Бенефис Сохатого

Недовольное утробное рычание послышалось почти сразу, как только он крепко охватил руками пахучий смолистый ствол. Из ближайших кустов вывалился медведь, размеры которого он и представить себе не мог: яростно скрежетнув когтями по стволу, на который только что забрался мальчишка, от встал во весь рост и без малого не зацепил лапой ногу Тимира, зажмурившегося от ужаса. Рёв зверя и дрожавший от ударов лап ствол заставили его посмотреть вниз. Медведь не делал больше попыток достать когтями новую жертву, сидевшую у него над головой. Хотя, казалось, встав на задние лапы ему не составило бы большого труда дотянуться до нижних веток. Но сил на это у зверя не было. Он был ранен. С правой стороны его грудины виднелось выходное отверстие раневого канала. И ещё одна рана была на задней лапе. (Судя по всему, стреляли дважды, и ранили крепко, хоть и не смертельно. Раненый зверь затаился и бросился на первого попавшегося человека с ружьём. Отец, похоже, не ожидал этого: на шагающего по своим делам охотника нападать в лесу обычно некому. Кроме таких вот случаев. Раненый медведь от безысходности может и не такое, и сейчас он пытался достать юного охотника, сидевшего соблазнительно близко над ним.) Стараясь не свалиться со своего убежища Тимир перехватил ружьё, взвёл курок, опустил ствол вниз и почти не целясь выстрелил в широко разинутую, клыкастую пасть. Грохот и дым скрыли бешеный взгляд медвежьих глаз, источавших лютую ненависть.

Отдача вырвала из мальчишеской руки ружьё и оно упало под дерево, где его сразу начал терзать когтями и клыками зверь, подмяв под себя и превращая в гнутый, обрамлённый щепой кусок трубы. Скоро возня и рычание внизу сошли на нет, зверь затих, улёгшись на землю и карауля жертву, а потерявший оружие Тимир обхватил крепче ствол и стал ждать, когда силы его покинут и он неминуемо упадёт в медвежьи лапы.

Он просидел так вечер, всю ночь и утро следующего дня, с опаской наблюдая за притихшим зверем. Его неподвижность принимал за хитрость – интеллект косолапого известен, может обмануть любого. Проверить, жив хищник или нет, не решался. Да и сил на такую проверку просто не осталось. И вот спасение пришло, словно чудо, которого уже не ждёшь.

Только в том, что бабушка Евдокия оказалась рядом, не было никакого чуда. Это мама, увидев, как Тимир направился в лес по следам отца, запрягла в телегу пегую кобылу Ромашку, и через пару часов уже рассказывала о случившемся своей матери, бабушке Евдокии. Та же, едва услышав обо всём, не тратя и минуты двинулась с ней обратно. С рассветом была уже в лесу, встала на след и очень быстро нашла останки отца, тушу медведя и своего внука, еле державшегося на дереве.

Эту историю внук, будучи уже Тимуром Фёдоровичем, за свою жизнь вспоминал нечасто. Разве что при взгляде в зеркало непроизвольно косился на седую прядь в густой шевелюре чёрных волос – такая отметина появилась в ту самую ночь, которую он пацаном провёл на дереве. В целом же травмирующие детскую психику события со временем стёрлись и таились где-то в самых глубинах памяти, всплывая лишь в тех случаях, когда его очередной раз обдавало опахалом близкой смертельной опасности. Вот как сегодня.

Он задумчиво рассматривал пробитый картечью радиатор Нивы, капот, выглядевший не лучше овощной тёрки, и несколько отверстий в лобовом стекле, одно из которых пришлось аккурат напротив водительского сиденья. Не уклонись он к полу за секунду до выстрела, дело было бы совсем плохо: потенциально фатальная смятая картечина застряла в подголовнике его сиденья. Три нуля, между прочим, ничем не хуже пули от мелкашки. Но сейчас он вовсе не накручивал себя несостоявшимся увечьем или возможным летальным исходом, а старался оценить внеплановый ремонт, который предстояло сделать.

Это там, в лесу, когда Нива приняла на себя дробный стук картечи, его обдало волной жара, адреналин бросил тело в режим берсерка, и он, мыча от ярости, выскочил из остановившейся машины в темноту ночи, стараясь поймать в прицеле неясный и быстро удаляющийся контур уазика, мелькающий в свете фар. Но стрелять не стал, удержал палец на скобе усилием воли. Сумел сдержать себя от рефлексов и вернуться к рассудительному поведению.

