Проклятые боги: Беззаветное отрицание

Апекс Новицкий

Проклятые боги: Беззаветное отрицание

Игра теней, о город при свечах!

Меандр увиваний ображëнных

В телах зверей – гуляние в ночах,

Отдушина сердец непринуждëнных.

Скажи мне лжец, судьба к тебе нема?

Во врéтище во время карнавала,

Тряпьë и пепел, карты и вина.

Застой, метаморфоза, к чистоте

На смольном флаге искупление взывало,

Какая шутка привела меня к тебе?

Пророча смерть, забыл, как бдить начало?

– Моя вина ясна как мира лик.

Присядь и карты вновь тебе расскажут.

– Расскажут, как меня надул старик?

– Я вижу прошлое, того не заберëшь,

Лишь потому, что на меня ты был похож.

Пролог. Пеан бездне.

На пустыре стоял нагой человек, по колено погруженный в оплавленный песок. Вскинув голову вверх, он что есть сил кричал, дабы заглушить боль. Уходя всё глубже в бурлящее тягучее вещество, мужчина средних лет раз за разом проговаривал слова проклятия, застрявшие у него на устах. Кровь закипала, кожа горела. Наконец, решившись, Эйн подал торс вперëд, падая в раскаленную субстанцию и… в последний момент выставил руки, обрекая себя на еще большие страдания.

«Чем я заслужил подобное?! Каких богов прогневал? Неужели на этот раз всё закончится так глупо?», – вопросы путались в его голове, боль цунами захлестывала тело, и запекшаяся кровь непроглядной пеленой обволакивала выжженные глаза.

Еще долго бы крики расходились по испаленной земле, но мужчина почувствовал, как надламываются его хрупкие опоры и испустив полный неразумения и страха вопль устремился в объятия своей смерти.

****

Удар!

За круглым столом, усыпанным мириадами мерцающих и переливающихся точек находилось трое существ. Зал Плеяд казался неохватно обширным и в то же время ничтожно малым, как большой остров среди целого океана или луна в объятиях бескрайнего неба. Без стен и сводов, парящая черно-мраморная платформа идеальной формы, по периметру уставленная симметричным количеством белокаменных коринфских колонн. Удивительный контраст, придающий зале божественную изысканность.

– Найди его! Ищи снова!

Удар!

Худощавый, невысокий юноша стоял, опираясь на круглый стол, удары по которому сотрясали пространство вокруг. Он сел, запустил обе руки в растрепанные черные волосы и сжал кулаки до белизны костяшек, после чего уставился в мерцающий черный мрамор. Страдающий разум старца в теле юнца. Круги под глазами, бессодержательный взгляд. Болезненно белая кожа и впалые щеки. Как физическая, так и читаемая душевная усталость сопутствовали ложному восприятию, да и монохромное одеяние не скрашивало картину. Темный, как ночь, сюртук поверх помятой рубашки. Брюки и туфли. Латная перчатка на левой руке с когтистыми перстами, от каждого из которых за тянулась серебряная цепь. Не будь этой маленькой детали, и первый встречный мог поклясться – пред ним восседает молодой вампир аристократических кровей.

– Да, брат, – напротив, над своим троном воспарила девочка. Лет восьми. Она подняла вверх свои руки, словно тянулась сорвать одну из столь далеких звезд и надолго застыла в таком положении. Пышное белое платье тесьмяное голубоватой ленточкой немного полнило её хрупкую фигуру, а кончики неестественно длинных белоснежных волос подрагивали и извивались в воздухе.

Молчаливой оставалась лишь высокая женщина, всматривающаяся в одну из точек на звездной проекции. Её накидка парила рядом с монолитным троном, а неглубокое декольте украшали две подвески, постукивающие и переплетающиеся между собой при малейшем шевелении. Одна была подобна столу, как обсидиан черный, полый круг. Другая же представляла собой крест, белый, как опоры бескрайнего свода. Личность легонько массировала правое запястье, на котором левитировал аквамариновый обруч с темными штырьками по периметру и молчаливо наблюдала за душевными терзаниями бога справа от себя. Сделав легкое движение рукой, она исчезла, а невысокий худощавый мужчина бросил изнеможденный взгляд на опустевшее место и разорвал тишину.

– Что это значит? – на выдохе прошипел братик девочки и затарабанил перчаткой по монолитному столу.

– Не волнуйся, сам знаешь, я слежу за ней.

