Седьмой

На Каллисто и такса способна допрыгнуть до потолка, что уж говорить о тощих дворняжках.

После псарни настроение у меня стало лучше. Когда видишь, что не только ты воскрес из мёртвых, то начинаешь относиться к жизни и смерти проще. Может, псарню специально разместили рядом с медблоком и клонарней? Психологи – народ коварный, не упустят возможности забраться тебе в мозги.

Час был ранний, большинство пилотов и персонала ещё спали. Я пошёл в пилотскую столовую, это минус четвёртый уровень. В теории тут могли собраться все сто одиннадцать человек лётного состава, да ещё инструкторам и гостям место бы осталось. К нам порой прилетают с других баз – для обмена опытом, для слаживания, просто для развлечения.

Но сейчас почти все пилоты либо спали, либо были в патрулях. Инструкторы наверняка собрались в штабе, всё-таки ситуация сложилась интересная. Только в дальнем краю, у аквариумов с декоративными рыбками, сидело две четвёрки из третьего крыла, красная и оранжевая. Пилоты завтракали, что-то обсуждая.

Я прекрасно знал что.

При моём появлении разговоры прекратились. Мне отсалютовали. Я помахал в ответ и пошёл к раздаче.

К тем, кто только что вернулся, не принято подходить первыми. И это правильно.

Болван на раздаче выдал мне поднос с обязательным питанием. Сегодня это был омлет, белый хлеб и апельсиновый сок. Я докинул круассан с шоколадом, йогурт и порцию мороженого.

Дурацкий дитячий организм хотел сладенького.

Сев поодаль от пилотов третьего крыла, я принялся за омлет, поглядывая на ближайший экран. Там, разумеется, рассказывали о происшествии. Плыла внизу экрана надпись о героическом сражении синей эскадрильи. Мелькали кадры с атакой серафима. Его пока так и не идентифицировали.

И что случилось после нашей гибели – было непонятно. Отбился серафим, был ли уничтожен престол и господства?

Ребята кончили завтракать и пошли к выходу. Оранжевая эскадрилья была совсем взрослая и ровненькая – всем тушкам по восемнадцать-девятнадцать лет. Я не видел сейчас номерных нашивок, но знал, что на каждой, кроме их командира Вонга, цифра два. Вонг умирал пять раз.

Красная была разновозрастная. Их ведущим была девчонка по имени Хаюн. Я её помнил семнадцатилетней, но недавно она погибла, прикрывая свою группу. Сейчас, выходит, её телу двенадцать с хвостиком.

Можно, скажу честно?

Она не особо-то изменилась.

Второму и третьему номерам по четырнадцать-пятнадцать. Четвёртый постарше.

Когда все пилоты собираются вместе, что бывает нечасто, конечно, то выглядит это будто школьное собрание. Это я теоретически предполагаю. Никто из нас в настоящей школе не учился.

Я доел мороженое, кивнул болвану (тот высветил на белом пластиковом лице улыбку) и пошёл в свою каюту.

Пусть тушки каждый раз одинаковые, но привыкать к ним всё равно приходится. Как к новой одежде, пусть она и твоего размера, и рубашка точь-в-точь как старая, и брюки такие же… Но старая одежда успела обноситься по тебе, ты к ней привык.

А новое тело ещё не привыкло к старому сознанию.

К тому же сейчас я весил всего тридцать девять килограммов (это если на Земле) и роста во мне было сто сорок пять сантиметров. Проверять не обязательно, все клоны одинаковы.

В двенадцать лет я был тощим и маленьким. К четырнадцати набрал пятьдесят четыре кило и вырос до ста шестидесяти пяти сантиметров. Нормальный пубертат, жрал в три горла и тянулся вверх…

Но сейчас все эти килограммы и сантиметры превратились в пыль и элементарные частицы на орбите Юпа. А я снова был худым и невысоким дитятей. Меня ждали прыщи, поллюции, обидчивость и плаксивость не по делу.

