Блуждающая Огневая Группа (БОГ). Я есть гнев!

Тарас, плеснув на голову воды, с любопытством посмотрел на друга.

– Что это тебе взбрело в голову читать Толстого?

– Речь не о романах, командир, – поморщился Михаил. – Лев Николаевич собрал мысли великих о жизни, истине и поведении на каждый день, и знаешь ли, это здорово помогает.

– На каждый день, говоришь?

– Ага. – Ларин отобрал книжку у Солоухина. – Сегодня пятнадцатое августа, вот что он написал.

Михаил нашёл нужную страницу и прочитал:

– «Здесь я буду обитать во время дождей, там я поселюсь летом», – так мечтает безумец и не помышляет о смерти, а она внезапно приходит и уносит человека озабоченного, корыстного, рассеянного, как наводнение смывает спящую деревню. Ни сын, ни отец, ни родные и близкие – никто не поможет нам, когда поразит нас смерть; благой и мудрый, ясно сознавая смысл этого, быстро расчистит путь, ведущий к успокоению.

– Уж слишком мудрёно, – заявил Шалва. – С чего это я пятнадцатого августа должен думать о смерти?

– Ну, Толстой считал, что правильно ориентирует читателей.

– Угрожая смертью?

– Так ведь не для тебя писано.

– А для кого? – удивился Шалва.

– Для умных людей, – ответил вместо Ларина Солоухин своим интеллигентно-меланхолическим тоном.

Ларин засмеялся.

– Да ну вас! – махнул рукой Шалва. – Не путайте праведное с подгоревшим. Можно подумать, вы больно умные.

– Я много читаю, – пожал плечами Михаил.

– От этого ума не прибавляется.

Тарас понял, что назревает ссора, причём ни с чего, но её предотвратил Солоухин:

– Миш, ты как-то говорил, что у тебя отец собирал библиотеку.

– Всю жизнь собирал, – охотно подтвердил Ларин, расслабляясь. – Мечтал о машине времени, чтобы спуститься в начало прошлого века и скупить выходящие в ту эпоху книги.

– Да ну?

– Серьёзно, была такая блажь. Больше всего ему хотелось достать в идеальном состоянии библиотеку великих писателей, издаваемых Брокгаузом и Ефроном: Пушкина, Шиллера, Шекспира, уж очень они были классно изданы.

– Ты их видел?

– Живого Пушкина? – съязвил Шалва.

– Книги.

– Папаня их, конечно, купил на Алибе, но не в блестящем состоянии. А вообще библиотека у нас была хорошая.

– Была?

– Сгорела вместе с домом в четырнадцатом от удара укропов. Я ведь из Донецка, как и командир.

– Книжки жаль.

– Ещё как! Меня тоже приучили к книгам, я практически все приключения и фантастику перечитал, так что в нынешнюю молодёжную тусовку меня бы не приняли. Не понимаю, как можно читать с экрана компа.

– А я и с компа не читаю, – признался Шалва. – Напрасная трата времени.

– Тогда ты откуда столько городов знаешь? – прищурился Солоухин. – Не раз каждого из нас обзывал, то Карагандой, то Брейкьявиком.

– Так мама моя препод по географии, – расплылся в ухмылке Штопор.

К ним подошёл Саша Благой, вытирая руки ветошью. Под мышкой у него торчал планшет.

– Может, пройдёмся по маршруту, товарищ полковник?

Тарас, ещё не привыкший к тому, что он теперь полковник Лобачевский, с запозданием кивнул:

– Давай.

– Пошли в кабину. – Благой взял в руки планшет.

– Отдыхать! – сказал Тарас подчинённым. – Сбор в час!

На изучение карты местности и деталей пейзажа, по которым можно было ориентироваться ночью, ушло полчаса.

В принципе направлять вертолёт на цель должен был российский спутник над Одессой, но Благой всё любил изучать досконально, и Тарасу эта его черта нравилась. Покинув капонир, он обнаружил бойцов в лесу, возле запрятанного под сетью ЗРК «Панцирь-М2», где с ними проводил занятия майор Волынский, и вся бесогон-команда отправилась обедать. А у столовой под маск-тентом их ждала Снежана, разговаривавшая с майором Богдановым.

Она так и не сняла свой комби-уник, подчёркивающий достоинства фигуры, несмотря на массу фурнитур-фишек, и сердце Лобова дало сбой от мысли, что они могли не познакомиться в госпитале, когда он лечился там от ранений.

