Тополёк на Борькиной улице

Среди марок этой удивительной «ромовой» страны множество очень красивых и интересных. Но больше всего Борькиному отцу понравилась серия с темнокожей девушкой. Она была молодой и очень красивой. И почему-то печальной…

– Игорь, ты что, решил марки собирать? – спросила Борькина мама, когда на следующий день отец принёс домой книжку о филателии.

– Пока я просто взял в библиотеке книжку о марках. Не более того. Хочу узнать об этом деле побольше.

– Ага… знаю я тебя. Мечтатель ты мой!

Мать подошла к Борькиному отцу, обняла его за плечи и уткнулась носом в его грудь.

Как и предсказала Борькина мама, через пару недель в шкафу уже лежал первый альбом для марок. Ещё пустой. Но появившийся блеск в глазах отца говорил о том, что это ненадолго. Так и получилось. Он стал каждые выходные приобретать на филателистических собраниях марки, и заполнять свой альбом.

Когда Борька вернулся из лагеря, альбом уже был наполовину заполнен. И отец с гордостью показывал сыну своё новое увлечение.

– Представь, Борис, эти маленькие кусочки бумаги родились задолго до нас с тобой. В далёкой-далёкой стране. Возможно, перелетели через океан, принесли кому-то добрую или печальную весть. Проделали невиданный путь, и оказались в нашем альбоме!

– Вот это да! – Борьке искренне понравилось новое увлечение отца.

– А то! Я тебя возьму на следующих выходных с собой, сам посмотришь, выберешь что понравится! Будешь со мной собирать?

– Само собой! – Борька обрадовался. Ему очень понравилась эта идея.

– Мам, можно с папой собирать? – Борька решил уточнить у мамы.

– Собиратели вы мои. Ну конечно можно. Убудет от нас, что ли… – ответила мама.

Борькина мама вообще поддерживала и отца, и самого Борьку во всех их увлечениях. Чем увлекалась сама мама – Борька однозначно сказать не мог.

Порой он думал, что она любит готовить. Потому что любое свободное время она что-то пекла, жарила, тушила и варила.

Виделось особое отношение к еде. Никогда в Борькином доме не выбрасывали продукты. «Из всего можно что-то приготовить!» – говорила мама. Даже яблочная кожура и лимонная цедра, оставшаяся от приготовления пирога, шла в дело. Мама добавляла их в компот или морс. К хлебу было очень уважительное отношение. Несъеденный хлеб шёл на сухари, а крошки никогда не выкидывали. Они отправлялись на корм голубям.

Борькина мама – блокадница.

Когда она была чуть старше Борьки, на нашу страну напали фашисты.

Мама тогда жила в Ленинграде, с родителями, младшими сестрой и братиком.

Однажды, мама отправила её за хлебом. Лора задержалась, и вернулась позже, принеся не одну булку, а три.

– Зачем три то? – спросила Борькина бабушка.

– Мама, там в очереди сказали, что война началась!

В тот день жизнь людей разделилась на до и после. Борькин дедушка в первый же день сам пошёл в военкомат, и уже через несколько дней был на фронте.

А потом случилась Блокада.

Мама не любила рассказывать Борьке о том, что она пережила. Лишь иногда, она плакала, когда вспоминала те страшные годы. Борька знал, что из троих детей, в живых осталась только его мама, так как она была старше и крепче. Ему и представить страшно, что она пережила тогда. Он часто думал о том, почему вообще случается такое горе и такая несправедливость. И особенно, почему она случается с детьми?

Ближе к концу Блокады, Борькину маму и бабушку эвакуировали в Новосибирск. Бабушка начала работать на заводе, который тоже перевезли из Ленинграда. Маме тогда исполнилось шестнадцать, она уже получила паспорт, закончила восьмилетку и могла пойти работать.

Потом была Победа. С фронта стали возвращаться мужья, отцы, братья. Те, кому посчастливилось остаться в живых. Борькин дедушка вернулся не сразу. После того, как мы разбили немецких фашистов, нужно было покончить с японскими. Дома он оказался только весной сорок шестого.

Можно было возвращаться обратно в Ленинград, но Борькина мама захотела остаться. Он не знал почему именно. Но думал, что ей стало тяжело вернуться туда, где ей было так страшно.

После обеда, Борька показал отцу заветную карточку.

– Смотри, правда на нашу водонапорную похожа? Борька показал мизинцем на изображение башни так, чтобы не дотрагиваться.

