленый заварим?

– Любаня, ты в меня весь свой чемодан впихнуть хочешь?

– Это травы всё, Надь, не вредничай.

– Давай, в конце концов, ты же доктор.

– Вот именно! Перепугала сегодня всех. Видела бы ты Серёгу! Я зашла, на нем лица не было!

– Ой, Люб, да я же не просто так, не на ровном месте.

– Ну?! – Они присели к столу, Надя пила лекарство, Люба заваривала чай.

– Валет пришел, сказал, что видел сегодня, какого-то мужика бросили в ракитник.

– Господи!

– Вот и я про то.

Они замолчали. Люба начала робко:

– А если и правда это он?

– Люб, да ты что, да кому он нужен, убивать его!

– Почему ты решила, что убивать? Может он живой, Надя, звони в милицию, побежали туда. Чё ещё раздумывала-то? И вообще, человек же.

– Это не наше дело!

– Вот ничего себе.

В дверь колотили изо всех сил, мальчишки выбежали из зала.

– Да что за день-то сегодня?! – Надя пошла открывать. – Кто там? Идите в зал, быстро! – прикрикнула она на детей.

Она открыла дверь, там опять оказался Валет. «Повадился, придурок, ещё дубасит так!» – успела подумать она прежде, чем тот выпалил.

– Это Лёха, я туда сходил, не утерпел. Я ничё не трогал, тока пульс. Зажмурился он. – Сосед тяжело дышал.

– Т-ты уверен?

– Железяка! – Валет показал жест «рукой по горлу». – Лежит раскоряченный такой!

– Ладно, не уточняй, пройди. – Она показала на кухню.

Она прошла в зал, посмотрела на старшего сына, потом прикрыла глаза, выдохнула и взялась за сердце. Опять начинало тянуть.

– Мам, а что значит зажмурился? – спросил Олежка.

– Так, Сергей, – она открыла глаза, – идите к бабушке. Скажи, что я приду или позвоню соседям, пусть Олежка у неё побудет. Никуда там, слышь!

– Мам, к бабушке? А где папа?

– Хватит ныть, идите давайте, потом всё расскажу. Можешь ты подождать? – Она злилась.

– Могу, – согласился младший.

– Да я разберусь с ним, мам, давай пошли, мелочь!

– Я не мелочь, мам, скажи ему!

– Парни, давайте дуйте, – вмешалась Люба и закрыла за мальчишками дверь, – Валь, ты кому говорил об этом? – спросила Надя.

– Нет.

– Ясно. И не говори! Вообще никому! – Она усилила голос.

– Да понял, понял я! Могила!

– Будь дома, я в милицию буду звонить.

– Усёк. – Сосед отчалил.

– Люба, дай телефон, – тихо попросила она подругу.

– Надь, а ты сейчас сможешь?

– Не хочу тянуть, надоело. Дай телефон и уйди! В зал, что ли? Нет, останься.

– Надь, может, чаю?

– Нет, давай телефон!

Люба принесла аппарат.

– Алё, Посьву, милицию пожалста. Здравствуйте, это из Кошкино беспокоят. Вы можете приехать к нам? Кажется… моего мужа нашли у реки… мертвого… Сосед пришел, рассказал. Баринова. – Она отвечала на вопросы, которые ей задавали, говорила спокойно и даже немного отстраненно.

На том конце что-то спрашивали, она отвечала, потом положила трубку.

– Надь, давай, он уже остыл. – Подруга всё же протянула ей чашку с чаем.

Надя отхлебнула, поставила кружку на стол и набрала ещё один номер, по нефтянской связи.

– Ир, привет! Ничего не спрашивай, потом расскажу, срочно надо! Позови Егора к телефону, пожалуйста! Вопрос жизни и смерти!

– Понял, бегу! – только и успела проговорить она.

Ирка была для Нади лучшая кандидатура для гулянок и пьянок налево. Она частенько выручала её в разных амурных делах, выпивала и загуливала так же азартно и с такой же бешеной страстью, как Надя. Но в последнее время очень изменилась, образумилась, что ли, общались они меньше, да и Ирка собиралась замуж за Диминого одноклассника, который тоже недавно пришел из армии.