«Хватит себя жалеть, – сказал Боря. – У меня вообще нет тела – и ничего, не ною».

«Ты не ноешь, ты нудишь», – отрезал я.

«Потому, что ты захотел такого альтера».

– Ха-ха, – сказал я, потому что шёл по коридору и рядом никого не было. – Вот уж нет. Я хотел весёлого и оптимистичного приятеля для игр.

«Тогда я бы таким и стал. Не ной. У нас проблемы посерьёзнее».

Я насторожился. Боря такими словами не разбрасывался.

«Помнишь вспышку после смерти и перед воскрешением?»

«Угу, – ответил я. – Ну не то чтобы вспышку… свет…»

«Вот!» – таинственно прошептал Боря и замолчал.

Если он надеялся, что я начну его расспрашивать, то зря. Я устал. Мы были в патруле тридцать два часа, спал я мало и тревожно, так что сейчас мне хотелось прыгнуть в койку и поспать до вечера. Пусть темнит, сам не выдержит и всё расскажет.

Но на жилом этаже меня ждали. Полковник Уильямс и с ним двое морпехов. У меня глаза на лоб полезли. Что им тут делать, на этаже пилотов? Я что, накосячил в патруле и теперь меня арестовывать пришли?

С другой стороны, полковник был в парадке, а морпехи выглядели заинтригованными, но дружелюбными.

– Полковник Уильямс, – щёлкнув каблуками о пол, сказал я и остановился.

– Старший лейтенант Морозов, – произнёс полковник и приложил руку к фуражке. Собственно говоря, он не был обязан отдавать мне честь, я ведь сейчас в отпуске. Так что я принял его салют как хороший знак. – Как ты, сынок?

От Уильямса «сынок» звучало не оскорбительно. Ему под шестьдесят, он ко всем так обращается, если в духе.

– Нормально, сэр, – расслабляясь, ответил я. – Бывает. Попали в замес, сэр.

Полковник кивнул. У него нет клонов, если Уильямс умрёт – то навсегда, и все полученные бэры откладываются в его чёрном теле навсегда. И всё же он несколько раз летал в патрули – в «жуке», конечно, не пилотом, чтобы понять, как это – патрулировать в космосе у Юпитера.

В общем, нормальный дядька.

– Устал?

Я пожал плечами.

– Можно тебя отвлечь на некоторое время?

Совсем странно!

– Конечно, сэр.

Полковник положил руку мне на плечо, склонился и тихо, доверительно произнёс:

– Через полчаса на базу прибывает ангел. Он попросил дать ему возможность приватного разговора с пилотом, который был ближе всех к серафиму.

«Ох…» – сказал Боря.

– А это я?

– Либо ты, либо Джей, – кивнул Уильямс. – Может быть, даже Джей оказался чуть ближе.

Он улыбнулся уголками губ и сразу посерьёзнел.

– Но у лейтенанта Робинса нервный срыв. Мне бы не хотелось терять лицо перед высоким гостем.

Я кивнул.

– Понимаю, сэр. Конечно. Я готов. Если будет время выпить кофе…

– Организуем. – Уильямс похлопал меня по спине, убрал руку. – Извините за фамильярность, старший лейтенант.

– Нормально, – сказал я. – Сам себя дитятей ощущаю. Главное – в угол не ставьте.

2

Конечно же, ангел мог бы появиться сразу внутри базы. Говорят, три года назад, когда была большая драка над Красным Пятном, так и случилось.

Но в этот раз ангел пришёл через вторую взлётку. Опустился на Каллисто в белом сиянии, возникнув на радарах в семи километрах над поверхностью. Вошёл в ангар, дождавшись, чтобы ему открыли шлюз. Сбросил нимб, только когда шлюз наполнили воздухом.

В общем – вёл себя как очень вежливый гость.