Милое создание в белом платьице приоткрыло глаза. Бездонная фиолетовая бездна воззрела на визави, и на лице девочки появилась мягкая, но такая наигранная улыбка.

****

– Не-ет!

Предсмертный выкрик преодолел пространство и эхом отдался в бескрайнем лесу. Стоящий на коленях человек лег на прохладную землю, поджал ноги к груди и закрыл глаза. Он лежал, ощущая своей кожей влажность почвы и мягкое дуновение ветра. Своими ушами слышал переливы и щебетание птиц, глазами своими мог видеть зеленую траву и хвою. Бескрайний лес, что окружал его со всех сторон и свет солнца, временами сочащийся из-за крон, но всё дальше и дальше уходящий за горизонт.

– Неужели снова? – Эйн в замешательстве стал разглядывать, сгибать и разгибать пальцы рук и ног. Рвал траву и рыл ими землю, после чего безмятежно уставился на трухлявый пень.

Мысли человека стали обретать размеренный ход, лежа на опушке посреди бескрайнего леса он начал вспоминать все, что с ним произошло за столь короткий промежуток времени. После испытанного, ему просто хотелось привести свой внутренний мир в порядок и успокоиться. Тело пробирала дрожь. Нащупав, он схватил серебряный амулет на своей шее, изображающий бюст женщины с аметистовым оком вместо головы. Сжал подарок отца. Потихоньку привстав и поднявшись на ноги, Эйн понял, что на нëм вновь не оказалось одежды, зато на указательном пальце правой руки воплотилось малахитовое кольцо.

«Как такое возможно? Никогда не замечал за собой склонности к ношению подобных безделушек. До сего момента даже семейный амулет томился в забытой всеми кладовке. Что ещë более странно – их появление не сопровождается дискомфортом. Как если бы я давно свыкся… как если бы просто не ощущал, – Эйн не пытался снять кольцо. Оставил всë как есть, – какое нечто не даëт мне сгинуть уже во второй раз? Какое правило движет в порочном кругу мучений? Оказавшись посреди аридных песков, я был рад получить второй шанс, но сейчас…»

Он огляделся. Небольшую опушку со всех сторон окружала непролазная вегетация смешанных деревьев и кустарников. Сосны – великаны пожирали уходящий в закат солнечный свет, не пропуская его внутрь своей обители.

«Каковы мои шансы вернуться из загробного мира вновь? Жив ли отец, а возможно, всë это сон? Какой цели мне предстоит послужить?» – он почувствовал, как нечто острое буравит его ступню и инстинктивно отшатнулся в сторону лишь для того, чтобы неприятное ощущение дублировалось.

«Врятли я выживу оставшись здесь надолго, закат потерпит несколько часов, – Эйн оглядел неглубокий отпечаток на месте укола, – но разве мои шансы возрастут если я двинусь в путь? Кажется, найти источник чистой воды, а затем? Так или иначе, не делать ничего равносильно самоубийству, а я ни за что не отступлю. Уж лучше стать кормом диким зверям, чем сдаться, не испытав удачу». – Решимость переполняла его, или же то был адреналин, но, погрузившись в раздумья, он шагал вдогонку уходящему солнцу. Эйн рвал и резал ноги в кровь, трижды проклял свою беспомощность и скудоумие, но всë же шел, крепко сжимая зубы. Эта боль была ничем по сравнению с той, что он испытал накануне и лишь когда светоч полностью скрылся, а путь стал неразличим, усталость взяла своë. Собрав настил из колючего лапника, мужчина рухнул вниз.

«В моем родном мире не раз приходилось выживать среди лесов. Неотъемлемая часть профессии. Но здесь многие деревья выглядят незнакомыми. Например, почему у этого хвойного кора начинает бликовать в темноте? А у этого толстого, раскидистого великана листья намазаны клеем и стелются по земле на тонких лианах. Стоило разок задеть пару веток и насильно сделал себе депиляцию. Должно быть, множество мелкой живности заканчивают удобрением в липкой ловушке. Но на этом всë, даже немного печально. Я ожидал увидеть инопланетные пейзажи куда более непостижимыми и загадочными, а эти вполне мог вообразить намедни. Сейчас идти слишком опасно. Я не имею понятия о местной фауне, у меня нет напарника, потому разжигать костëр – ещë большая глупость. Днëм нужно достичь реки. Людям свойственна рациональность и расселяются они вдоль логистических маршрутов». – Он подмял под себя настил и обхватил плечи дрожащими руками. Наскоро сооруженный шалаш, основным материалом для которого послужили жутко клейкие листья, мог защитить от ветерка, гуляющего меж крон, но никак не от ночной зябкости. Похолодало слишком быстро. Тëплый пар изо рта не поспевал сдюжить с окоченевшими пальцами и лишь сейчас, дав своему телу команду вольно, Эйн в полной мере осознал неприятный опыт такого путешествия.

