Испытание кошмаром

Потом мама застала папу за шпионским колдовским ритуалом, который должен был передать секреты светочей прямехонько дианам. Она хотела его сдать. Он ее вырубил. А дальше – дерьмовая история.

– Как я тебе? – Винни улыбается и корчит свою самую дурацкую мину, с высунутым языком и обнаженными зубами. И мама улыбается в ответ.

Уф, словно камень с души.

– Заказ готов! – гавкает Арчи, на этот раз еще громче.

– Потрясающе выглядишь, Вин. – Мама неуклюже сгребает Винни в охапку (обнимашки – не их фишка) и целует ее волосы. – С днем рождения мою самую любимую во вселенной дочку…

– Заказ…

– Желаю тебе отличного дня, и не забудь: нам надо позаниматься вождением…

– …готов!

– Кошмар тебя подери, Арчи, захлопни пасть, я тебя слышала! – огрызается мама, бросая на Арчи свирепый взгляд.

Теперь в ней можно узнать того железного Ведущего Охотника, которого Винни помнит с детства. Погладив дочь по голове, Фрэн идет забирать завтраки.

И обслуживать всех этих светочей, которым она больше не ровня.

Глава 7

Нельзя сказать, что большинство светочей откровенно издеваются над Винни и ее семьей. После того как девятиклассники схлопотали реальное наказание от Совета за историю с раскрашенной машиной, местные стали просто игнорировать Винни, Дэриана и маму.

По крайней мере в лицо. За спиной-то они не дураки пошушукаться и позубоскалить. Или еще вот эта тема: «Ой, я вылил на тебя весь свой чай латте. Мне так жаль!»

И когда Винни говорит «за спиной», это следует понимать буквально. Во время классного часа ей приходится сидеть на втором ряду из-за дурацкой системы рассадки мисс Морган – по году обучения. Это значит, сегодня Винни предстоит слушать, как Данте Лунеди[4] шепотом поет ей «С днем рожденья» со своим приятным акцентом. Вот только текст будет слегка изменен.

Казалось бы, его семья переехала сюда всего два года назад из итальянской общины, но таких изгоев, как Винни, презирают во всех четырнадцати ветвях светочей по всему миру. И хотя к американским светочам регулярно присоединяются новенькие, они все точно знают, как себя вести с Винни, Дэрианом и мамой.

– С днем рожденья тебя, – поет Данте. – С днем рожденья тебя. Колдовская шпионка, с днем рожденья тебя.

Ну, зато хоть кто-то вспомнил про ее день рождения. Уже неплохо, правда?

Она не оборачивается, велика честь. Она просто калякает карандашом № 2 в уголке домашки по математике. Вот рога сильфиды. Вот зубы. Вот кожа с текстурой коры. И Винни уже не в классе, а снова в лесу, где слышится дыхание тсуг и елей. Где влага бусинками ложится на кожу, а холод обостряет все чувства.

– С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя. Эй, диановое отродье, с днем рождения тебя. – А допев, добавляет: – Только не делай источник из моих костяшек, si?[5]

Теперь почти весь класс смеется. Это тихие, осторожные, еле слышные смешки, которые можно мгновенно свести на нет. Не смеется только один человек – Фатима Среданс. Ее мама – глава клана Средансов, а значит, и член Совета. Фатима шипит Данте «прекрати», а еще «ни одна диана не польстится на твои жирные пальцы».

Как бы ни хотелось Винни ответить Фатиме благодарным взглядом, она не смеет обернуться. Она боится, что таким образом как бы подтвердит, что ни одна диана не польстится на жирные пальцы Данте. Тогда появится вопрос, откуда Винни это знает, и всем будет по фигу, что на самом деле не знает. И что она до сих пор понятия не имеет, из чего был сделан источник ее папы и в какой части леса тот мог его зарыть.

«Еще двенадцать часов, – говорит себе Винни. Через двенадцать часов начнется ее первое испытание. Она вдавливает карандаш в бумагу и рисует длинный палец сильфиды, корявый, словно корень. – Всего двенадцать часов, всего двенадцать часов».

Как раз когда Данте запевает третий куплет, на этот раз дуэтом с Питером Воскресенингом, в класс входит мисс Морган. Она не светоч, а один из немногих нонов, увязших в Цугута-фоллз, потому что она уже миллиард лет встречается с Мейсоном Четвергссоном. С ее алебастровой кожей и круглыми сияющими щечками, которые она умело подчеркивает мерцающим хайлайтером, мисс Морган смахивает на хипповатую учительницу рисования. Ее длинные пепельно-русые волосы всегда заплетены в косу, одежда летящая, свободного кроя.

