Шаг Над Бездной

– Может немного пройдёмся? – с надеждой спросил Эркин, глядя на Карину.

– Нет, мне пора идти домой, а Вам лучше зайти после меня. И по улице нам не стоит вместе ходить, нехорошо это, – ответила Карина, отводя взгляд от Эркина.

– Ты права, поезжай, я пешком пройдусь, – сказал Эркин и тут же зашагал по тропинке вдоль дороги, ведущей в сторону Первомайской улицы.

Умом он понимал, что Карина права, он знал свои обычаи, но принять, что её могут насильно выдать замуж, Эркин конечно не мог, да и в своих чувствах к ней он пока не разобрался. Сразу как-то всё на него навалилось, учёба, Карина… это сватовство Мумина к ней, он был растерян.

Сунув руку в карман, Эркин достал папиросы и вытащив одну, закурил, прикурив от немецкой зажигалки. Глядя на мелкие немецкие буквы, Эркин присел на скамейку, вспоминая тот бой, в немецком, частном доме, когда погиб капитан Сафронов. Тяжело вздохнув, парень сунул зажигалку в карман. Докурив, Эркин встал и медленно направился к остановке трамвая, подумав, что верно, Карина уже подъезжает к дому.

Домой Эркин вошёл часа в четыре, Мехри опа вместе с Гулей занялись стиркой. Вернее, они уже постирали и прополоскав бельё в арыке во дворе, развешивали его на верёвке. Стирали в оцинкованном тазике, стараясь меньше применять мыло, достать которое было тяжелее хлеба.

– Эркин, сынок? Пришёл, наконец! Есть наверное хочешь? У меня шурпа готова, остыла уже, наверное, я к обеду тебя ждала. А что это с тобой? Грустный ты… не приняли, что ли? – спросила Мехри опа, вытирая руки и подходя к сыну.

– Приняли, ойижон, вернее… не совсем приняли. Завтра точно будет известно, нет… послезавтра, но сегодня мне разрешили присутствовать на всех пАрах, – устало ответил Эркин, присев у арыка и снимая ботинки и носки.

– Ну да, завтра воскресенье, вот и хорошо! Значит учиться будешь, мы с отцом гордимся тобой, сынок, очень гордимся, – погладив сына по коротким волосам, ответила Мехри опа.

Эркин опустил ноги в арык и закинув голову назад, упершись руками о землю, закрыл глаза, подставляя лицо осеннему солнцу. Мехри опа отошла от него к дочери.

– Повесь всё на верёвку, вынеси брату полотенце, пусть умоется, устал он с дороги. Я ему шербет принесу холодный, хорошо, охладила в арыке, – сказала женщина и пройдя к топчану, где протекал арык, взяла из него трёхлитровую банку с компотом из свежих яблок и сушёных вишен, которые она клала туда для цвета.

Эркин встал и сняв рубашку с майкой, нагнувшись, умылся, намочив и волосы, приглаживая их руками. Гули вынесла ему полотенце и вытираясь, Эркин босиком прошёл к топчану. Мехри опа налила сыну компот, кисло-сладкий на вкус, холодный, освежающий. Парень, с удовольствием выпив компот, вытер губы тыльной стороной ладони и лёг на курпачу. Его клонило ко сну и он, закрыв глаза, ушёл в глубокий сон, свесив ноги с топчана.

Эркина разбудил голос отца, то ли в тревоге, то ли спросонья, он вскочил с топчана и посмотрел на него.

– Что ты, сынок? Всё хорошо, ужинать пора, ты уснул на топчане, давай… умойся после сна и садись за дастархан. Ааа! Батыр? Зухра? А я уже Гули хотел за вами отправить, чтобы на ужин позвать. Проходи и ты, дочка, – обернувшись к калитке в дувале, куда вошли Батыр и Зухра, а следом за ними и Карина, воскликнул Шакир акя.

Эркин быстро отошёл и присев над арыком, умылся. Гули тут же принесла брату полотенце, парень вытерся и надел рубашку. Карина скромно отвернулась и ушла под навес, где хлопотала над казаном Мехри опа.