– Слушай, точно, – приглядевшись сказал отец, – почти что один в один.

Знаешь, что? Давай-ка я тебе сделаю конвертик из слюды, положишь в него карточку, чтобы не замарать случайно. А после уже в альбом.

– Давай! К тому же, это теперь самая классная карточка в моей коллекции.

Боря представил, как было бы классно, с мамой и папой побывать в тех странах, откуда приходят к ним эти марки и открытки.

Он никогда нигде не был, кроме своего города. Да и в городе особо смотреть было нечего. Новосибирск – совсем молодой, он чуть старше чем были бабушка с дедушкой. Но для города это разве возраст?

Но Борька очень любил дом, в котором они жили. Он располагался в бывшем военном городке, и был старым. Борька часто пытался представить, кто мог жить в этом доме до того, как сюда стали заселять тех, кто ожидал свою очередь на квартиру.

Возможно это был какой-то храбрый офицер, который прошёл Первую мировую, сражался за красных и после победы в Гражданской стал известным командиром!

Или, например, колчаковский шпион! Да, который следил за расположением наших войск, а когда наши стали бить белых, бежал в Манчжурию, по пути спасаясь от Красной Армии.

Всякие картинки приходили в воображении Борьке. А то, что дом был старый, этому даже помогало.

– Точно! Пап, там это… мама говорила половицу надо починить. Я хотел, но она сказала тебя ждать. Давай вместе посмотрим?

– А чего бы не починить, эть? – отец сделал саечку Борьке, засмеялся и потрепал его по волосам. – Лохматый ты стал. Как леший. Подстричься тебе надо.

– Не надо. Я как «битлы» хочу – серьёзно и деловито ответит Борька.

– Ты для начала научись на гитаре играть! – пошутил отец.

– Научусь! Виктора попрошу. Он супер играет! И к тому же, обещал нас с Серёжкой научить!

– Так, Пол Маккартни – это конечно хорошо, но у нас с тобой сейчас пол деревянный ребром стоит. Айда за мной! – отец хлопнул в ладоши и встал с дивана.

– Игорь, это там, у окна. Где стол стоит – войдя в комнату сказала мама.

– Сейчас разберёмся. Дело мастера боится. Да, Боря?

– А то! – подхватил Борька и подойдя к окну показал отцу на нужную половицу.

Пол в доме не меняли никогда. Это был еще тот самый пол, по которому ходили царские офицеры Сибирского запасного полка. В начале века, здесь был построен целый военный городок, со складами, конюшнями, казармами и домами для офицеров и унтер-офицеров. После Великой Отечественной часть городка сделали открытой, а несколько домов передали для гражданских, которые работали на предприятиях неподалёку. Борькины родители стояли в очереди на квартиру. Горисполком сначала должен был выделить им однокомнатную, а когда появился Борька, то было решено, что лучше подождать двухкомнатную.

– Так-с, что тут у нас? Ага, гвоздь расшатал лунку и гуляет. Понятно. Сейчас исправим. Борь, принеси пассатижи, молоток с выдергой и гвоздь «пятнашку». Сейчас мы покажем этой избушке!

– Ага – ответил Борька, – сейчас. Он побежал на кухню и схватил табуретку. Над входной дверью отец смастерил нишу, в которой хранил инструменты, гвозди и шурупы.

В нише рядом с инструментами стояло несколько банок из-под чая и печенья, в которых Борькин отец держал гвозди разных размеров.

– Пап, «пятнашки» в каком?

– Так, так, так… Посмотри в «цейлонском»!

Борька нащупал большую металлическую коробку из-под цейлонского чая. Ловким движением выбрал самый прямой гвоздь и побежал к отцу.

– Вот, держи.

От гвоздей на Борькиных пальцах осталась маслянистая жирная смазка, с маленькими кусочками металлической стружки. Бежать мыть руки не хотелось, и Борька схитрил. Он давно знал – если сначала растереть грязь пальцами по ладошке, а потом об коленку, то руки становились чистыми. Правда, за такую хитрость он иногда получал от мамы нагоняй.

– Ага, спасибо. Сейчас гвоздь старый вытащу только.

Царский гвоздь никак не хотел вылезать. Он был другой формы. Не такой, как делают теперь. И при этом, весь ржавый. Поэтому отцу пришлось приложить больше усилий. Но тем не менее, Борьки папа лихо справился с делом.

– Игорь, я только умоляю, не сломайте саму половицу. Не заменим же… – мама взволнованно следила за процессом.

