Крепкий керосин принцессы Беатрикс

«Неколебимые» начинают метаться среди мусорных куч, но на удивление, их предводитель быстро наводит порядок.

– Стойте! Стойте! – треснувшим голосом вскрикивает он. – Мои герои! В атаку!

– Ря-а-а-а! – страшными голосами вопят оборванцы, но предусмотрительно не двигаются с места. Рыцарь, спрятавшись за их спинами, дрожащими руками сыплет припас в ствол посоха. Где он его оторвал? Подобную рухлядь я бы даже вниманием не удостоила. Половина припаса просыпается мимо. Видно, как он чертыхается, завозившись с тряпочным пыжом. Двигает деревянным шомполом, утрамбовывая заряд. Такими темпами этот олух откинет копыта до того, как успеет им воспользоваться.

– Ря-а-а-а! Мои герои! – слабо подбадривает «Неколебимых» Витовт.

– Что там, Трикси? Почему они орут? Сейчас они посрывают голоса и догонять их будет неинтересно, – беспокоится мой дружок.

– Гвардейцы, – сообщаю ему я. – Поисковый отряд, пять человек.

– Гу-у-у-у-у-у! – ревут гвардейцы и идут в атаку. Кастрюли, подбитые сеном, на их головах угрожающе качаются. Слышен треск дерева, а потом оглушительный «Бам-с» посоха, после которого над полем битвы повисает густое серое облако дыма. Я замечаю, как один из гвардейцев ловит магию удивлённым лицом. С головы слетает кастрюля, и сама рожа складывается в кровавую маску. Неприятное зрелище. Возможности рыцаря Витовта я недооценила, с виду неуклюжий толстяк оказался очень прытким.

В пороховом тумане быстро движутся дубинки. Почти ничего не видно, но мы отмечаем крики боли, предсмертные хрипы и вопли. Я чувствую, как немеют руки и в груди сама собой образовывается пустота. Перед хорошей дракой я всегда немного задыхаюсь, мне не хватает воздуха, в висках стучит. В общем, чувствую себя не очень. Я вынимаю нож из ножен, лезвие тускло отсвечивает. Сейчас они закончат, и мы разберёмся с победившей стороной. В любом случае, гвардейцев никак нельзя упускать, слишком близко они к нам подобрались. Теперь уже почти понятно, что нужно косоглазому Протопадишаху. Догадаться об этом нетрудно, потому что в мои владения нагрянули основные силы Белых земель. Хотя бы поэтому. И всё же некоторые сомнения у меня ещё остались. Над этим надо думать.

Возможно, ему нужна не только моя Долина, а ещё и Штуковина. Интересно, подозревает ли он о том, что именно она закидала Долину блескушкой? Да или нет? Большой вопрос, Принцесса Беатрикс.

– Ну что, Трикси? Начинаем? – Ва дёргает меня за ногу. – Давай я по ним пальну? Ну, пожалуйста!

Я ещё раз всматриваюсь в клубы дыма, а потом коротко командую:

– Справа, мой дорогой!

Он пружинисто подпрыгивает всей своей бронированной тушей и устремляется к полю битвы, немного отклонившись вправо. Тем беднягам, которые принимают моего чешуйчатого алконавта за увальня, обычно сильно не везёт. Дракона на боевом курсе может остановить только каменная кладка, и то сомнительно. Просто-напросто об этом никто никогда не догадывался.

Дав ему фору в двадцать шагов, я скатываюсь с кучи и бегу к сражающимся. Сердце противно бухает под броней, перед глазами туман. Кричу ли я что-нибудь? Не знаю. Звуки для меня остановились, в ушах только стук сердца и тонкий голос страха. Одно дело орудовать посохом, другое – сталкиваться с противником лицом к лицу. Причём с любым, тут никакой разницы. Драка состоит из одних случайностей, из сомнительных обстоятельств. И не важно, что у тебя в руках. Важно, сколько удачи тебе отсыплет судьба.