Вдалеке послышался протяжный вой, волна за волной, играющий плектром на струнах первобытных страхов. Рука с непривычки стала искать оружие. Сердце пропустило удар, ещë один и вжавшись в спину, бешено забило в барабаны тревоги. Звон в ушах лихо ускорял дыхание, а слабеющее тело замерло в ожидании приговора. Вскоре одну тональность поддержала другая, более низкая и приближенная к Эйну. Снова и снова истинные хозяева леса подавали свои голоса. Этой ночью он не сомкнул глаз.

****

В конце длинной галереи, парящей в астральном мире, высилась огромная двухстворчатая дверь, увитая золотыми лозами. По этому переходу, уставленному белоснежными колоннами, спешил иступленный молодой человек, пылающий жгучей яростью. Начищенные лоферы резво постукивали по орнаментированному мрамору, а цепи на перчатке спонтанно позвякивали на каждом шагу. Еще на подходе его взгляд был направлен вперед и устрашась столь знакомых глаз, исполинские ставни распахнулись, обнажая молочно-матовую пелену. Ничуть не притормозив, он погрузился в податливую, тягучую субстанцию, что рябью разошлась в стороны. Зыбилась и колыхалась словно взволнованное отражение луны на воде, после чего вновь приняла свой статичный вид. Астральная дверь столь же плавно закрылась, оставляя длинный коридор в своем первозданном виде.

Мириады созвездий и цветов проносились мимо существа с умопомрачительной скоростью и пространство вокруг искажалось, то закручиваясь в спираль, то стягиваясь в единую сердцевину.

Оно вылетело из такого же портала на другом конце скоплением светлых точек, которые за доли секунды собрались воедино. На всë путешествие ушли лишь мгновения. Фигура оглядела место выхода, цыкнула и не сбавляя темпа направилась в огромный светозарный зал, в центре которого стояло не меньших размеров горнило. Жар от него расходился во все стороны, согревая саму душу и одаривая первозданным блаженством нежащихся повсеместно милых существ. Мурлыкающих ящерок с двумя тонкими парами крылышек. Огромный темнокожий великан стоял на одном колене и вглядывался в мерцающее всеми цветами вселенной пламя, пляшущее над раскаленными, на вид ничем не примечательными углями. Даже в припавшей позе он был вдвое выше своего гостя, сходствуя с непоколебимой скалой, отлитой из золота. Лысую голову украшали четыре вплавленные в череп параллельные вставки драгоценного металла, идущие ото лба к затылку. Торс обхватывал клепанный доспех. И аура, и глаза его пылали столь яростно что на их фоне пламя печи казалось тусклым, неприметным огоньком.

– Урос, – резкий окрик оторвал взгляд гиганта от танцующих искр и вернул его телу подвижность. Словно волшебное слово пробудило покоящегося тысячелетиями каменного стража.

Урос неспеша обратил внимание, выпрямился в полный рост, чем заставил своего гостя поднять голову еще выше. Расслабленно щелкнул пальцами правой руки в массивной золотой перчатке, пускающей множество тонких отростков вверх, к плечу, обвивающих мускулистую длань. Для обычного человека подобный щелчок показался бы пушечным залпом. Пламя в печи угасло, и великан приготовился внимательно слушать своего давнего знакомого.

– Проклятый старик снова отлынивает, – гость указал большим пальцем себе за спину, в сторону астрального перехода. – Я уже множество раз просил поддерживать бесшовное перемещение в твою кузню. Мое терпение не безгранично…

– Твоя импульсивность безгранична, – тихо вымолвил Урос. С каждым его словом Астральная обитель содрогалась, – неужели ты проделал такой путь лишь чтобы вновь побранить его нерадивость? Брось это дело, он многое делает для нас.

– Вот уж нет. Он многое делает для тебя, чтобы продолжать отлынивать от своих обязанностей. Каждый раз мне приходится напоминать ему подкручивать часы, синхронизировать потоки с Дентомой и… но да, ты прав. Я бы не стал утруждаться ради такого пустяка. Есть куда более важная причина. Один смертный избежал жатвы, Урос. Аркана зафиксировала астральные колебания, точку входа и выхода в двух разных мирах.

