
Полная версия
Седьмой

Сергей Лукьяненко
Седьмой
© С. Лукьяненко, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
⁂…не все мы умрём, но все изменимся…
1Кор. 15:51Пролог
Юпитер сегодня гудел, как сломанная микроволновка в столовке на второй взлётке. Уровень радиации, конечно, был в тысячу миллионов раз выше. Я прям чувствовал, как яростно электроны и протоны колотят в броню «пчелы». Над правым бортом, от носового ракетного пилона и до кормового двигателя, по ячеистому титану то и дело пробегали разноцветные эльмики.
Краем глаза я видел, что индикатор остаётся в зелёной зоне. И всё-таки сегодня вахту хотелось завершить побыстрее.
– Боря, сколько набираем к концу зоны? – спросил я.
Говорить с альтером вслух – это дурной тон и по-дитячьи, знаю. Но на патрулировании все пилоты общаются с альтерами голосом. И пусть голос пишется, а в любой момент скучающий диспетчер может включить прямую прослушку. Когда ты летишь над Юпитером, зажатый в пятидесяти тоннах металла и плазмы, лавируя в магнитосфере, чтобы не словить смертельную дозу радиации, на это плевать.
Куда важнее не сойти с ума.
«Чего именно набираем, Святослав?» – вопросом ответил альтер.
Боря – он натуральный bore. Такой уж вырос, потому такое имя и получил.[1]
Или наоборот? Стал занудой, потому что я назвал его Боря?
Не могу понять, что случилось раньше.
– Сколько радиации набираем, Боря? – терпеливо повторил я.
Спорить с собой – дело нормальное, а вот обижаться на себя – смешно.
«В пределах допустимой нормы».
– Сколько в числах?
«Три миллизиверта».
– Терпимо, – неискренне согласился я.
Потянулся к соску, отхлебнул воды. Мне показалось, что щелочной привкус усилился – значит, корабельный искин тоже озабочен дозой.
Я повёл плечом, наклоняя «пчелу» на левый борт. Юпитер – гигантский, бушующий, чудовищный и прекрасный – послушно завис над головой. Коричневое, бежевое, белое, оранжевое; завитки ураганов, в которых утонула бы Земля, воронки смерчей, которые подняли бы Луну, чёрные и белые пятна циклонов и антициклонов.
Юпитер очень, очень красивый!
И очень смертоносный.
– Боря, тебе нравится смотреть на Юп? – спросил я.
«Это сложный вопрос, Славик. Будто смотришь на смерть. Нравится ли мне смотреть на смерть? Пока она далеко – да. Жутко и волшебно. Но с Юпитером одна беда – он никогда не бывает достаточно далеко».
Боря всегда такой обстоятельный. По-моему, это не просто занудство, а какой-то внутренний протест.
– А мне нравится, – сказал я. Тоже из чувства протеста. И, чтобы усугубить, добавил то, что никогда не говорят в патруле: – Когда вернусь, первым делом…
Я даже закончить не успел: запищал датчик присутствия. Не страшно запищал, скорей радостно: «Пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи, пи-пи-пи».
На месте Бори я бы обязательно высказался по поводу запретной темы. Никто, никогда, ни за что не говорит о возвращении, когда находится в патруле над Юпом!
Но альтер молчал. И в этом молчании было куда больше укоризны, чем в любых словах.
– Это ангел, – сказал я, потянувшись и поставив «пчелу» кормой к Юпитеру. – Просто ангел, понятно тебе?
Конечно, менять положение истребителя нет нужды. Экраны выведут изображение куда угодно. Но на ангелов, как и на Юпитер, куда интереснее смотреть человеческим взглядом. Почему-то кажется, что ты видишь больше, чем в любом, самом расширенном диапазоне. А стабилизированный ячеистый титан оптически прозрачен лишь в верхней полусфере кабины.
Искин уже просыпался, прогонял по цепям тесты, выходил на связь с другими «пчёлами», накладывал на колпак кабины цветные линии и диаграммы. Я снова неловко потянулся к соску, в пухлом пилотажном костюме двигаться было привычно неудобно. Сделал глоток, другой. Вкус воды изменился. Щёлочи стало больше, а ещё горчили витамины и морозили нёбо стимуляторы.
Искин ждал неприятностей.
«Просто ангел, конечно», – сказал альтер иронично.
– Синий-два, нахожусь на траектории, есть радиоконтакт, – сказал я. – Предположительно ангел, движется расходящимся курсом двенадцать градусов, выше меня на семь тысяч километров…
– Синий-три, контакт подтверждаю, – отозвался Джей.
