Ее тайная мечта

– Гамаки! Как ты их раздобыл?

– Неважно, – пробормотал мальчик, отводя взгляд. – Кое на что выменял. Со временем сможете расплатиться за них.

– Да как же я смогу? – с горечью произнесла Фейт. – Симон Марш ведь не собирается нам платить.

– Есть и другие способы подзаработать. Я научу вас. Например, здесь позади хижины есть клочок земли. Почва там не самая лучшая, но огород можно разбить, чтобы выращивать овощи. Часть оставлять себе, а остальное на что-нибудь обменивать. Ладно… Это обсудим потом. Не пора ли что-нибудь приготовить? Вы, должно быть, проголодались?

– Я умираю от голода, – призналась Фейт.

– И я тоже! – пискнула Хоуп.

– Сейчас мы обо всем позаботимся, Хоупфул *, – засмеялся Котти и потрепал девочку по волосам.

– Меня зовут Хоуп! – возмутилась та.

– Но ты разве не надеешься на лучшее?

Котти юркнул в сухой угол под гамаком, и тогда Фейт обратила внимание на что-то сваленное у стены. Мальчик вытащил какой-то рулон, развернул, и оказалось, что это две сшитые воловьи шкуры.

– Ты поможешь мне, Хоуп? Возьми сколько донесешь. – Котти указал на небольшую кучку дров в углу. – И разведем огонь.

Прихватив деревянные стойки, что стояли у стены, Котти вышел наружу и, растянув на них воловьи шкуры, закрепил по углам. Укрытие получилось не очень надежным, но, во всяком случае, защищало от дождя. К тому времени как Хоуп притащила охапку сучьев, он, стоя на коленях над обложенной камнями ямкой для костра, уже разгребал сырые остатки старого пепла. Докопавшись до сухой земли, мальчик наломал несколько тонких веточек, надергал коры от сучьев, которые принесла Хоуп, сложил сухое топливо небольшой кучкой и, поработав несколько минут кремнем, высек искру. Когда кучка вспыхнула, мальчик принялся дуть на костер, пока не появился язычок пламени, а потом начал понемногу подбрасывать хворост. В конце концов разгорелось настоящее пламя.

– Следи за ним внимательно, Хоупфул, чтобы не погас.

Котти поднялся и направился в хижину.

– Начинаю верить, что и правда существуют ангелы-хранители, и ты – наш.

Паренек смущенно потупился и, открыв мешок, извлек оттуда пакет с мясом и три заостренные палочки.

– Сегодня ужин не очень-то сытный, но больше мне ничего не удалось добыть: очень мало времени.

– Уверена: этого вполне достаточно, Котти.

– Эта булка… – Мальчик вытащил из мешка хлеб. – Она не совсем свежая, но есть можно.

Фейт подумала, что надо бы ему помочь, но чувствовала себя такой уставшей, что не нашла в себе сил выйти под дождь. Она понятия не имела, как пользоваться гамаком, и ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, каким образом забраться в него и не оказаться при этом на полу. Не выпуская из рук Чарити, она наконец смогла сесть в гамак, удобно в нем устроилась и, должно быть, задремала. Разбудил ее голос Котти:

– Ужин готов, госпожа Блэксток.

Фейт села, потерла кулаком глаза и, почувствовав запах жареного мяса, ощутила спазмы в желудке.

На перевернутой корзине Котти пристроил погнутую металлическую тарелку с кусочками мяса и разломанной черствой булкой.

– Негусто, но уж что есть, – немного смущенно признал мальчик и, сняв с пояса жестяную кружку, наполнил ее водой из ведра, висевшего на крючке у входа.

Дверь закрывать не стали, чтобы не есть в полной темноте, и, усевшись на землю вокруг «стола», принялись за еду.

– К сожалению, пить, кроме воды, нечего, – извинился Котти. – Вино раздобыть трудно, только ром – он здесь в изобилии, – но я подумал, что он вряд ли вам подойдет.

– Все замечательно! Мы такой еды не видели многие месяцы – только солонину, – возразила Фейт и добавила: – Вот достать бы молока… Девочки не видели его с тех пор, как мы покинули Англию, а оно им просто необходимо.

– С этим проблема. Почти все коровы, что привезли первые две флотилии, пали либо пошли на убой. Может, мне удастся где-нибудь раздобыть козу. Загон я сооружу позади хижины.

– Огромное тебе спасибо! Даже не представляю, как смогу отплатить за все, что ты для нас делаешь, – беспомощно развела руками Фейт.