Я сидел в кабинете полковника Уильямса. Не знаю уж, почему контакт с ангелом поручили именно ему, а не штатному дипломату Исраэлю или главнокомандующему Хуэй Фэну. Не моего ума дело. Так что я сидел скромно на диванчике, пил остывший кофе из кружки самого полковника и болтал ногами. На кружке было написано «West Point 2029», видимо, год окончания академии полковником. Всё-таки он реально старенький, окончил академию за два года до первого появления ангелов.

Людей со мной в кабинете не было, только болван – то ли прислуживать, то ли присматривать. Но вторая кружка крепкого кофе мою хилую тушку слишком бы вштырила, а копаться в бумагах и компе полковника я, конечно, не собирался. Так что я цедил кофе и смотрел на экран, где Хуэй Фэн подносил ангелу хлеб-соль по русскому обычаю. Так уж повелось, поскольку первый контакт ангелов случился именно с русским представителем в ООН. Хуэй Фэн выглядел странновато с белым полотенцем, расшитым красными петухами, на котором лежала коврига хлеба с солонкой. Но китаец держал покерфейс, и ангел явно остался доволен. Отломил кусочек хлеба, обмакнул в соль и съел. Пожалуй, зацепив слишком много соли, но что ему с того?

Откушав, ангел коротко переговорил с Хуэй Фэном, касанием руки благословил и китайского командующего, и еврейского дипломата. Повернулся к Уильямсу. Тот что-то сказал, склонив голову. Звука не было, только изображение, но, скорее всего, речь шла обо мне.

Потом ангел исчез.

И появился в кабинете, прямо передо мной.

Я застыл. Ангел медленно поворачивал голову, взгляд скользнул по мне – слепо, не замечая.

Он меня что, не видит?

Вскочив, я уронил полупустую кружку. Та начала плавно падать, но тут же оказалась на столе. Меня от движения чуть не подбросило к потолку, но почему-то я устоял. Болван в углу дёрнул головой, застыл и обвис, будто у него выключили базовые функции. Ангел быстро повернул голову и зафиксировал взгляд на мне.

– Не тревожься, Святослав Морозов, – сказал ангел.

Он походил на обычного человека, очень высокого мужчину со светлыми волосами и в светлых свободных одеждах. Но смотреть на него было сложно – взгляд как-то терялся, словно ангел заполнял всё поле зрения. Приходилось сосредотачиваться, чтобы увидеть детали, а не ангела целиком. Глаза глубокого синего цвета, кожа светлая, с лёгким загаром, губы розовые, зубы ровные и белые.

Ах да, ещё он был босой и от него исходил слабый свет.

И всё в нём кричало «это не человек!».

– Ангел мой, ваше совершенство, – ответил я как подобает, склонив голову. – Я не тревожусь, когда вы рядом.

Тревоги и впрямь не было.

Вся тревога куда-то спряталась, забилась в уголки сознания, рыдая и вереща от ужаса. А я был наполнен спокойствием и восхищением.

«Так и держись», – одобрил Боря.

Ангел испытующе смотрел на меня. От него пахло свежестью и луговыми цветами. Я знаю, как они пахнут, у меня в сортире освежитель воздуха «Цветочная поляна».

– Как перенёс ты смерть, дитя?

– Мужественно и с достоинством, – ляпнул я.

Ангел возложил мне на голову ладонь – большую и мягкую.

– Да пребудет с тобой моё благословение, – изрёк он.

И на меня потекла благодать – тёплая волна энергии, смывающая все печали. Хотелось смеяться, радоваться и преклоняться.

Что я и не преминул сделать, рухнув на колени.

Ангел ещё миг подержал надо мной ладонь, потом, очевидно, решил, что так я и лужу могу напустить от восторга, будто щен при появлении пилота на псарне.

– Встань, Святик.

Я поднялся и даже не стал его поправлять. Когда я был маленьким – ну, по-настоящему маленьким, ещё в садик ходил, – у меня на резинке трусов было вышито «Святик Морозов». У других почему-то полная форма имени, а у меня уменьшительная. Буквы сэкономили, что ли? С тех пор я не люблю имя Святик, а в сочетании с фамилией совсем ненавижу.