Оценил всё сразу, расчётливо разложив по полочкам – у него в стволе дробь, никакого эффекта от такого выстрела не будет. Значит и нечего тратить заряд. Уаз уже далеко, номер он не рассмотрел (был закрыт чем-то), кто в него стрелял тоже непонятно: скрывающий формы балахон и маска, разве что роста много выше среднего. Ну и чего сейчас махать кулаками, после драки?

Сообщать обо всём начальству или в полицию не стал, надо сначала самому разобраться. Поэтому позвонил зятю, у которого имелся дружок на эвакуаторе, и ещё до рассвета перевёз пострадавшего железного коня в гараж. На ремонт.

Собственно повреждения были не ахти какие – радиатор под замену, бачок омывателя, одна фара да лобовое стекло. Ну и дыры в корпусе залатать. Всё вполне по силам финансово и физически. Сам управится. Зятю и его дружку накрепко наказал держать язык за зубами, объяснив повреждения тем, что сам нечаянно выстрелил по машине, запнувшись о кочку. Незачем всем знать о таком казусе. Молодёжь позубоскалила над неуклюжестью старшего, да и забыла про это.

Он же первым делом начал не с ремонта, а с осмотра места происшествия. Следующим утром, закрыв Ниву в гараж, он вернулся в лес. Прошёл по следам «буханки», начиная от места их встречи и до пруда, на берегу которого быстро обнаружил прикопаные останки разделанного лося. Там снял размеры с отпечатков обуви, в изобилии наличествующих на влажной почве, и присоединил лист бумаги с обрисованным контуром сапог к ранее найденым предметам – в пластиковом пакете уже лежали два пыжа-обтюратора 12-го калибра, поднятые ещё ночью рядом с Нивой.

Топтались тут двое. 45 и 39 размеры обуви соответственно. Рисунок подошвы обычный, от большого кирзового сапога и маленьких ботов, образца «прощай молодость». Никаких особенных привязок нет, кроме одного – лилипутский размерчик у второго. Второго потому, что стрелял в него явно не он, а обладатель более крупных сапогов. Стало быть, рулил буханкой тот, что помельче. Место добычи и разделки зверя было аккуратно прибранным. Если бы не профессиональный глаз Тимура, то никто бы и внимания не обратил на оставленные следы: подъехал уазик к берегу, да и уехал. Может на рыбалку приезжали?

Может. Поэтому решил пройти по следу автомашины дальше, в направлении заезда (выездной след его изначально интересовал мало, и так понятно, что он будет путанным и в ложном направлении). Через пару километров вышел на место стоянки: в земле чётко просматривались более вдавленные отметины от колёс, где уазик стоял некоторое время. Между этим местом и прудом, где был отстрелян лось, следы от сапог почти не просматривались. Всего в трёх местах он смог разглядеть отпечатки каблуков. Причём след в след. Их обладатели старательно шагали по твёрдому или там, где следы были незаметны, но всё же наследили. Вывод прост – шли от машины к засидке, потом обратно за ней. Прошёл по следу колёс ещё дальше, не меньше пяти километров, и вышел к месту, где уазик останавливался, а его пассажиры уходили в лес. Тут его озадачило несоответствие следов обуви, словно в машине находились уже четверо. Присмотревшись внимательнее понял в чём дело: отпечатки были тех же двух размеров, просто от разных подошв. Будто вышли из машины в городской обувке, а вернулись уже в сапогах. Затейники.

Поразмышлял некоторое время, и пришёл к выводу – где-то тут у них тайник. Там они и переоделись. А может и не только одежда у них тут припрятана. Начал изучать следы более внимательно, понимая, что хорошо замаскированный тайник обнаружить без собаки или металлоискателя практически невозможно. А эти разбойники ещё те, наверняка люди опытные и битые.

На осмотр местности ушло больше часа, однако результата не было – тайник был оборудован качественно. Кроме всего, Тимур не собирался оставлять тут свои следы, свидетельствующие о его интересе, поэтому делал всё аккуратно: больше смотрел, осторожно пробуя грунт и траву заострённой палкой. Не рыть же землю или дёрн, сразу будет ясно, что искали. Нужен-то, по большому счёту, не сам схрон, а его хозяева. Значит, сделаем по другому…

Ничей

– 

Ты чего оперов вызвал без моего ведома?