– Ассалому аляйкум, Батыр акя! Зухра опа, как Вы? – пожимая руку Батыру, которую тот тут же протянул ему, сказал Эркин.

– Ва аляйкум ассалом, сынок. А как поживаем? Война закончилась, хорошо поживаем, а скоро ещё лучше жить будем, – ответила Зухра.

– Что там с твоей учёбой, сынок? – сев на топчан, собрав под себя ноги, спросил Батыр.

– Пока неизвестно, но в понедельник должен прийти ответ из министерства, сегодня разрешили посетить занятия, – ответил Эркин, сев рядом с Батыром.

– Что ж, вот и хорошо. Ученье свет, конечно нужно учиться. Свой доктор у нас будет, верно, Шакир акя? – весело говорил Батыр.

– Наша Карина скоро невесткой нашей станет, вот и будет у нас свой доктор, Батыр акя! – ответила Зухра.

От её слов, у Эркина внутри сжалось и он невольно обернулся на Карину. Девушка помогала Гули под навесов летней кухни, вроде и не услышав слов Зухры.

– Неси на стол, дочка, Гули? Накрывайте дастархан, есть пора, – сказала Мехри опа, протянув Карине ложки и две косушки с кислым молоком.

– А ты зелень собери, порежь мелко, ну что, тебя учить надо? – ворчливо говорила Мехри опа.

– А я лепёшки испекла, правда, из тёмной муки. Ну если Вы шурпу готовили, с шурпой можно и сухой хлеб поесть, – заглядывая в казан, где кипела шурпа, сказала Зухра, которая успела подойти к кухне.

– Ничего, скоро и белая мука появится и белый хлеб продавать будут, скоро в магазинах и продуктов больше появится, на базаре сегодня говорили, – ответила Мехри опа.

– Я помогу Вам, опажон, давайте, я сама всем суп налью, – взяв с сооружённой полки для посуды косушки, сказала Зухра.

– Ладно, наливай. Устала я что-то, спина болит, мОчи нет, – поглаживая поясницу, ответила Мехри опа.

– Ммм, вкусно как! Давно шурпу не ел, нам всё каши давали, – сказал Эркин, принюхиваясь к аромату, что шёл от горячей шурпы из косушки на столе.

– Косточки бараньи часто покупаем, мяса немного, но шурпа вкусная из косточек получается. Ешьте на здоровье, – сказала Мехри опа, присев на топчане рядом с мужем.

Карина и Гули сели рядом с ней и уткнувшись в косушки, молча ели. Когда все поели, Гули принесла горячий чай и пиалки, но после супа чай не шёл. Девушки убрали с дастархана и ушли в дом, взрослые, вместе с Эркином, остались сидеть на топчане, тихо разговаривая.

– Завтра Мумин акя с дороги возвращается, что делать будешь? – вдруг спросила Гули, когда девушки сели на курпачи на полу.

– Не знаю. Я не люблю его, не хочу замуж. Конечно, я очень благодарна и Батыр акя, и Зухра опа, и Мумину… но из чувства благодарности, замуж не выходят, верно? – с надеждой взглянув на подругу, спросила Карина.

Некая тень радости пробежала по лицу Гули, но Карина этого не заметила. Скрытная по природе, Гули никогда не рассказывала Карине о том, что у неё на душе. И догадаться о том, что Мумин нравится юной девушке, было сложно.

– Ты ведь знаешь наши обычаи. Но папа сказал, что нужно твоё согласие, иначе, он не согласится на этот брак, я слышала, как он маме это говорил. Он сказал, что прошли те времена, когда девушек отдавали насильно замуж и ещё папа сказал, что ты не узбечка и сама вправе решать свою участь, – тихо говорила Гули, наклонившись к красивому личику Карины, боясь, что их могут услышать.

– Никому не скажешь? – испуганно прошептала Карина, ещё тише, прямо в лицо Гули.

Гули, расширив и так большие глаза, с недоумением и неким испугом посмотрела на Карину.