– Синий-четыре, веду поиск. – Голос Хелен едва пробился сквозь помехи и был отфильтрован искином до полной потери интонации. Её «пчела» шла над атмосферным вихрем, который в радиодиапазоне гремел, как Большое Красное пятно.
– Синий-один, – пробился старший звена. – Тишина в эфире. Синий-три, ты ближе всех, доклад.
Секунд десять в эфире висела тишина. Всё это время я искал взглядом ангела. Наконец заметил крошечную белую точку в перекрестье координатной сетки. У меня чуть-чуть отлегло. Ангел был один, и, судя по мельтешению крыл, – серафим.
Кто рискнёт напасть на серафима, тем более летящего в одиночку?
Вряд ли мы тут понадобимся.
Датчик простучал: «Ту-дух, ту-дух, ту-дух».
– Гружёный… – донеслось от кого-то из звена.
Я бросил выделываться и вывел на колпак увеличенное изображение.
Серафим плыл величаво, как все серафимы в свободном полёте. Теперь я видел его трассу, спроецированную на колпак искином, – серафим появился у южного полюса Юпитера, где к нему подцепился грузовой конвой. Конвой – семь шарообразных кораблей, каждый диаметром в семнадцать километров, – плыл за ним, будто головастики за огромной лягухой. Плазменные хвосты – выхлопы из маршевых двигателей – болтались за каждым шаром километров на тридцать. У серафима никаких видимых движителей не было. Ну, разве что два гигантских расправленных крыла, слегка подрагивающих на краях. Вторая пара крыльев прижималась к телу. Ещё два крыла были сложены впереди, прикрывая головную часть. С кромки крыльев то и дело срывались плазменные сгустки, но они разлетались во все стороны, так что явно не имели отношения к движению.
Если есть что красивее и страшнее Юпитера – так это серафим с конвоем, летящий над Юпитером к точке перехода.
– Синий-один – серафиму, – раздалось в эфире. – От лица человечества почтительно приветствуем высокого гостя.
Серафим, разумеется, не ответил. И хорошо. Я бы обделался, прозвучи ответ, а мне ещё семь часов болтаться в космосе…
«Давай-давай, вали быстрее, шестикрылый», – произнёс в голове альтер без малейшей почтительности.
По форме, конечно, я его не одобряю. А вот по содержанию согласен полностью. Ещё десять минут – и серафим с конвоем покинет нашу зону.
«Бом-бом-бом, – тревожно пропел датчик. – Бом-бом, бом-бом-бом».
Всё стало понятно всем и сразу.
Никто не орал, никто не ругался, и даже Паоло не принялся командовать. Мы все знали, что делать.
И что будет – тоже знали.
– Искин, щенов, – скомандовал я, пусть это и было лишним.
Слова полезны, слова мешают думать.
«Пчела» вздрогнула, когда искин выпустил четыре автономных бота. Кормовые двигатели запели громче, переходя в форсаж, индикаторы радиации сдвинулись в жёлтое. Боты радостно носились вокруг «пчелы», осматриваясь.
– Есть контакт, – сообщила Хелен. – Идентификация… Падший престол… опознан как Соннелон. Вынырнул из облаков, двадцать четыре к северу… Идёт на перехват, один.
Я выдохнул.
Серафим размажет престола, уверен. Но мы в их титанической битве даже на мошкару не тянем. Так что будем болтаться за конвоем, наблюдать, излучений нахватаемся, но выживем. Возможно. Глупый наглый падший престол…
– Смена данных! – Хелен будто взвизгнула. – За престолом следуют два господства! И с ними стая вонючек, до сорока единиц! Идут прямо на меня.
Внутри меня что-то ухнуло вниз и затрепетало.
Вонючки – это как раз для нас. Для патрульных. С десятком мы бы справились. Может, с парой десятков… но сорок!.. И два господства… в отличие от высших чинов, они не упустят возможности отвлечься на людей…
– Сбрасываю боты, – тем временем докладывала Хелен. – Веду огонь…
Я закрыл глаза и попытался представить Хелен. Она жила в женской общаге, на третьем или четвёртом уровне. Однажды после патруля мы немного потискались с ней в душе, но, конечно, ничем это не кончилось, да и не могло… Ещё мой альтер любил над ней поглумиться, а её альтер, Эйр, похоже, насмехалась надо мной.