– Научите меня грамоте – и этого вполне достаточно.

Было видно, что мальчику польстило внимание госпожи.

Когда с едой было покончено, Фейт заметила:

– Как давно я не чувствовала себя так хорошо! И мясо было замечательное.

– Это кенгуру, – улыбнулся Котти.

– Кенгуру? Что это такое? – полюбопытствовала Хоуп.

– Другого свежего мяса здесь просто нет, но даже его добыть очень непросто, потому что на животных охотятся и им приходится уходить все дальше и дальше. Это очень забавное животное с огромным карманом на животе, длинными задними лапами. Скачет, как заяц, такое же смирное и безобидное. Их жалко убивать, но людям нужно что-то есть.

– А я так надеялась, мы будем лучше питаться, когда приедем сюда, – с тоской заметила Фейт.

– К сожалению, здесь мало что можно вырастить: почва в самой гавани и в округе каменистая и песчаная, а правительству потребовалось немало времени, чтобы это понять. Сейчас вроде обнаружили более плодородные почвы на Норфолке, в Парраматте и на Роз-Хилле, так что скоро с голодом будет покончено, как обещают. А как условия во время путешествия – были очень скверные?

– Просто ужасные!

Фейт коротко рассказала о тех лишениях, которые им довелось перенести, на что Котти, покачав головой, заметил:

– Когда мы с отцом плыли с первой флотилией, все было не так плохо, но это все благодаря капитану Филиппу, который потом стал губернатором. Других осужденных перевозили частные подрядчики, которым было безразлично, каким доставить груз. Если кто-то по пути умирал, это было даже предпочтительнее: предназначавшуюся для него провизию продавали в колонии. Хоть губернатор и пытается как-то исправить положение, но пока безрезультатно.

Заметив, что Фейт непроизвольно широко зевнула, Котти вскочил.

– Ой, заболтался я – вам ведь пора спать, а то устали с дороги. Я принес пару одеял, они хоть и старые, но все лучше, чем ничего. Если погода позволит, завтра приду и починю крышу.

– Разве у тебя нет других дел? – удивилась Фейт.

– То, чем я занимаюсь, не зависит от времени, – усмехнулся Котти.

– Еще раз спасибо тебе, и спокойной ночи!

– Спокойной ночи, госпожа Блэксток, и вам, девчонки. – Он ласково взъерошил волосы Хоуп и нырнул в темноту.

Костер уже погас, и Фейт пожалела, что не узнала у Котти, где можно еще набрать воды: наверное, он принес оттуда, где река впадала в бухту.

Чарити уже спала, у Хоуп тоже слипались глаза, когда она обвила ручонками шею матери и пробормотала:

– Мамочка, у нас ведь все будет хорошо?

– Конечно, милая.

– Я уже большая и буду тебе помогать.

– Да, моя хорошая. А сейчас поспи.

Фейт, глядя на спящих дочерей, порадовалась, что Хоуп, по-видимому, быстро приспособиться в этой чужой стране, а вот сама она вряд ли когда-нибудь сможет привыкнуть к жизни в Новом Южном Уэльсе. Какой бы тяжелой ни была их жизнь в Лондоне, только Англия навсегда останется для нее родным домом.

Дрожа от холода и сырости, Фейт тяжело вздохнула, забралась во второй гамак и потянула на себя одеяло. Гамак угрожающе закачался, и она затаила дыхание, опасаясь оказаться на полу, но еще до того, как ее ненадежная постель перестала раскачиваться, Фейт спала, не замечая доносившихся снаружи звуков оргий.

Котти Старк тоже слышал звуки, доносившиеся из питейных заведений, расположенных вдоль Скалистой дороги, но для него они были привычны и не вызывали раздражения. Покинув хижину, которую он нашел для своих новых знакомых, парнишка свернул к таверне «Корона», одной из приличных в Сиднее. Большинство подобных заведений в основном предназначалось для развлечения солдат и моряков с кораблей, изредка бросавших якоря в заливе, и их владельцы были людьми простыми, без претензий, но Уилл и Сара Мур, прибывшие сюда как свободные поселенцы еще с первой флотилией, значительно отличались от других владельцев. Уилл Мур, крупный дородный мужчина, поддерживал в своей таверне порядок и не допускал никакого безобразия. Его заведение посещали свободные поселенцы и даже представители городского высшего света. Его жена Сара, когда муки и баранины было вдоволь, выпекала хлеб и пироги и готовила прекрасные мясные паштеты. Уже немолодые Муры не имели собственных детей, и после смерти Генри Старка, с которым были знакомы еще в Англии, взяли его сына к себе, хотя и понимали, что парень он независимый и не позволит, чтобы им понукали: он дал им это ясно понять с самого начала. Разумеется, он выполнял кое-какие поручения в «Короне», чтобы компенсировать затраты Муров на его содержание, но всю жизнь перебиваться случайной работой в таверне не собирался, а был твердо настроен обзавестись собственным делом, причем уже в недалеком будущем.