– Не собираешься же ты сбежать… – едва выговорила Гули, схватив подругу за руку.

– Нет конечно! Ты что? Зачем? Нужно будет, я и так уеду, кто меня удержит? Просто… нет у меня никого… и цел ли наш дом, я не знаю. Слышала, что в Ленинграде много домов и административных зданий разрушено. А там знаешь, какие здания и дворцы? Как представлю себе, больно становится. Что соборы наши стОят! А Петергоф? А Екатерининский дворец, Эрмитаж, наконец! Это Зимний дворец… Исаакиевский собор, Казанский… о, Господи! Как подумаю… в общем, не знаю я, куда мне ехать. Но я решила, закончу первый курс и непременно поеду в Ленинград, иначе никак. Пока своими глазами не увижу город, в котором родилась и выросла, покоя не найду, – взволнованно говорила Карина, совершенно забыв о том, что хотела сообщить Гули некую тайну.

– Я бы хотела увидеть твой город, ты так о нём говоришь… так что ты хотела мне сказать, требуя молчания? – с любопытством спросила Гули.

Карина странно посмотрела на подругу, словно пытаясь вспомнить что-то важное. Она вспомнила, но говорить раздумала.

– Знаешь, я не помню. Неважно, вспомню, скажу… быть может. Но знаю одно, за Мумина я замуж не пойду. Пусть даже Зухра опа и Батыр акя меня прогонят. Если такое случится, я уйду в общежитие, там тоже можно будет жить. Верно? А против воли замуж… ни за что! – заявила Карина.

– Какая ты смелая! Я бы, наверное, так не смогла. Только меня спрашивать не станут, если захотят выдать замуж. Как Латифу и Саиду, с параллельной улицы, помнишь? Ещё и за кого? Они были вдвое старше девушек, плакали, да и вышли. Кому же в девках оставаться хочется, когда и парней-то нет. Ничего, живут себе, у одной дочка родилась, вторая вот-вот родит. Только мне очень страшно… вот за Мумина я бы замуж вышла… он такой добрый… – сказав это, Гули испуганно посмотрела на Карину, та, так вообще не ожидала услышать от подруги такие признания и ошалело смотрела на неё.

– Вот и я бы вышла… в смысле, ладно, проехали. Мне пора идти, видишь? Взрослые встали, наверное, собрались уходить, пока, Гули, до завтра, – сказала Карина, поднимаясь с курпачи, вытянув голову и глядя в окошко.

Гули тоже встала и поправляя косынку на голове, которую повязывала, как только возвращалась со школы домой, прошла в свою комнату, махнув на прощанье Карине. Выходя из дома, Карина в дверях столкнулась с Эркином.

– Спокойной ночи, – машинально сказал он, Карина кивнула головой и быстро прошла мимо него.

Эркин проводил девушку взглядом и прошёл в свою комнату. Завтра воскресенье, никуда идти было не нужно, но парень, уснув на топчане, немного выспался. Обычно, глубокий сон даёт отдых мозгу и такой сон более крепкий, нежели спать всю ночь, но так и не выспаться.

Шакир акя проводил Батыра и Зухру, следом вышла и Карина, оставив калитку открытой, он наконец и сам решил лечь, устав на работе.

– Онаси (мать детей своих дословно), ты мне во дворе постели, день сегодня был очень тёплый и ночь не прохладная будет, успеем ещё долгими, зимними ночами дома поспать, – сказал Шакир акя, присев на край арыка и зачерпнув из него воду.

Он умылся прохладной водой и поднявшись, сел на топчан. Из дома вышел Эркин, спать не хотелось. Мехри опа стелила курпачи на топчане для мужа.

– Может и ты во дворе ляжешь, сынок? Ночь сегодня тёплая, – спросил Шакир акя, взглянув на сына.

– Хорошо, я и сам хотел попросить маму постелить мне тут, – ответил Эркин.

Постелив курпачи, положив подушки и два плотных покрывала, Мехри опа спустилась с топчана и пожелав спокойной ночи своим мужчинам, устало зевая, прошла в дом.

