Свобода Ветра

– Коли так, – прошептала она, – не будем боле стеснять, старый друг.

– Чай, и нам пора, – сказала первая девица, запыхавшаяся и раскрасневшаяся.

– Маменька с тятенькой, поди, ищут, – согласилась вторая.

– Дак теперича вечора белые, авось не заплутаем, – третья рассмеялась и указала на небо. – Под евонною флейту добредем.

– И паче она пастушьей дудки, – добавила первая и улыбнулась Ветру. Тот ответил ей благодарным поклоном.

Красавицы похихикали и отправились в деревню, где в избах их ждали теплый ужин да растопленные печи.

– Ах, вот оно как… – Агнета засмеялась. – Все гадала я, кто ж детишек пугает.

– Я сторожу их, – хмыкнул Ветер. – Дети-то любопытны, резвы. Не уследишь.

– Немым стражем обратился? – ведьма задумалась. – Так ведь есть здесь тот, кто охраняет покой.

– Не о старом кедре ли ты говоришь? – странник рассыпался цветами у ее ног и оказался на вершине холма. Стоя на выступающих корнях высокого древа, он коснулся рукой его коры. Агнета поднялась за ним. – Мудрости полны его кроны, да только забвению предали его люди. Не дано им противиться забытью… Скольких оплакал он?

– Не счесть, – ответила ведьма и коснулась кедра тоже. – Зналась с ним моя бабка. Горестно мне, Ветер, как горестно, что забывают его…

– Не забудут, – улыбнулся ей странник и уселся на качели. – Я помогу. Вдохну интерес в сердца иных. А там уж гляди, из молвы задорных ребятишек проснутся поверья старейшин о хранителе-кедре.

Агнета смолка, и одинокая слеза стекла по ее щеке.

– Благодарю, – прошептала она.

Старый кедр молчаливо стоял на холме, и раскачивались его ветви под порывами Ветра. Верно, думал о том, что вновь сможет приносить пользу жителям родной деревни. И о нем будут помнить, как когда-то давно помнили тяти и деды старейшин села.

Глава 3. Холод Ветра и гнев Тучи

Ветер на свете был не один в своем роде. Таких, как он, гуляло по земле много, едва ли можно было счесть. Все они занимались тем, что вели корабли, гоняли облака, дразнили волны и заметали чужие следы. Родившись, они разбредались по свету, храня воспоминания о своих странствиях. И у каждого они были одинаково непохожи: южные Ветра ласкали виноградные лозы и несли с собой аромат сочных фруктов и специй. С западных земель тянулся запах трав и хмельных напитков, а с восточных – благовониями, пряностями. Север же пах сурово: хвоей, мхом, смолой.

Ветер не так много знал о них: он, как и его собратья, славился непомерным любопытством и детской любознательностью. Чудо, но такое сочетание лишь подогревало интерес к огромному миру. Потому он уделял внимание другим существам, совершенно уникальным и необычным. Их истории и приключении, отличные от странствий Ветра, многому учили его, а он с удовольствием делился с ними своими знаниями.

Так, одним из друзей стал слуга неба – Туча. Однажды он, угрюм и тих, сидел на камне посреди луга, перебирая струны своей белоснежной гитары. Он привлек Ветра, ждавшего прихода бури, как вдруг та встретила его в своем истинном обличии за редеющим лесом.

Струны гитары искрили, а сама она вдруг потемнела и вырвалась из рук разозлившегося Тучи, улетев в небо грозовым облаком.

– Никогда не видывал появление грозы… – прошептал Ветер, чем ненароком перепугал собеседника.

Тот ощетинился и принялся оглядываться в поисках обладателя голоса.

– Прошу прощения, мой друг, – воскликнул Ветер и выскользнул из-за спины Тучи, уже видимый и вполне ощутимый. – Моя дорога пролегала через этот луг: облака переправлял за реку. А вдруг крапивницы все попрятались. Вот и подумалось невольно, что быть грозе…

Грозовая гитара разрослась на небе огромной тенью.