Тембр голоса в динамиках телефона и сама тональность общения не предвещали ничего хорошего для абонента, ответившего на звонок начальства. В соответствии с общепринятыми концепциями развития сюжетных линий, далее должно было воспоследовать ответное оправдательное лепетание. Но не в случае с Сахой. У него на подобные вызовы имелся врождённый иммунитет. Поэтому начальству с ним всегда было не просто.

– 

Не быкуй, Баян, – Тимур представил себе вытянувшееся от удивления лицо председателя охотобщества и усмехнулся. – Тут убийство, однако. Уголовное дело. Ты у нас кто? Начальник уголовки?

– 

Ну, Саха… Ладно, потом поговорим.

Тимур хмыкнул и убрал телефон в карман. «Баяном» шефа в глаза называли исключительно приближённые. Он в это число не входил, чем и сбил агрессивный напор начальства. «Ничего, переживёт». Опергруппа с района уже рассредоточилась на берегу пруда. Сотрудники полиции осматривали следы, криминалист достал свой чемоданчик с принадлежностями, а участковый и двое понятых заглядывали в раскоп с лосиными останками. Там было мало интересного: шкура, в которую оказались завернуты внутренности, и четыре голяшки с копытами: обычные субпродукты с характерным запахом.

В чужую работу Тимур не вмешивался. Молча наблюдал за действиями служителей закона и отвечал на вопросы следователя. Всего раз подошёл ближе, когда лосиную шкуру развернули, потроха стянули в сторону и всё это проверили металлоискателем. Увиденного ему было вполне достаточно.

Это криминалисту были интересны размеры и форма клинка, которым разделывали тушу, рисунок и глубина отпечатков протектора шин и обуви. Ну ещё размер входного отверстия от выстрела, по которому можно предположить калибр оружия. Кстати, выстрел пришёлся в шею. Тимур же оценил другое: хирургическую аккуратность, с которой был освежёван зверь. Ни единого лишнего надреза на шкуре, ни грамма содержимого желудка на всём и чисто обработанные суставы голяшек. И всё без топора, только ножом. Головы лося, кстати, нигде не было. Всё это говорило о сноровке и опыте. Не дилетанты в него стреляли там, на дороге, вот что. А значит, люди хорошо его знающие. Дальше пусть полиция работает по своим планам, а он займётся своими.

Тут послышался звук мотора приближающегося транспорта, и к берегу подкатил джип, из которого вальяжно выпростался тучный человек в камуфляжном наряде. Вот и начальство прибыло.

Солидно, по хозяйски, прошагав к эпицентру событий человек сунул руку поочерёдно всем присутствующим, словно являл милость каждому. Только старшему группы пожал, как равному. А Тимуру просто кивнул. Как же: барин гневаются, оне не в духе.

Переговорив вполголоса со следователем и участковым человек, наконец, изволил подойти к егерю.

– 

Ну, что скажешь?

Тимур спокойно выдержал недоброжелательный, давящий взгляд, с прищуром осмотрел пруд и указал направление:

– 

Там и там были номера. В быка стреляли с этой стороны, на выходе с водопоя. В сумерках уже. Я слышал выстрел, не успел доехать. Утром проверил, и вот, обнаружил.

Председатель охотобщества, Багун Александр Янович, тяжело вздохнул, чуть качнув головой. Председательствовал он второй год, сменив на этой вроде бы незавидной должности ушедшего на покой предшественника. Сам он тоже был пенсионером, но военным. Свои командные управленческие привычки изживать не спешил. Постепенно обзаводился собственной командой и окружением, плавно переводя управление охотничьих угодий из общественного в единоличное. Но в специфике ведения охотхозяйства был не силён, поэтому терпел вредного егеря, доставшегося ему по наследству от Правления общества, считаясь с его опытом и стажем.

– 

Откуда знаешь, что это бык? Головы же нет, – Багун покосился Тимура.

– 

Глянь туда. Видишь копыта? У коровы они другой формы, поуже и острее. А ещё у быка есть яйца и вон та штуковина…

Полицейские и понятые негромко засмеялись, а Баян стал быстро багроветь шеей, не оценив шутки.

– 

Ладно, это не важно. Ты вчера почему сети на протоке не проверял? Я же сказал тебе, где быть.

Тимур кивнул следователю, подзывающего его жестом подписать протокол: сейчас, мол. И сказал тихо, чуть наклонившись к председателю:

– 

Это важно. Тут пара самок осталась без быка, значит теперь уйдут искать самца в другое место. Те сети ставят все кому не лень, пусть у рыбнадзора об этом голова болит. А в лес с оружием пойдёт не каждый

,

и лося не каждый может взять. Вот таких и надо вылавливать. Припомни лучше, кому ты говорил, что я сети проверять буду?