Нельзя было сказать, что до встречи с ней он не обращал внимания на женщин. Обращал, как и все нормальные мужчины, мгновенно выискивая недостатки: форму уха, более массивные, чем нужно, колени, слишком большую грудь, асимметричное лицо, маленькие глаза, несовершенство фигуры, массивность… Однако со Снежаной всё было по-другому. После их знакомства остальные женщины перестали для него существовать.

– Я уезжаю, – шепнула она ему на ухо.

Тарас насторожённо заглянул жене в глаза, отвёл в сторону.

– Куда?

– Олег сказал, что мы по-прежнему в списках неблагонадёжных, но если ты всегда можешь соскочить в кюар-колодец, то я под угрозой, и меня посылают на фронт под Легощево.

– Это где?

– Деревушка за Херсоном в направлении на Ивано-Франковск. Там стоит наш ЗКП. Буду помогать аналитикам штаба.

– Ладно, я поговорю с Олегом.

– Зачем?

– Не понимаю его тревог. Я ведь практически всё время буду сидеть тут, у вертолёта, и ты будешь под моей защитой. Вылеты на задания не длятся больше часа-двух.

– Он объяснил мою ссылку тем, что человека легче спрятать на самом видном месте, а самое видное здесь – фронт. Меня это устраивает.

– Всё равно это неправильно.

– Прекрати!– рассердилась Снежана.– Я майор разведки и не раз ходила на ту сторону. Работа на ЗКП далеко не ЛБС[5]!

– И всё же я поговорю с твоим братом.

– Флаг в руки!

Пообедали плотной группой, сев за два столика.

Духота и жара достигли к обеду таких величин, что не спасали ни тени деревьев вокруг, ни полив головы водой. К счастью, в хатке на краю села было чуть прохладнее, и группа в полном составе расположилась там.

К ним присоединился потный Волынский, достал планшет, и ещё с час бойцы занимались изучением местности и средств охраны командного пункта на случай воздушного или наземного нападения.

Потом к ним подошли Шелест с Матоличевым, который, в отличие от своего зама Волынского, казался каменной глыбой, на которую жара не действовала. Но когда бойцы увидели его мокрый френч, всё стало на свои места: полковник буквально таял от пота. Он тоже достал свой персоник, и бойцы принялись рассматривать спутниковые снимки в районе северной окраины Одессы и ролики, снятые беспилотниками.

– Это район припортовых пакгаузов, – показал пальцем Матоличев. – В крайнем и расположилась лаборатория. Вернее, не в нём, а под ним на глубине двадцати метров.

– Прямо на берегу залива? – удивился Шалва. – Случись утечка, они же весь залив испоганят!

– До берега полкилометра, но вообще и вправду слишком близко. Хотя загадить море бандеровцы не успеют, мы уничтожим здание раньше.

– Они найдут другое местечко.

– Пусть ищут, подполье быстро вычислит координаты. Главное – перехватить цистерны с радиоактивными материалами. Но этой проблемой занимаются федералы центрального аппарата.

– Мы тоже могли бы подключиться.

Матоличев посмотрел на Тараса. Тот промолчал.

– Когда понадобится ваша помощь, – сухим тоном сказал Шелест, – тогда и обсудим.

– Единственное, что нас беспокоит, – вмешался Волынский в разговор, – не скрытное пересечение границы, так как вы сделаете заход с моря, а точность удара. Уничтожить пакгауз надо одним выстрелом. Сооружение же очень большое.

– Не слишком-то оно и большое, – пренебрежительно сказал Шалва. – Всего-то сто метров в длину и двадцать в высоту. В Саудовской Аравии строят город Неом, все здания которого будут высотой под пятьсот метров. Вот это, я понимаю, масштаб! А тут какой-то пакгаузишко в шесть этажей высотой.

Волынский с недоверием, Матоличев недружелюбно, Шелест с любопытством посмотрели на лейтенанта.

– Откуда у вас такие сведения о городах саудитов? – осведомился командир РОВ.

– Штопора воспитывала мама, препод географии, – невозмутимо проговорил Солоухин, – поэтому он большой специалист.

– Интересные у вас эрудиты в группе, капитан, – пробурчал Матоличев.

Шелест усмехнулся:

– Разносторонне образованные. Прошу учесть, что товарищ Лобов нынче не Лобов, а Лобачевский, и не капитан, а полковник. Возвращаемся к теме. Ещё один нюанс и серьёзный, касательно вас, полковник Лобачевский. В случае если вас подобьют, особенно над территорией «У», необходимо будет инициировать подрыв двигателей и аккумуляторной батареи. Врагу наши секреты доставаться не должны. Поэтому в пузо «птерозавра» встроен БОВ-макс, чтоб в пыль. Ясно?