Они начали встречаться вместе – Надя с Димкой, а Ирка с Эльдаром. У них, похоже, была большая любовь, и Ирка, хотя и у неё тоже были дети – две девочки, девяти и двенадцати лет, честно выложила это мужу и подала на развод. Как-то по-людски всё у неё решилось. А Надежда продолжала прятаться, сводить мужиков с ума и гулять за спиной у мужа.

Пока Ирка бегала, пока Егорка дошёл с третьего этажа, прошло время, и Надя успокоилась. То ли смирилась, то ли устала переживать, то ли все лекарства, которыми её сегодня пичкала Люба, подействовали. Егор взял трубку.

– Братик, сейчас ко мне милиция приедет. Говорят, Лёшку нашли у реки. Сосед мой, Валет ходил туда ещё раз, он и обнаружил.

– Ну, понял, чё делать-то?

– Ничё не делать, говорю, чтобы ты в курсе был. Сам знаешь, что делать. – На последнюю фразу она сделала особый акцент.

– А, ясно! – Он отвечал, как истукан, но видно было, что на последней фразе врубился.

– Не могу больше говорить! – Она положила трубку и закрыла лицо рукой.

Началось в колхозе утро. Ну, ничего, сейчас надо собраться. Её там не было, что переживать. Жалко Лёшу, нет сил, как жалко, но сейчас надо смириться с этим. Всего день с этим живет, а будто всю жизнь. Ладно, значит так теперь, ну что же, посмотрим.

– Люб, щас они будут, ты поедешь со мной туда?

– Конечно! Приляг пока.

– Да ты что, какое там.

Вернулся Сережка, прошел в зал.

– Баушка ничё не спрашивала? – крикнула ему Надя.

– Не, грит, чтоб ты пришла.

– Ясно. – Она выпила холодный чай залпом.

* * *

Через час двое милиционеров переступили порог квартиры Бариновых.

– Капитан Иванейко! Вы звонили по поводу мужа? – представился невысокий, худощавый и со щербинами на лице мужчина и резво прошел в комнату прямо в обуви.

– Я. – Надя встала навстречу.

– Ясно. Сержант, составляй протокол.

Сержант был полной противоположностью капитана, светловолосый, высокий и круглолицый, «кровь с молоком».

– Серёжа, принеси табурет и посиди пока на кухне, – попросила Надя.

– Фамилия? – начал сержант.

– Баринова.

– Имя, отчество? – продолжал сержант.

– Надежда Петровна.

Сержант начал спрашивать обо всем, начиная со вчерашнего вечера. Надя спокойно отвечала.

– Говорите, его кто-то нашел?

– Да, Валет, ой, В… Валентин Котов, сосед, – чуть сбиваясь, ответила она.

Валет, увидевший милицейский «бобик» из окна, уже был в квартире:

– Я показать могу, – втиснулся он в разговор, даже не слышав, о чем шла речь.

– Так, вы кто? Подождите пока на кухне, – оборвал его капитан.

– Так я сосед, который видел.

– Мы вас пригласим, – настойчиво и убедительно повторил Иванейко.

– Как долго супруг отсутствует? – Капитан продолжал спрашивать и недоверчиво посмотрел на Надежду.

– Да вот сегодня утром, на проводинах, расстались с ним, я же только что говорила. Пошла домой, а он с мужиками захотел посидеть. – Надежда немного заволновалась.

– Во сколько утром? – продолжил капитан.

– Часов пять.

– Так, давайте детали на месте, поехали.

– А там ещё сосед, – осторожно заметила Надежда.

– А, да, сосед, – громко повторил сержант, – где тут он?

– Здесь я, гражданин начальник! – Валет соскочил с кухонного табурета и мигом очутился в зале.

– Ладно, Дерябин, запиши показания, и поехали, – сказал капитан сержанту, показывая на соседа и Надежду. – А, подождите, где тут у вас телефон?