Сегодня в сумерки Котти пробрался на кухню, стащил кусок мяса и булку, хотя и знал, что из-за недостатка продовольствия Сара бдительно следит за своими припасами. Да, он рисковал, но, если в благодарность госпожа Фейт научит его грамоте, оно того стоит. Впрочем, если бы Муры узнали, сколько всего он у них утащил, то пришли бы в ужас и, возможно, выгнали бы его взашей.

После смерит отца Котти привык ко всякого рода рискованным приключениям, изучил все подворотни и закоулки Сиднея и научился не попадаться во время комендантского часа. «Работа», о которой он вскользь упомянул при Фейт Блэксток, заключалась в торговле контрабандным ромом, который в этих местах был не менее ценной валютой, чем сами деньги.

Спиртные напитки категорически запрещалось выгружать на берег без разрешения губернатора Филиппа, а если таковое было получено, то хранить их полагалось на таможенном складе, который запирался на все замки и засовы и находился под круглосуточной охраной.

Покупать любого вида спиртное могли только те, кто имел на это право: офицеры, свободные поселенцы, а также владельцы постоялых дворов и таверн, но и для них существовали ограничения. Кроме того, на спиртное существовали портовые пошлины, которые без конца менялись и время от времени подскакивали до астрономических величин. Многих такие алкогольные законы не устраивали, и они находили, как их обойти. К таковым относились и осужденные, которым употребление спиртных напитков было вообще запрещено, но тем не менее пили они ничуть не меньше других. Осужденным наличная валюта была недоступна, поэтому офицеры и свободные поселенцы пользовались этим и при совершении торговых сделок рассчитывались ромом. Осужденных также нанимали для выполнения различных работ, помимо их официальной повинности, и оплатой служил ром. Спекуляция и контрабанда процветали, и хотя это влекло за собой множество наказаний, никого это не останавливало. В результате подпольной торговли ромом Сидней, а особенно район Скал, быстро превратился в место постоянного пьяного разгула и драк. В конце концов безобразия достигли таких масштабов, что губернатор приказал солдатам вести там постоянное патрулирование, причем ходить только парами.

Котти обладал достаточной проницательностью, чтобы предвидеть ухудшение ситуации по мере прибытия в эти места следующих партий осужденных и переселенцев. Чем больше кораблей станет здесь на якорь, тем больше развлечений потребуется матросам после многомесячного пребывания в море. Не желая упускать свой шанс, парнишка пользовался любой представлявшейся возможностью заработать. Благодаря удачному обмену ему удалось приобрести небольшую лодку, и он прятал ее в одной из многочисленных бухточек недалеко от Сиднея, чтобы ловчее было осуществлять торговые сделки. Больше года он занимался продажей контрабандного рома и твердо уяснил, что и судовая команда, и офицеры сотрудничают с контрабандистами. Не являются исключением даже капитаны, потому что это помогает им избежать портовых пошлин.

Котти недостатка в покупателях никогда не испытывал: продавал на берегу ром тем, у кого были деньги, чтобы заплатить за товар, продавал и непосредственно осужденным, среди которых было немало головорезов, ради выпивки способных на любое насилие, и это позволяло ему торговать по более низким ценам, чем таможенный склад, и при этом получать хорошую прибыль. Если бы он смог и далее безнаказанно продолжать заниматься этим делом, то к двадцати годам стал бы обладателем немалой по местным понятиям суммы. Пока все складывалось удачно: вряд ли кому-то могло прийти в голову заподозрить двенадцатилетнего мальчонку в наличии таких способностей.

Котти проскочил мимо входа в таверну и направился к маленькой пристройке, в которой жил. Как раз в тот момент, когда он проходил мимо черного хода, дверь отворилась и на пороге показалась Сара Мур, полная седовласая дама, и нахмурившись спросила:

– Это ты, Котти! А я уже боялась, что тебя задержали за нарушение комендантского часа. Где ты был?