Тарас кивнул. Аббревиатурой БОВ обозначался боеприпас объёмного взрыва, способный разнести на атомы любой танк.

С губ Снежаны слетело тихое восклицание.

Матоличев посмотрел на неё.

– Не расслышал, майор.

– Разве обязательно «птерозавр» должен залетать за линию фронта? Ведь дальность пуска «коал» выше двух тысяч километров.

– Обговариваются особые случаи.

– Надеюсь, до этого не дойдёт, – сказал Шелест, понимая чувства сестры.

– Пилоты осведомлены? – уточнил Тарас, оценив страх, прозвучавший в голосе Снежаны, и с трудом cдержав порыв обнять жену.

– Осведомлены, – сказал Волынский. – Ещё вопросы?

Бойцы перевели взгляды на Лобова.

– Нет, – сказал он.

– В таком случае до вечера. – Матоличев направился к выходу. – «Бесогон» – за мной!

– Идите, – махнул рукой Тарас в ответ на вопросительные взгляды подчинённых.

В хате остались трое: Тарас, Шелест и Снежана.

– Я против… – начал Тарас, собираясь объявить Шелесту о том, что он возражает идее отправить Снежану на фронт.

– Вот же ты и Баба-яга! – перебила его женщина, фыркнув. – Я что, не имею права голоса?

– Почему Баба-яга? – стушевался Тарас.

Снежана снова фыркнула:

– Перед московской Олимпиадой был создан мульт «Баба-яга против», в котором она то и дело орала: «Я против!» – как ты сейчас. Так я имею право голоса?

Мужчины посмотрели на её раскрасневшееся лицо с сияющими глазами, такое восхитительно красивое, что дух захватывало.

– Имеешь, – сказал Шелест.

– Я согласна отправиться на ЗКП, если это необходимо!

Олег глянул на окаменевшее лицо «полковника Лобачевского».

– Это необходимо, полковник. Тем более что я постоянно буду рядом.

«Я тоже мог быть всё время рядом», – хотел сказать Тарас, но встретил гневный взгляд жены и понял, что, возрази он, Снежана не простит.

Отвернулся.

– Обещаю, – добавил Шелест, – беречь твою жену как зеницу ока.

Тарас промолчал.

Снежана первой двинулась к выходу, но вдруг вернулась, поцеловала его в щёку, шепнула:

– Со мной всё будет хорошо, полковник!

* * *

В начале одиннадцатого вечера «птерозавр» бесшумно прыгнул в небо, затянутое облачной пеленой, и помчался к морю на высоте всего пары метров, чтобы сделать пятидесятикилометровый крюк и уже с акватории ударить по одесским пакгаузам.

До этого спецы с завода установили перед креслом Тараса панельку дополненной связи с пилотами и – через аудиосистему вертолёта – с КП, выдающим целеуказания. Теперь он мог через очки-забрало шлема видеть местность под «птерозавром» и при необходимости карту района, передаваемую со спутника вместе с указанием координат летящего вертолёта.

Программа полёта была уже вбита в компьютер управления оружием, и пилотам надо было всего лишь в нужный момент сделать пуск.

Смутно видимая в темноте пена береговой линии отдалилась. Пульсирующий гул фронта в девяти километрах от Николаева стал тише. Вертолёт повис между двумя безднами как летучая мышь посреди пещеры, неся в себе грозную для противника силу разрушения.

Панель под правой рукой Тараса перемигнулась огоньками индикаторов, и в глубине очков перед его глазами развернулась карта местности, разделённая надвое. Левая её половина без единой искры света выглядела чёрным покрывалом, правая вспыхивала огненными шлейфами и метеоритными штрихами. Там, западнее города, шло ночное ракетно-артиллерийское сражение.

– Положение! – скомандовал Тарас.

В поле визуального контроля шлема на покрывале моря появилось красное колечко, обозначающее положение вертолёта. Оно быстро смещалось вправо, в то время как в уголке изображения менялись белые циферки удаления от берега.

Берег в этом районе и часть моря были накрыты облаками, однако это не мешало спутнику, висящему над землёй на высоте ста сорока километров, видеть вертолёт. Спутник имел систему подавления помех и мог спокойно выдавать координаты местоположения любого объекта в створе его видимости.