Багун косо посмотрел на собеседника, через небольшую паузу бросил:

– 

Да много кто это слышал, людей вокруг было полно, пятница же.

Это было правдой. Приёмные дни в правлении охотобщества были многолюдные, особенно перед выходными, не сравнить с понедельником или средой.

– 

Не про пятницу речь, – Тимур бегло читал протокол, ставя зигзаг в конце текста на каждой странице, – я всех помню, кто был в этот день. Может ещё кому говорил, позже?

Спрашивал для порядка, заранее зная, что толкового ответа не услышит. Так и вышло. Багун мотнул головой, больше никому, мол. Тимур старательно вывел, где положено: «С моих слов записано верно, мною прочитано» и поставил незамысловатую подпись с датой. Всё. Теперь этим делом официально займётся полиция. Само собой, что никаких надежд на результативность действий служителей закона он не питал. Поэтому, распрощавшись с присутствующими и вежливо отказавшись на предложение Багуна подвести, Тимур шагнул в лес и для всех словно бы исчез.

Он шагал привычно бесшумно, не ломая перед собой веток и не треща сучками под ногами. Ходить так научился ещё в детстве, под патронажем бабки Евдокии, взявшей над ним шефство после гибели отца. Тише ходишь – больше слышишь. Видеть тоже в лесу надо уметь. Если взгляд тренирован правильно, то он не реагирует на фоновую картинку местности, но периферийное зрение сразу срабатывает на движение: горизонтальное или, что более заметно, вертикальное перемещение любой цели или объекта. Совсем хорошо, если можешь по ходу замечать всё необычное, нехарактерное для этого места – сломанная ветка, смятые кусты, сбитая роса, рез от топора на дереве или притоптанное костровище. Про следы и говорить нечего, этой грамоте он был обучен в совершенстве. Бабка не единожды заставляла читать развёрнутую книгу леса, и не отставала от него до тех пор, пока он подробно не расскажет кто, когда, куда и по каким надобностям тут прошёл, наследив на снегу, траве или по чернотропу. Всё это ему и самому было по душе, не сравнить со школьной зубрёжкой скучных, ненужных для жизни предметов и дисциплин. Выстраивать из незначительных примет и следов образную картинку лесных сцен и событий всегда было интересно. Соответственно сам старался не оставлять после себя никаких следов, ну или сводить их к минимуму, не привлекающего чужого внимания. Ещё бабушка Евдокия учила, чтобы лес слушала душа – көрсүк. Тогда слух и зрение отходят на второй план, уступая место изначально свойственному настоящему охотнику качеству – чутью. С привычным человеку обонянием это не имело ничего общего, а было некой интуицией или наитием, помогавшим охотнику взять добычу. Сама бабушка всегда знала где искать нужного ей зверя. Учила внука настраиваться на него и интуитивно выходить на след. А дед, по её словам, умел даже выводить зверя под выстрел. Но в этом Тимур не преуспел, если честно. Да и бабка не настаивала, упомянув о том, что это умение приходит с возрастом. Не физическим, а духовным. Что это означает, он тогда не понял.

Идти пешком по лесу ещё чем хорошо? Думается при этом легко и продуктивно. Любая проблема или задача обязательно находит своё решение, причём довольно быстро. Сейчас Тимур как раз и действовал в соответствии с принятым чуть ранее решением. Он шёл к дальнему солонцу, где для контроля и наблюдения за зверем стояла его личная фотоловушка. Её предстояло установить на новом месте – там, где по его предположениям находился тайник.

Путь вышел не близкий. Десять километров в одну сторону, и одиннадцать в другую. Пока прошагал половину обратной дороги, день уже давно склонился к вечеру. Решил заночевать в лесу. Сложил таёжный костерок, заварил в жестяной кружке чай, и понемногу напряжение последних суток стало отпускать. Ровный и мягкий жар пламени грел тело и душу, вбирая в себя тревоги и заботы, и выбрасывая их сизым дымом во Вселенную, в самое звёздное небо. Тимур лежал у костра и улыбался, глядя в качающуюся туманную роззвездь Млечного Пути. Ему было хорошо, словно улетал на качелях назад в детство. На эфемерном пороге сна, перед тем, как сознание уже готовилось смежить веки, заметил шевеление на пляшущей границе света от костра. Точнее, услышал лёгкий шум. Чуть повернулся, вытащив из-под служившего подушкой рюкзака короткий ТОЗ-106 (в охотничьем обиходе – «кулацкая радость», заводской обрез 20 калибра). Опасности не ощутил, посему уложив ствол на сгиб локтя спокойно ждал, когда ночной гость соизволит подойти ближе.