Правая бровь великана харизматично приподнялась, а губы расползлись в улыбке, – хо-хо, похоже на силу Истры. Он полубог?

– Наверняка. Я даже догадываюсь чьим отпрыском может быть. Позволь в следующий раз мне самому принять меры…

– В следующий раз? Значит, найдя его вновь ты не сдержался? Как теперь оправдаешься перед Талосом? Ведь знаешь, с каким трепетом он относится к своим распорядкам. Позволить? Нет, ни за что, – спокойный голос гиганта эхом отозвался в бескрайнем астральном пространстве за белыми колоннами. Зал затих на несколько секунд, лишь слышно было мурчание странных, но милых существ.

– Полубог. Порождение эксцесса нашей жизнедеятельности. Извращение смысла существования. И ты хочешь закрыть на такое глаза? Преторы спускаются в мир смертных, а я прошу лишь небольшого вмешательства.

– Успокойся, Мидир. Ты противоречишь сам себе. Контроль за соблюдением этих принципов не даëт тебе права их нарушать. Мы договорились ещë давно, ты без разрешения не лезешь в мою работу, я не лезу в твою.

– И именно поэтому я здесь, – сквозь зубы выплюнул слова вспыльчивый бог и погряз в размышлениях, отведя взгляд, покуда его душевные метания не прервал громогласный, но такой спокойный бас.

– Если не способен разобраться сам, запряги других.

– Ты смеëшься надо мной? Устроить подобное будет ещë сложнее. Намного сложнее.

– На твоë благо, некто оставил тебе в подарок достаточные для этого средства. Или я не прав?

– И это твоë личное желание? Окончательный вердикт!? Спустить гончих и ожидать в неведении? Иногда я тебя просто… не понимаю.

– Не окончательный, временный. Иди, Мидир. Не делай из этого большую проблему, чем она является на деле. Можешь считать это моим очередным экспериментом и будь моя воля, поверь, я бы оставил незаконного нетронутым.

– Да… – покатав у себя на устах многозначительный ответ, тëмный бог развернулся и побрел к золотой двери не опуская взгляд. На пути его ног лоснилось в сиянии звезд множество сопящих и мурлыкающих мириклов, коих он с осторожностью обходил стороной, после чего милые создания умолкали. Они вообще переставали издавать милые звуки, начиная яростно отхаркивать свои внутренности и биться в агонии.

Великан смотрел на это, не проронив ни слова.

– И так всегда. Ничего не меняется. Но смертный… да, это было неожиданно. Интересно понаблюдать, сможет ли эта искра устроить пожар? – великан щелкнул вновь. Дорожка из трупиков, ведущая к закрывшейся двери, испарилась фиолетовой дымкой и потоками стянулась в горнило печи. – Как красиво… и всë же ты не прав. Тайм хорошо выполняет свою работу, – пропел свои мысли огромный бог. Впервые за долгое время он оказался доволен новостями и с трудом скрывал улыбку на своëм лице.

****

Раннее утро. На изрезанной извилистым ручьем лесной опушке, над разверстыми кронами возвышался чердак старого бревенчатого дома. Деревянные оконные ставни выглядывали на обкошенный двор, окруженный наточенным частоколом. Высокие хоромы по велению лесных хранителей выросли в затерянном остроге и с самого утра их толстые стены не прекращали трястись от неумолкаемой брани.

Входная дверь протяжно скрипнула. Почти облысевший мужчина худощавого телосложения, борода которого была неряшливо обкорнана ножом, натягивал на себя меховую шапку одной рукой, пока второй крепко сжимал изношенное двуствольное переломное ружье. На его плечах висела потрепанная торба, к которой был привязан многократно свернутый спальный мешок. Остальное обмундирование скрывала кожаная куртка с высоким, меховым воротником. Мужчина был чем-то разгневан, в его резких движениях читалось пренебрежение. Выходя на видавшее лучшие времена крыльцо, он судорожно расчесывал продолговатый шрам на шее, когда изнутри послышался скрипучий женский голос:

– Нету! Ничего нет! Ни муки, ни сахара, даже соль и та заканчивается. Чем мне детей кормить? Печь начала травить по-черному, одежда в труху рассыпается, а дыра в полу… У нас пол разваливается, – голос изменился, стал более грубым, резким и скорым, но всё еще скрипел как заржавелая калитка. – А этот и пальцем не шелохнет! Деревня то туда-обратно, так хоть бы мяса принес! Нету дичи, нету дичи. Так найди! Али ты думаешь, что она сама к тебе припрыгает, снимет тулуп, да в котел прыгнет? – Женщина нещадно бранила своего мужа, после чего начала хрипеть и зашлась мучительным приступом кашля.