Сейчас её «пчела» пыталась уйти от накатывающей смертоносной лавины. Щены мельтешат между ней и врагом, пытаясь сбить ракеты, крошечный истребитель идёт на форсаже – пылинка в мире титанов…
– Не успеваю. – Голос Хелен прозвучал очень чисто и ясно. – Попытаюсь добраться до господства, ударить в управляющий узел. Пожалуйста, если кто-то выжи…
Связь оборвалась.
Мы – трое оставшихся – молчали. «Пчёлы» мчались к конвою, именно по нему ударят вонючки. Жирная и почти беззащитная добыча, которую мы попытаемся защитить.
Втроём. Ха-ха.
«Теоретически шансы выжить есть всегда», – сказал альтер.
Я глянул на индикатор. Середина жёлтой зоны. За спиной реактор в форсажном режиме, мы мчим напрямую, не выбирая безопасных проходов в магнитосфере Юпитера.
Раньше, чем закончится бой, наши тушки получат смертельную дозу радиации.
«Славик, мне очень жаль, – сказал альтер. – Но мы ведь вместе? До конца».
– Конечно, – сказал я, глядя на серафима. Тот пробуждался от дрёмы. Расправлялось тело, сверкая кристаллической бронёй, гневно вытягивались и трепетали крылья. Для нас падший престол был ещё не виден, но серафим его чуял. Пространство дрожало от закипающей ярости.
– Синий-три, – сказал Джей. – Вижу престола. Подтверждаю, это Соннелон! У него странная… хрень… фиолетовая… между ободами… будто застывший разряд…
Он не успел договорить – серафим окончательно перешёл в боевую форму и метнул сквозь миллионы километров пространства разряд энергии. Сияющее белое копьё пронзило космос, вспыхнув ярче тысячи солнц. Прозрачный колпак кабины потемнел, но я всё равно заорал, ощущая жар на лице. Перед глазами сияло, хоть разряд давно уже затих, я дёргался, на ощупь нашёл сосок и принялся глотать насыщенную обезболом воду. У неё уже и вкуса воды-то не было, сплошь химия. Потом зрение немного вернулось, и я увидел повсюду брызги крови – моё лицо превратилось в сплошной ожог.
Говорили мне, что фотоблок может не успеть отработать, а я не верил…
Но истребитель ещё жил, «пчела» переключилась на ручной режим, как только радиация сожгла электронику и убила искина. Простейшие цепи, простейшие действия.
То немногое, ради чего люди и нужны в космосе, внутри куска умного металла.
Я подёргал руками, стабилизируя «пчелу». Боты не то унесло близкой вспышкой, не то выжгло органическую составляющую. Так… что осталось… «шквал» не отвечает, эрзэкашка тоже молчит… значит, я без кинетики. Фтороводородный лазер? Но вонючки хорошо держат все виды излучений. Есть одна ракета с термоядерной боеголовкой, она и меня окончательно угробит, но индикатор и так глубоко в красной зоне…
С чего вдруг серафим принялся палить на таком расстоянии?
Зачем?
Он же не только нас снёс, что мы ему, жалкие человечки, он спалил конвой! Сквозь просветлевшую броню я видел семь полыхающих крошечных солнц, семь гружённых сжатым водородом кораблей. Немалый груз! И серафим сжёг всё своим ударом!
Шестикрылый великан парил над Юпитером в окружении плазменных сгустков и будто всматривался вдаль. Ждал ответа от падшего престола?
«Пчелу» по инерции несло всё ближе и ближе к серафиму.
– Синий-два, – сказал я. Аварийный передатчик должен сейчас работать на полной мощности. Может, кто и услышал. – Звену крышка. Серафим ударил по престолу, нас накрыло вторичкой. Боеспособность сохранена минимально… исполняю долг.
Ответа не было. Может, и Паоло мёртв.
«Только не плачь, – сказал Боря. – Ты не маленький».
– Да хрен я заплачу! – прошептал я распухшими губами. – Нетушки…
«А давай по серафиму засадим? – предложил Боря. – Ему всё равно, а нам развлечение».
Я даже задумался, нет ли в этом смысла.
Но тут серафим взмахнул крылом, и над ним начал концентрироваться ещё один разряд. Я понял, что на этом всё закончится, и просто расслабился, чуть развернув истребитель, чтобы смотреть было удобнее.
Серафим почти нанёс удар.
Почти.
Полыхнуло фиолетовым. И я, как ни странно, успел подумать, что это та самая «фиолетовая хрень», о которой успел доложить Джей.
Потом, конечно же, умер.
