bannerbanner
Тополёк на Борькиной улице
Тополёк на Борькиной улице

Полная версия

Тополёк на Борькиной улице

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 6

Тополёк на Борькиной улице


Александр Пономарев

Редактор Елена Игоревна Якубовская

Дизайнер обложки Александр Игоревич Пономарев


© Александр Пономарев, 2025

© Александр Игоревич Пономарев, дизайн обложки, 2025


ISBN 978-5-0065-9362-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Письмо

Половица под ногой издала непривычный скрип. Борька посмотрел под ноги, убедившись, что в полу не появилась дырка.

– Вот ерунда… того и гляди, провалится нога. Мам, тут нужно, ну это… прибить в общем. Давай я сам?

– Не надо! – крикнула из кухни мама. – Отец придет со смены, сделает. Я ему уже говорила, что пол скрипит в этом месте сильно, он обещал посмотреть.

Мама вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Вот теперь и посмотрит. Что там?

Она подошла к окну, где Борькина нога чуть не ушла подпол и, посмотрев на прогнувшуюся половицу, выдала заключение:

– Да уж… Дотянул. Как обычно. Нет что бы сразу починить, он всё со своими марками возится. С этими словами, мама вернулась на кухню к плите.

Оттуда доносилось шипение и приятный запах чего-то жареного. Послышалось, как мама что-то переворачивает металлической лопаткой на сковороде. Да, без сомнения, это любимое Борькино с отцом блюдо – жареная картошка с луковой поджаркой и крупной солью. Такая соль не растворяется при готовке, и ещё чуть хрустит на зубах. Вкуснее этого – ничего просто не может быть. А когда мама варит компот из кураги, и печёт вкусные булочки-посыпушки, то и Борька, и отец на седьмом небе от счастья!

– Через полчаса будем обедать. Суп уже готов, сейчас второе дожарю и всё. Имей ввиду.

– Хорошо. Я только сбегаю к Серёге?

– Так, Борис, ну к какому еще Серёге? Я же говорю, через полчаса садимся есть.

– Ну мам, очень надо. У него брат из армии вернулся, открытки немецкие привез. Серёжка говорил, что некоторые даже с марками.

– И ты туда же… ну весь в отца. Ладно, иди. Только через полчаса что бы был уже дома, понятно?

– Есть, товарищ мама! – Борька выправился по стойке «смирно» и приложил руку к виску, будто отдавая воинское приветствие.

Борькина мама – невысокого роста женщина, лет сорока, с почти черными волосами до плеч и заколотой к верху чёлкой. Хрупкого телосложения. Борьке всегда считал, что его мама – как актриса. Даже красивее! У неё была тонкая талия и очень приятные черты лица. Борькин папа даже в шутку говорил: «Это хорошо, что ты никогда не приходила ко мне на работу. А то Завьялов бы точно тебя увёл!». А ещё, у неё был очень красивый и бархатный голос. Но иногда, когда Борька не слушался, она умела своим голосом так что-то сказать, отчего тут же хотелось встать «струной». Но бывало это редко. Всё-таки, Борька был ответственным.

Хотя ему и всего двенадцать, но к военной выправке он приучаться начал давненько. С прошлого лета, когда неожиданно подрос почти на полголовы, и теперь был уже по плечо отцу. Правда, вместе с этим, Борька немного похудел, и теперь нелепо смотрелся со своей причёской «под битлов». Его светло – русые волосы «шапкой» лохматились на голове. Когда он стоял в ванной перед зеркалом, то сам себе напоминал гриб. Однако, стричься короче он не хотел. Потому как сразу проступали из-за волос его слегка оттопыренные уши. Их Борька немного стеснялся.

Уже через минуту он нацепил первую попавшуюся футболку, с голубым якорем на всю грудь, быстро нырнул в сланцы и тут же выскочил во двор. Борькин лучший друг – Серёжка Зырянов жил через два дома от них. В таком же двухэтажном старом доме из красного кирпича. Когда-то, еще при царе, в этих домах жили офицеры Сибирского полка. Это было что-то вроде казарм. А когда пятьдесят один год назад свершилась революция, то полк был расформирован.