«Птерозавр» сместился западнее. Стал виден съезжающий вправо контур Николаевского порта. Освещён он не был, но компьютер спутника нарисовал его таким, какой он был виден днём. Через пару минут исчез. На верхней грани изображения появились редкие огоньки – свидетельства движения линии фронта к Одессе.

– Пять минут до района пуска, – доложил пилот Саша Благой.

– Принял, – отозвался Тарас, унимая поднявшееся в душе волнение. Вспомнил, как волновался во время первого выстрела САУ «Коалиция-СМ», ставшей «Бесогоном». Тогда это было внове – стрелять по базам нацистов без приказа комфронта, который получал сверху распоряжения не трогать «национальное достояние», то есть инфраструктуру и производственные объекты на территории Украины, принадлежавшие в том числе и российским олигархам. Поэтому волноваться было отчего. Но в данный момент Тарас переживал когнитивный диссонанс не меньше, потому что был вынужден снова выполнять то, чего боялись шишки в Главштабе и запрещали делать те же олигархи и либерасты правительства.

– Внимание! – влился в ухо голос командира вертолёта. – Высота сто, мы на границе квадрата, окно зоны пуска – минута!

– Понял.

– Сами запустите, товарищ полковник, или нам доверите?

Тарас хотел сказать: сам! – но это могло быть воспринято экипажем как выражение недоверия, и проговорил обыденным тоном:

– Не забудь снять пушку с предохранителя, майор!

Раздался смешок.

Вертолёт завис над морем, свист-шипение винтов стал громче.

В днище машины открылись створки ракетного отсека, оттуда выдвинулся пилон «Зорро», напоминающий увеличенный до гротеска лошадиный член. Раздался лёгкий сип, вертолёт качнуло, из пускового устройства выпала сигара «коалы», начала падать вниз. На высоте двадцати метров над поверхностью воды включился двигатель ракеты, ширкнуло неяркое белое пламя, и «коалу» унесло в темноту. Она должна была спуститься до высоты в три-четыре метра, недоступной радарам противника, пересечь морской отрезок пути, над восточной частью Одесского порта подняться до пятидесяти метров и спикировать на цель.

Люк пускача закрылся. Потекли секунды ожидания.

Скорость «коалы» не превышала одного километра в секунду, до цели отсюда было около ста километров, и ждать пришлось почти две минуты. И ничего не произошло. Вернее, Тарас ничего не увидел на горизонте. Зато увидел спутник, разворачивая в глубине очков изображение цепочки пакгаузов. В крайнем сверкнуло, хотя и совсем слабо, словно на мгновение загорелась и тут же погасла спичка. А затем там выросло облачко зеленоватого дыма, и пакгауз бесшумно сложился как карточный домик.

– Есть попадание, товарищ полковник! – удовлетворённо доложил Благой. – Цель уничтожена! Отклонение – один метр.

– Удачно! – похвалил его Тарас. – Возвращаемся.

Он включил персональный канал связи.

– Товарищ полковник?

– Слышу, – отозвался Шелест. – С почином, Лобачевский!

– Вроде попали.

– Судя по панике в СБУ, от лаборатории не осталось ни рогов, ни копыт.

– Нас не расшифровали?

– Пока тишина. В их штаб пошло только одно сообщение: атака российских дронов!

– Хорошо.

– Не хорошо, полковник Лобачевский, а замечательно, – ворчливо поправил его Шелест. – До встречи утром.

Тарас хотел спросить, как устроилась на новом месте Снежана, но её брат уже отключил линию.

Вертолёт снизился и почти невидимой торпедой помчался над морем к берегу.

Россия-41. Херсон

16 августа

Лавиния наконец закончила корректировать архитектуру вируса, превратив его в подобие скорпиона с острым жалом: таков был дизайн алгоритма, выраженный геометрически, – и пара решила отметить это событие в привычном довоенном формате, то есть в ресторане.

Однако в Николаеве сохранилось после отступления украинской армии всего три ресторана, поэтому выбор оказался невелик. После недолгого раздумья Итан выбрал самый дешёвый, трёхзвёздочный, с романтическим названием «Золотой фазан», и Лавиния согласилась с его выбором. Потому что ничего другого не оставалось.

Ресторан располагался на улице Наваринской, в доме номер восемь. Разрушенные дома неподалёку там уже разобрали, подлатали улицу, и выглядел «Золотой фазан», украшенный уцелевшими колоннами, весьма презентабельно.