1
Кто ангелов видел – в Бога не верит.
А вот в воскресение плоти – запросто.
Я ощутил своё тело. Неожиданно увидел свет. Это что, тот самый «свет в конце туннеля»? Что-то услышал – звук, обрывок ноты…
Свет исчез. Так быстро, что я даже не успел ничего осознать.
Да что не так!
«Боря!»
«Я думаю, – ответил Боря серьёзно. Добавил очевидное: – Что-то не так».
И тут я снова осознал себя, ощутил тело, с всхлипом всосал прохладный, лишённый запахов, тысячи раз прошедший рециркуляцию воздух.
Открыл глаза.
Низкий потолок был покрашен в голубой цвет. Кое-где краска облупилась и виднелся металл. В воздухе висел гул – лёгкий, почти неощутимый. За долгие годы он стал настолько привычным, что я замечаю его лишь после гибели.
«Сбой какой-то был?» – спросил я Борю. Мысленно, конечно.
Боря не ответил.
Я собрался и осторожно сел на кушетке. Отцепил от груди гроздь датчиков. Комната была маленькая, почти пустая. Дверь в коридор, дверь в сортир и душевую, стул, моя кушетка, а рядом – пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, размером с большой гроб.
Гробом он на данный момент и являлся.
За контейнером была ещё одна дверь, пошире, сейчас закрытая.
Одежда и грузилово лежали в ногах кушетки, я был совершенно голым, но одеваться не спешил. Посидел, сжимая и разжимая кулаки, ощупал лицо. Разумеется (никогда не удержишься), посмотрел ниже пояса. Потом глянул на свою левую пятку, послюнил палец и потёр краску.
Дверь в коридор открылась.
– Святик Морозов!
Инесса Михайловна – единственная, кто зовёт меня Святиком.
– Здрасте, – сказал я, безуспешно постаравшись придать голосу побольше солидности.
Психологу нашего второго крыла (семь эскадрилий по четыре «пчелы», эскадрилья из трёх «ос» и командирский «шершень») за сорок лет. Она симпатичная, с копной светлых волос, с мягким улыбчивым лицом. Пухлая, на Земле ей было бы тяжеловато.
Но здесь, на Каллисто, Инесса весит килограммов десять и порхает, будто бабочка. Грузилово она не носит принципиально.
Инесса села рядом и ласково обняла меня.
– Как ты, Святик?
– Первый раз, что ли… – буркнул я.
– Правда – серафим? – понизив голос, спросила она.
– Серафим с конвоем. А на него престол и два господства.
Про вонючек я даже упоминать не стал. Несолидно.
– Обалдеть! – сказала Инесса, широко открывая глаза. – Какие же вы герои!
– Угу, – согласился я. – Но я бы предпочёл ещё год-другой не умирать.
Она не стала делать вид, что не понимает.
– Всё будет, всё успеется, Святик… Ничего не болит?
Я покачал головой. Ничего и впрямь не болело. Да и с чего бы?
– Есть хочешь?
– Помоюсь, пойду в столовку. Все вернулись?
Инесса Михайловна кивнула. Потрепала меня по голове.
– Как твой Боря?
– Нудит, – ответил я как обычно.
Психолог двумя лёгкими шагами перенеслась к двери. Габариты у неё внушительные, но она на Каллисто восемь лет, как и я. Так что к низкой гравитации адаптировалась великолепно.
Уже открывая дверь, она чуть обернулась и спросила:
– Кстати… всё прошло как обычно?
«Да!» – внезапно прорезался Боря.
– Это всегда необычно, – ответил я. – Ну да, как всегда!
Инесса стояла в дверях, придерживаясь за косяк, чтобы не унесло в коридор неловким движением.
«Будь очень, очень осторожен», – шепнул Боря.
«Да что такое?»
«Пока не знаю. Давай, тупи, у тебя хорошо получается!»
– Тебя не смущает, что ты только что умер, Святослав?
– В очередной раз. Я же воскрес!
Инесса Михайловна развернулась, легко, как балерина.
– Но ведь если разобраться, Святослав, ты – копия.
– Копия копии, – поправил я. – Какая разница? Тело – это тело. Главное, разум! Тело поменять – как трусы переодеть.
Психолог улыбнулась. В уголках глаз собрались лучики-морщинки.
– Но ведь существование прерывается. Вдруг ты что-то потерял, упустил? Квантовая запутанность не гарантирует абсолютной точности.