– Папа стой, маманька помирает! Папа! – в унисон завопили детские голоса. Мужчина бросил назад испуганный взгляд, но после вновь нахмурился, и дверь с громким хлопком влетела в проем, вгоняя в дом холодный и свежий воздух.

– Да что ей будет, – прошептал он про себя, пытаясь успокоить терзаемое сердце. Злость его сошла на нет и появилось чувство вины за собственные обиду и равнодушие. Он стоял на крыльце вслушиваясь в протяжный кашель и детские крики.

– Мамочка, не умирай пожалуйста, мы тут, с тобой… – женщина заходилась всё новыми приступами, а дети всë громче звали на помощь отца.

Мужчина напрягся, потянулся к дверной ручке и… отпрял, стараясь не скрипеть крыльцом. Кашель прекратился, хозяйка успокоилась и постаралась восстановить сбитое дыхание.

– Пусть идет, мои сладкие. Папа принесет нам большого оленя, а мы пока пойдем по грибы. Вечером зажарим его во дворе до хрустящей корочки, приправив травами. А на костях сварим супчик. Не плачьте, милые, в этот раз голоду не застигнуть нас врасплох.

Мужчина выдохнул. Когтистая рука, сдавившая его сердце, ослабила хватку. Он любил своих детей. Любил свою жену. И ненавидел. Презирал не меньше, чем презирал себя.

Не был стар, но морщины и седина плотно въелись в физиономию. Глаза впали. Дрожащей четырехпалой рукой, он перекинул погонный ремень через плечо, заткнул почерневший серебряный кол за пояс, вынул из-за пазухи флягу и, взболтнув содержимое, отправился проверять силки на лишь ему одному ведомых тропах.

****

Полдень вступал в свою силу. Переваливаясь с ноги на ногу по траве, усыпанной солнечными бликами, меж деревьев шагал… оживший куст. Опираясь на сучковатый посошок, Эйн, до головы облепленный странными листьями, неспешно перебирался через коряги в поисках источника воды. Проведя ночь под открытым небом без тепла и заведя плотную дружбу с парочкой клещей, он осознал одно. Сейчас его, ослабевшего, больше всего волновала неотвратимая жажда и голод.

«Возможно, я немного переборщил со своим лесным облачением, – практически все части его тела, за исключением причинных и тех, что должны обеспечивать достаточную подвижность в несколько слоев были залеплены в жестковатые зеленые бронепластины, – амулет на груди мешает, но снять его я не рискну. Что ж, пусть будет так. Пустыня, лес. Если мне велением судьбы суждено начать здесь новую жизнь, первейшим и самым важным шагом на моëм пути станет поиск цивилизации, а вторым – продумать всë на тот случай, если я еë не найду. Не желаю больше терпеть эту боль и хочу одного – вернуть всë на круги своя».

Утром, когда начинало светать, он оступился и кубарем влетел в липкие лианы. А решив, что не хочет продолжать истязать свое тело столь экстравагантной пыткой, облачился в них полностью. Основная масса, на удивление, довольно прочного материала пришлась на импровизированные валенки. Практически до пояса. И, пусть передвижение было затруднено, он чувствовал себя вполне комфортно, утончив покров в местах сочленений.

«Моим опасением был яд или раздражитель. Глупая смерть. Но, думаю, имей чудотворный клейкий сок в своем составе подобные вещества, я бы уже знал. Мало того, похоже, они обладают антисептическими и гемостатическими свойствами, а еще приятно обволакивают кожу».

В своем темпе, с крейсерской скоростью он прошел от обеда до вечера, дважды испив прохладной воды из небольшого ручейка. Пробираясь и продираясь звериными тропами, Эйн надеялся, что рано или поздно удача вспомнит про него и одарит едой посерьезнее продолговатых оранжевых ягодок, изредка растущих на стелящихся по земле лозах, имеющих отвратный горький вкус и тех, сладеньких, голубеньких на кустах, от небольшого укуса которой его вот уже битый час выворачивает наизнанку. Конечно, он несколько раз видел или слышал пробегающую мимо мелкую дичь, а единожды лицом к лицу повстречал, огромного тонкошерстого оленя с завитыми в столб, напоминающий дерево, рогами. Морда существа была измазана кровью, посему ноги резко сменил курс и довольно долго неслись в одном направлении. Все его предположения подкрепились довольно существенным фактором, исключая место для сомнений. Таких тварей на его родине не было.