– Еще как быть, – ответил Туча и вздохнул.

– Но, стало быть, я оказался в том месте, но не в то время, – огорченно проговорил Ветер и уселся на траву рядом с собеседником. – Составишь ли мне компанию до дождя?

Туча неожиданно кивнул. Так они и сдружились: Ветер принялся чаще навещать своего смурного друга.

Виделись они в самых неожиданных местах. Однажды на вершине огромной горы – именно там, где облака касались ее макушки – стоял Тучка в ожидании друга. Он задумчивым взглядом окидывал дремучие леса, простирающиеся у подножия, и представлял, как шумят от порывов Ветра их кроны. Он этого не слышал: он стоял так высоко, что стоило только руку протянуть – коснешься облаков.

Туча засвистел, отступил на шаг, но неожиданно нога соскользнула. Он, тихо ухнув, едва не упал в небольшую яму, расположенную позади. Но вдруг кто-то подхватил его за руку, поднял над землей и отпустил, поставив на ноги.

– Что же ты так… – шепотом отозвался Ветер, медленно приземляясь следом. Он, босоногий и легко одетый, не дрожал, а лишь прикрывал глаза ладонью. Здесь, на вершине горы, Ветра буйны – порой даже сбивали с ног – но ему все нипочем, будь то шторм в океане иль лесной пожар.

– Тебя звал, – недовольно пробурчал Туча. – Что же за несчастье… Я не заметил…

– С кем не бывает, – Ветер только пожал плечами и уселся на край скалы, свешивая ноги вниз. – Я едва ли не о каждую макушку ели цепляюсь, когда лечу далеко-о-о на север! Знаешь, там ведь столько их, этих хвойных деревьев. И высокие они такие… И колючие.

Туча тихо хихикнул и присел рядом.

– А вот ко мне однажды прицепился репейник, – рассказывал он. – Тоже, знаешь, колючий. Да такой, что отцепить его долго не мог… Ночь была, не видно ни зги. Так до утра и просидел, весь в колючках. Солнце взошло – только тогда и сумел снять то, что не увидал во тьме.

– Ха-ха-ха! – в ответ захохотал Ветер. – И как же так тебя угораздило, друг мой?

– Несчастье… – Туча вздохнул. – Оно подстерегает нас тогда, когда мы вовсе его и не ждем.

– Соглашусь. Но в этом, может, вся и прелесть. Ведь когда я за макушку одну зацепился, то на землю шмякнулся. И вижу: лиса хвостом своим машет на прощание, убегая! А лису увидеть – праздник для меня, что скрывать! Пойми: они ж звери прыткие да смышлёные. Убегут – и глазом моргнуть не успеешь. Ну и я за ней вдогонку. Успел разглядеть красавицу лесную, а после дальше, на север. Вновь цепляться за хвойные верхушки.

Туча смолк на мгновение, задумавшись.

– Не припомнится мне, что и хорошего было в том репейнике… – почесал макушку тот. – Обычное невезение, что с того.

– Как «что»?! – вдруг воскликнул Ветер, а после хитро улыбнулся. – Ты семена разнес!

И звонко захохотал, наблюдая, как мрачнеет Туча вслед за его словами.

– Смешно тебе? – пробурчал тот. – Чтоб к тебе тоже репейник прицепился!

– Да пожалуйста! – неожиданно Ветер поднялся с места и бросился с горы, рассыпавшись лепестками цветов прямо в воздухе.

Тучка не сходил с места и в молчании ждал, чего же там придумал его друг. Солнце медленно приближалось к горизонту, а Ветра все нет. Решив себя отвлечь, Тучка принялся делать из облака гитару, как вдруг рядом из ниоткуда выпрыгнул Ветер.

– Смотри! – воскликнул он и посмотрел на испуганного друга. – Я нашел!