– Лора Николаевна, обижаете. Я таких половиц знаешь сколько поменял в своей жизни?

– Знаю. Эта – первая, – засмеялась мама.

– Ну вот, начинается. Пошли шуточки ваши… – отец посмотрел на маму и сделал вид, что обиделся.

– Ну ладно, ладно – сказала мама. Верю. Эта половица – тысячная в твоей жизни. Всё, не отвлекаю. Мама села на диван и стала разглядывать Борькину почтовую карточку. Ей она тоже очень понравилась. Когда – то в школе, еще до войны, мама учила немецкий язык. Поэтому без труда прочла то, что было напечатано на карточке.

– Надо же, так мало лет прошло, а уже и злости не осталось… Только сожаление какое-то. Всё ведь могло бы сложиться иначе… – тихо прошептала сама себе мама.

Тем временем, выяснилось, что делать новую дырку в половице не стоит. Эта вполне еще сгодится. Но вот на лаге, стоило бы что-то нарастить. Во-первых, и половица «ходить» перестанет, и гвоздь войдет в новое место, а не в старую лунку.

Отец слегка приподнял половицу повыше, запустил руку под пол, чтобы проверить, в каком состоянии лага, и замер.

– А это что такое? Ну-ка…

– Что там, пап?

– Сейчас посмотрим. Что-то бумажное. Или картонное. Не могу понять. Сейчас, погоди.

Отец пытался вытащить то, что нащупал, но у него никак не получалось.

– Борь, а ну давай ты. У тебя рука поменьше будет. Справа, между самой лагой и перекрытием. Ты поймешь. Только аккуратно тяни, её там придавило чем-то, может порваться.

Борька запустил руку в то место, куда показал отец, и уже через пару секунд радостно закричал:

– Да, вот оно! Чувствую! Сейчас, секундочку, – он высунул язык, прикусив его губами, – вот!

Борька достал пожелтевший бумажный конверт. Конверт этот был не почтовый, а самодельный. На лицевой стороне была пером сделана надпись:

«Гор. Ново-Николаевскъ Томской губ. 14 Сибирскiй стрелковый запасный батальонъ, мл. офиц. 13 роты Д.С.»

Ниже был указан адрес получателя:

«Петроградъ, село Рыбацкое, Шлиссельбургскiй пр. 11, Антонине Григ. Чириковой»

Справа была написана дата:

«2 марта 1915 г»

На обороте были нарисованы четыре крестика, похожие на букву «Х», которые, как знал Борька, раньше обозначали поцелуи.

– Вот это находка! – растерялся отец, – Лора, посмотри!

Все трое устроились на диване и внимательно осмотрели находку.

Конверт был запечатан. Однако, марки и штемпеля на нём не было. Это говорило о том, что отправить его не успели. Или не смогли.

– Мам, пап, смотрите! – Борька поднял конверт над собой, чтобы посмотреть его на свет.

В конверте было письмо. Бумага плотная, но тем не менее, можно было различить содержимое конверта.

– Ребята, ну вы кладоискатели! – вынесла вердикт мама.

– Лора Николаевна, – парировал отец, – мы ещё и не на такое способны!

– Как поступим? – осторожно спросил Боря.

В воздухе повисло раздумье. С одной стороны, это ведь было личное письмо. А такие вещи читать и вскрывать нельзя по всем самым строгим законам порядочности.

Но с другой стороны, это ведь почти что клад? Да и людей, которые писали друг другу в то время, скорее всего уже не сыщешь. Им уже далеко за семьдесят. Если они вообще живы…

Взвесив все «за» и «против», семейный совет принял решение конверт не вскрывать.

– Я знаю, где это! – сказала мама, – В детстве мы с папой и мамой бывали в Рыбацком. Это совсем рядом от нашего домашнего адреса в Ленинграде. Правда, я не помню, что бы там были дома, которые могла бы сохраниться. До Революции на том месте были деревянные дома, это у реки. Но возможно я ошибаюсь, и адресат по-прежнему живёт там. Хотя война и Блокада, вполне возможно…

Мама не договорила. Глаза у неё стали совсем мокрые. Она отвернулась в сторону и вытерла покатившуюся по щеке слезу.

– Лор, ну чего ты… Не надо… – папа обнял маму и поцеловал её руку.

– Да это я так. Вспомнила кое-что. Ладно, забыли – ответила мама.