– Ты был рядом с Иоэлем, дитя?

Так вот кто вёл конвой? Сам Иоэль?

– Да, ангел мой.

– Видел ли ты, что случилось?

Я сглотнул, попытался представить всё максимально ясно.

– Приближался падший престол…

– Соннелон.

– Да, ангел мой. Соннелон. Серафим метнул в него заряд энергии. Очень большой. Как солнечный протуберанец… Корабли конвоя вспыхнули и взорвались. Была сильная вторичка, нас всех разметало, но корпус «пчелы» выдержал, и я продолжал сближение в ручном режиме…

Ангел терпеливо ждал.

– Серафим повторно начал формировать плазменный пучок… и всё.

Я поднял глаза и посмотрел в невозмутимый добрый лик.

– Было ли что-то необычное, Святослав Морозов?

«Не говори!» – завопил Боря.

– Да, ангел мой. Фиолетовая вспышка. Джей говорил, что между колёсами престола пылает что-то фиолетовое, будто застывшая вспышка. Наверное, он успел уда…

– Твои предположения не требуются, дитя, – произнёс ангел, и мой рот сомкнулся.

Некоторое время ангел размышлял, а я с ужасом ждал, спросит ли он, было ли что-то странное после моей смерти.

– Спасибо за служение, Святослав Морозов, – сказал ангел и небрежным движением руки вновь окатил меня концентрированной благодатью. – Есть ли у тебя просьбы или вопросы?

Полагалось сказать «нет», но я то ли ошалел от благодати, то ли и впрямь такой наглый, как считает Анна из зелёной эскадрильи. Я спросил:

– Почему вы меня не сразу увидели?

Ангел вздохнул, помолчал, будто решая, отвечать ли. Сказал:

– Сразу после воскрешения вы безгрешны. В вас нет ни добра, ни зла. Мы видим мир иначе, более духовно, чем физически, и не замечаем вас. Минуты, а порой и часы, пока мирское не возьмёт своё.

Это было неожиданно. Ангел испытующе смотрел на меня, и я осмелился на второй вопрос:

– Всё ли хорошо с владыкой Иоэлем?

Ангел подумал секунду и ответил:

– Мир несовершенен, и всё не может быть хорошо.

После этого он исчез.

Я рухнул обратно на диванчик. Болван у стены с лёгким гулом сервоприводов выпрямился.

У меня застучали зубы. Это всё потому, что я в дитячьем теле, конечно. Будь двадцатилетним, как положено, ничуть бы не испугался.

Дверь кабинета открылась, и вошёл полковник Уильямс. Махнул рукой – сиди. Прошёл к своему столу, достал из ящика плоскую бутыль виски, стакан, аккуратно налил до половины и выхлебал в пару глотков, будто воду. Потом покосился на меня, плеснул ещё – и протянул в мою сторону.

– Издеваетесь? – спросил я.

Когда ангел уходит, вся человеческая субординация на время летит к чертям.

– Ну хоть лизни, – невозмутимо ответил Уильямс. – Мне папашка первый раз бурбон налил в десять лет.

Я встал, взял бокал и попытался пригубить. Вернул бокал.

Омерзительно. Никогда не стану пить.

Каждый раз это себе говорю.

Уильямс вздохнул и выхлебал то, что налил мне. Поинтересовался:

– Чего он спрашивал?

Я коротко рассказал.

– Ничего не понимаю, – вздохнул полковник. – После вашей гибели мы потеряли контакт, отправили в район зелёных, красных и жёлтых. Но они ещё не долетели. На Юпе дикие бури, магнитосфера пылает, им приходится лавировать.

– Это из-за взорвавшегося конвоя, – предположил я.

– Возможно. Иди-ка спать, сынок. Тебе сегодня досталось.