Окна у этих домов были почти в пол – огромные, двустворчатые. Рамы были выкрашены белой масляной краской. Каждую весну жильцы этих домов красили их заново. Старая краска то и дело местами отваливалась на солнце, после чего под свежим слоем оставались неровности и выемки. Но деваться некуда – таких новых окон достать почти негде. Можно, конечно в местной столярке заказать самим. Но тогда это бросалось бы в глаза, на фоне остальных жильцов. А выделяться никто не хотел. Так и жили, из года в год – осенью забивали рамы ватой, приклеивая отрезки бумаги клейстером, а весной отрывали пристывшее «утепление» и обновляли их кисточкой. А Борьке это даже нравилось. Это становилось общим семейным делом, к которому готовились заранее – нарезали бумагу, разводили крахмал или муку с водой, отмывали окна и подоконники. Под это освобождался целый день, обычно тёплый и солнечный выходной. Правда мама входила во вкус, и плавно перебиралась к генеральной уборке во всей квартире. Эту часть семейного единения Борька любил не так сильно. Поэтому, как только заканчивали с окнами, он старался улизнуть на улицу или к Серёжке.

Борька быстро преодолел тенистый двор, который находился вдалеке от дороги. Поэтому весной и летом вокруг всё дышало теплом, солнцем и пеньем птиц. Слышался даже шум листвы, когда теплый ветер раздувал обросшие ветвями и листьями кроны, будто паруса. Дворы военного городка Борьке даже напоминали джунгли. Родители говорили, что перед советской властью стояла задача – быстро озеленить город. И нет ничего лучше для этого, чем тополя. Они быстро растут, и выживают даже в суровых условиях Западной Сибири. Борька заскочил на кирпичное крыльцо с потрескавшимся цементом и шмыгнул в холодный как пещера подъезд.

Серёжка жил на втором этаже. Борька от радости, что сейчас увидит настоящие немецкие открытки и марки даже забыл про звонок. Просто громко постучал в массивную деревянную дверь, обитую коричневым дерматином.

– Это кто там такой громкий? Звонка что ли нет?

Дверь открыл Виктор – Серёжкин брат, который пару дней назад демобилизовался из армии.

– О, какие люди! Боец Борька! Ничего себе ты вымахал! – Виктор подхватил Борьку, и описав дугу, радостно похлопал его по спине.

Виктор был рослым и спортивным. Когда Борька с Серёжей были совсем маленькие, он уже участвовал в городских соревнованиях по волейболу, и даже занял там первое место. А еще, Борька всегда любил бывать у Серёжки, когда дома был Виктор. Он играл на гитаре, и пацаны, завидуя его умению, просили его научить их играть. Виктор пообещал. Но были экзамены в школе, а после, его призвали служить. Служил он далеко, в Германской демократической республике. Там после войны стояли наши части, и Виктору повезло попасть именно туда.

– Витя, ничего себе, ты огромный! Ты теперь любого отделаешь во дворе! Вон у тебя, руки какие!

– Эх, Борька, не знаешь ты главное правило советского воина на гражданке! Советский солдат должен с достоинством и честью вести себя вне расположения части! Так что нельзя мне, «отделывать» всех. Виктор прищурившись подмигнул Борьке и оба расхохотались.

– Ты к Серёжке? Сейчас позову его. Шею мыть заставил. А то бегает как чумазик, грязный. Проходи в комнату.

Борька скинул сланцы и прошёл в гостиную. В большой просторной комнате с полукруглыми, арочными ещё дореволюционными проёмами становилось жарко от майского солнца. Оно светило так ярко, будто это не лучи, а лимонный сок лился прямо через стекла на мебель и стены в квартире. От этого виднелась даже пыль, переливающуюся в воздухе как хлопья в воде. На всю стену располагался полированный книжный шкаф. Борька подошёл к нему и начал рассматривать книги. Он всегда любил разглядывать корешки книжек и читать их названия. Здесь были самые разные издания. От больших и скучных на вид собраний сочинений, до приключенческих романов и детективов. Были даже книги по воздухоплаванию. Старые конечно. Уже никто на дирижаблях не летал. Но полистать книжку, которая появилась еще даже до рождения твоих родителей – очень интересно.