– А ты чего не ложишься, Гули? – увидев дочь в своей комнате, спросила Мехри опа.

– Скоро лягу, ойижон. Можно у Вас спросить… – не зная, как спросить у матери о том, о чём обычно и спрашивать было неловко, всё же решившись, сказала девушка.

– Спросить что? А хочешь, со мной ложись, отец с братом во дворе легли, – ответила Мехри опа, собираясь лечь.

– Нет, я лучше к себе пойду… спокойной ночи, ойижон, – так и не спросив ничего у матери, ответила Гули, собираясь выйти.

– А что ты спросить хотела, дочка? – снимая лёгкую безрукавку, спросила Мехри опа.

– Ну… не знаю даже… Вы ведь не будете ругаться? – спросила Гули.

– А есть за что? – спросила Мехри опа.

– Завтра же Мумин акя возвращается… но Карина мне сказала, что не согласна выходить за него замуж, – быстро, чтобы не раздумать, ответила Гули.

– Как это? Она сама тебе об этом сказала? – спросила Мехри опа, опешив от слов дочери.

– Да, только что сказала. Ведь её не заставят выходить замуж? – опять спросила Гули.

– А ты не вмешивайся в то, что тебя не касается! МалА ещё! Ишь! Спать иди! – разозлившись, ответила Мехри опа.

Гули молча вышла из комнаты и прошла в свою. Мехри опа была удивлена её словам, женщина была в замешательстве. Её и саму в молодости выдали замуж за дальнего родственника, за внука двоюродного дяди, да и мужа она увидела лишь после свадьбы. Уж что она тогда пережила, Мехри опа помнит до сих пор. А как она обрадовалась, когда увидела Шакир акя, ведь думала, что выдали её за старика. Было самое начало двадцатых годов, никто ничего ей не говорил, так решил отец и ему никто не возражал. А Шакир оказался всего-то на четыре года старше её, правда, красив ли был, Мехри опа не задумывалась, а потом он стал для неё самым красивым и самым лучшим. Руку никогда на неё не поднимал, да и не за что было, жили они в ладу и почти никогда не ссорились. Перечить мужу было недопустимо.

– Как же так… что же теперь будет? Зухра так этого хочет… бедная. Так ведь и Карина не узбечка, нужно Шакир акя утром сказать, не дай Бог, что же будет? – думала женщина, не в силах уснуть, несмотря на усталость.

Утро пришло с лучами солнца, в такое время года было ни жарко ни холодно, дожди ещё не начались, а до первого снега было далеко. Шакир акя выходные дни не знал, работал и в воскресенье. Но мог взять отдых в любой день, ведь ремесленники сами на себя работали.

Мехри опа уже разожгла самовар, Эркин крепко спал, впервые за долгие годы ни о чём не волнуясь, парень спал безмятежным сном. Мехри опа не стала беспокоить ни сына, ни дочь. Мать есть мать, один выходной, она хотела, чтобы её дети отдохнули. Но шум со двора, разбудили парня, быстро встав с постели, он спустился с топчана и ушёл в сторону туалета.

Когда умывшись, вся семья собралась за дастарханом, во двор вошли Батыр с женой, следом шёл Мумин. Парень ранним утром вернулся с Ферганы с надеждой, что сегодня решится его судьба и конечно, в его пользу, в этом Мумин нисколько не сомневался. Поздоровавшись и они сели на топчан, Мехри опа налила в пиалки чай и протянула всем по старшинству.

– Как съездил, Муминтой (той прибавляется к имени мальчика, молодого парня, у которого впереди свадьба или обрезание)? – спросил Шакир акя.

– Хорошо, Шакир акя, теперь только через два дня поеду. Сегодня говорил с Рахим акя, спросил, когда же я сам начну водить поезд, он сказал, что надо учиться. Пока в помощниках у него похожу, с января пойду учиться на курсы машинистов, меня уже записали, – ответил Мумин.