К слову, проверку на наличие темного прошлого или связей с дианами, которой подверглась Леона Морган прежде, чем ее пустили в Цугута-фоллз, проводила не кто иная, как тетя Рейчел. До того как стать Ведущим Охотником, она занималась у Средансов бумажной работой.

Винни всегда было любопытно, кто проверял папу. Ей не давал покоя вопрос, был ли он дианом до того, как появился у них, и тогда Средансы просто проворонили знаки… или он присоединился к колдунам уже после того, как переехал сюда.

Мисс Морган входит, и сразу воцаряется тишина. Учительница обводит класс все понимающим взглядом из-за очков в тонкой металлической оправе. Вот о каких очках мечтала Винни.

– Доброе утро, – говорит мисс Морган и машет всем рукой в свободном рукаве. – Вы тут уже наигрались в инфантильных говнюков? Если да, я хотела бы провести перекличку.

Данте поперхнулся. Остальные в классе замерли. А Винни больше всего на свете хочется свернуться калачиком под партой и сдохнуть. Выносить заступничество мисс Морган еще хуже, чем терпеть этих инфантильных говнюков.

Еще двенадцать часов. Еще двенадцать часов.

Мисс Морган сдержанно улыбается и начинает называть имена. В классе все, кроме Джея Пятницки, что не удивительно, ведь он отсутствует всегда. И если бы Винни не довелось повстречать его рано утром, она бы решила, что он где-нибудь ловит кайф.

Хотя где гарантия, что он не занялся этим после встречи? Вероятно, притащится ко второму или третьему уроку, с красными глазами и еще более спутанными волосами. От его неизменной фланелевой рубашки будет нести куревом. Сам-то он, насколько Винни знает, не курит, но зависает с курящими великовозрастными придурками в заброшенном музее светочей на южной стороне. Остаток дня он проведет, не делая никаких записей и не вникая практически ни во что.

Вопреки голосу разума Винни предпочла бы, чтобы Джей был здесь, а не болтался где-то в погоне за кайфом. Как и Фатима, он не смеется заодно с этими говнюками. Но есть одно отличие: если не смеется он, это часто заставляет заткнуться весь класс. Странно, ведь он не из популярных ребят. Он из клана Пятницки. Это самый малочисленный клан, наименее влиятельный. Казалось бы, школьная популярность ему не светит.

С другой стороны, Джей первым среди одногодков стал охотником. А Ведущим Охотником, по слухам, может стать еще до восемнадцати. Иными словами, люди либо в душе побаиваются Джея, либо тайно в него влюблены. Спросить Винни, так это куда лучше, чем обычная школьная популярность.

– Эй, – говорит Фатима, останавливаясь у парты Винни на пути к двери после классного часа. На ней шелковый кобальтовый хиджаб, который подчеркивает синеву ее глаз. – Мне жаль, что Данте это устроил.

Фатима сопровождает свои слова широкой открытой улыбкой, демонстрируя брекеты на нижних зубах:

– Ну тогда с днем рожденья.

И выходит в коридор. А Винни остается.

Лишь когда все уходят, она наконец сует в рюкзак домашку по математике, теперь украшенную эскизом сильфиды, и направляется к двери. Проскочить ей, к несчастью, не удается – на пути успевает встать мисс Морган. Она хватает Винни за рукав. На ее указательном пальце пластырь.

«Только не начинай про заявку, пожалуйста, только не про заявку».

Естественно, мисс Морган заводит речь про заявку:

– Ну как, Винни, подумала о том летнем курсе в Херитедже?

По всему телу Винни пробегает судорога. И по лицу тоже. Три недели назад мисс Морган подошла к ней и заговорила о летнем курсе живописи для старшеклассников в университете Херитедж (в четырех часах езды отсюда). «Я знакома с одним профессором, который там преподает, Винни, и я думаю, это место пришлось бы тебе по душе. Вот, возьми бланк заявки, ознакомься. Я прямо вижу, как ты расцветешь в таком месте, как Херитедж, когда закончишь школу. Столько увлекательных предметов, столько новых лиц!»

А вот что услышала в речи мисс Морган Винни: «Тебе надо отказаться от затеи снова стать светочем и основательно поработать над планом Б. Когда ты закончишь школу, здесь для тебя места не будет».