– Ой, Инесса Михайловна, не грузите! – взмолился я. – А вы ничего не упускаете, всё помните? А вы не меняетесь? Вы вчерашняя – уже не вы сегодняшняя! Ну даже если я забуду несколько секунд, что с того. Это всё пустая философия, игры ума и софизмы!
Она ещё мгновение колебалась, глядя на меня. И я добавил:
– Всякая плоть – трава, и красота её – как цветок полевой. Куда лучше так, чем рассыпаться в вакууме!
Психолог кивнула.
– Ты умничка, Святик. Я подпишу протокол соответствия. Но – неделя отдыха! Никаких вылетов! И полный допуск на развлечения.
– Круто, – согласился я. – Хоть днюху отмечу по-человечески.
– Сколько тебе стукнет? – спросила она, будто не знала.
– Двадцать.
– Подумаю о подарке, – сказала Инесса и выпорхнула, добавив напоследок: – Навещу Джея!
Я посидел ещё немного. Потом встал, шагнул к контейнеру и заглянул внутрь сквозь прозрачную крышку.
На голубенькой синтетической простыне лежал, погружённый в глубокий сон, мальчишка лет двенадцати.
Это было как смотреться в зеркало. Как наблюдать за Юпитером или разъярённым серафимом. Красиво и страшно.
Я смотрел на тощее голое тело, которое станет моим, когда я снова умру. На своего клона, связанного со мной квантовой запутанностью, технологией, подаренной Ангельской иерархией.
Клон был совсем дитячий, как и я теперь. А ведь я не умирал два года! Чёрт побери, моё прежнее тело доросло до четырнадцати и у меня появилась масса новых интересов! Но они уже подёрнулись дымкой, стали казаться глупыми и ненужными.
Я открыл крышку контейнера. Тревожно пискнул датчик. Ничего, все знают обычаи пилотов. Маркер я достал из-за контейнера, он был приклеен кусочком скотча. Снял колпачок и написал на пятке клона цифру семь. Потом ущипнул клона за ухо – на удачу.
Шестёрка на моей собственной пятке хоть и выцвела от времени, но была видна. Сейчас я пойду в душ и буду долго тереть её мочалкой.
База на Каллисто – единственная в системе Юпитера. Зато она большая, под стать газовому гиганту. Три крыла по тридцать семь пилотов – больше сотни лётчиков. Восемьдесят учёных. Сотня с лишним человек обслуживающего персонала. Сотня морских пехотинцев – не знаю, зачем они тут, море на Каллисто глубоко под поверхностью, а пехота тоже не нужна. В общем, набирается четыре с половиной сотни людей, живущих в центре Вальхаллы – огромного кратера на севере Каллисто.
Когда-то сюда упал гигантский метеорит, создав целую серию концентрических колец – грунт расплескался, да так и застыл гребнями, будто круги на воде от брошенного камня. Центральный кратер немаленький, триста километров в диаметре, и с высоты Вальхалла смотрится красиво, но никаких особых преимуществ у этого места нет.
Я думаю, что место выбрали исключительно из-за названия. На Каллисто есть ещё одна такая структура, Асгард, но Асгард – это город богов.
А мы не боги, мы воины.
Вот только, умирая и возрождаясь в Вальхалле, не садимся беспробудно бухать и трахаться с валькириями (ха-ха, попробуйте-ка этим заняться в теле ребёнка), а снова и снова идём в бой.
Базу на Каллисто (как и лунную, и марсианскую, и базу на Титане, спутнике Сатурна) людям подарила Ангельская иерархия. Вместе с кучей научных данных, вместе с методикой клонирования, вместе с технологией квантовой связанности сознания. На Луне люди потом построили целый город, куда больше размером. Но на Землю демоническая иерархия не нападает, да и охраняют её ангелы – по слухам, где-то в пространстве постоянно витает херувим. К Марсу демоны тоже совались всего пару раз, так что там курорт.
А вот Юпитер и Сатурн – планеты, за которые постоянно идёт схватка.
Я бы предпочёл жить и сражаться возле Сатурна.
Во-первых, у Сатурна кольца, и это красиво!
Во-вторых, на Титане есть нормальная атмосфера. Очень холодно, нет кислорода, но всё равно можно ходить без герметичного скафандра!
В-третьих… ну, наверное, ещё раз кольца.
А так всё то же. Такая же база. Такие же корабли. Такая же работа.
Никакие «пчёлы» и «осы» не позволят нам доставить неудобства высшим чинам демонической иерархии. Но всякую мелочь, вроде рядовых падших, мы можем связать боем, а при большой удаче и толпой – даже победить средний чин. Временно, конечно.