Краем глаза я замечаю, как Ва обрушивается в гущу свалки, из которой тут же вылетают барон Витовт и его рыцарь. Откатившись в сторону, они брызгают по тропинке назад. Улепётывают с такой скоростью, что догнать их вообще невозможно. Надо признать, что со времени нашей последней встречи кретин Витовт преуспел в беге. Теперь у нас с Ва нет никаких шансов. Совсем никаких. Теперь, как говорит Матушка Ва, нам проще укусить собственный зад, чем их догнать.

Я сбиваю с ног последнего выжившего – залитого кровью бородатого гвардейца. А потом безуспешно пытаюсь достать его ножом. Но стремительный дракон опережает меня, протыкая доспех бедолаги когтем, отправляя того к праотцам. Я скольжу чуть в сторону в ожидании неприятностей и быстро оглядываюсь, но на поле битвы теперь только недвижимые тела. На одном уже сидят три слизня. Мусорная Долина кропотливо выполняет собственные обязанности, чистит ненужные вещи. Пара дней – и о том, что здесь произошло, можно будет только догадываться.

Ва вертится среди мертвецов, обыскивает каждого, сдирая доспехи. Мы победили, пусть даже не совсем честно, но это нисколько не отменяет того обстоятельства, что все трофеи наши. Хотя назвать законной добычей тот хлам, что нам достался, язык не поворачивается. Я пинаю ногой брошенный посох рыцаря Витовта. Дрянь, которая никому не нужна. К грубо оструганной палке проволокой присобачена труба. Сбоку крепится тлеющий фитиль. Пользоваться таким оружием может только истинный слабоумный. Глухой конец даже не запаян, а небрежно расплющен и уже немного вздулся, что говорит о том, ещё пара залпов, и припас вылетит в лицо владельцу. Я качаю головой. Хлам, рухлядь и барахло. Ничего ценного. Удивительно, что я, стоя здесь, среди мусора, размышляю о том, что есть вещи ещё более ненужные. Парадокс! В очередной раз я шепчу заклинание колдуна Фогеля, и в очередной раз ничего не происходит.

Вот с драконом всё по-другому. Ему плевать на мою грусть и сомнения. Во всяком случае, сейчас. Он кропотливо обыскивает всех: гвардейцев и оборванцев Витовта. Это наши заслуженные трофеи, тут не до меланхолии.

– Нашёл что-нибудь полезное, Ва? – спрашиваю я.

– С'мгончик, Трикси! Небольшую баночку у того громилы. И ты не догадаешься, что ещё!

– Блескушку? – я говорю то, что меня занимает, дракон недоумённо качает башкой.

– Уру-ру! Ёлочку, что ты, – торжественно произносит он. Я вздыхаю, у каждого свои ценности. И то, что ценится больше жизни для одного, для другого – бесполезный хлам. Ва закидывается гнилушкой из банки, закусывает трофейной ф'томобильной ёлочкой и приходит в прекрасное настроение. Его даже не огорчает, что герр Витовт в очередной раз улизнул и добавит нам головной боли в будущем. Не беспокоит, что нас разыскивают гвардейцы Протопадишаха и что местное баронство сошло с ума. Штуковина дала дуба, как её запустить – чёрт знает. Наплевать на то, что мы потеряли Башню. Всё, что нужно для счастья, у моего дружочка есть прямо здесь и сейчас.

Я глажу его по чешуйчатой башке – милый дракон, настоящий друг Принцессы Беатрикс, которому от неё ничего не нужно. Ничего, кроме дружбы.

– Ну что, двигаем назад? – делать нам тут больше нечего, а торчать здесь в бесплодных поисках ответов значит подвергаться опасности быть обнаруженными.

– Разумеется, – отвечает он, – а то твой колдун вылакает все запасы. Ты заметила, как он подозрительно разглядывал мои баночки, когда мы уходили?

– Конечно, заметила, киваю я. И сейчас, возможно, уже нарезался. Беседовать с бутылкой у милого Эразмуса получается лучше всего. Интересно, что у него с этой ведьмой из ХаЭр? Ответ на этот вопрос мне хочется знать. Хотя бы из простого любопытства.