Библиотека досталась Зыряновым от Серёжкиного дедушки. Он работал преподавателем в педагогическом институте, и всю жизнь увлекался литературой. Сначала родители Серёжи хотели раздать часть книг (уж очень они много места занимали), но Виктор и Серёжа попросили оставить. Обещали, что всё прочтут. В итоге, конечно, никто не прочел и десятой доли этих книг. Часть из них была написана еще старым языком, с кучей непонятных букв, а часть просто была не по возрасту ребятам. Но дедушку они очень любили, и книги были скорее памятью о нём. Борьке эта коллекция очень нравилась. Он даже немного сожалел, что у него никто в семье не работал в институте. Тогда бы у них дома тоже жило такое собрание. Но Борькин отец – представитель первого поколения в семье Звонарёвых, увлёкшийся чем-то, кроме практичных забот. Вроде тех, которые выдают в человеке хозяйственность и серьёзность. Но не приносят никакого удовольствия или интереса. И доставать книги они с Борькой стали вместе. И хотя, их ещё не так много, но квартира уже приобретала совсем иной вид. Она становилась наполненной и содержательной. Это не могло не радовать мальчика и его отца.

– Здарова, Борь! – Серёжка забежал в комнату.

– Привет. Ну?

– Да, у меня! Пошли, сейчас покажу!

– Давай, а то мама убьёт, я обещал быстро.

Ребята прошли в комнату Серёжи и Виктора. До армии они жили в одной комнате, что обоих приучило к интересам друг друга. Виктор увлёкся чтением, взяв пример с брата, который до глубокой ночи не давал погасить свет, читая книги. Серёжка приобщился к утренним зарядкам вместе с братом.

Хотя Виктор никогда не пропускал ни одной, Серёжка часто пытался филонить. «А ну-ка, не сачковать! Подъем!» – кричал Виктор брату в ухо, чем конечно вызывал сатирический восторг последнего.

«Вить, ну давай завтра, а? Так спать охота… Честное слово!». Однако, Виктор отговорок не принимал, чем завоевал от брата тайное прозвище «мозгоед».

А сейчас Виктор готовился к поступлению в автодорожный институт, который был в Омске. И после переезда в общежитие, комната должна была полностью перейти Серёжке. И хотя Витина кровать еще стояла на своём месте, над ней уже вовсю красовалась огромная, во всю стену, карта Советского Союза. Родителям подарили её на работе, и более подходящего места для неё представить трудно.

– Смотри, вот они! Ну класс же? Только руками осторожно, не запачкай.

Серёжка достал почтовые карточки ГДР. На одной была изображена старинная башня, река и надпись на немецком: «Манебах. Пойма реки Ильм».

На обратной стороне стоял почтовый штемпель «первого дня», и дата: «10.03.1967».

– Ух ты! Вот это вещь! Слушай, а что такое Манебах? – спросил Борька

– Не знаю. Скорее всего город. Я еще не успел изучить этот вопрос. Нужно в библиотеку сходить, посмотреть карты. Думал, что у нас найду, но дома нет…

– А вот еще, смотри – Серёжка достал карточку, больше похожую на официальный документ, чем на почтовое отправление. Бумага была благородно-жёлтая. Слева изображалось какое-то красивое здание, под которым красовалась надпись: «Frühjahrsmesse Leipzig 1967»1. Справа в верхнем углу были наклеены две почтовых марки. На одной, бордового цвета, была изображена какая-то научная установка, а на другой – голубой, телескоп и млечный путь. Обе марки объединял аккуратный чёткий штемпель «первого дня» с надписью «Leipzig messe»2.

– Слушай, какая классная карточка! Просто класс! А что означает надпись? – поинтересовался Боря.

– Весенняя ярмарка в Лейпциге. Это я в словаре перевел сразу. Мне она тоже больше всех понравилась.

Боре очень понравились карточки, которые привез Виктор из ГДР. Таких он никогда не видел. На Главпочтамте, куда он ездил по выходным, были только наши, Советские.

– Слушай, Серёг, я тебе даже завидую! По-дружески! Это же просто невероятная удача! Как здорово что Виктор тебе их привёз! У тебя теперь самая классная коллекция будет. Таких точно ни у кого нет! Я за тебя очень рад, честно!

– Бери вот эту – сказал Серёжка. Виктор её привёз специально для тебя. Он протянул Борьке карточку с башней на лицевой стороне. – Витька говорил, что она ему напомнила нашу, водонапорную, тут неподалёку. Знаешь, вроде как страны разные, так далеко от дома, а тут почти такая же башня…

– Для меня? Да ты чего, Серёга! Это же, это… Так, точно для меня? Или ты сейчас просто со мной решил поделиться из вежливости?