– Срок подачи заявок уже близко, – продолжает мисс Морган, не замечая терзаний Винни. – Твою я смогу отправить моему другу Филипу напрямую, по электронной почте. Он тебя примет, я уверена. Ты слишком талантлива, чтобы получить отказ.

– Эм…

– А если ты беспокоишься о деньгах, можно запросить финансовую поддержку. Для этого есть форма на второй странице бланка. Или… – Ореховые глаза мисс Морган сужаются. – Может быть, это было на третьей?

Винни не знает, как реагировать. Она тогда взяла бланк, запихнула на самое дно шкафчика и с тех пор ни разу на него не взглянула. Рисовать она действительно любит, но только кошмары. И только для светочей.

Она стряхивает с себя руку мисс Морган и бормочет:

– Я займусь этим, мисс Морган. Спасибо вам.

Затем суетливо ретируется из классной комнаты, низко опуская голову навстречу неожиданно плотному потоку людей.

Люди словно сгустки крови в артериях старшей школы Цугута-фоллз. Они заслоняют собой невзрачные школьные стены, выстроенные сорок лет назад, и полы, застеленные коврами лишь немногим позднее. В старшей школе Цугута-фоллз нет эмблем и талисманов, нет спортивных команд, да и спортзалов тоже. Консультантов по профориентации вообще не найти. Все учителя, кроме троих, Воскресенинги, поэтому в середине дня они уходят вместе с девяноста девятью процентами учеников. Их всех ждут просторы усадьбы Воскресенингов. Вот уж где и спортивные команды, и несколько спортзалов, и консультантов хоть отбавляй. Чего тут точно нет, так это покосившихся шкафчиков.

Винни порой тоскует по этому всему до боли в груди. Пора бы уже свыкнуться, да как-то не выходит. И вот теперь, когда мимо нее течет поток студентов (некоторые обсуждают предстоящее испытание, на котором им будут рады), поверх обычной тяжести на Винни наваливается какое-то новое чувство. Будто ее накачали препаратом фениксова пера, и у нее вот-вот взорвется сердце.

С днем рожденья, шпионка, с днем рожденья тебя!

Все эти четыре года она старалась своими силами воспроизвести занятия, которые проходят в усадьбе Воскресенингов. Бег трусцой, спринт, полоса препятствий, в которую превращается ее дом, когда она одна. Но это все, что она может повторить самостоятельно. Четыре года она не тренировалась с настоящим снаряжением. Целых четыре года не держала в руках лук, не метала световые гранаты. Сегодня утром она даже с половинным не смогла разобраться. Каковы же ее реальные шансы выстоять против леса этой ночью?

Винни еле волочит ноги. Сердце колотится сильнее. Весь мир кружится. Добравшись до шкафчика, она прижимается лбом к его неоново-желтым панелям. Двенадцать часов – это невообразимо далеко. И в то же время ужасающе близко.

А если она провалится? Винни старается – и весьма успешно – избегать даже мыслей о таком повороте, и все же: что, если она провалится? Если не сумеет найти кошмар, не сумеет догнать, не сумеет убить? Испытуемым дается лишь одна попытка. Никаких пересдач. Если она провалится, завтра утром снова вернется сюда изгоем. Снова будет делать вид, что не слышит, как все шепчутся, проходя мимо.

«Только не делай источник из моих костяшек, si?»

Что, если школа искусств – единственный выход? Мисс Морган окажется права, и Винни придется выкапывать бланк заявки со дна шкафчика. И всю оставшуюся жизнь она проведет рисуя… Рисуя что? Она даже не представляет. Во всяком случае, не кошмары.

Аромат бергамота и лайма заплывает Винни в ноздри. Потом знакомый голос спрашивает:

– Тебе плохо?

Винни отрывает лицо от металла и видит рядом Джея. Он облокотился на соседний шкафчик – ни книг в руках, ни рюкзака на плече. Складка на лбу намекает, что он дремал и только проснулся.

Серые глаза встречаются с глазами Винни и тут же скользят в сторону.

– Вервольф, – говорит Винни. Она поворачивается к нему и отзеркаливает его позу, опираясь плечом о шкафчик. – Вот что ты подумал утром, разве не так? Ты не думал на стаю вампов, ты думал на волка-оборотня.

– Хм, – отвечает он, глядя поверх ее головы. – Почему ты так решила?