Туча взглянул на его ладонь: в ней лежали колючки репейника. Не успел он и моргнуть, как Ветер тотчас прилепил ее в свои волосы и звонко засмеялся. Он улюлюкал и дразнился, корчил рожицы и мотал головой.

– Я исполнил твое желание!

– Ох, и что же ты сделал… – сокрушался Туча, беря друга за запястье. – Как же нам теперь это снять?..

– Ой, – Ветер остановился и неожиданно посмурнел. – Я не подумал…

Закат наступил незаметно для обоих: под недовольные возгласы Ветерка Туча усердно вынимал каждую колючку из кудрей. Такой он, его друг: непослушный, никому не преклоняющийся и делающий, что только заблагорассудится. Он никогда не задумывался и не жалел, что сделал. И отчего-то именно сегодня Туча его даже понял: хотелось тоже сделать что-нибудь эдакое. К примеру, забраться на огромную гору, чтобы издалека посмотреть на то, как далеко простирается лес.

Но вершине горы было одиноко и тихо, поэтому он сам сегодня позвал Ветра. Ведь, может, даже на самой вершине, имея то, что так желал, не хочется быть одному? Тучка усмехнулся своей мысли и выдрал последнюю колючку.

– В твоих волосах должны быть цветы, а не репейник, – он выбросил ее со скалы и отряхнул ладони.

– Репейник ведь, впрочем, растение, – задумчиво проговорил Ветер. – Жить тоже хочет. Просто не такое уж и очаровательное, как цветы луговые. Будь оно немного красивее, может, не было бы и в помине у него колючек. Пчелки бы летали, иль я помогал. Хотя… Ведь те же розы! У них ведь есть колючки. Или малина. Красота в избытке тоже вредна, значит… Так, значит, не так уж она и важна?

– Неважно, красивы или нет, – ответил Туча, – все равно выживут те, кто сможет. Дождь и Солнце помогут прорасти и дать плоды. Иль цветы. Но несчастье может случиться с каждым. Мать-природа жестока.

– Ты прав, – вновь согласился Ветер. – Но то ли неудачи, когда из нее вырастает что-то такое, что смогло выжить? Тогда, думаю, она становится удачей.

Он вдруг глянул вниз и улыбнулся.

– Может, из того репейника, что я принес, а ты скинул вниз, родится новый. А может, и не родится ничего вовсе. Одной Матери-природе известно…

Солнце постепенно сменилось одинокой Луной, ползущей по тёмному небосводу. Его усеяли маленькие звёздочки, собирающиеся в созвездия и мерцающие ярко и красиво, словно огни. Внизу шумела горная река, несущая свои воды вниз по склону, где у подножья они впадали в чистое озеро. Ветер молчал и слушал ее журчание, не желая нарушать этот покой. А Туча думает: вдруг, неудача, постигшая его с ямой или же, может, даже с репейником, вовсе и не была неудачей? Да и он все еще не упал с горы. А даже если упадёт, то точно найдётся тот, кто подхватит.

До самого утра он наслаждался покоем в молчаливой компании друга. Лишь изредка Ветер напевал тихую песню, сочиненную им самим:

Плывут уныло облака, Звучит мелодия гитары. Не слышит Туча родника, Лишь грома звучные удары. Порвется чуткая струна – Рассердится хранитель Неба. Гитара горести полна – Наверх отправится свирепо. И Тьма поселится в лесу, И зарокочет гром мятежный. А Ветру вдаль нести грозу, Тропинку каждую принежив.

Стоило Солнцу взойти над горизонтом, как Ветер поманил его на луг: с цветами поздороваться желал.

Покой ночи сменился хихиканьем цветов и шушуканьем трав, что кланялись к ногам Ветра. А тот с улыбкой шептал им что-то в ответ. Туча, решив сплести венок, лишь больше опечалился: у него все ненароком валилось из рук.

– Шумные они, больно, – огорченно прошептал он, отставив хлипко завязанный венок, что тотчас сам расплелся.