Когда я возвращался – огромными шагами, несмотря на грузилова, – база уже проснулась. Сновали техники, доносился гул грузовых лифтов – из хранилища поднимали новенькие «пчёлы» вместо утраченных. Прошагала группа умников, старых и молодых, они махали руками, и до меня донеслось: «Соннелон». Среди умников были физики, математики, теологи – всё как положено. Кондиционеры за настенными решётками выли громче, включилась дневная циркуляция атмосферы, в воздух добавили бодрящий хвойный аромат, свет плафонов стал ярче и теплее. Парочка болванов тащила в сторону столовки морпехов ящики со жратвой.

Базу снабжают четыре грузовых буксира, кружащие по маршруту Земля – Марс – Каллисто – Титан. Они не способны сесть даже на Каллисто, выходят на орбиту, отцепляют контейнеры с едой и прочими расходниками, после чего возвращаются на курс. Я иногда думаю, что, отслужив своё, попрошусь в пилоты буксиров. Не знаю, понравится ли мне на Земле, я ведь её совершенно не помню. Нам всем было по году-два, когда после серии тестов нас признали годными и призвали на службу. Иногда я думаю, что бы сейчас делал, откажи мои родители в призыве? Говорят, такие были, хоть и немного.

Жил бы, как обычный человек. Было бы мне двадцать, как и положено. Где-нибудь учился или работал, наверное, у меня была бы девушка. Я смотрел бы в новостях, как сражаются в космосе ангелы и Небесное воинство. Это было бы далеко и походило на увлекательный фильм…

Надо позвонить маме. Сейчас сигнал идёт почти сорок минут, диалога не получится (его никогда не получается, даже когда Юп в максимальном сближении с Землёй), но всё-таки…

Я пришёл в свою комнату. Она была такая же, как у всех пилотов: двенадцать квадратных метров, кровать, стол, кресло и диванчик. Вместо окна – большой экран, сейчас выключенный, обычно на нём море или горы. Дверь ведёт в ванную комнату: унитаз, раковина, душевая кабина. Всё просто и надёжно. На стенах я давным-давно повесил несколько постеров с группами, которые мне нравились в дитячестве. Всё собирался поменять, но теперь надо погодить, может, они мне снова понравятся. На столе лежало надкушенное яблоко, оставленное перед патрулированием. След укуса даже не потемнел, столько в яблоке было генных модификаций для долгого хранения.

Сев за стол, я опустил кресло пониже, чтобы доставать ногами до пола. На экране мигали значки пришедших писем.

Нейронка, конечно, отфильтровала девяносто процентов самого тупого, а порой и агрессивного спама, но полтора десятка писем осталось. Нам всё время пишут, это не запрещено, и пишут разное. Мне даже кажется, что нейронку специально научили пропускать какое-то количество бредовых, тупых и непристойных посланий. Психологи во главе с Инессой Михайловной всё время контролируют, в каком мы настроении, и решают, как нас подбодрить.

Шесть писем было детских. Предложения дружить, рассказы про то, как делали в школе доклады про меня. У каждого пилота есть свои фанаты, у кого больше, у кого меньше.

Я велел нейронке ответить на эти письма и стал смотреть дальше.

Три письма были любовные, два из них от девушек. На них я тоже велел ответить нейронке, третье скинул в спам.

Ещё два письма было от сумасшедших. Сегодня немного. В одном письме утверждалось, что Небесное воинство служит Антихристу, во втором автор утверждал, что придумал новую конструкцию «пчелы», которая радикально повысит её боевую мощь, но ретрограды-учёные не воспринимают идею всерьёз. Первое письмо улетело в спам, второе я скинул умникам, скорее по приколу, но вдруг они выцепят какую-то полезную мысль?

Одно письмо было от банка. Мой счёт рос, когда я вернусь на Землю (если вернусь), то буду очень богатым. Ещё одно письмо от зоозащитников. Те писали, что использовать щенов в бою без их ясно выраженного согласия – жестоко, поэтому всех щенов надо срочно усыпить. Я посмотрел, откуда письмо отправлено, и решил, что никогда в жизни не поеду в Данию, где живут такие конченые идиоты.