– Вновь следы? И кровь. Оно ранено? – Эйн много разговаривал с собой обо всëм, что приходило в голову. Часто шутил и смеялся, пытаясь разбавить давящую на него атмосферу. Он уже давно понял, что это место отвергает людей по огромным отпечаткам лап в грязи, залитым высохшей кровью лужайкам, оставшимся после чей-то трапезы и полуметровым кучам каловых масс, триумфально возвышающихся рядом с обглоданными костями.

Небольшие следы копыт и помятой травы кардинально меняли его курс, но ничтоже сумнящеся, мужчина двинулся на поиски возможной добычи, живой или уже мëртвой. Он бы никогда не решился пойти с палкой на дикого зверя, но голод брал верх над здравым рассудком. Мозг создавал картину раненного животного, бездыханно лежащего в высокой траве. Сочное, жаренное над костром мясо, манящий аромат. Мираж на почве хрупкости человеческой природы так дурманил взор, что Эйн напрочь выкинул из головы опасность, шедшую по пятам вместе с ним.

Временами под деревьями и на солнечных опушках ему попадались скопления упитанных грибов. Каждый раз, радуясь, как ребенок, он нежно исследовал свою находку, после чего с задумчивым лицом шел дальше, не позволяя себе нести лишнюю поклажу.

«Дары леса повсеместно, куда не погляди. Природа кормит, но вот развести огонь ей невдомек. Если к вечеру выслежу того бедолагу и сумею высечь искру, у меня будет хороший гарнир. Жуки едят шляпки, значит всё в порядке?» – с этими мыслями он обрывал с лиан липкие листья, в очередной раз неспешно латая прохудившийся в нескольких местах доспех.

Но вот, пробираясь через очередной бурелом, Эйн пролез под надломленным стволом и моментально дал на попятную, не сводя взгляд с пугающей картины.

Милый пушистик с огромными ушами, повернутый спиной и достигающий метра в холке, жадно вгрызался в небольшое парнокопытное, больше напоминающее толстого козла. Он сидел на шее бедного животного, мышцы которого не переставали сокращаться в агонии. С противным, хлюпающим звуком заяц вычленял и отрывал тоненькие жилки сочащегося кровью мяса. Эйн нервно прикусил губу и выровняв своë дыхание. Он медленно полз назад, под поваленные деревья, старательно избегая любого источника шума, что мог выдать его. Руки тряслись, тело прошиб холодный пот. Дуновение ветра сорвало ворох зыбленьких листочков, один из которых бесшумно поцеловал оголенную шею неожиданным прикосновением. Мужчина дернулся, ему составило огромной выдержки и силы духа, чтобы не издать испуганный вскрик. Уши зайца шевельнулись и, подобно обособленной системе, стали сканировать местность на источники неестественного шума, покамест остальное тело выгрызало глаза жертвы. Заживо.

Место преступления с самим участником скрылось за завалами. Отползя на достаточное расстояние, человек вслушался в окружающие звуки, но ритм собственного сердца надругался над его стараниями. Выдохнув, он повис на бревне, вглядываясь в проделанный им на карачках путь. Лишь капля крови с прокушенной от напряжения губы приобрела свой вкус на языке. Вкус горькой ошибки. Эйн смазал багрянец рукой, растер между пальцами. Посмотрел на свою ладонь, прикинул куда дует ветер, закинул голову вверх не успев вымолвить и единого слова, как раздался визг.

Боль пронзила левое плечо. С наиболее высокой точки в округе – пережившего шквальный ветер ствола, серый комок спикировал на свою цель, с легкостью опрокинув ту наземь. Эйн ударился головой о сук и оказался под двумя надломившимися от сильного ветра брëвнами, что одним краем держались за свою бывшую опору, а вторым – лежали на земле. За время осознания произошедшего монстр уже проел единственную защиту и хотел было почувствовать вкус свежей крови, как получил хук правой. Отлетев под бревно, заяц оскалил окровавленные зубы, прошипел и ловкими прыжками скрылся из виду. Человек поспешно вскочил на ноги, схватил брошенный в пылу сражения посох и хотел было бежать, но понял – некуда. Ужасный ураган что, по-видимому, прошел тут недавно, не давал ему не единой возможности к поспешному отступлению.