Мы покидаем мертвецов, над которыми трудятся слизни, и отступаем. Ва ещё немного колеблется над телами, но, принюхавшись, презрительно морщит морду. Неистребимый запах ног забивает всё вокруг. Он вздыхает.

– Не переживай, наловим кроликов на ужин. Тут их куча, – успокаиваю его я. На моё предложение он соглашается, но напоследок всё же мстительно сморкается в стяг герра Витовта, потерянный в битве. Так, в качестве компенсации за мизерную добычу.

7. Ведьма из ХаЭр

Мы не спеша возвращаемся в наше убежище. Позади остаётся шорох слизней, сползающихся на дармовое угощение. Всегда было интересно, откуда они знают, что где-то навалило вкуснятины? Ведь ни глаз, ни носа, ни ушей у них нет. Вообще ничего. Только рот с роговыми пластинами, жадный, растягивающийся в большую воронку рот. Совершенные создания, цель жизни которых – жратва.

Обходя последнее тело, валяющееся чуть поодаль от основной группы, я не выдерживаю и бросаю на него взгляд. Не люблю мертвецов. В их виде есть что-то отвратительное, друг он тебе или враг – всё равно. Такая отталкивающая некрасота в искажённом лице, потёках застывающей темнеющей крови. В картине большого «НИЧЕГО», в которое ты превращаешься, когда отдал Богу душу. В той самой тихой, бессмысленной картине, после которой для тебя ничего нет. Как говорит многомудрая Матушка Ва, «когда ты немножечко умер, то на все твои проблемы становится совершенно плевать». Слава её бороде, мудрая дракониха, хоть я и сильно сомневаюсь в её существовании.

У мертвеца всё, как всегда – залитые почти чёрной кровью доспехи, осунувшееся лицо с провалившимися в череп глазами. Раскинутые руки в грязи. Размолотый дубинкой щит.

И небольшой свиток, наполовину вывалившийся из-под панциря. Жёлтая бумага в чайных потёках жира на бурой земле. Этого мне только не хватало. В груди образуется тяжкий ком.

Я приглядываюсь. Свиток! Свиток! Явный признак воли владетеля. Вещь, ценимая подчас больше жизни.

Мой дракон беспечно перешагивает через тело, задевая хвостом. Для него в нём нет ничего интересного, ещё одна бесценная вещь в мире, где их полно. А вот я останавливаюсь и, наклонившись, достаю бумагу. Становится совсем интересно. Поисковый отряд, один из воинов которого умеет читать. Уметь читать в нашем медвежьем углу совсем бесполезно, глухая неграмотность – отличительный признак коренного обитателя Старой Земли, такой же, как запах изо рта и от ног, цыпки и угрожающая рожа в дикой поросли нечёсаной бороды. Книги здесь – мусор, бумаги с текстом на тысяче неизвестных наречий – прекрасное средство для разведения огня. Знания, в них заключённые, – всего лишь тщетное бормотание миллионов разумов, которое нельзя отнять или пропить. Умение читать одного из гвардейцев – это плохой знак. Потому что любой непонятный знак в Долине – плохой.

– Трикси! Чего ты там застряла? – Ва не терпится поохотиться на кроликов, брюхо он так и не набил, а Фогель, оставшийся у наших запасов гнилушки, будит чёрные мысли. Выводы чешуйчатого по поводу нашего новоиспечённого товарища полностью совпадают с моими. Невообразимая алкогольная вместимость. Видно, как дракон боится за свои драгоценные баночки: на морде озабоченность, чешуя на мощном загривке подёргивается. Будь его воля, он бы уже нёсся назад со всех ног, распугивая местную живность.

– Трикси!