Тринадцатое письмо было от поэта, который предлагал прочитать его поэму о Небесном воинстве (прилагалась) и дать одобрительный отзыв. Я даже начал читать, потому что письмо было на русском, а это всё-таки мой родной язык. Но уже на строфе «Мои мышцы стали будто бы из стали, мои кости как гранит, острый глаз алмаз гранит…» сломался и стёр письмо.

Ну а четырнадцатое письмо было от мамы. Я сразу включил видео – на воспроизведение и запись.

Мама сидела в саду, за её спиной цвела моя любимая яблоня. Мама часто присылает яблоки, домашнюю пастилу и варенье. Эту яблоню посадил я. Ну, как посадил… мне было года полтора, родители сажали в саду яблони, и я подержал черенок, когда папа засыпал ямку землёй.

– Славик, здравствуй, – сказала мама, улыбаясь. Она совсем чуть-чуть постарела.

– Здравствуй, мама, – ответил я. В разговоре мама делала паузы, чтобы я мог ответить, и почти никогда не ошибалась, как долго я стану отвечать и что скажу. – Ну, ты видишь, что случилось.

– Я уже знаю, – произнесла мама. – Как сообщили, сразу побежала в сад писать тебе письмо.

– Спасибо, – сказал я. – На самом деле ничего страшного. Как у вас дела?

– Вера позвонила из Питера, – сказала мама. – Ей тоже пришло сообщение. А Вячеслав в школе, может быть, и не знает, у них ведь запрещены мобильные.

Да, у меня есть младшая сестра, ей девятнадцать, она учится на биолога. И брат, ему тринадцать, он школьник.

– Скажи Вячику, что он меня всё-таки обогнал, засранец. – Я улыбнулся. – Ростом обогнал. Ну ничего, всё равно я старший.

– Ты старший сын, – сказала мама строго. – И ты пилот Небесного воинства. Отец гордился бы тобой.

– Гордится, – поправил я.

– Гордится, – поправилась мама. – Мы же знаем, что он на небесах!

Папа был военным лётчиком. Даже проходил подготовку в Звёздном, но в космос так и не полетел. Может, именно поэтому я хороший пилот?

Но когда был первый и единственный прорыв падших на Землю, папа погиб. В бою. Это было тринадцать лет назад, тогда мы жили и тренировались на лунной базе. Так что в настоящем детстве я с ним часто болтал, почти по-настоящему, задержка сигнала на Луне крошечная.

– Знаешь, мам, я сегодня говорил с ангелом, – сказал я. – Благодати удостоился! Им тоже непросто, даже серафимам. Мы, конечно, мало что можем сделать…

– Несомненно, – кивнула мама.

Я понял, что она не угадала мой ответ, и замолчал. Понятное дело, откуда ей было знать про визит ангела, она ожидала, что я заговорю о папе.

Мелочь, конечно, но я замолчал и дальше отвечал односложно, больше улыбался, смотрел на яблоню, на застывшие в небе облака. И даже почувствовал какое-то облегчение, когда разговор кончился.

«Спать пора», – тут же сказал Боря.

Мне почудилось в его словах что-то обидное, и я огрызнулся:

«Это мама, альтер».

«Не та мать, кто родила, а та, что вырастила, – наставительно произнёс Боря. – Не впадай в дитячество, ты уже взрослый мужик».

«Завидуешь?» – съязвил я.

«Вот ещё», – ответил Боря и замолк.

Я стянул водолазку и бросил на кресло. Тут в дверях пискнул сигнал. Ну да, да, как без этого… Вздохнув, я подошёл к дверям, открыл, сказал:

– Ну?

В коридоре, как я и ожидал, стоял Эрих, командир нашего крыла. По обе руки от него, как почётный караул, застыли Памела и Лидия.