– Да так, бродил по поселку, – пожал плечами Котти. – Когда с кораблей выгружали осужденных, я был у причала.

– Не надо бы тебе туда ходить, – покачала головой Сара. – Они такие грубые, все эти убийцы, воры и бог знает кто еще. А в такой темноте того и гляди горло перережут, если заподозрят, что у тебя есть хотя бы фартинг.

– Но ничего же не случилось, – беззаботно отмахнулся Котти. – Зато я познакомился с очень милой дамой Фейт Блэксток и двумя ее маленькими дочками.

– Она осужденная?

– Да.

– Тогда, по моему разумению, она не может быть милой. Ну да ладно… – Сара неодобрительно хмыкнула. – Ты никуда не исчезай: нам с Уиллом нужно поговорить с тобой кое о чем.

– Что-то неладно? – насторожился мальчик, сразу же подумав, не проведали ли они о его незаконных делишках.

– Нет, все в порядке, – успокоила его Сара и, коротко кивнув, глубоко вздохнула. – Понимаешь… Уилл сам хотел тебе рассказать, но он сейчас занят. Дело в том, что мы получили выгодное предложение относительно нашего заведения. Ты ведь знаешь: мы уже давненько подумываем о возвращении домой.

– Вы хотите продать таверну и уехать из Сиднея? – Котти не мог скрыть удивления.

– Да, дружок, именно так. Хоть мы и живем лучше многих, это дикое место так и не стало нам родным. Уиллу все труднее поддерживать в таверне порядок, а дальше будет еще хуже – с каждым кораблем сюда прибывает все больше бандитов. С деньгами же, которые нам предлагают, мы сможем открыть в Лондоне собственный трактир.

– Я и не подозревал, что вы хотите уехать отсюда. – Котти был совершенно ошарашен. – Ведь «Корона» процветает, не то что другие таверны.

– Все верно, но мы скучаем по Лондону. – Сара запнулась, стараясь подобрать подходящие слова. – И Уилл тяжело болен. Он хоть и выглядит здоровым и крепким, но его часто мучают боли: говорит, что ощущает, будто его что-то грызет изнутри. Ему нужны знающие доктора. К тому же он говорит, что, если ему суждено умереть… – У нее на глаза навернулись слезы. – В общем, умереть он хочет на английской земле.

– Какое несчастье, госпожа Сара! И подумать не мог…

– Да я и сама узнала всего две недели назад. Но это неважно. – Сара смахнула слезы. – А поговорить мы хотели вот о чем. Мы очень тебя любим, ты стал для нас сыном, и хотели бы, чтобы ты вернулся вместе с нами.

– Обратно в Лондон?

– Да. Я знаю, раньше тебе приходилось там тяжело, но теперь все будет по-другому. Мы с Уиллом позаботимся, чтобы ты ни в чем не нуждался.

Котти совершенно растерялся, поскольку никогда не думал о возвращении в Англию: знал, что это невозможно. Год назад он согласился бы без сомнений, поскольку считал, что здесь его ожидает жизнь, полная лишений, и ничего больше, но теперь благодаря смекалке и предприимчивости перед ним открывались новые горизонты. И как ни странно, первое, о чем он подумал, это семья Блэксток. После очень недолгого знакомства он почувствовал себя ее членом в значительно большей степени, чем ощущал себя с Мурами, которые всегда были так добры к нему.

– Я знаю, – продолжала Сара Мур, – что твоя жизнь в Лондоне была тяжелой, но сейчас мы с Уиллом купим трактир, и потом он перейдет к тебе, Котти.

Иметь трактир в Лондоне, с точки зрения Муров, было пределом мечтаний, но Котти стремился вовсе не к этому.

– И когда вы решите окончательно?

– Мы уже решили. Покупатель прибыл сегодня с третьей флотилией специально для того, чтобы приобрести здесь подобное заведение, и, осмотрев множество таверн, выбрал нашу. Но что самое замечательное, господин Роберт Беллер готов сразу расплатиться! Ты ведь знаешь, что в Сиднее вряд ли найдется покупатель с такой суммой!

– Значит, скоро… – пробормотал мальчик, глядя в добрые глаза женщины и прекрасно понимая, что если сразу же откажется, то очень обидит ее. – Я подумаю над вашим предложением, госпожа Сара.

Она схватила его за руку и с надеждой спросила:

– Ты обещаешь подумать как следует?

– Обещаю.

Глава 5

Из дневника Питера Майерса

«Март 1788 года.