Борька был на седьмом небе от счастья. Такого подарка он не ожидал.

– Да точно, точно. Ну если не веришь, можешь сам у Виктора спросить. Он подтвердит.

– Ура! Спасибо! – Борька запрыгал на месте, раскинув руки в стороны, и бросившись в объятья Серёжки.

Собирать почтовые карточки и конверты он начал прошлой весной, после того, как отец подарил ему целую серию с фотографиями космонавтов.

В его коллекции уже были карточки из серии «Космос», карточки с изображением советских городов и союзных республик. Огромной удачей Борька считал заполучить карточку, прошедшую Почту.

Чаще всего это были так называемые филателистические отправления. Когда сам коллекционер клеил красивую почтовую марку на карточку и отправлял её на адрес товарища или родственника. А после того как карточка прошла все этапы пути, обзавелась штемпелями и отметками почтовых отделений, она возвращалась к отправителю и попадала в коллекцию. Но были и пару настоящих открыток. Еще старых – им лет по тридцать. Как правило в таких открытках люди просто поздравляли друг друга с днём рождения или новым годом. Но Борька считал такие открытки самыми ценными. Потому что, за ними стояла целая история. Ведь когда держишь в руках такую карточку, начинаешь представлять: а кто её отправил? Кто написал эти слова поздравления? Кому она предназначалась? Возможно, это два человека, которых разлучила судьба, и они много лет друг друга не видели? С какими чувствами они пишут друг другу? Откуда они пишут? Может быть, на службе или на работе, в свободную минутку? Или вечером, дома, в одиночестве, какой-то человек с помощью этой открытки словно протягивает руку своему другу или родственнику. Протягивает её через сотни и тысячи километров. Через поля, горы, города и посёлки. Через несколько дней пути почтового вагона или самолёта? И Борькино воображение начинало дорисовывать из нескольких строчек на старом куске картона целую жизнь, неизвестных ему людей, которые благодаря Борькиной фантазии становились ему такими близкими…

– Серёжка, спасибо! Это просто класс, какой подарок! Я тебе тоже что-нибудь обязательно подарю!

– Да ладно. Это ж не я. Это Витька. Но его можно не благодарить. Он говорит, что там они стоят копейки. Ну вернее их деньги. А ему вообще достались бесплатно. Он ведь не думал, что мы филателией увлекаемся. Они к нему случайно попали.

– Слушай, а где он их достал?

– А это мне удача улыбнулась! – в дверях стоял Виктор, – нас самих в город то не выпускали. Солдатам не положено. Но капитан у нас ротным был, мужик что надо. Он перед самой демобилизацией открытки на память и привез. Вроде как, за границей были, вот, что бы не забывали.

Виктор улыбнулся, и вышел из комнаты обратно на кухню.

– Вить, спасибо тебе большое за открытку!

Виктор улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты обратно на кухню.

– Класс конечно. Мне бы так… Витя, наверно, много интересного видел?

– Ты знаешь Борь, он пока не особо рассказывал. Говорил только, что дальше части нигде не был. Но вроде гарнизон стоит там, где до этого фашисты располагались. Все казармы и постройки были немецкие. Вот так, прикинь?

Серёжка гордился Виктором. Подумать только, там, где располагалось гнездо немцев – фашистов, теперь наши советские воины стоят на страже! И один из этих воинов был его брат. Это даже круче, чем… чем… Да круче всего!

– Ёлки зелёные, Серёга, совсем про время забыл! Вот от мамы достанется! Я же ей обещал быть через полчаса. У тебя есть во что карточку завернуть?

– Да, сейчас что-нибудь найдем. Серёжка открыл нижний ящик большого чёрного письменного стола, и достал оттуда промокашку. – Вот, держи!

– Слушай, а ты сам как? – спросил Боря.

– Да ерунда. У меня их много. Ты же знаешь, я аккуратный – улыбнувшись подмигнул Серёжка.

– Ну бывай. Покеда! – бросил Борька и помчался к выходу.

В коридоре он наткнулся на Виктора. Тот чистил щёткой тщательно выглаженный военный китель, на котором были разные знаки отличия.

– Куда летишь, торпеда?

– Домой. Маме обещал. Вить, ещё раз, спасибо за карточку! Она… она просто класс!

– Давай, заходи! – ответил Виктор, и поднял вверх правую руку, прощавшись с Борькой.