– День сегодня погожий, почему бы им и не шуметь? – Ветер опустился рядом с Тучей, потянул руки к сырым от росы цветам ромашки, лежавшим у ног.

Ветер молчаливо наблюдал, как грозовели над головой облака и как мрачнело лицо друга. У того вдруг волосы встали дыбом: темные пряди искрили – верно, от негодования. А Ветру невдомек его гнев. Он нежно гладил мокрые белоснежные лепестки и с тоской прижимал к груди упавшие цветы.

– Что ж ты так… С цветами-то… – огорченно прошептал он. – Они оттого шумны, что петь желают.

– Петь? – Туча внимательно слушал. А Ветер рассказывал.

– Да, петь. Но не лишила Мать-природа их настоящего голоса.

Тучка неожиданно задумался и прислушался, но так и не смог различить в этих пересудах даже тихого напева. Ему все еще казалось, что цветы лишь задорно болтали друг с другом, время от времени посмеиваясь над его неудачами. Но Ветер продолжал рассказ:

– Они желают петь. Петь так громко, чтобы каждый восхитился и ахнул. И кружить. Кружить в вальсе, лишь бы голова кругом шла да ноги заплетались!

Он вытащил ромашку из своего букета и перевернул ее, прокрутив между пальцев.

– Гляди, как же развевается ее юбка на Ветру! – он солнечно улыбнулся. – Верно, ей нравится звук моей флейты. И стоит мне заиграть, она ее тотчас подхватит, напоет и продолжит кружить, пока вовсе не упадет!

Тучка вдруг начал понимать, о чем ему пытается сказать друг, и вновь окинул взглядом луг. И он заметил, что колокольчики не просто хихикали, а пели какую-то веселую мелодию своим ясным звонким голоском. А то, как клевер обсуждал уже ненастную погоду с маком, не что иное, как застенчивое и такое робкое приглашение на танец. Лютики же, проказники-озорники, наблюдавшие за этим, смеялись над бедным клевером, и Тучка посмурнел вновь, но не от шума. Волосы незаметно поднялись вверх, но Ветер, не боясь маленьких искорок, рукой пригладил их, успокоил. А после отдал в руки букет, лишь забрав ту самую ромашку себе.

– С этой дамой светит мне чудесный танец! – воскликнул он и убрал ее за ухо. – Помогу уж, друг мой, так и быть. Но венок тот будет моим, так вплети в него еще и васильки. Но… Постой-ка…

Ветер неожиданно огорчился и хлопнул себя по лбу.

– Какое несчастье! Васильков-то здесь не сыщешь! – он достал из-за пазухи флейту и наказал Туче. – Жди, друг мой.

Он, рассыпавшись лепестками по траве, тотчас улетел, оставив Тучку одного. Тот хотел все же покинуть луг, спрятаться в укромное местечко, но услышал вдруг мелодию флейты и увидел, как успокаиваются цветы. Птицы тоже перестали весело щебетать в листьях и стремительно улетали, как и грозовые облака, прочь. На лугу воцарилась едва ли не мертвая тишина, и Туча вздохнул.

– Я тут как тут! – вдруг кто-то воскликнул совсем рядом, а затем появился Ветер, стоящий с букетом свежих васильков. Лишь Туча их забрал, как он тотчас унесся дальше, верно, на поиски других цветов.

Туча только головой качнул, принялся плести дальше. Тонкие стебельки едва не рвались в его руках, но в этот раз он делал все осторожнее: его никто не отвлекал. Ромашки больше не желали пускаться в пляс, клевер был расстроен отказом, а колокольчики с лютиками перестали перебивать друг друга, лишь изредка напевая себе что-то. Но делали это так тихо, что Туча даже не удостаивал их вниманием. Васильки сплетались с ромашками: словно ясное зимнее небо и покров белого снега, этот венок таил в себе дыхание севера. Стоило скрепить конца плотным стеблем, как пальцы словно обдало холодом.