На несколько секунд все трое замолчали. Первым молчание нарушил Борька.

– Пап, мам, я знаю, что нужно делать! Нужно поехать в Ленинград и найти эту Антонину Чирикову! И передать ей письмо! Возможно, она его всю жизнь ждала!

– Борь, да, когда ехать то… отпуск у меня только через два месяца. И то, если получится в июле взять.

Борька поник. За секунду в своих фантазиях он уже представил себе это приключение.

– Ладно сын, не расстраивайся. Что-нибудь придумаем. Вот, держи письмо, отвечаешь за него! Прибери его пока. А мы решим, как быть.

– Да Борь, – подхватила мама, – пока иди прибери его, а мы с папой что-нибудь придумаем.

– Я тогда его в альбом положу пока? К маркам? Там самое сохранное место!

Он соскочил с дивана, пулей метнулся из гостиной и забежал к себе.

Борькина комната представляла собой маленькое помещение с узким окном посередине. В ней было место для его кровати, тумбочки и письменного стола, над которым висели две полочки с разъезжающимися стеклами. В углу стоял стул, который Борька использовал в качестве вешалки для одежды. Стул был деревянный, с высокой спинкой. Сиденье – уже треснувшее посередине, и немного вздувшееся. Но сидеть ещё можно. На стене у кровати висела карта с двумя земными полушариями, а на тумбочке стоял торшер, который Борька использовал исключительно для ночного чтения.

Места было действительно мало, поэтому каждое утро, Борька доставал из-под своей кровати восьмикилограммовую гирю, и выходил на зарядку в гостиную. В этом были и плюсы. Во-первых, он бы точно ничего не сломал этой гирей в своей комнатке, а во-вторых, зарядку часто получалось сделать с отцом.

Как понял Борька из рассказов родителей, при старом режиме, когда тут было что-то вроде комнаты для прислуги. «Ха, подумай, буржуи!» – считал Борька. Нашлись господа… прислугу им подавай. И ведь не дворяне какие, а…

Стоп! Тут до Борьки дошло то, что они все втроем упустили.

– Ну конечно! Никакие не дворяне! Это дом, где жили офицеры! Это же военный городок! И тот, кто писал письмо – тоже военный.

Борька еще раз прочитал то, что было написано на лицевой стороне письма.

«мл. офиц. 13 роты Д.С.»

Это же значит, что прямо здесь, в нашей квартире, жил младший офицер тринадцатой роты, некий загадочный «Д.С.»! Он писал письмо своей возлюбленной, и не отправил его. Интересно, почему? А что если оно упало под половицу, потому что она и тогда шаталась? А достать он его не смог. Потому что не было у него рядом Борьки с рукой поменьше, который бы смог достать заветный конверт! Борькино воображение снова понесло его по волнам новой загадочной истории.

В это время на кухне Борькины родители решали, как быть дальше.

– Игорь, я не хочу туда ехать. Вернее, мне будет трудно. Ты же знаешь, что после эвакуации я там была только два раза – когда родители, умерли. Вспомни, пока они были живы, они приезжали к нам, а не мы к ним.

– Лор, ну столько лет прошло… Я понимаю, что трудно. Но Борька даже ни разу в Ленинграде не был. Я, кстати, тоже. А что, если мы мой отпуск проведём все втроем на Неве? Посмотрим Аврору, Эрмитаж? Ну будет у нас маленькое приключение для Борьки. Ты же видишь, как он загорелся?

– Вижу. Правда думаешь, это хорошая идея? А как мы найдем то эту женщину?

– Ну есть же справочная. Возможно она не сменила фамилию. А если не найдем, то отдадим в музей. В Ленинграде же много музеев?

– Много. Очень много.

Борькина мама на мгновенье замолчала. Она испытывала двоякое чувство. Не любить свой родной город она не могла. Но тот ужас, который пережила она там ребёнком её не отпускал. Он лишь притупился. Но жил всегда внутри неё. Так было со многими, кто был ТАМ. Хотя большинство с этим справились. Возможно, должна справиться и она.

– Хорошо. Давай. Всё-таки, должен Борька посмотреть, где выросла его любимая мамочка! – Борькина мама улыбнулась и обняла мужа.

– Давай обрадуем, что-ли нашего искателя приключений?

– Давай, ответил отец.

В эту секунду в комнату вбежал Борька.

– Мам, пап, а мы вот что упустили!