Разумеется, прежде чем отправиться туда к семи часам вечера, «муж и жена Шевчуки» нацепили вижн-маски, рассчитанные с помощью цифротехнологов РОК, поэтому выглядели соответственно нынешней обстановке – как мелкие клерки заработавших недавно учреждений.

На Лавинии было летнее винтажное макси-боди до щиколоток и блестящий бермуд, напоминающий крылья. Вместо туфель она надела церемониймейстры – нечто вроде сандалет с изменяющейся при ходьбе геометрией: при увеличении скорости движения каблуки сандалет уменьшались, превращая их в подобие кроссовок.

Итан предпочёл полотняные серые штаны и голубой гуф с чёрной прострочкой, скрывающий мощные плечи, руки и грудь владельца. Кроме того, он нацепил биссет – сетчатую бейсболку с длинным белым козырьком, охлаждающую кожу и меняющую форму головы.

Лавиния предложила пригласить девушку из мэрии, с которой она познакомилась при выходе на работу «бухгалтером», на что Итан согласился скрепя сердце. Не хотелось подвергать свою миссию хакера на госслужбе, готовящего для взлома серверов «Маршалессы» смертельный вирус, но по зрелому размышлению бывший надзорик понял, что совсем уж замыкаться в четырёх стенах временного жилища не стоит, несмотря на повышение риска быть замеченным.

Лида, как звали новую знакомую Лавинии, пришла в ресторан даже раньше пары «немолодых, но симпатичных ухажёров». Она оказалась толстушкой и хохотушкой, знала немало историй и после представления Итану не спускала с него глаз, смеясь на каждую его реплику.

Итан заметил ревнивый взгляд Лавинии, маск-чек которой превратил хакершу в белокурую мадам лет пятидесяти-шестидесяти, и ему стало весело. Его ещё никто не ревновал, а присутствие у подруги этого чувства подчёркивало её отношение к нему.

Вечер прошёл в непринуждённой беседе, без тревог, напряга и сомнений в победе над бандеровскими наци. У Лиды на фронте был отец, Савелий Палыч, которому исполнилось сорок семь лет, и оказалось, что в мирной жизни, до СВО, он был поваром в порту Мариуполя. После освобождения города от нацистов «Азова» Савелий Палыч заявился в военкомат и отправился воевать со «зверями в человеческом обличье», как он называл вэсэушников. Жена с дочерью остались в Мариуполе, но когда Российской армии удалось взять и Николаев, обе отправились жить к родственникам, уцелевши после всех «чисток» населения Николаева нацистами, потому что в родном Мариуполе их дом был полностью уничтожен.

Сообщив эти семейные подробности с шутками и прибаутками, Лида рассказала о своих мечтах поступить в институт в Москве, а также о тех ужасах, которые пережили её родственники. Но Итан изменил тему общения, и закончили они ужин тем, что девушка неожиданно пожаловалась на внедрение в службу мэрии странных правил: каждый вечер после работы сотрудники городской администрации обязаны были докладывать в Надзор военной безопасности о своих контактах с незнакомыми людьми.

– Серьёзно? – удивился и насторожился Итан. – Вот прямо каждый день?

– Верно, – подтвердила Лавиния со смущённым видом. – Забыла тебе рассказать. Вчера и к нам в контору пришли надзорики. Я сказала, что разговаривала только с начальником и больше ни с кем.

Итан задумался о вмешательстве в жизнь города недемократических приёмов слежки, больше присущих «бесчувственным» ИИ-системам. Здесь явно ощущалась рука Старухи, усиливающей контроль за поведением людей, и связано это наверняка было с охотой на них с Лавинией. «Маршалесса» действовала как анонимно, используя системы цифросвязи, так и контактно, через доносчиков, живых людей, передавая приказы исполнителям как бы от вышестоящего начальства. Объяснялась же эта её «подковёрная» деятельность просто: Старуха не являлась личностью в полном смысле этого слова, однако обладала инстинктом самосохранения. Ну или программой, заменяющей этот инстинкт. И, судя по признанию Лиды, Старуха сосредоточила в своих «руках» все дополнительные ресурсы для фейс-контроля сбежавшего от наказания надзорика Лобова и его подруги.

Попрощавшись с толстушкой, пара вернулась домой около десяти часов вечера, и Лавиния вдруг заявила Итану с огорчением:

– А ты ей понравился, Лёня Павлович. И не отрицай!

– Не отрицаю, – согласился Итан с улыбкой. – Но это вовсе не означает, что она понравилась мне.