– Потому что нашла ступни того половинного за пределами леса. На них были следы зубов. И, – добавляет Винни, – помню, ты говорил, что пришел по следам. Это были волчьи следы?

Джей не отвечает. Его внимание переключается на поток людей, уже не такой интенсивный.

– Уже поделилась с кем-то?

– Естественно. – Она теребит застежку куртки. – Я рассказала Марио.

– Больше никому?

– Ну, нет. – Вжик, вжик, вжик. – А должна была?

Она умалчивает о том, что всеми силами избегает контактов с Советом. В последний раз она ходила к ним по поводу убийства, которое, как она считала, могла совершить только мелюзина. Винни была уверена на все сто! Так они ее там на смех подняли, и вынести это было куда тяжелее, чем подколы Марио.

«Мелюзины никого не убивают», – сказал Драйден Субботон. А Марсия, мама Эрики, добавила: «Не кори себя, Винни. Ты не виновата, что у тебя так мало практики». Но произнесла она это так, чтобы было ясно: Винни, бесспорно, виновата и определенно должна себя корить.

– Если я права, Марио сам передаст инфу кому надо, – добавляет Винни. – Он ждет координаты места ликвидации от Средансов, чтобы все подтвердить.

– Интересно, – бормочет Джей тоном, даже не намекающим на интерес. Вид у него такой, словно он вот-вот заснет стоя. И до Винни вдруг доходит, что на самом деле Джей не ждет ее ответа, а как бы говорит: «Это не моя проблема, обсуди с кем-нибудь другим».

Он похлопывает ее по плечу со словами: «Ладно, хорошая работа, так держать». Потом отталкивается от шкафчика, очевидно собираясь уходить.

Но Винни хватает его за фланелевый рукав:

– Почему ты ничего не сказал?

– По поводу? – Он поднимает брови. Красная складка на лбу вытягивается.

– По поводу половинного. Мог ведь просто сказать, что это оборотень.

– Но мы же, – возражает он, отрывая ее пальцы от себя бережно, но решительно, – оба знаем, что ты бы не стала слушать. Извини, я пойду: мне пора на испанский.

– Типа тебя парит, что ты опаздываешь.

Джей не спорит. Просто взмахивает рукой и шагает прочь. И как бы он ни был противен Винни, она оценила, что он подошел ее проведать. Где-то внутри его изможденного тела еще живо сердце.

Глава 8

Идет дождь. Винни ждет перед зданием старшей школы Цугута-фоллз: за ней должен заехать Дэриан. Он настаивал, ведь у нее день рождения. Она согласилась, ведь это всегда лучше, чем местный автобус.

Винни ждет у школы в одиночестве. Она одна из шестнадцати учеников, которые не посещают усадьбу Воскресенингов после обеда, и единственная школьница, бросившая их тренировки против своей воли. То есть не потому, что мечтает однажды уехать из этого города. Остальные или уже уехали, или держатся вместе, особым кружком. Они спят и видят, как свалят из Цугута-фоллз, чтобы забыть мир светочей навсегда. Уж они бы ухватились за бланк мисс Морган и заполнили его без промедления.

А вот у Винни не было ни дня, когда ей хотелось бы уехать. Что касается Дэриана, он решил уехать через несколько лет после ухода отца. В отличие от Винни, он никогда не хотел быть охотником. У него была бюрократическая мечта: однажды возглавить клан Средансов и стать членом Совета светочей. Но папиными стараниями этой мечте не суждено сбыться.

Изгойство – даже временное – ставит крест на карьере в Совете навсегда. Если правила охотничьих испытаний очень кстати не упоминают изгоев, правила для вступления в Совет светочей предельно, до боли ясны.

И вот Дэриан отправился во внешний мир в надежде отыскать свое место там. Но после первого же семестра в Университете Херитедж он вернулся. Даже если он на всю жизнь останется мальчиком на побегушках в Совете, все равно ему лучше здесь, в том мире, который он знает. Дело светочей будет определять его личность до конца дней. Он всегда будет преданным до мозга костей.

«Культура гуще крови» – так говорил о кланах папа. И хотя Винни неприятно это признавать, своя правда в этом есть.

Винни и сама преданна насквозь. Цугута-фоллз – это все, что она когда-либо знала. Борьба с кошмарами – это все, чем она когда-либо мечтала заниматься. Ну и ладно, что другие рвутся из города. И даже мило, что мисс Морган видит в ней потенциал художницы. Но Винни предначертано быть здесь.