Постепенно возле устья реки, впадающей в Сиднейскую гавань, возник поселок. Условия моего существования тем временем становились все хуже и хуже. Хоть я и старался заставить себя непредвзято относиться к Уилбурну, он всегда находил какой-нибудь повод, чтобы придраться и оскорбить меня. После нашего прибытия почти все солдаты решили, что их обязанности закончились вместе с путешествием, и отказались надзирать за нами, поэтому губернатор Филипп назначил надзирателями кое-кого из самих осужденных. Что руководило им при выборе – я не знаю: большинство этих надзирателей совсем не разбирались в строительстве, но зато обращались они со своими подчиненными лучше, чем солдаты. К сожалению, Уилбурн так и остался на своем посту. Но довольно об этом мерзком типе! Из-за него я света белого не видел – ни к чему ему отнимать у меня еще и ночи!

За последние несколько недель мы наконец по-настоящему развернули строительство, хотя при этом возникло множество непредвиденных проблем, таких, к примеру, как отсутствие опытных плотников и знающих руководителей. К тому же осужденные – это не добровольцы: сами работать не будут, их требуется постоянно понукать. Да еще инструментов не хватает.

Оказывается, окрестности изобилуют великолепным песчаником, а вот известки очень мало, поэтому приходится использовать для наших домов другие материалы. Опыт туземцев в этом деле нам не пригодился: их жилища ненамного лучше карточных домиков, с той лишь разницей, что сложены из опирающихся друг на друга кусков древесной коры. После многочисленных экспериментов мы все-таки нашли способ строительства. Пусть результаты его не отличаются особой красотой, зато он вполне доступен и позволяет использовать материалы, имеющиеся в нашем распоряжении. В сущности, дома, которые мы строим, во многом похожи на индейские хижины, но только каркасы у них из балок, а стены – из мягких, легко режущихся пальмовых стволов. Промежутки между стволами заполняются переплетенными ветвями, которые затем обмазываются глиной. Когда она высыхает, стены белятся. Вместо полов – утрамбованная земля, а крыши – из дерна или камыша.

Для строительства госпиталя, казарм и товарных складов используется строевой лес, а свою резиденцию губернатор Филипп собирался построить из песчаника. Надо только набрать достаточное количество известки, которую получают из раковин устриц, что осужденные женщины собирают в бухтах. Пока почти все мы еще живем в палатках, но находиться в них, особенно в дождливую погоду, совершенно невыносимо.

Апрель 1788 года.

Пару недель назад двое осужденных бежали куда-то в глубь страны, а сегодня один из них вернулся – истощенный, в горячке, не переставая бормотать о мертвом товарище и «черных призраках», которые преследовали его на протяжении всего пути.

Да, бежать отсюда некуда: по одну сторону от нас лежат тысячи миль морских отмелей, по другую – враждебные и опасные земли, которым нет конца, хотя преодолеть это желание, забыв, какая судьба тебя ждет, невероятно трудно. Когда вокруг все так плохо, разум требует перемен, и не имеет значения, к худшему или к лучшему они окажутся.

С ростом нашего маленького поселка росла и моя неудовлетворенность жизнью. Уилбурн обращался с нами несправедливо и жестоко, и среди осужденных зрело недовольство, хотя высказать свои претензии ему в лицо никто пока не решался. Осужденных, которые отказывались повиноваться, заковывали в цепи и отправляли в специальные бригады, где работать и без тринадцатифунтовых гирь, прикованных цепями к лодыжкам, невероятно тяжело.

Тех немногих осужденных женщин, что прибыли на кораблях, распределили между офицерами и другими высокими чинами. Поскольку сказывается отсутствие женского общества, губернатор Филипп должен был объявить о суровом наказании, которое ожидает тех, кого заподозрят в мужеложстве. Тем не менее оно имеет место быть, что вызывает крайнее отвращение у тех из нас, кто, к счастью, еще не опустился до скотского состояния. Я, правда, порой задумываюсь, сколько человеческого осталось во мне. Ко многому из того, что еще год назад глубоко задевало меня и причиняло боль, теперь я отношусь с полным безразличием. Я часто думаю о моей любимой Элизабет и детях, пишу им письма, которые надеюсь отправить, когда придут корабли с продовольствием.