Они прошли на кухню.

– Виктор Палыч, приветствую. – Капитан звонил местному участковому. – Капитан Иванейко, узнал? Мы тут у тебя в Кошкино гостим, ты подмогни нам, подъезжай давай. Куда? Щас узнаю. Куда ему подъехать? – бойко спросил он у всех, кто был в квартире.

– Говорят, за интернатом нашли, – ответила Надя.

– На берег, за интернат пущай едет! – кричал Валет из зала, успевая ещё отвечать и на вопросы сержанта.

Капитан повторил.

– На берег, да, он поймет, – бубнил про себя Валет.

– Ну, вы закончили там? – спросил капитан.

– Всё, идём, – ответил сержант.

– Мам, я с вами! – попросил Сережка.

– Не надо, жди тут, вдруг что понадобится или кто позвонит? Может, это ещё и не отец!

– Хорошо, мам, – кивнул сын.

– Тарщ капитан, а можно с вами? Я – местный фельдшер, – спросила Люба.

– Хорошо, но там места мало. Придумаем чё-нить. – И он повернулся к хозяйке квартиры, которая, как и он, уходила последней, и попросил, игриво глядя ей в глаза: – Не будет водички, хозяюшка, а то жарко, сил нет?

– Да, конечно. – Надя сначала опешила, он только что был грозный, а тут сменил гнев на милость, да ещё вроде как клеится. Она улыбнулась, когда подавала воду, и немного смягчила взгляд, но, увидев, что Сережа стоит тут же и смотрит, отвела взгляд от капитана.

* * *

Валет довольно восседал на переднем сиденье милицейского «бобика», сержант – в «бардачке для задержанных», Люба, Надя и капитан тесно прижавшись друг к другу, сидели сзади. Так они и катили к берегу. Валет с удовольствием комментировал всю дорогу, когда ему ещё позволят быть главным в ментовской машине.

– Костян, позови-ка понятых! – увидел капитан двух парней, стоявших перед поворотом к берегу, у соседнего дома.

Водитель притормозил машину.

– Есть! – Сержант вылез из своей «кутузки», подошел к парням, и через минуту они сидели вместе, в «обезьяннике».

Чем ближе подъезжали к берегу, тем сильнее у Надежды колотилось сердце, она сжала Любину руку, капитан взглянул на обеих женщин, хотел что-то сказать, но тут Валет крикнул:

– Приехали, вылазим!

– Ладно, глуши мотор! Будьте пока тут, я позову. – Он обратился к Наде и жестом показал водителю, мол, поглядывай за ними.

– Хорошо, – пролепетала она.

– Доктор, а вы пойдемте.

Валет лихо и бодро, как победитель, выскочил из «бобика» и почти бежал в сторону ракитника. За ним, приглядываясь к траве, шли сержант, капитан с доктором и двумя понятыми. Надя наблюдала всё это из окна: «Господи, один из них друг Тольки, вчера на проводинах вместе были!».

– Сильно не топчите там! – крикнул сержант.

– Товарищ капитан, человека два было, если так, по следам.

– Может быть, может быть…

Валет раздвинул кусты. Тело лежало как-то неестественно, немного выгнувшись, словно в мостике, лицо и грудь были в крови. Сержант и Валет осторожно повернули его, Люба вскрикнула: «Лёша!» Валет негодовал: «Мать его итти! Как же его так раскорячило-то?!» Люба рванула было к телу, но капитан рявкнул:

– Нельзя! Сержант, фотай давай и несите сюда, только осторожно! – Последнее он говорил скорее для вездесущего соседа.

Сержант сфотографировал, и они с соседом понесли Алексея, положили на траву, потом сержант начал что-то осматривать на теле, снова фотографировать, Люба машинально щупала пульс, хотя видела, и так всё понятно.

– Тарщ капитан, тут, похоже, пулевое, – ляпнул сержант.

– Вижу! Позовите жену!

Надя наблюдала за происшедшим около машины и, когда ей махнули, тихо пошла.