Но я не удостаиваю его взглядом, разворачиваю бумагу, и сердце тут же пропускает пару ударов. Вверху синяя печать Протопадишаха. Символы на ней мне не знакомы, но я точно знаю, что там написано: «Уплачено». Фирменный знак Белых земель. Злобными угловатыми буквами чужого языка, на котором тут никто не разговаривает. Я даже не понимаю, откуда у меня это знание, я это просто помню. Некоторые вещи достаточно попросту помнить. Правда, ума не приложу, каким ветром это нанесло мне в голову. Тёмный монолит памяти никак не хочет делиться тем, что в нём заключено. Чуть ниже лаконично нацарапано «Девчонку живой, по любому» и стоит удостоверяющая каракуля.

– Кролики сами себя не поймают, – тонко намекает Ва, но я молчу, зачаровано перечитывая приказание.

«Девчонку живой» – прекрасный расклад. Отдавший приказ даже не подозревает, сколько ему будет стоить увидеть принцессу Мусорной Долины Беатрикс в добром здравии. Припасов у меня более чем достаточно, хватит на каждого, ещё и останется. На каждую гнусную физиономию, которая на меня покусится. Свернув бумагу, я сую её под броню и двигаю к нетерпеливому дракону. Ещё один кусочек мозаики, и я уверена, что, собрав её, буду совсем не рада.

– Они охотятся за мной, Ва, прикинь? Я нашла приказ, подписанный Падишахом.

– Зачем? – он удивлённо моргает третьим веком, пропуская мимо ушей то обстоятельство, что я нашла этот самый приказ на бумаге. Ва всегда зрит в корень. – У них есть наша Башня, припасы…

Взяв секундную паузу, он тихим голосом жалобно прибавляет к потерям:

– Ещё тридцать четыре банки с'мгончика, Трикс. Тридцать четыре банки прекрасного с'мгончика! Давно говорил тебе, что у нас маленькая тележка.

Ещё недавно баночек было больше, но он об этом не помнит. Драконы не особо сильны в подсчётах. Я сочувственно глажу его по лапе, на когтях которой темнеют пятна крови. Не переживай, дружок, у нас тут образовалась небольшая война и к потерям стоит привыкнуть. Теперь уже никаких сожалений, придётся терпеть до того момента, когда можно будет предъявить счёт.

В ответ на моё сострадание он благодарно вздыхает и дружески сопит. Мы поворачиваем за осевшую кучу мусора и петляем по тропинке, ведущей к Фогелю и временному лагерю. К нашим потерям стоит привыкнуть. Только так.

В животе у Ва урчит, этот звук сопровождает нас всю дорогу. Сегодня кроликам придётся туго, меланхолично размышляю я. Голодный дракон наведёт шороху и суеты в округе. Девчонку живой! Укуси свой зад, косоглазый! Внутри растёт бессильный гнев. Хочется выругаться, но я сдерживаюсь. Принцессы не ругаются, как базарные торговки. Наоборот, они всегда вежливы и спокойны.

– Терпение, принцесса, – командую я сама себе. Трудно быть вежливой, когда хочется выругаться, как последний наёмник, у которого в кабаке подрезали кошелёк.

До вечера остаётся совсем немного, и нам придётся заночевать в нашем убежище. Ночь – время дермонов, из нор появятся вампкрабы, павуки покинут гнезда из сухой травы, а сколопендры и листиножки никуда не денутся, просто станут незаметнее и опаснее. Ночью по Долине шатаются только совсем отмороженные придурки и мой бронированный дружок Ва.

Красное солнце судорожно опадает за горизонт. Мнётся, идёт рябью, словно сдувающийся шарик. Мы проходим мимо очередных мусорных куч, чтобы через некоторое время спуститься в лощину и нырнуть под спасительный багровый полог плюща. Во ф'томобиле картина маслом: наш отважный колдун набрался по самые брови и спит, развалившись на сиденье. Ноги в стороны, голова откинута, из уголка рта тянется нитка слюны. Милый Эразмус, что тебе снится? Судя по всему, что-то приятное, принимая во внимание пустую бутылку с зелёной этикеткой и драгоценную баночку моего дракона, валяющуюся под ногами.