На форме у них были нашивки с цифрой два. Эрих и Лидия невысокие и блондинистые, выглядят куда моложе своего возраста. Памела заметно выше и крупнее. Но всем им было по девятнадцать с половиной биологических лет. Погибли они лишь раз, вскоре после нашего появления на Каллисто, причём по глупости – Эрих атаковал тяжёлый заградитель вонючек с предельно близкой дистанции. Атаковал лихо, разнёс в пыль и плазму. Вот только «шершень» посекло обломками, а экипаж поймал вторичку, и жить им оставалось от силы сутки.

Мы про это не говорим, но все считают, что Эрих после этого вогнал «шершня» в падшего и ушёл «экспрессом» не ради победы, а чтобы быстро погибнуть и не мучиться. Ходят слухи, что, если совершить самоубийство, не воскреснешь, но Эрих и его команда воскресли. Значит, ангелы тоже не всё знают. Или прикрывают глаза на мелкие нарушения правил?

– Слава! – воскликнул Эрих. – С возвращением, пацан!

– Спасибо, – ответил я.

Эрих протянул руку и похлопал меня по голому животу.

– Ути-пути, малыш! Вливайся в наш дружный коллектив! Памела?

Памела с невозмутимым лицом задрала водолазку, продемонстрировав мне крепкие молодые сиськи.

– Летай хорошо, расти долго и настанет момент – ты их не только увидишь! – торжественно пообещал Эрих и заржал.

– И тебе того же, подрастай, малыш, – мрачно ответил я.

Не нравится мне этот идиотский ритуал, придуманный Эрихом. Он великолепный пилот, хороший командир, причём не отсиживается за «пчёлами», а сам рвётся в бой. Но не нравится он мне, и всё.

На мгновение губы Эриха сжались, но он тут же улыбнулся.

– Отдыхай, Слав.

«Слав» прозвучало почти как slave. Значит, я зацепил его больное место – низкий рост и детское личико.

– Спасибо, – ответил я миролюбиво.

И закрыл дверь.

Ссориться с командиром крыла – не лучшее дело. Но дальше Сатурна не пошлют, ниже «пчелы» не разжалуют.

Зевнув, я снял грузилово, ботинки, стянул штаны и забрался под одеяло. Комнатный искин отследил мои движения и начал плавно гасить свет. Из кондиционера стало задувать прохладой.

«Думаешь, зря?» – спросил я Борю, закрывая глаза.

«Посмотрим», – ответил он рассеянно.

И я почти сразу уснул.

Чтобы увидеть свет.

3

Солнце било в глаза сквозь колпак кабины.

Я сидел за штурвалом.

Вот только штурвал был странный, кабина странная, пульт странный, противоперегрузочный костюм на мне странный, и я сам тоже!

Размер своего тела, не рост, а именно размер в целом, всё – от роста до пропорций тела – учишься ощущать очень быстро, после первого-второго воскрешения. Сейчас я был здоровенный, ну метр восемьдесят минимум, я был во взрослом теле!

И в кабине незнакомого мне истребителя! То, что аппарат военный, а не какая-нибудь грузопассажирская лоханка, я задницей чуял.

– Боря! – заорал я.

«Тихо, я тут!» – отозвался альтер.

За спиной ревел двигатель. Незнакомо, в непривычной тональности. Кокпит был странный, вроде и похожей конфигурации, как у «пчелы», но другой. Передо мной торчала стойка пульта с диким количеством индикаторов и экранов. Мой взгляд метался, пытаясь понять, что здесь к чему относится, где управление главными двигателями, где маневровыми, где жизнеобеспечение и где огонь. Индикаторы внешнего и внутреннего радиационного фона вообще не пойми где, а как без них? На экранах какая-то хрень, совершенно непонятные сетки координат. Все надписи на русском, почему-то совсем не используется английский, даже там, где это удобнее. Мои ладони в толстых шершавых перчатках сжимали какие-то ручки, усеянные кнопками. Я чувствовал перегрузку, вжимающую меня в кресло.