В его руках – целая корона, достойная лишь настоящего лесного принца, влюбленного только в жестокий океан, и такого же свободолюбивого, как он.

– Красивый… – заворожено глядел на венок Ветер, появившийся из ниоткуда. Он прятал за спиной что-то, но Тучка не выпрашивал взглянуть. Он лишь увенчал голову друга цветочной короной и прошептал:

– Согласен.

Все в этом мире зависело от настроения, и цветы на лугу вдруг вновь зашелестели тихой песней, верно, оттого, как радовался сам Ветер такому подарку. Внезапный порыв обдал вспотевшее лицо прохладой: Туча прикрыл на мгновение глаза и почувствовал, как в эту самую минуту головы что-то коснулось.

Открывая их, он увидел огромные желтые лепестки и понял, что это тоже венок, но уже из подсолнухов.

– Они пели громче всех, – улыбнулся Ветер. – Хотели быть ближе к Хранителю небесного покоя, ведь сами они такие же яркие, словно полуденное Солнце. Быть может, их песней ты восхитишься.

Туча молчал, подняв глаза к небу.

– Сделай так, чтобы цветы спели вновь, – прошептал он.

И Ветер достал свою флейту. Лишь бы цветы исполнили свою симфонию его неповторимому другу, извечно смурному, заставляющему небеса рыдать, но тем же и наполнять почву живительной влагой.

Ветер был искренне счастлив хранить такие воспоминания: об их приключениях, беседах и неудачах, которые вовсе и не являлись несчастьем.

Конец бури

Грубо перебирая пальцами по струнам, он прикрыл глаза, чтобы ничто его не отвлекло. Белая гитара, сделанная из облаков, была мягка на ощупь, но в то же время стойка к порывам холодного Ветра. Она лежала на колене хозяина, пока тот, сидя на камне, наигрывал простую, но такую печальную мелодию. Будто рассказывал о чужой безмолвной тоске. Но чьей же – они не скажут никогда. Может, она сжимала сердце хозяину или же его лирическому герою, а может, тому, кто эту песню когда-то написал. Музыка не принадлежала никому. Она – свободный рассказчик, лишенный предрассудков, готовый утешить и наполнить силой, но не быть чьей-то собственностью. Оттого, не боясь быть услышанным, он сидел на камне и играл: никто ведь не поймет, пока не запоешь, пока сам не вверишь другому что-то сокровенное.

Облачные струны искрили под пальцами – он отчего-то злился. В молчании он ударил ладонью по ним и остановил. Маленькие озлобленные молнии, словно яркие искры, посыпались в траву, а гитара тотчас потемнела. Хозяин тяжело вздохнул: быть сегодня грозе.

– Какая редкость заставать тебя так низко, Туча, – прошептал Ветер, обретая тело. Босыми ногами ступая на землю, он лениво брел к музыканту. Луговые цветы склоняли пред ним головы, а трава приятно щекотала лодыжки. – Все тот же усталый вид… Нашел здесь свой покой?

– А от тебя нигде не скрыться, Ветер, – ответил ему Туча, выпуская гитару из рук. Та тут же взмыла к небу, роняя все те же молнии. Ветер недолго следил за ней взглядом.

– Не спорю, – кивнул он. – Но, может, это и не проклятие вовсе. Стоит лишь позвать – и я здесь.

– Прав ты, но ты лишь один из Ветров, – качнул головой Туча. – Не каждый Ветер – ты.

– Ты знаешь, что будь тот порыв не мной, – сказал Ветер, – он тебе не ответит. А я примчу, если услышу. Да и ведь не каждая Туча – ты.

Облачная гитара вдруг потеряла форму, оборачиваясь грозовой тучей и улетая в небо. Ветер поднял голову к небу и шумно вдохнул запах.

– Гроза… – шепнул он и улыбнулся. – Значит, мне ее гнать дальше к утру.

– А после тебе все так же искать свой дом, – Туча встал с камня и отряхнулся. – Пошли, спрячемся, пока ливень не грянул.