– Трикси! – обиженно вопит чешуйчатый. – Я тебе говорил, что от него надо избавиться? Смотри, что наделал этот придурок. Намешал твоё винишко с с'мгончиком. От него один геморрой и никакой пользы. Ты видела, как он бежит? Словно слизень, у которого несварение.

– Я ему разрешила только одну, – защищаю Фогеля я, – про твою морковную пакость разговора не было. Справедливости ради, надо было его предупредить.

– Справедливости?! Справедливости?! – раздражается мой дружочек. – Чувачок вылакал мою баночку, а ты говоришь о справедливости? Может, мне хочется откусить ему его тупую башку? Меня же никто не предупреждал, что этого не надо делать?

– Не предупреждал, – соглашаюсь я, усаживаясь на остатки ветхого кресла, – с другой стороны, теперь его ожидает самое жестокое похмелье в жизни. А это похуже того, что ты хочешь сделать, согласись?

Дракон обиженно фыркает и двигает к тележке пересчитывать запасы. Теперь м'технику до них не добраться никогда – уж что-что, а беречь свои сокровища Ва умеет. Взять хотя бы тот случай, когда мы набрели на небольшой, разодранный Окном контейнер с консервами. Тогда пришлось немного попотеть, отбивая его от непрошенных гостей из владений па Вазарани. От удара дубины меня спас шлем, а Ва пару дней прихрамывал, пришлось шить тонкой проволокой рану на его бедре. Ох, и намучилась я тогда с этой проволокой! Проткнуть кожу воющего от боли дракона, который, к тому же, щёлкает челюстями у тебя над головой – это подвиг, не каждая принцесса на это способна.

Я привычно отстёгиваю ремни, откладываю шлем в сторону и вспушиваю волосы пальцами. Теперь их долго не придётся мыть, а голова под шлемом сильно потеет. Ещё одна проблема к тем, что имеются. Принцесса Беатрикс с немытой головой, за которой охотятся Протопадишах и гнусные бароны. Беатрикс, потерявшая владения, Штуковину. Беатрикс, у которой прочие беды. Бедная Беатрикс! Чем я это заслужила? Глупый вопрос.

Спящий колдун ворочается и тянет губы, словно целует кого-то. Кого? Ведьму из ХаЭр?

Я чувствую укол ревности и вздыхаю. Бронепластовые мухи медленно кружатся над его красивой головой. Хочется шлёпнуть его по затылку, чтобы он проснулся, но и так понятно, что ни к чему хорошему это не приведёт. Морковный перегар сшибает с ног на расстоянии двух метров. Мой колдун безобразно пьян. Интересно, с чего это такой эффект? Я кошусь на баночку из-под драконьего с'мгончика – совсем маленькая.

– Осталось пятнадцать, – трагическим голосом кукарекает Ва, – пятнадцать, Трикс! Если наши дела так пойдут дальше, я за себя не отвечаю, клянусь бородой Матушки.

– Я тоже за себя не отвечаю, – думаю я. Но вслух не произношу, принцессам необходима выдержка. Пусть даже у них немытая голова.

– Кролики? – чтобы хоть как-то отвлечься предлагаю я. Еда – лучшее средство от переживаний, в любых обстоятельствах. Если не знаешь, что делать – ешь. Или спи. Или пей. Всю эту полезную информацию сообщила мне Матушка Ва. Сообщила его собственной зубастой пастью. Я уже сомневаюсь, существует ли она на самом деле или это выдумки моего дружка. А, может, она – вообще божество всех драконов? Или божество алкоголиков в его мире? Добрая Матушка Ва, которой все молятся и получают мудрые откровения.

Ва, который с шумом прячет драгоценные припасы в куче сухих листьев, согласно шипит. Можно было и не спрашивать. Бухлишко и жратва – два слова, которые он произнёс едва вылупившись. И единственные, какие он умеет читать. Во всяком случае, он так утверждает. Одно время я пыталась найти какие-нибудь бумаги на драконьем, чтобы дать ему прочесть. Просто так, из интереса. Каждый раз он сетовал на то, что плохо видит. Врёт, конечно. Видит он чуть хуже меня. А в темноте даже лучше.