А вот и Дэриан на старом белом «Форде-Рейнджере» Эндрю. Наконец-то! Воздух наполнен моросью, и волосы Винни уже промокли насквозь. И джинсы, и худи. Новую куртку она в панике запихнула в рюкзак. А вдруг кожа портится от воды? А вдруг именно эта вещь испортится? На всякий случай Винни решила ее снять.

Дэриан останавливается рядом с Винни, тормоза скрипят.

– Это на тебе очки, которые мама подарила? – спрашивает он, как только Винни распахивает пассажирскую дверь. Кожа у него землистая, без кровиночки. Это может значить только одно: сегодня работа на Драйдена Субботона далась особенно тяжело.

– Да, – вздыхает Винни, падая на сиденье. Рюкзак тяжело плюхается ей на ноги.

– Ходи лучше в старых.

– Не могу, – второй раз вздыхает Винни и сдергивает с себя очки. Новые линзы покрыты дождевыми капельками. – Мама очень расстроится. А что, прям ужасно?

Дэриан не отвечает. Лишь поправляет свои собственные очки на крючковатом носу. Ему, в отличие от Винни, достались от предков средиземноморские волосы Средансов: такие темные, блестящие и густые.

– Открой бардачок, – говорит Дэриан, сворачивая на главную улицу, которая разрезает Цугута-фоллз пополам.

Дождь разогнал прохожих, тротуары пусты. Слышно только, как дворники рассекают по стеклу пикапа.

И все вокруг серое.

Винни подчиняется. С легкой улыбкой на губах она быстро открывает бардачок. Надо сказать, Дэриан – ходячая сводная таблица с цветовой разметкой: он организует все, до чего дотягивается. Каждая вещь у него в своем чехольчике, для каждого предмета экстренной необходимости есть свой уголок (будь то спички, перекус или даже молоток для стекла на случай, если пикап окажется под водой).

Из него бы вышел заправский Четвергссон, чей семейный девиз: «Всегда наготове. Никогда без плана».

В одной из ячеек упорядоченного перчаточного ящика угнездилась крошечная коробочка серого бархата. Слишком маленькая для ручек, маркеров или скетчбука. «Все чудесатее и чудесатее». Винни вытаскивает и открывает ее, рассматривая при скудном свете мглистого дня.

Из коробочки выглядывает медальон: полумесяц и звезды, оттиснутые на матовом золоте. Символ светочей. А когда она расстегивает кругляш размером с ноготь большого пальца, находит там фотографию Дэриана с одной стороны и собственную с другой. Фотографии старые – ей тогда было восемь, ему тринадцать.

Она пытается улыбнуться. Она правда хочет, но выходит какая-то гримаса. И Винни бросается в слезы. Не просто плачет – икает и сотрясается от рыданий. Дэриан заруливает на парковочное место перед булочной Оделла Среданса.

– Господи, да что случилось? Винни, ты чего? – Он тянется к ней через сиденье, но Винни не переносит прикосновений, когда плачет.

– Я… (Ик!) иду… (Ик!) на испытание сегодня…

Дэриан, кажется, ничего не понял. Он хмурится, глядя на Винни, и сдвигает очки на лоб.

– Что-что ты делаешь?

– Я иду на испытание сегодня! – на это раз практически вопит она.

Потом тоже снимает очки и прячет лицо в ладони.

Как же стыдно! Она ведь не плакса. Но почему-то просто не может остановиться. Даже чувствуя, что Дэриан застыл рядом с ней. Замер, словно вамп, выслеживающий добычу. Замер, словно брат, не представляющий, что сказать младшей сестренке, бьющейся в истерике.

После нескольких минут глотания слез под щелканье дворников Винни удается взять себя в руки. Она вытирает глаза и шумно сморкается в салфетку, предложенную Дэрианом.

А он очень мягко, будто боясь ее напугать, переспрашивает:

– Значит, ты сегодня идешь на испытание. А тебе разве можно?

– Бождо. – Винни сморкается. Потом рассказывает, как проверяла «Свод правил» – даже скопировала соответствующие страницы. Любой светоч может принять участие в испытаниях в месяц своего шестнадцатилетия, но шанс только один. Провал означает конец карьеры охотника до того, как она успеет начаться.

Дэриан в растерянности. Его пальцы – на среднем кольцо, такое же, как у Эндрю, – начинают постукивать по рулю.