– Правда? – наивно обрадовалась девушка.

Вместо ответа он приобнял «гражданку Елену Дмитриевну Шевчук», и редкие вечерние прохожие, встретившиеся им по пути, увидели, как «пожилая пара» целуется.

Перед сном переодевшаяся в простенькую ночнушку (домашними пеньюарами их, конечно, не снабдили) Лавиния устроилась на кровати рядом с тумбочкой, на которой стояла настольная лампа, с тонкой тетрадкой судоку в руках. Итан запретил себе и ей выходить в Сеть, и девушка принялась по вечерам разгадывать комбинации цифр, словно ей было всего лет двенадцать-четырнадцать. Итан не раз исподтишка любовался подругой, способной между тем взломать любой компьютер, радуясь прекрасной близости с ней.

– Что смотришь? – вдруг заметила Лавиния его заторможенный взгляд.

Он очнулся:

– Думал, не предложить ли тебе…

– Персик? – прыснула девушка.

– Выйти за меня замуж.

Она широко раскрыла глаза.

– Зачем?

– Чтоб ты от меня не сбежала. Свадьбу сыграем, как Тарас со Снежаной.

Лавиния засмеялась:

– Я и так не сбегу. А твой Тарас живёт в прошлом.

– Совершенно в настоящем, только чуть изменённом.

– Нынче не модно гулять свадьбы. По статистике, в официальном браке в мире живут не более десяти процентов пар, и это происходит всё реже и реже.

– Откуда ты знаешь?

– Ползаю по Дзену, – простодушно повела плечиком Лавиния.

– Когда ты успеваешь? Ни разу не видел, чтобы ты торчала в соцсетях.

– Сейчас редко, а вообще когда отдыхаю.

– Торчок в Дзене – не отдых. А в России как дела с браком?

– Получше. – Лавиния задумчиво оглядела расслабленное лицо надзорика. – Странные вы, Лобовы.

Теперь удивился он:

– Почему?

– Сильные мужчины – и сентиментальны, как дети. Что Тарас, что Кеша, что ты.

– Так мы же один и тот же чел, можно сказать – клон, как же нам не быть одинаковыми? Тебе это не нравится?

– Нелогичный вывод для айтишника. Не нравилось бы, я сейчас тут с тобой не сидела бы.

– Так почему мы медлим? Сидим, а не лежим?

Лавиния неуверенно посмотрела на присевшего на кровать в одних шортах Итана, и он гибким движением привлёк её к себе…

Уже засыпая, после душа и холодного чая, Лавиния, голова которой лежала у него на груди, тихо проговорила:

– Ультра-троян можно запускать хоть завтра. Как ты собираешься это сделать?

– Ещё не знаю, – признался он. – Подумаю, утро вечера мудренее. Может быть, на удалённом доступе через DDOS-атаку?

– Защита Старухи не пропустит ни один файл, не проверив. Я взломала сейф Минобороны случайно, когда систему перезапускали после атак украинских хакеров, и то она меня обнаружила потом.

– В таком случае попробуем проникнуть в главный сервер «ИИмперии» и на прямом контакте сотрём все наши персональные данные.

– Это невозможно.

– Для Лобовых нет ничего невозможного! – с нотками превосходства заявил Итан.

– Не задирай нос, – прыснула Лавиния. – Вы не боги.

– Сама же только что говорила, что мы особенные.

– Я не это имела в виду.

Он помолчал.

– Что-нибудь придумаем. Где флэшка с расчётами?

– В сумочке.

– Я заберу. Следов не оставила?

– За кого ты меня принимаешь? – огорчилась девушка.

– Тогда спокойной ночи.

Уснули оба в той же позе как по команде «спать»! Итану было всего двадцать шесть, и он был здоров во всех отношениях, тем более в психическом плане. Лавиния была на два года моложе и тоже имела прекрасное здоровье, а зная, на что способен военный айтишник, могла вообще не заботиться о собственной безопасности, уверенная, что Итан вызволит её из любой беды.

Однако выспаться спокойно им не дали.

Сквозь сон Итан услышал хруст, словно кто-то шёл по осколкам битого стекла, проснулся и сообразил, что слышит вызов. Причём не по руфону, которым его снабдили в РОК, а по рации, вшитой под кожу за ухом. Пришла мысль дезавуировать вызов, послав ответ: ошиблись сетью! Но победила вторая: звать по рации могли только свои, Тарас, Иннокентий или комиссар РОК.