И Борька рассказал свою версию. Рассказал и про офицера, который писал своей возлюбленной, возможно, отправляясь на войну. И про то, что письмо нужно обязательно доставить. В конце рассказа, Борька выдохнул:

– Ух, всё!

Родители переглянулись, улыбнулись и обняли Борьку.

– Борис, ну раз такое дело, разве можем мы не восстановить справедливость? – сказал отец.

– Путешественники вы мои, значит едем.

Борька подскочил почти до потолка, с криком «ура». Он не знал, что произошло в мире, какая звезда упала с неба, но это был самый счастливый день в его жизни. Сначала Серёжка с Виктором подарили ему иностранную почтовую карточку. С отцом нашли таинственное письмо царского офицера, а теперь они всей семьёй едут в Ленинград на поиски той девушки, которой адресовано это письмо.

– Я побегу собирать вещи! – закричал Борька.

– А ну стоять! – скомандовал отец, – Мы едем не прямо сейчас. Для начала, мне нужно договориться с Завьяловым, чтобы отпусками махнуться. У него по графику через неделю. А у меня через два месяца. Но что-то мне подсказывает, что отпуск летом ему больше по душе, чем весной. Ему-то не нужно лететь в Ленинград, на поиски бабули, о которой ничего толком не известно.

Хотя сам отец был доволен предстоящей поездкой и говорил об этом улыбаясь.

– Как ничего? Фамилия, имя, отчество – возразил Борька, – старый адрес. А ещё инициалы ее жениха! Этого разве недостаточно?

– Борь, – подключилась мама, Ленинград – очень большой город. Не Москва, конечно, но и не Новосибирск. Намного больше. И найти там человека очень сложно. Поэтому будь готов к тому, что мы можем и не найти её. В этом случае, мы отдадим письмо в музей.

– В музей? – расстроился Борька, – Нет, если в музей, значит мы точно найдём Этого человека! Это уже дело чести!

II. По следам прошлого

Лето приблизилось вплотную. Занятия в школе были окончены и впереди ждали целых три месяца счастья, безмятежности и удовольствия.

Борька, как и все двенадцатилетние мальчишки, обожал это время. И каждую весну, когда приближался конец мая, Борька был уверен – нет ничего, что могло бы испортить это лето.

Список литературы он освоил еще в течении учебного года. Работать на даче ему было не нужно, так как дачи у Звонарёвых не было.

И даже не очень знойное сибирское лето, с его дождями и часто ранней осенью не могло лишить Борьку наслаждения этим временем года.

К тому, же, предстояло целое приключение с письмом и поездкой в Ленинград. А еще, вернулся из армии Серёжкин брат, и теперь – то, он научит их играть на гитаре, как давно обещал.

Первый день летних каникул. Не нужно рано просыпаться, бегом чистить зубы, надевать форму и нестись на уроки. Можно наконец-то проваляться хоть до обеда в кровати и делать что угодно!

Так Борька и поступил. Накануне он уснул далеко за полночь, не сумев оторваться от книжки Гектора Мало «Без Семьи». Путешествия Реми, его скитания и трудности так впечатлили Борьку, что даже когда глаза уже слипались, он не мог остановиться. Борьке казалось, что он в ответе за Реми. Как-будто, если он бросит читать прямо сейчас, мальчик так и останется в беде. Поэтому нужно обязательно добраться до момента, когда всё будет хорошо, и тогда можно будет закрыть книжку, загнув уголок на прочитанной странице. Однако, такой момент всё не наступал. Но Борька не сдался. Он не мог бросить героя в беде, и поэтому не помнил, как уснул. Видно просто провалился в сон, в какой-то момент. «Да уж, хороший из меня товарищ. А если бы настоящая беда? Что я, так же бросил бы друга в беде? Сказал бы – разбирайтесь сами, мне спать охота? Ну уж нет. Больше так не поступлю» – думал Борька. Конечно, он понимал, что это просто книга, которую он без проблем дочитает и завтра. Но ему нравилось представлять для себя маленькие испытания, и ставить себя в положение выбора. Так он проверял свой характер. Пытался себя закалить и выяснить, как бы он повёл себя в той или иной ситуации. Чаще всего у него получалось быть на стороне справедливости и правды. А если он не видел выхода, то обязательно придумывал свой способ справиться с поставленной задачей. Как ему однажды сказал отец: «Борь, жизнь, ты знаешь, непростая штука. Что бы я тебе не сказал, и как бы я тебя не готовил к трудностям, их не избежать. Ты всё равно окажешься перед выбором в трудную минуту. И почти всегда, ты будешь на этом распутье один на один со своей совестью». Борька тогда спросил у него, что же делать, если ни один из вариантов ему не нравится? Или нет хорошего? Отец мгновенье подумал и ответил: «Тогда, Борька, создавай свой путь. Свою дорогу. И иди по ней. Но уже не сворачивай. Мы сами делаем себя и свою жизнь. Запомни это навсегда». Борька запомнил. И решил, чтобы не оказаться врасплох со своей совестью в момент выбора, нужно себя понемногу тренировать. Прощупывать. И раз подходящие ситуации пока не появлялись, Борька создавал их в своём воображении сам.