– Вот… сыночек с Ферганы нават (варёный сахар кусками) привёз, виноград "дамский пальчик", там сейчас сезон поспевания винограда. Винограду и война была нипочём, знай себе, поспевает в своё время, – высказалась Зухра.

Она и занесла дорогим соседям, ставшим для них почти родственниками, в чашке виноград и в тарелке нават, поставив всё на хантахту. Мехри опа вспомнила слова дочери и с тревогой посмотрела на Мумина, затем и на мужа.

– Что же Карина не зашла завтракать? – осторожно спросила она.

– Карина решила дома поесть, виноградом позавтракать захотела, стесняется девочка, знает ведь, о чём мы сегодня говорить будем, – радостно ответила Зухра.

Гули стояла в своей комнате и через занавеску смотрела на Мумина. Для этой юной девочки, этот парень, который был старше её на пять лет, казался самым красивым и лучшим. В её классе учились ребята, но они не шли ни в какое сравнение с тем, кто сам водил поезд. Эх, фантазии девочек, которые рисуют им сказки.

– Шакир акя, что с тем вопросом, который нас всех волнует? – спросила вдруг Зухра.

Все замолчали и тут же посмотрели на Шакир акя. Мужчина с ответом не спешил. Допив чай, он отложил пиалушку и посмотрел на Мумина, затем перевёл взгляд на его родителей. Гули, стоя за занавеской, застыла, её пальчики от волнения похолодели.

– По воле Всевышнего, по сунне нашего Пророка (милостивого и милосердного), нам разрешены браки между нашими детьми. Если молодые люди согласны, мы не можем быть против. Зухра, сестра… позови Карину, но прежде, я спрошу у Мумина… ты любишь Карину, сынок? Ты готов посвятить ей свою жизнь, сделав своей женой и матерью своих детей? Уважать и беречь её? – спросил Шакир акя.

– Я готов, Шакир акя. О любви при Вас говорить неудобно, но я готов жениться на Карине и хочу, чтобы она стала матерью моих детей, – ответил Мумин.

Ни один мускул не дрогнул на красивом, мужественном лице Эркина. Он смотрел на дастархан, сжимая до боли в руках кусочек навата, порезав палец острым краем варёного сахара и ждал, чем всё это закончится.

– Я тебя услышал, сынок. Зухра, позови Карину, пусть и она скажет своё слово. Если и она согласна, что ж, нам остаётся лишь благословить своих детей и назначить день свадьбы, если на то будет воля Аллаха, – сказал Шакир акя.

Зухра тут же спустилась с топчана и быстро прошла к дувалу, скрывшись за калиткой. Эркин в ожидании напрягся, глядя исподлобья на калитку, Гули, стоя за занавеской в своей комнате, тихо плакала… Вскоре, в проёме калитки показалась Зухра.

Глава 7

Эркин смотрел на калитку, которую готов был захлопнуть, чтобы Карина не вышла оттуда и не сказала, что согласна выйти замуж за Мумина, что не может отказаться из уважения к семье, которая в тяжёлое для неё время дала ей кров и хлеб. Эркин взглянул на Мумина, парень, улыбаясь, с нетерпением ждал окончания происходящего, казалось, он уже сидел женихом за свадебным столом и был уверен в том, что Карина непременно согласится, таким довольным показался он Эркину. Конечно, они выросли вместе, учились в одном классе, вместе ушли на фронт… Эркин любил Мумина, как родного брата. Тут появляется Карина, но Эркин из-за девушки никогда не встанет на пути брата, он просто отойдёт, если случится, что Карина и правда согласится выйти за него замуж. Это парень знал точно, будет больно, тяжело, но брат важнее. Эти мысли Эркина прервала Карина, которая, опустив голову, вошла во двор Шакир акя. Мехри опа довольно улыбнулась.

– Какая умница, не узбечка, а такая скромная, приветливая… если бы не Мумин, я бы её за своего Эркина сосватала, – подумала женщина.

– Ассалому аляйкум, – поздоровалась Карина и в ожидании, встала у топчана.