Но подобно тому, как у Ангельской иерархии есть мы, люди, а где-то в других мирах – иные подопечные, у демонической иерархии есть порабощённые, проклятые существа из других миров. В Солнечной системе демонов обычно сопровождают вонючки и мохнатки.
Вот с ними-то мы и сражаемся на равных. Это наша зона ответственности.
Я помылся в душе – долго, не экономя воду. С водой на Каллисто всё нормально, к тому же у нас хорошие системы очистки и рециркуляции. Оттёр начисто число «шесть» на пятке. Хорошо помню, как писал его два года назад.
А до того – писал цифры четыре, три и два…
Потом я постоял у зеркала, печально разглядывая себя. Ну, понятно, на чём сосредоточилась моя печаль. В итоге я натянул трусы, надел форму – новенькую, только к ней кто-то уже успел приклеить нашивку всё с той же цифрой шесть и добавить шеврон старшего лейтенанта. Если вдуматься, это могли сделать и заранее, но всё равно приятно.
Поверх брюк я надел кольца утяжелителей, или попросту «грузилово». Иначе я весил бы всего пять кило, а это уже совсем неудобно. Ботинки тоже были на свинцовой подошве, покрытой рубчатым пластиком.
В таком виде я и вышел из своего бокса в медицинский блок. Клонарня соседствовала с медблоком, а боксы для воскрешения были как бы на границе между клон-мастерами и врачами, между жизнью и смертью.
Вопросами и проверками меня не терзали. Тело клона номер шесть и так находилось под заботливым присмотром до самого моего воскрешения. Большинство врачей я прекрасно знал и был с ними в хороших отношениях.
– Ну хотя бы мы справились с прыщами! – попытался ободрить меня доктор Макото. Он наш терапевт, большой специалист по детским болезням.
– Ага, – скривился я. – Прощайте и снова здравствуйте…
По опыту я знал, что прыщи полезут через полгода, если доживу. И ничего этот факт не отменит, ни умывания лосьонами, ни строгая диета. Выскочит вначале прыщ посреди лба, а потом как попрут…
Хенрик – наш кардиолог, которого я терпеть не мог, – дружелюбно помахал рукой, достал из кармана леденец и жестом предложил мне.
– Отвали, извращенец, – ответил я как всегда.
Хенрик заржал и бросил леденец себе в рот. Сволочь, ну знает же, как пилоты реагируют, если к ним относятся как к детям! Нам всем по двадцать, мы все провели на Каллисто восемь лет. Нечего насмехаться!
У дежурной сестры я получил свой коммуникатор. Его принесли из ангара, как только стало понятно, что синяя эскадрилья второго крыла погибла. Я застегнул браслет, бросил быстрый взгляд на экран. Да, крошечная царапина в уголке осталась.
Приятно, когда что-то материальное связывает тебя с прошлым «я». Хотя бы комм.
«К собачкам заглянем?» – предложил Боря.
– А то, – буркнул я.
Щены сражаются и умирают вместе с нами. В ситуации, когда любая электроника может отказать в любой момент, даже наши боты – пилотируемые.
Я свернул в ветеринарный отсек, приложил комм к двери, чтобы пропустила, зашёл на псарню, поздоровался с дежурным зоотехником и двинулся вдоль рядов с просторными клетками.
Начался переполох. Щены визжали, лаяли и тыкались носами в решётки. Пришлось перегладить всех, прежде чем я открыл вольер со своей четвёркой и выпустил Лайку, Белку, Стрелку и Уголька.
Потом я минут десять валялся на полу, пока щены меня вылизывали, лаяли и по-своему пытались рассказать, как всё было. Щены у нас тоже многоразовые, как и мы. Тоже с квантовой связанностью сознаний и запасом клонов. Они гибнут куда чаще, чем люди, а натренировать собаку, чтобы она способна была пилотировать бот, атаковать и защищать «пчелу», – та ещё задача. Проще воскрешать погибших.
Пробовали, конечно, и других животных. От мышей и белок до волков и тигров. Неплохо получалось у кошек, это все признают, вот только в бою кошка свалит в любой момент, а собака будет биться за тебя до конца. Так что у нас – щены. Маленькие многоразовые герои в крошечных боевых кораблях.
Наконец мы с щенами нацеловались, я пообещал на днях забрать их к себе и оставить на всю ночь. Только после этого щены с меня слезли и даже сами забрались в вольер.