– Нет, – засмеялся Ветер и свистнул, зовя кого-то. – Бери коня да в путь. Нужно предупредить зверушек: гляди, как разрослась твоя гитара.

Он указал пальцем в небо: огромная туча нависла над лугом и скрыла яркие звезды. Где-то вдалеке прогремел первый гром.

– Песок! – прокричал Ветер, и тотчас из лесной чащи выскочил соловой конь. Это был все тот же Иней, сменивший окрас с зимнего на летний.

Грозный топот раздался вновь, когда своего скакуна позвал уже Туча. Тьма – так именовали того – догнал Песка, и вместе они припустили к хозяевам.

Резво вскочив на спину своего коня, Ветер звонко захохотал, слегка ударил его в бок и припустил вперед. Туча улыбнулся тоже, а после принялся подгонять Тьму – лишь бы догнать друга.

Кони галопом мчались по лугу в сторону леса, но копытами не касались земли. Они летели по воздуху, а перед глазами мелькали невероятные пейзажи. Они проносились мимо узких рек, мимо топких болот, мимо дремучих чащ. Из-под копыт Песка летела пыль, а из-под копыт же Тьмы – искры.

Ветер взмахом руки клонил к земле могучие деревья и едва заметным дуновением оставлял рябь на водной глади. Он пугал холодом маленьких зверушек, загоняя их в норки, и дразнил парящих птиц, заставляя их прятаться среди крон. Стоило вдалеке показаться полю ржи, как он неожиданно встал на спину Песка и, раскинув руки, упал вниз. Конь не ждал наездника и не сбавлял ход. А Ветер неожиданно появился рядом, пролетев подле скакуна и даже обогнав. Он касался кончиками пальцев колосков, клонил их к земле, тревожил холодным порывом. А как поле сменилось перелеском, то оседлал Песка вновь, устремляясь к горизонту. Он свободен, он счастлив, он волен делать все, что желает.

А рядом скакал Туча на Тьме, собирая грозовые облака вместе. Он гремел поводьями вороного коня, беспощадно бросал молнии и сквозь пальцы глядел на стену проливного дождя. Оглушительно раздавались раскаты грома, тут и там в ночной мгле вспыхивали и угасали яркие молнии. У них за спиной прояснялось небо, и выглядывали маленькие звездочки, но они ступали к пределу – к широкой реке. Стоило лишь завидеть берег, как Туча натянул поводья, а Ветер, вцепившись в гриву, остановил Песка. Дальше грозу поведут иные – совсем скоро рассвет.

Туча сполз с седла и принялся создавать гитару, а Ветер соскочил следом.

– Вдохновение? – спросил странник.

– Усталость, – хмыкнул ему в ответ Туча и провел пальцами по облачным струнам.

Он сел на мокрый песок. Музыка плавно струилась и отзывалась в сердце не тоской, а умиротворением. Она была спокойна, плавна и мягка, словно сладкий мед, а гитара так и не потемнела, оставаясь чистой и белой.

Ветер же вынул из-за пазухи флейту, принимаясь играть: дул в нее и закрывал пальцами дырочки, извлекая звук. Он был тих и тягуч, словно порыв весеннего ветерка.

Они играли вдвоем, когда как на уже ясном горизонте появилось янтарное солнце, оставляя широкий след на речной глади. А затем, когда Солнце поднялось выше, когда небо посветлело вслед за его пробуждением, Ветер и Туча отпустили инструменты. Гитара стала белым облачком, а флейта – легким дуновением теплого ветра. Ведь музыка не принадлежала никому.

Глава 4. Дети Солнца

Когда-то Ветер не знал, что потомков Матушки-природы создает не только Луна. Немногочисленные встречи с его собратьями открыли ему глаза на правду: Солнце для многих из них являлся отцом. И это, отнюдь, не единственные прародители хранителей.