Эркин напрягся, глядя на неё, потом бросил взгляд на отца и отвернулся от девушки, понимая, что ведёт себя нескромно. В данный момент, Карина чужая невеста, ведь её сватают и она ещё не отказала. Мумин, довольно улыбаясь, смотрел на Карину и мать, Зухра присела рядом с Мехри опа.

– Ва аляйкум ассалом, дочка. Ты и правда стала нам дочерью, когда пришла в этот дом, Карина. Но тут такое дело… – Шакир акя, кажется, тоже волновался, хотя всегда умел уладить любое дело даже в махалле, когда к нему обращались соседи.

А тут… он кашлянул и посмотрел на Батыра, словно просил поддержки.

– Карина, дочка… ты живёшь с нами уже четыре года, знаешь наши традиции и обычаи, мы тебя полюбили… вот. А Мумин просит твоей руки… что скажешь, дочка? Что сердце твоё тебе подсказывает? Ты ведь понимаешь, неволить тебя, мы морального права не имеем, была бы ты узбечка… что-то я не то говорю… это неважно. Зухра и Батыр просят тебя выйти замуж за их единственного сына, Мумина. Ты его хорошо знаешь, дочка, а это лучше, чем выйти за чужого, Мумин любит тебя, – говорил Шакир акя, ругая себя за то, что говорит не то, что хочет и что нужно.

Долгое молчание стало всех напрягать, Карина стояла, опустив голову, так ничего и не ответив.

– Что же ты молчишь, дочка? Скажи что-нибудь, уважь нас всех, – ласково попросила Мехри опа, легонько тронув Карину за руку, от чего девушка вздрогнула и невольно заплакала.

Увидев её слёзы, каждый понял их по своему. Мумин начал ёрзать, сидя на месте и теряя терпение. Гули, стоя за занавеской, перестала плакать, едва не сорвав занавеску, сжав её руками. Наконец и Карина, понимая, что молчание затянулось и проблему молчанием не решить, подняла голову и посмотрела только на Шакир акя, зная, что он справедлив и примет верное решение. Он тут старший и последнее слово непременно за ним. Карина словно искала у него поддержки, с мольбой глядя на него.

– Шакир акя, Мехри опа… Батыр акя, Зухра опа… я очень вас уважаю и люблю, очень всем вам благодарна, если бы не вы, может меня и в живых бы не было… – набравшись смелости, начала говорить Карина и было видно, ей это давалось очень тяжело.

– Что ты, дочка! Это был наш долг, в первую очередь, перед своей совестью. Не говори так, – сказала Мехри опа, не понимая, почему девушка говорит о таких вещах.

– Я правда, очень вам благодарна и… к Мумин акя отношусь, как к родному брату, уважаю его, только… – замолчав, Карина опустила голову.

Мумин побледнел, кажется догадываясь, что Карина отказывается стать его женой.

Напряжение Эркина не проходило, правда, он понимал, что если даже Карина откажется выйти замуж за Мумина, это не значит, что она выйдет замуж за него, он понимал, отказ одному из братьев, означал, что второму и надеяться не на что. Эта девушка не станет ничьей женой, ни Мумина, ни, тем более, его. Впрочем, жениться не входило в его планы, не сейчас, во всяком случае. У него была цель, он мечтал стать врачом и не только. Лучшим хирургом в республике, он думал об этом ещё там, в полевом госпитале, когда видел операции без наркоза. Он и сам перенёс это, он видел возможности терпения человека и его выдержки и выносливости.

– Только что, дочка? Ты говори, что у тебя не сердце, здесь ведь чужих нет, все свои. И шаг этот более чем серьёзный и от твоего решения, зависит и твоя жизнь, и жизнь Мумина, не бойся, говори, – сказала Мехри опа.

– Сейчас я не думаю о замужестве, мне надо учиться, я только поступила в институт. И… летом будущего года, я хочу поехать в Ленинград, всё-таки это мой город и он многое перенёс за годы блокады. Там остался мой дом, я не знаю, что с ним. Мумин акя, поверьте, Вам нужна другая девушка, которая бы полюбила Вас за Ваше доброе сердце, но это не я, не я… простите… – тихо произнеся последние слова, Карина, быстро развернувшись, убежала к калитке и скрылась за ней.