Он появился из тьмы постепенно, словно её сгусток, живущий своей жизнью. Сначала обозначился контур фигуры то ли пса, то ли волка, медленно и осторожно приближающегося к огню. Выйдя из темноты на свет зверь сел. Им оказался совершенно чёрной масти пёс, худой, в репьях и не совсем здоровый на вид. Посидев немного и впитав ребристым боком умиротворяющий жар костра лёг, положив на вытянутые перед собой лапы лобастую голову. Не рычал, не скалил пасть, даже смотрел в сторону, словно игнорируя присутствие человека. В его позе и поведении легко угадывалось единственное желание – согреться у жаркого пламени. Тимур не стал мешать зверю, внимательнее приглядываясь к нежданному гостю. Худоба ночного визитёра объяснилась быстро – на боку, который он подставил волнам тепла и света, виднелась старая рана, плохо зажившая и всё ещё сочившаяся сукровицей. Её рваные края красноречиво говорили, что отметина оставлена острыми клыками секача. Нижняя челюсть тоже была повреждена, скорее всего сломана и срослась криво, выставив наружу желтоватый обломанный клык. Пёс был помесью лайки и овчарки. Похоже, что он травмирован кабаном, это с азартными или неуклюжими охотничьими собаками случалось часто. По виду пёс был уже стар, и в лесу обитал давно, забытый или брошенный своим хозяином. Сейчас, выйдя к костру и зная, что человека можно не опасаться, зверь понимал, что добра тут тоже ждать нечего. Поэтому отрешённо закрыл глаза и уснул. «А я его знаю. Ничей пёс.» – вдруг понял Тимур. Его след в своём обходе он иной раз встречал, примечая мелкий шаг и петляющую походку, словно оставил его раненый или больной зверь. Чаще всего он появлялся рядом с падалью или останками добытой другими зверьми добычи. На полноценную охоту сил у него не доставало. Странно, что он не выходил к людям в ближайшие деревни.

Видя, что гость уснул, Тимур устроился удобнее, держа его в поле зрения. Но скоро задремал и сам. Утром, едва сырость росы коснулась ещё закрытых век, потянулся, с наслаждением разминая мышцы и обнаружил, что пёс лежит уже у него в ногах, прижавшись боком к подошвам. Хмыкнул, покачав головой. Когда зверь не поднимая морды с лап скосил на него взгляд, негромко и спокойно спросил:

– 

Выспался?

Не дождавшись никакой внятной реакции вытащил из вещмешка свёрток с провизией и, развернув пропитавшуюся ароматом снеди бумагу, кинул псу кусок пирога с вязигой.

– 

На-ка, подкрепись.

Пёс вежливо тронул носом подношение и учуяв снедь осторожно ухватил зубами. Подняв морду пережёвывал мягкое угощение, поворачивая пасть то так, то эдак, отвернувшись от Тимура, словно стыдясь своей ущербности. Потом выгнул шею, проглатывая свой нежданный завтрак, и шевельнул хвостом, обозначив благодарность. Взгляд его, между тем, не выражал ни радости, ни надежды. Эк жизнь-то его потрепала…

Подогрев на рубиновых углях вчерашний чай в кружке, Тимур наскоро позавтракал сам и, уже собравшись в дорогу, решал, что делать с псом? Забрать с собой не получится, путь домой не близок, зверь его не осилит. И на руках не утащишь, тяжеловат будет. Бросать тоже не по людски. Решившись, осторожно протянул к нему руку. Пёс покосился, но недовольства не проявил. Скорее наоборот, чуть подался навстречу.

– 

Вот и ладненько.

Тимур погладил лобастую голову, успокаивая пса, и рассматривал рану на боку. «Придётся шить, иначе долго не протянет». Достал моток суровой нитки, иглу, смочил в спирте и приступил к полевой хирургии. За всё время неприятной и болезненной процедуры пациент пару раз лязгнул зубами, когда неосторожные движения человека причиняли ему боль, но в целом не мешал. Понимал, что сейчас тот всё делает ему во благо. Протерев спиртом рану Тимур срезал отмершие клочья кожи и мешавшую шерсть, затем ровными стежками стянул края пореза, надеясь на разумное поведение пса в дальнейшем – не разгрыз бы узлы и нить. Убедившись, что всё сделал аккуратно, протёр спиртом место операции ещё раз.