Расстояние от дома Зыряновых до своего Борька преодолел за считанные секунды.

Он заскочил в двери, скинул сланцы и побежал в ванную, мыть руки.

– Мам, я дома. Как и обещал – крикнул Борька из ванной.

– Ну-ну – иронично ответила мама. – Говорил полчаса, а уже суп остывает. Давай садись за стол.

– Мам, представь, Серёжке брат из ГДР такие открытки привёз! Одну мне подарил. Я таких никогда не видел. Я тебе позже покажу, как папа придет! А у нас никто за границей не служит?

Мама улыбнулась, и вздохнув сказала:

– Вот новости. Кому служить-то?

– А вы с отцом бывали, когда-нибудь в других странах?

– Нет сынок. Не довелось. Да и что нам делать за границей? Мы с отцом не дипломаты, не военные. Да и страна у нас огромная. Куда интереснее на Камчатку или Сахалин съездить! Я бы хотела. Вот если твой отец получит отпуск летом, то обязательно смотаемся.

– Ага, получит он летом – пробурчал над тарелкой с супом Борька. – У них то производственная необходимость, то Завьялова подмени. А после этого пожалуйста – идите отдыхайте. Зимой. Когда никуда и не съездить…

– Ну не ворчи. Отца на работе ценят и заменить его некем. Ты же знаешь.

Борька знал. Он понимал, что отца на работе действительно уважают. Всякий раз, когда случается авария, или нужно какое-то рационализаторское предложение, начальство обращается именно к нему.

Отец Бориса был мастером на автобазе. Несмотря на то, что у него не нет высшего образования, опыта у него столько, что любого инженера мог за пояс заткнуть. Да и руками он мог починить или собрать что угодно. Хоть ракету!

Работать он начал рано. Война только-только закончилась, но Борькин дедушка не вернулся с фронта. Он погиб. Они не знали даже где. Последнее письмо он отправил из Таллина. Впереди – наступление и всё. Больше ничего для Борькиного дедушки не было.

Игорь – так зовут отца Борьки, остался один со своей мамой и маленьким братиком. Вскоре братик заболел и умер от тифа. Борькина бабушка осталась одна. Приходилось работать много и тяжело, и однажды, через несколько лет после войны, она сильно заболела. Врачи сказали, что это лёгкие. После продолжительной болезни не стало и её. Соседи тогда еще говорили: «Видать за собой позвал».

Борькин отец в это не верил. Он помнил своего папу и очень его любил. И не стал бы его папа никого за собой «звать». Потому что Гарика – так он ласково называл сына, он тоже любил, и не оставил бы его одного.

Какое-то время Игоря опекала его двоюродная тётя – Оля. Но с детства Игорь помнил слова отца, уходящего в сорок первом на фронт: «Гарик, ты теперь в семье за главного. Запомни, всегда будь мужиком!». Отцу Борьки тогда было чуть больше семи лет. Но он запомнил это наставление и всегда ему свято держался. Так и рос – мужиком. И поэтому, после восьмого класса пошёл учиться в училище на слесаря. Скорее стать самостоятельным и начать трудиться – стало его целью. После армии он познакомился с Борькиной мамой. Обаятельная и весёлая девушка, работала буфетчицей в консерватории. Однажды, туда пришёл коллектив автобазы, где работал Игорь. Как говорили родители, это была любовь с первого взгляда. Она была старше чем он на несколько лет. Но так понравился ей весёлый и неунывающий молодой парень, что через какое-то время они поженились, и родился Борька.

– Ну привет, семья!

В дверях появился отец. Несмотря на то, что сегодня выходной, его утром снова вызвали на работу, и ему пришлось полдня провести на автобазе.

– Папка! – по-мальчишески закричал Боря и бросился к отцу на шею.

– Ты чего, кабан. Раздавишь батю!

Отец, конечно преувеличивал. Он, хоть и был среднего роста, но был крепким и даже коренастым. Работая всю жизнь физически, он развил неплохую мускулатуру. Можно даже подумать, что он атлет. Мама даже говорила как-то, что отцу нужно стать боксёром. На что папа вздыхал, отвечая, что работы руками ему и на автобазе хватает. В любом случае, физкультурой он с Борькой занимался.