Вновь молчание, все напряжённо выжидали, кто выскажется первым.

– Как же так? Шакир акя? Мехри опа? Кто, если не мой Мумин? Почему она отказывается? – вдруг спустившись с топчана, воскликнула Зухра.

Женщина была уверена, что Карина согласится, иначе и быть не могло. А тут… она посмела отказать её сыну, да ещё при всех. Такого унижения, Зухра вовсе не ожидала.

– Успокойся, Зухра! Без согласия Карины, мы не можем заставить её выйти замуж за твоего сына. Если бы она была узбечка, а так… хочешь, поговори с ней сама, отдельно от всех, по душам, так сказать. Но не думаю, что это что-то изменит. Она не станет женой твоего сына, смирись и если ты действительно хочешь его женить, в махалле девушек много, сосватаем нашему Мумину такую красавицу узбечку, что все завидовать будут! Верно, сынок? – похлопав по плечу Мумина, который сидел, словно окаменев, сказал Шакир акя.

– Вот уж не думала, что змею на груди пригорела… этого унижения я ей не смогу простить… пусть сегодня же уходит из моего дома, – глядя в никуда, произнесла Зухра.

– О, Аллах! Что же ты такое говоришь, Зухра? Опомнись! Куда же она пойдёт? – воскликнула Мехри опа.

Зухра вдруг направилась к калитке в дувале, она решительно прошла в свой двор с тем, чтобы прогнать Карину из дома. Мехри опа побежала за ней.

– Зухра? Остановись! Не делай этого, потом поздно жалеть будет! – воскликнула женщина, забежав следом за Зухрой.

– Ты ничего не сделаешь? Так и будешь сидеть, пока её не выгонят из вашего дома? – толкнув друга в бок, спросил Эркин Мумина.

Тот, повернувшись к нему, странно посмотрел на него.

– Я думал… я надеялся… но она отказалась… почему? Что во мне не так? Ведь я любил её! – растерянно произнёс Мумин, взглянув на Эркина и не веря тому, что ему отказали.

Конечно, когда и парней было мало и с войны вернулись единицы, такой парень, как Мумин, не мог принять отказа.

– А было бы лучше, если бы она согласилась без любви и жила с тобой из чувства благодарности? Так лучше было бы? – возмутился Эркин.

– Ааааа… я понял! Это ты её отговорил! Конечно! Как я сразу не догадался? Вы несколько дней вместе ходите на занятия и наверное гуляете… вот ты и воспользовался, да? – вдруг воскликнул Мумин, с ненавистью глядя на Эркина.

– Ты что городишь? Ты в своём уме? Как бы я посмел? О тебе и речи не было! Ты мой брат, Мумин? Опомнись! Мы с тобой войну прошли, а тут спорим из-за девушки, неправильно это, – схватив за плечо Мумина и тряхнув его, ответил Эркин.

– Пусти меня! – дёрнув плечом и спускаясь с топчана, – крикнул Мумин.

– А ну-ка перестаньте! Что вы делаете? Вы с ума сошли? Ещё не хватало раздора между братьями и из-за чего? Мумин? – крикнул Шакир акя, но Мумин не слушал, на эмоциях, что его охватили, он просто не слышал и не оборачиваясь, зашёл через калитку в дувале к себе во двор.

– Простите, Шакир акя, не думал я, что всё так произойдёт. Пойду я, как бы они сгоряча чего не натворили, – сказал Батыр, быстро уходя следом за сыном.

– Обидят они девочку, Шакир акя! Сделайте что-нибудь, прошу Вас, – взмолилась Мехри опа, подойдя к мужу.

– А что я могу сделать? Оно конечно, мы могли бы взять Карину к себе, в смысле, пустить её жить к нам, но так нельзя. Соседи нам этого не простят, а я вражды между нашими семьями не хочу. Что будет, то будет, не вмешивайся, – махнув рукой, ответил Шакир акя.