Потомки Матушки-природы – солнечные и лунные – отличались как внешне, так и внутренне. Подобно своим создателям перенимали их черты. Те, чей отец был Солнцем, носили на щеках веснушки, разносили тепло по земле, а еще хранили в своей душе пламя своего прародителя, всецело отдавая его природе. Лунные потомки отличались холодом, таинственностью и одиночеством.

Право, это не значило, что слуги самой Природы должны носить только те качества, что присущи им от предка. Все в этом мире взаимосвязано и гармонично, так что лунные дети тоже могли иметь много друзей, а солнечные – скрываться от чужих взглядов. Рождение любого существа – подарок, призванный обрадовать своей неожиданностью. А Природа обожает неожиданности.

К тому же, кто-то происходил не от Солнца и не от Луны.

– Небо? – недоверчиво спросил Ветер, когда Туча рассказал ему о себе.

– Да, именно Небо, – кивнул друг. – И только ему я верен. Лишь его благословлением я жив.

Тогда Ветер понял, как мало знает об этом мире.

– А чем отличаются дети Неба? – заинтересовался он. – Верно, переменчивым настроением, как и оно само?

– Угадал, – Туча шутливо пихнул Ветра в бок. – А еще… Ну, быть может, глазами. Они всегда выдают о тебе сокровенное. То, что ты бы хотел спрятать глубоко в себе.

– Как лирично, а в то же время грустно… – прошептал Ветер. – Говорят, что красота скрывается в глазах смотрящего. Мне думается, что и душа там сокрыта.

Ветер с интересом принялся рассуждать, что же именно отражается в его глазах. Любознательность? Природная жажда к странствиям? Или же одиночество? У Тучи он спрашивать не стал: он желал узнать это от того, кто встретит его впервые.

Природа любит случайности. Оттого ответ не стал его долго ждать.

Стояла по-летнему невыносимая жара, и Ветер решил посетить скрытую в чаще реку и умыться ее студеной водой. Уже было приблизился к воде, как вдруг увидел сидящего на противоположном берегу Луча. Он не был с ними знаком, но видел не единожды и знал, что они тоже носят что-то от своего отца Солнца.

Ветер, решив не тревожить отдыхающего, тихо подошел к реке и принялся набирать в ладони воду.

– Давно я не видал Ветров, – вдруг заговорил Луч, заприметив странника. – Куда путь держишь?

– Куда ноги понесут, – уклончиво ответил Ветер и улыбнулся.

– Всегда вы так, – Луч посмеялся в ответ. – Ветра неизменны?

– Как и вы, Лучи, – Ветер тотчас рассыпался цветами и перелетел на другой берег, оказавшись за спиной у собеседника. – Вечно о чем-то думаете.

Луч повернулся лицом к страннику и на мгновение смолк.

– В глазу полная Луна сверкает, – прошептал тот.

Ветер сначала не понял, о чем ему толкует Луч, но затем вспомнил о том, чем его наградила Луна.

– Если бы, – хмыкнул он. – В моей слепоте нет ни искры. Белесым глаз был – белесым и останется.

– А я и не говорил про слепой глаз, – Луч покачал головой. – Но, право, с какой стороны посмотреть. Быть может, для тебя именно в нем скрыта твоя Матушка?

– Раз суждено было с ним родиться, то в нем и будет, – задумался Ветер.

Вместо ответа Луч встал, подошел вплотную к воде и поманил рукой к себе. Когда Ветер к нему подошел, он указал на воду.

– А ты взгляни.

Ветер подошел поближе и уставился на свое отражение в воде. Как и всегда: русые кудри с сединой на висках, серые глаза, застрявшие в волосах листья и цветы, небольшая щербинка в улыбке. Он знал, каким его создала Луна.

– Серый глаз, что видит, сребрит лунным светом, – прошептал Луч. – Разве ж ты не видишь?

– Зато Луна полнится в слепом, – ответил Ветер. – Но, впрочем, прав ты. Я никогда не замечал.