– Пап, я тебе сейчас такое покажу! Витю помнишь? Ну брата Серёжки Зырянова из сто второго? Он же из армии вернулся. В Германии служил. Так он такие классные открытки привёз! Представляешь, он мне одну подарил. Сейчас покажу!

– Так, филателисты, ну-ка не разбредаться! – тут же голосом командира сказала мама. – Один суп не доел, второй вообще не ел. Сейчас засядете за свои альбомы с марками-открытками, вас потом не соберёшь.

– Так, Лора Николаевна, давай не ругайся. У нас тут с Борисом Игоревичем серьёзное дело!

– Да-да, знаю я это ваше «дело». Сейчас засядете на час. Нет уж. Давайте-ка. Один: брысь обратно за стол, а второй-мой руки и к столу.

– Ну брат дела. Тут уж ничего не попишешь. Придётся подчиниться!

– Ладно пап. Слово мамы – закон!

Все трое засмеялись.

Борька очень любил, когда отец был дома. Во-первых, это означало, что на календаре выходные. А во-вторых, с отцом всегда очень интересно разговаривать. Нельзя сказать, что он был профессором и знал всё на свете. Нет. Как раз наоборот. Борька часто переживал из-за того, что отец не стал инженером и вряд ли станет начальником. Высшего образования у него не нет. Но за то, был большой житейский опыт. На любую ситуацию у отца был ответ. И почти всегда – история из жизни. И, кстати, несмотря на то, что Борькин папа был мастером на автобазе, он очень любил читать. У них конечно не было такой библиотеки, как у Зыряновых. Всё больше художественные, приключенческие книги. Жюль Верн, Конан Дойль или Александр Беляев – были прочитаны и перечитаны множество раз, как отцом, так и самим Борькой.

Отец говорил, что, когда был в Борькином возрасте, ему не удавалось читать. Время было тяжёлое. Когда Борькины родители поженились, совсем скоро на свет появился сам Борька. И без того маленькая квартирка в бывшем военном городке, где они живут и сейчас, наполнилась пеленками-распашонками. Какие уж тут книги. Но когда Борька подрос, жизнь пошла своим чередом, появилось свободное время, и можно начать чем-то увлекаться.

Так появилось у Борькиного отца увлечение марками. Читая о разных странах и городах, он заинтересовался и географией. Однажды, в Доме культуры Октябрьской Революции была филателистическая выставка, куда родители зашли случайно. Они гуляли по городу в выходной. Борька тогда был в лагере.

На стендах были разные красивые марки, под каждой из которых написано, откуда она и что на ней изображено. В основном это были советские марки. Но один из стендов заинтересовал Борькиного отца больше других. На нём были маленькие, песочено—зелёного цвета марки, с надпечатками. На одной из них Борькин отец прочёл «MQE 20 S».

– Вас что-то заинтересовало, молодые люди? – к ним подошёл пожилой мужчина, с аккуратной белой бородкой и усами как у мушкетера.

– Да, очень марки интересные. Я таких не видел. Откуда они? – спросил Борькин отец.

– О, молодой человек! Это одни из первых почтовых марок Мартиники. Вот эта, например, – «мушкетёр» показал на одну из марок, – с надпечаткой её номинала в двадцать сантимов. Была выпущена в одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году. Вам интересно?

– Ещё бы! Лора Николаевна (так Борькин отец шутливо называл его маму) смотри, марка старше наших родителей, а выглядит как новенькая!

«Мушкетёр» улыбнулся.

– Конечно, молодые люди. Я вам скажу больше: эта марка была выпущена до моего рождения, а мне уже под восемьдесят. И заметьте, она выглядит явно лучше меня!

Мужчина засмеялся, а Борькиному отцу такое сравнения показалось весьма печальным.

– А где это, Мартика? – спросил отец.

– Не «Мартика», а МАРТИ-НИ-КА – по слогам произнёс «мушкетёр», – это один из Антильских островов в Карибском море. Французская колония. Между прочим, молодые люди, Мартиника была главным поставщиком рома в том регионе! Вы слышали об этом?

Борькин отец обычный то алкоголь не пил.

– Нет, не доводилось.

– О, молодой человек, тогда вам не понять, что значило в те времена быть главным производителем рома! Особенно, на морском побережье! Я бы вам посоветовал, изучить эту удивительную страну. Не пожалеете!

Мужчину окликнул другой филателист, он откланялся, а Игорь и Лариса остались любоваться марками.

На страницу:
1 из 6