Рассмешить Вселенную

Откуда появился потный, до крайности возбужденный толстяк, Надежда не поняла, так как была полностью погружена в свои не очень веселые мысли. Но он клещом повис у неё на рукаве и с довольным криком:

– Наконец-то я нашел хоть одного Патрульного в этом дурацком космопорту! – буквально поволок её за собой.

В коридоре, соединяющем пассажирскую и грузовую части космопорта, собралось около двадцати любопытствующих: людей с разных планет, естественно, накастовцев и даже двух представителей Арахны. Они толпились возле закутка, образованного грузовыми контейнерами, заглядывали туда, дотягиваясь через головы друг друга, и все разом говорили, говорили на разнообразно искажаемом интерлекте. Толстяк закричал, перекрывая общий шум, чересчур высоким для мужчины, но очень сильным голосом:

– Да разойдитесь же вы, наконец! Я привел Патрульного!

Не переставая шуметь и, с любопытством оглядываясь на Надежду, зеваки всё же расступились, давая ей пройти.

В углу сидел детёныш рептилоида: маленький, белёсый, до предела напуганный. Он таращил желтые глазищи и отчаянно свистел.

– Видите! Видите! – кричали Надежде в уши, – он ничего не понимает!  Он бросается! Он опасен!    Девушка круто повернулась к толпе, успокаивающе подняла руки и, стараясь выглядеть как можно спокойнее и увереннее, приказала:

– Я считаю до трех. На счет три вы все замолкаете и делаете пять шагов назад. Итак. Раз!… Два!… Три!    Она сама удивилась, что её послушались. Зеваки отхлынули, и многоголосый шум превратился в шепот. Тогда она шагнула к детенышу, насвистывая на его родном языке. Малыш уже не реагировал даже на это. Он кричал не переставая, и его отчаянные крики, в виде шипения и свиста, переводились на человеческий язык так:

– Уйдите! Уйдите! Уйдите! Я боюсь! Я хочу к папе! Не трогайте меня!

– Успокойся, маленький. Всё будет хорошо. Я найду твоего папу, только успокойся. Всё будет хорошо. Пойдем! – и протянула руку, чтоб взять детёныша за одну из лапок судорожно прижатых к груди.    Реакция у рептилоида оказалась молниеносной. Он всей пастью хапнул чужую руку и сцепил на ней многочисленные, острые, как иголки, зубы. Надежда попыталась вырваться, но, вовремя заметив, как вслед за движением её руки, резко мотнулась на тонкой шейке голова детёныша, замерла. Она поняла, что освободиться самой, не переломав при этом половину зубов, мертвой хваткой вцепившихся в её кисть, просто невозможно. Детёныш так и остался сидеть с задранной вверх мордочкой.

Не надеясь больше на слова, девушка мысленно пыталась успокоить рептилоида, стараясь не отвлекаться на острую боль  в прокушенной руке. Наконец, в глазах малыша появились признаки понимания. Он начал постепенно успокаиваться, но зубы разжал лишь после того, как ему натекла полная пасть крови, и он был вынужден дважды сглотнуть, чтоб не захлебнуться. И  вновь в его глазах плеснулся испуг.

– Всё хорошо, – успокаивала его Надежда, – всё хорошо. Всё в порядке. Успокойся. –  Она присела на корточки, пряча за коленом прокушенную руку. – Как тебя зовут?

– Селш Ват, – по взрослому представился малыш, хотя отвечал еле слышно, и нижняя челюсть у него заметно дрожала.

– Хорошо, Селш Ват. Я рада, что мы познакомились. Меня зовут Надежда. Ты когда-нибудь слышал про Патруль Контроля?     Детёныш утвердительно потряс головой.     – Вот и хорошо. Ты веришь, что я хочу тебе помочь? Только помочь.     Он вновь потряс головой.  – Ты не будешь меня больше бояться? Нет? Тогда иди ко мне, я тебя согрею. Ты же совсем замерз.     Малыш чуть тронулся с места и   тут же замер, в ужасе глядя куда-то вниз. – Селш, что случилось? – Надежда проследила за его взглядом и обнаружила, что смотрит он на пол, куда натекла уже приличная лужица крови из её руки. – Селш, – она старалась говорить, как можно спокойнее. – Ты никуда не побежишь, пока я немного полечу руку? – и улыбнулась ласково. – У тебя очень острые зубы, малыш. Ты уже  вполне можешь защитить сам себя. – И спросила вновь – ты подождешь? Не будешь больше пугаться?     Он согласно качнул головой и, глядя, как девушка, прикусив нижнюю губу, приводит в порядок раненую руку, – спросил чуть слышно – Тебе очень больно, да? – и заглянул снизу вверх ей в глаза.      – Сейчас уже нет, маленький. – Улыбнулась ему Надежда,  расстегивая куртку – иди ко мне, здесь тебе будет тепло.