А еще я мечтаю убить Уилбурна и сбежать отсюда. Вопреки всему, что рассказывают об этой негостеприимной земле, в моих мечтах она всегда представляется зеленой и плодородной, и я вижу, как пересекаю ее и оказываюсь в родимой Англии. Мечта, несомненно, безумная, но по-своему облегчавшая череду тоскливых дней, как и не менее безумная, чем предположение, что по ту сторону горной цепи, на западе от Сиднея, лежит Китай, до которого, по слухам, несколько дней пути. Какая бы страна ни лежала по другую сторону Голубых гор, называемых так за то, что они постоянно окутаны голубым туманом, я твердо знаю, что это не Китай. Но я не стану смеяться над теми, кто верит: у каждого должна быть мечта. Только мечты подчас удерживают нас от сумасшествия и самоубийства.

Все, что радует меня в этой жизни, – мой дневник и общество Генри и Котти Старков. Мальчик, конечно же, не осужденный, может бегать где захочет и чувствует себя на удивление хорошо. Для своих девяти лет он проявлял изумительную предприимчивость и находчивость и каким-то образом, о котором я могу только догадываться, раздобывал дополнительно еду и всякие полезные вещи, что в наших условиях очень высоко ценится, поэтому ни его отец, ни я не требовали от него отчета. Генри, увы, не становится лучше. Когда-то он, вероятно, был сильным и здоровым, но сейчас его точит какая-то неведомая болезнь, от которой он быстро чахнет. Котти никогда не заговаривал со мной об этом, но в его глазах я вижу тревогу.

В лагере нарастает беспокойство: лейтенант Болл, ответственный за снабжение, вернулся с острова Лорд-Хау, куда отправлялся охотится на диких голубей, без единой птицы. А это была единственная надежда пополнить наш запас продовольствия.

Май 1788 года.

Я все серьезнее начинаю подумывать о том, чтобы все-таки попытаться бежать. Так как я ничего не знаю ни о кораблестроении, ни о мореплавании, моя единственная надежда – суша. Я понимал, что в глубине страны могут подстерегать опасности, но мечта о побеге не оставляла меня и становилась навязчивой. В моей бригаде было еще двое таких же сумасшедших, которые вообще не могли говорить ни о чем другом. Эти крепкие здоровые мужчины полагали, что способны вынести все, что угодно, кроме здешней жизни, но у них, к сожалению, не хватало здравого смысла, чтобы объективно оценить степень риска. Несмотря на это, мы довольно часто обсуждали, как можно было бы осуществить нашу мечту. Видимо, это служило хоть и слабым, но все же оправданием нашей беспомощности. Человеку необходимо чувствовать, что он может справиться с обстоятельствами, даже если на самом деле это не так.

Генри Старк с каждым днем слабеет: боюсь, долго не протянет, я же, наоборот, стал куда крепче и теперь резко отличаюсь от того изнеженного городского жителя, каким был когда-то. Смогу ли я выжить там, где многие терпели неудачу? Но туземцы же как-то приспособились и, видимо, прекрасно себя чувствуют. Всякий раз, когда представлялась возможность, я наблюдал за ними и заметил много интересного.

Вопреки первому впечатлению, они отнюдь не нищие: про них не скажешь, что они влачат жалкое существование. Они всегда веселы и энергичны. Ясно, что жизнь, которую они ведут, им нравится, и, очевидно, гораздо больше, чем нам – наша.

Июнь 1788 года.

Положение с продовольствием становится катастрофическим. Точный срок прибытия судов с провизией никому не известен. Люди впадают в уныние, поскольку не знают, удастся ли им выжить. Муки осталось совсем мало, а новые посевы пшеницы еще даже не взошли. Большинство привезенных нами овец пало от болезней. Для борьбы с цингой нас по очереди посылают собирать местные целебные растения: дикий сельдерей, шпинат и петрушку. Мы даже нашли папоротник, у которого съедобные, а для голодного человека даже вкусные корни. Несмотря на близость моря, рыбы очень мало, а наши охотники умудряются больше распугать дичи, чем подстрелить. Кстати, мясо кенгуру оказалось очень вкусным. Я пробовал суп из белых какаду и ворон, а также жареных диких уток, фаршированных ломтиками соленого мяса, и опоссумов, но их мясо сперва нужно вымочить в воде, чтобы избавиться от сильного запаха каучуковых листьев, которыми они в основном питаются. Бандикут – животное с острой мордочкой и глазками-бусинками, очень похожее на крысу, – в зажаренном виде тоже вполне съедобен и по вкусу напоминает молочного поросенка. Однако дичи на всех не хватает, а уходить на охоту в глубь страны, нам не разрешают, опасаясь побегов.