– Идём, Трикси? – Ва критически рассматривает неопрятную кучу листьев, его припасов не видно.

– Давай. До темноты ещё пара часов, – говорю я. – Успеем подстрелить пару-тройку.

– Только давай его свяжем, – слишком спокойно предлагает он. Хитрый дракон не уверен в нычке и надеется, что я соглашусь. В ответ я включаю дуру.

– Кого?

– Твоего чувачка, – уточняет Ва. Я смеюсь, и он понимает, что я раскусила его хитрость. Понимает и обиженно машет лапой.

– Ну, тебя, Трикси! Фогеля мы не трогаем, пусть целуется со своей ведьмой.

И хотя Ва тревожно посматривает на свой тайник и жалостливо вздыхает, мы покидаем убежище из багрового плюща. Я несу длинный пятизарядный посох. Очень точный посох, его припасом я могу попасть в голову кролику с двухсот шагов, а это само по себе под силу не каждому. Вернее, вообще никому. Дракон, который полагается только на свои скорость и зубы, это знает. Добыть кроликов на ужин будет совсем нетрудно. Тем более, к вечеру поиски свернут, и выстрелы посоха вряд ли кого-нибудь привлекут. Можно будет шуметь без опаски встретить немытого бородача с дубиной, выбравшегося в Долину в поисках проблем.

Первого кролика я добываю уже через полчаса. Любопытная мордочка появляется из огрызка металлической трубы, я фокусируюсь, секунду рассматриваю его, а потом плавно жму на спусковую скобу. При этом я даже не задерживаю дыхание.

– Попала, Трикс! – восторженно свистит Ва. Я толкаю его тушу локтем: смотри, спугнёшь остальных. Мой бронированный увалень замолкает, на охоте всё должно быть серьёзно. Это единственное мероприятие, в котором мой дружок не валяет дурака. Ведь дело идёт о нешуточных вещах – о жратве. Попятившись с кучи назад, Ва замолкает. До меня доносится бульканье – конечно же, он не оставил все баночки в тайнике. Никогда не знаешь, когда потянет подкрепиться. Ежу понятно, что нервы надо лечить. И лечить старым, проверенным многими способом. Я приникаю к посоху стараясь дышать спокойно. Из-за кучи старого ржавого железа появляется второй кролик, он несётся галопом, зажав в зубах что-то, похожее на птичью кость. Дав упреждение, я жму на спуск, посох сухо щёлкает, толкая меня в плечо. Вот и второй! Выследим ещё парочку – и ужин готов. Главное, чтобы нашу добычу не утащили сколопендры или не съели мусорные слизни. Как только слизень присасывается своим огромным ртом к кролику, считай всё, мясо испорчено. Его уже не приготовишь, а уж тем более не съешь. Кролик портится стремительно, прямо на глазах расползаясь в вонючую слизь.

Мы возвращаемся уже в сумерках, почти в темноте. Странное время, когда тени становятся длинными и глубокими. В них боишься утонуть. Я осторожно ставлю ноги, чтобы не оступиться, а мой чешуйчатый дружок, в котором плещется пара банок морковного пойла, беспечно шлёпает впереди, на его мощной, в буграх мускулов, спине качаются пять тушек. Вся наша добыча на сегодня.

Теней я боюсь. Даже в броне, даже в застёгнутом шлеме. Мне кажется, что вот-вот из них выскочит похожий на пучок сухих палок павук. Низко завизжит и бросится на меня. И тогда нужно будет постараться остаться в живых. При встрече с павуками даже Ва немного осторожничает: в ловчих сетях, которые они удерживают длинными передними лапами, легко запутаться.

А разорвать их – большая проблема.