– 

Ну вот и всё. Поправляйся.

Пёс повернув голову с трудом дотянулся носом до шва и пару раз лизнул его. Потом снова уткнулся в лапы, поглядывая на Тимура. А тот соображал: загасить костёр или оставить так? Разгораться тут было нечему, ветра нет, да и псу будет рядом с чем погреться. Решил рискнуть. Сгрёб в центр костра остатки головёшек и углей, освободив вокруг участок уже выжженной земли и кинул псу остатки от своей трапезы:

– 

Бывай, Ничей. Бог даст – свидимся.

Пёс понимающе мигнул карими глазами и равнодушно посмотрел на удалявшуюся фигуру человека.

Фотоловушку он настроил на обнаружение крупного объекта, заменил аккумуляторы и установил повыше, на дереве, чуть с боку от дороги и того места, где, как он выяснил, неизвестные заходили в сторону своего тайника. На их тропе, короче говоря. Заряда батарей должно хватить на месяц с лишним, а то и два. За это время кто-нибудь да объявится, а дальше будем посмотреть.

Проверив, хорошо ли замаскировано ценное устройство и не мешает ли сенсорам качание веток, убрал за собой там, где наследил и направился в сторону дома. До него ещё шагать и шагать, но Тимур не собирался стирать ноги до колен бесполезной ходьбой. Да и время надо ценить – ещё ремонт машины не начинал. Через пару вёрст, недалеко от пруда, он шагнул в густые заросли орешника и скоро выкатил на тропу велик с широкими шинами. Пристроил на багажнике понягу и кобуру тозовки, сел в седло и размеренно закрутив педалями выехал на тропу.

Тропа была его личная, нахоженная и наезженная, где надо очищенная от веток и упавших деревьев. Её он проложил давно, в самом начале своей работы егерем, по карте и азимуту – никаких навигаторов тогда ещё не водилось. Всего было таких троп четыре. По ним он мог практически по прямой выйти в нужный район своего обхода. Получалось даже быстрее, чем на автомобиле. Велик здорово выручал, когда не было нужды тащить в лес большой груз, а хватало вещмешка и топора. Ну тозовка ещё, без оружия в лесу он не появлялся.

Сейчас Тимур бесшумно катил по мягкой тропе, слушая лес и поглядывая по сторонам, подставляя струящемуся аромату лесной свежести лицо. Иногда, привставая на педалях, наслаждался видимостью полёта над землёй, устремив взор далеко вперёд. Улыбаясь над собственным детским озорством (всё же пятый десяток разменял, пора бы посерьёзнее как-то себя вести), приготовился к затяжному спуску. Тут лесное плоскогорье оканчивалось и начинался сначала пологий, а затем всё более крутой спуск в низину, на котором совсем не лишними будут сосредоточенность и исправные тормоза.

Проверив в движении лёгкий ход рычагов на руле и хват тормозных колодок поморщился: скрип тормозов об обод колёс был неприятен и далеко слышен. Сколько раз собирался сменить накладки на более качественные, да всё откладывал на потом. Набравший под уклон ход двухколёсный конь заставил сконцентрироваться на дороге, соизмеряя тормозное усилие с достаточной скоростной устойчивостью. А ещё надо объезжать разные препятствия, всё же не по автобану едешь. Пятно визуального контроля за дорогой сузилось, он смотрел на пару метров вперёд и, больше всего, под самое переднее колесо, которое отрабатывало амортизатором неровности и мелкие камни, жужжа протектором. Неожиданно стало нарастать беспокойство, словно предупреждая об опасности. Что-то с тормозами? На середине спуска, когда уклон стал более сильным, чуть привстал на педалях и сжал раму бёдрами, добавляя управление машиной корпусом. И периферийным зрением успел заметить постороннее и лишнее, чего не могло и не должно быть в зоне визуального контроля: мелькнувшие чуть сбоку от тропы ступни ног, обутые в старомодные войлочные боты. Мелькнули и сразу остались позади, а мозг уже отработал полученную информацию: кто-то стоит в кустах, уйдя с тропы перед самым его проездом. Прячется, значит не хочет, что бы его увидели. Размер обуви мал, даже очень мал для мужика, но фасон не женский. И чуть косолапое расположение ступней. Где-то он уже это видел. Там, на месте тайника, вот где!