Густое и «пекучее» солнце нещадно лилось на Борькин затылок, шею и плечи. Уткнувшись лицом в подушку, он уже понимал, что больше поспать не получится, потому что шторы задёрнуть он забыл.

Повернув подушку к себе более прохладной стороной, он обхватил её руками, прижал к груди, выволок ноги из-под одеяла и потянулся, издав характерный «рык».

За окном уже рассвело. «Наверно, часов одиннадцать…» – подумал Борька. Почти угадал. Часы «Маяк» на столе показывали пятнадцать минут двенадцатого.

На сегодня Борька ничего особенного не планировал. Первый день каникул хотелось провести именно так. Выспаться, натянуть на себя что-то удобное и прошвырнуться по улицам. Причем, обязательно мимо школы. Двор которой теперь наверняка пустой и тихий. После обеда он обещал заскочить к Серёжке. Дома должен был быть Виктор, который обещал показать пару аккордов.

Борька надел то, что попалось под руку, вышел в гостиную. Дома он был один. На плите мама заботливо оставила пару сваренных вкрутую яиц, а в холодильнике бутерброд с докторской колбасой.

Он быстро умял всё что увидел, запил сладким крепким чаем и вышел на улицу.

О дух свободы! Еще несколько дней назад, в это время Борька бы сидел в кабинете математики или физики, решал бы задачи и мечтал поскорее услышать пронзительный дребезжащий звонок. А сегодня весь день был в его распоряжении, как и последующие дни.

Борька сделал глубокий вдох. Свежий воздух наполнил его лёгкие ощущением радости. Выйдя из дома, он зашагал привычной дорогой, в сторону школы. Идти нужно было через тополёвую аллею. Сандалии быстро стали пропускать тепло разогретого солнцем асфальта, который был местами вздыблен. Это корни тополей разрослись и кое-где подняли серые «волны», которые Борька всегда перепрыгивал, представляя себе, что это тектонические сдвиги, на которые опасно наступать.

Школа находилась в десяти минутах ходьбы от Борькиного дома. Но сегодня можно не торопиться, вальяжно и деловито пройти мимо, и отправиться по своим делам.

Борька так и сделал. Прогулялся до школы, насладился тем, что в неё сегодня не нужно, размял затёкшие от непривычки к долгому сну суставы и отправился к Серёжке Зырянову.

Двери у Зыряновых были открыты.

– Привет Борь! – сказал Виктор, – Серёга, чего двери открыты? Ох получишь у меня!

– Привет Вить, – ответил Борька.

Из комнаты вышел Серёжка.

– О, Борь, здорова! Вить, я вроде закрывал. Странно… Проходи, Боря! – тут же среагировал Серёжка.

– Слыхал про твою историю с письмом, – начал Виктор. – Ты, когда в Ленинград-то с родителями едешь?

– Послезавтра, двадцать девятого. Только не едем, а летим. Отцу отпуск пришлось разбить – Завьялов на работе не смог подменить, поэтому всего четыре дня у нас. Самолётом быстрее…

Борька никогда раньше не летал на самолёте. Это станет еще одним приключением этим летом. Он видел, как самолёты заходят на посадку над их городом, но никогда не бывал даже на аэродроме. Хотя Новосибирск и был городом очень большим, но многое проходило Борьку стороной. Но всегда, когда он видел над городом Ил или Ту, старался определить, куда он летит, и откуда. Если он шёл на посадку, и летел с запада, то Борька про себя думал: «Из Москвы, наверное, прилетел!». Если же пролетал высоко-высоко, оставляя лишь след в небе, то лететь он мог куда угодно: «Наверно, в Иркутск летит. На Байкал!», – думал Борька. Или «на Камчатку, где сопки!». В общем, вариантов была масса.