Время теней и багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца нагоняют тоску. Как же хорошо было в нашей уютной Башне! Несмотря на постоянный зов Штуковины у меня в голове. К нему можно было привыкнуть – тем более, за каменными стенами его почти не было слышно. Я ловлю себя на мысли, что немного по нему скучаю. Полная тишина, как оказывается, неприятна. Неподалёку вспыхивает утробный визг охотящегося павука, а потом шум схватки. Мы ускоряем шаг. Почти бежим, оставляя потасовку позади.

Окрестности постепенно оживают, начинают ворочаться в сумерках. Ночь льётся с неба, как чёрная вода, медленно пропитывая Долину нефтяной тьмой, в которой слышен шум большой охоты на жратву. Когда до убежища остаётся пара минут, я уже начинаю волноваться: как там бедный Фогель? Может быть, его утащили павуки? Думать об этом неприятно. Вот только почему? Почему мне не плевать, что кого-то утащили павуки? Из-за Штуковины? Ведь Фогель нужен, чтобы её починить. Как он там это делал? Засунет руки в её потроха, что-то наколдует, и она оживёт.

И снова примется меня звать. Тут нужно разобраться, Трикси. Нужно серьёзно разобраться! И я пытаюсь, хотя это не приносит никаких результатов. Меня это даже немного злит. Когда мы спускаемся в лощину, я улавливаю небольшой дымок, просачивающийся из груды кажущегося почти чёрным в сумерках плюща. От сердца отлегает. Милый Эразмус проснулся и развёл огонь.

– Салют, поганец! – раздражённо приветствует колдуна Ва. – Проснулся?

По-моему, идиотский вопрос. Конечно, м'техник проснулся и сейчас сидит, нахохлившись над старым колёсным диском, в котором пляшет пламя костра. Голова у него раскалывается – это видно невооружённым глазом. Он бросает на нас взгляд и присасывается к фляжке с водой. Мне хочется погладить его. Прижать к себе, царапая керамической броней. Нежно прижать, сказать что-нибудь успокаивающее. Но я сдерживаюсь.

– Болит, колдун? – негромко спрашиваю я и устраиваюсь у очага.

Он молча кивает головой, а потом хрипло интересуется:

– Кто там был?

– Так, ерунда, поисковый отряд гвардейцев и Витовт-святой. Десяток человек и рыцарь.

– Мы победили? – уточняет он и трёт лицо ладонью.

– Без проблем, чувачок, – встревает Ва, которому прямо сейчас необходимо предъявить претензии, касающиеся выпитой гнилушки. Дружочку не терпится получить по счёту несмотря на то, что вся его драгоценная морковная табуретовка, в свою очередь, украдена у местных крестьян. То, что дракон присвоил, он абсолютно справедливо считает своей собственностью. Я вздыхаю. Если они не остановятся, придётся принимать меры.

Фогель грустно смотрит на дракона и икает. Сейчас ему не до перепалок. М'техника мутит, а навалившаяся темнота, из которой несутся звуки дермонов, вызывает полное уныние.

– Тронешь баночку без моего разрешения, пеняй на себя, – угрожающе булькает дракон.

– А то что? – невпопад реагирует Эразмус.

– А то! – заявляет Ва. – Откушу твою тупую башку.

Я прерываю их ругань. Слушать её совсем не хочется, есть дела поважнее. Достав распоряжение Протопадишаха, я тяну его Фогелю.

– Теперь на меня охотятся, колдун, представь!

Сузив глаза, он пытается прочесть небрежные символы на бумаге, а потом отрицательно мотает белокурой головой.

– Я не понимаю, что здесь написано, принцесса.

Ну, хоть чему-то он научился, вздыхаю я. Запомнил, как ко мне обращаться.

– Как, не понимаешь?

– Абсолютно. Я не могу это прочесть, – он отрывает взгляд от бумаги и смотрит на меня. На лице то самое непонятное выражение, которое возникло при нашей первой встрече. Что-то прячется в его красивых глазах. Что-то странное, будто он не может поверить, что не спит. Не может осознать, что всё это происходит наяву.