– Маме надо сказать.

– Так она меня не пустит.

– И пожалуй, правильно сделает… – Он вздыхает и придвигается к ней, подтягивая одно колено на сиденье. – Вин, люди вообще-то иногда погибают на этих испытаниях. И это те, у кого за плечами годы тренировок. Ты же сама видела, что кошмары могут сделать с человеком.

Винни снова сморкается, потом смотрит на мятую салфетку, зажатую в кулаке.

– Дэриан, ты же знаешь, это все, чего я когда-либо хотела, – говорит она очень тихо. – И у меня единственная попытка. Если я не смогу сейчас, не смогу никогда.

Его губы сжимаются, а кожа вокруг них бледнеет, и Винни знает, что сейчас он думает о собственной похороненной мечте. Она бы постыдилась своих слов, если бы ее единственной заботой сейчас не было его убедить.

– Плюс, – продолжает она, – если у меня получится стать охотником, это поможет нам всем. Тебе, мне, маме. Светочи приняли бы нас обратно. Нам не пришлось бы ждать еще шесть лет до конца идиотского наказания.

Губы Дэриана сжимаются еще плотнее, он не произносит ни слова. И неудивительно: крыть-то нечем. Быть охотником в Цугута-фоллз значит иметь влияние. Большое влияние. Достаточное, чтобы с тобой считались в Совете.

И в клане Средансов тоже.

Он надвигает очки обратно.

– А маме ты как собиралась объяснить, где ты будешь?

– Да я думала улизнуть просто так, без объяснений.

Он сверкает глазами.

– А потом заявиться разодранной и грязной в три часа ночи? Так не пойдет. Ты не забыла, что лес опасен для нетренированного светоча? Это первое, чему нас учат, Винни.

– Я не совсем нетренированная. – Винни сжимает челюсти. – Я тренировалась сама.

Взгляд Дэриана становится подозрительным:

– Как давно ты начала это планировать?

Она теребит салфетку:

– Некоторое время назад. – «Сразу же, как нас вышибли». – Первое испытание – самое легкое, Дэриан. Все, что мне нужно сделать, – это убить одного кошмара. И когда я с этим справлюсь, смогу перейти ко второму испытанию, в эти выходные…

– Когда справишься? – повторяет он. – Уж скорее если.

Винни отрывает уголок салфетки. Она пропускает слова Дэриана мимо ушей.

– Когда я справлюсь, я перейду ко второму испытанию – пережить ночь в лесу. Потом к третьему, что бы там ни было.

Она пронзает его острым взглядом:

– Может быть, ты прав. Может быть, это «если», а не «когда». Но я должна хотя бы попытаться, Дэриан. Подумай, что бы это значило для нашей семьи! Снова иметь в ней охотника – доказать нашу верность клану. Доказать, что, если наш папа оказался дианом, это не значит, что мы не оставались верными светочами.

Дэриан кусает губу. Винни замечает: ее аргументы начинают на него действовать.

– Неужели тебя устраивает таскать кофе Драйдену Субботону? Устраивает, когда он орет, что хотел двойные сливки?

– Нет, конечно. – Теперь он таращится на залитое дождем стекло.

– Вот видишь, а меня не устраивает курс живописи в Херитедже! Дэриан, меня в школе дразнят «колдовской шпионкой» и «диановым отродьем». Каждый день, понимаешь?

– Кто? – Он поворачивается к ней. – Кто тебя дразнит?

– Да все! Я даже сегодня это выслушивала. – Отчего-то она снова расплакалась. – Наша жизнь – сплошное наказание за папины преступления, и я так больше не могу. Мы этого не заслужили. Мы заслуживаем возвращения к прежней жизни. Мы заслуживаем снова мечтать. Умоляю, Дэриан, помоги мне. Пожалуйста, помоги мне попасть на испытание.

Несколько бесконечных минут не слышно ничего, кроме его осторожного дыхания. Он глядит на Винни, и только линия его плеч выдает гнев брата, готового порвать всех за сестру. И вот, когда Винни кажется, что она не вынесет больше ни секунды тишины, он говорит:

– Ладно, Вин. – Его плечи опускаются. – Я помогу тебе.

– Правда? – почти взвизгивает она.

– Да, хотя, видит бог, мы совершаем ошибку. – Он возвращает ноги на педали и включает передачу. – Испытание начинается в девять, да? То есть на подготовку у нас только этот вечер.