Она шла, прижимая к груди щуплое, почти невесомое тельце чужого детёныша, завернув его в свою  куртку, и зеваки, расступаясь, давали ей дорогу.  Малыш часто и коротко дышал ей в левое ухо и так крепко обнимал за шею тоненькими лапками, что было трудно дышать. Им не пришлось искать отца. Крупного рептилоида, бестолково мечущегося среди пассажиров, Надежда заметила, едва переступив порог зала ожидания. Она повернула голову влево и тихонечко позвала:

– Селш, ну-ка посмотри, малыш, это не твой папа? Во-он там, возле табло? – Надежда указала направление свободной рукой, помогая малышу сориентироваться. И едва удержала его, с такой силой, неожиданной для хрупкого тельца, тот рванулся к родителю. – Нет, подожди, подожди, – попыталась она утихомирить малыша уже  вновь близкого к истерике, – Селш, давай его позовем отсюда, и он сам к нам подойдет. Договорились? Ты ведь уже большой. Ты сумеешь позвать его так, чтоб услышал только он?

– Не знаю, – просвистел малыш, – он далеко, не услышит.

– Не волнуйся, не надо. – Девушка погладила чешуйчатую мордочку под челюстью, – мы сделаем так: ты позовешь отца, а я настроюсь на тебя и усилю твой сигнал, чтоб он  услышал.

– Не получится. – Почти по-человечески вздохнул малыш. – Люди не могут так общаться, как мы.

– Ещё как получится! Ведь я же разговариваю с тобой на языке Чионы? Ну, зови!

Папаша прилетел на зов сына, едва не сметая всё на своём пути. От волнения он тоже был белёсым и едва ли понимал, что сам говорит, на интерлекте, а Надежда свистит ему в ответ на языке его родной планеты. Девушка только успела передать с рук на руки малыша, почти восстановившего весёлую зелёную окраску, как объявили:

– Заканчивается посадка на рейс, следующий по маршруту Накаста – Талькона – Саэрес.

 Она бережно тронула за среднюю лапку счастливого малыша:

– Ну, Селш Ват, прощай и не теряйся больше. А мне пора, я уже опаздываю.    Взрослый рептилоид что-то кричал ей вслед, но бесполезно. Она даже не оглянулась. Не до того было. Так быстро, как в тот раз ей давно бегать не приходилось.

Пока вспоминала – оделась и, не дожидаясь команды, уселась в противоперегрузочное кресло. И динамики вновь ожили:

– Уважаемые пассажиры, наш лайнер идет на посадку. Пожалуйста, займите ваши места в противоперегрузочных креслах, пристегнитесь, пожалуйста, и нажмите кнопку визуального контакта с экипажем, которая находится в правом подлокотнике кресла. Просим не беспокоиться, возможны небольшие перегрузки, абсолютно безопасные для вашего здоровья. Если возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, дважды нажмите кнопку контакта. Желаем вам мягкой посадки.     Надежда усмехнулась:

– Ах, какая предупредительность! – и отключила контакт. Она не любила, когда её разглядывают. Бортпроводницы забеспокоились сразу же:

– Пассажир пятьдесят девятой каюты, у вас всё в порядке? Пожалуйста, не отключайтесь! Мы должны видеть Вас. Вдруг Вам станет плохо во время перегрузок? – Тоже мне, перегрузки называются! – фыркнула Надежда, зная очень мягкий и предельно  бережный ход пассажирских лайнеров. Она включила контакт, показала   в камеру удостоверение Патрульного и вновь отключила внешнее наблюдение. Надо сказать, что больше её не беспокоили.

После того, как пассажиров так же вежливо попросили проследовать к выходу, Надежда переждала ещё семь минут, сидя у самой двери своей каюты и держа на коленях маленький рюкзачок – единственный   багаж. Она знала глупую пассажирскую привычку оказываться на трапе всем разом, поэтому и не торопилась. Она покинула лайнер одной из последних и ещё на трапе взглянула вверх. Небо, полностью затянутое тяжелыми, низко нависшими тучами, готовилось обрушить из своих набрякших недр  мощный тропический ливень.    На пропускном  контроле Надежду и ещё семерых пассажиров-накастовцев с вежливо-елейной настойчивостью попросили пройти в соседнее помещение, оказавшееся маленьким конференц-залом с довольно уютными креслами. Смуглый и черноглазый служащий космопорта в кремовой форме прочитал, видимо обязательную, лекцию для впервые посещающих Талькону и, не уставая улыбаться, вручил каждому по сувениру – круглому значку с изображением сине-зелёного двуцветного флага Империи. Затем,  пожелав приятно провести время, наконец, удалился. К накастовцам подошел  экскурсовод,  и, что-то  вежливо объясняя,  увел их.

Надежда осталась одна. За прозрачной стеной фойе, вероятно, был выход. Но тугая, белёсая стена дождя не давала толком рассмотреть ничего кроме козырька-навеса, не спасающего, впрочем, от ливневых струй, и красной мигающей вывески на нем, высвечивающей сначала две строки непонятного местного текста, а потом перевод на интерлект.    «Парковка любого транспорта запрещена ».

– М-да, невесело встречает Талькона, – подумала Надежда. – Торопиться сегодня некуда. По местному времени день клонится к вечеру. Только устроиться в отель, а все дела завтра с утра.

Фойе как вымерло. Даже служащие космопорта куда-то все исчезли. Выходить под ливень не хотелось, и, прислонясь к стене, Надежда смотрела сквозь пустой зал на дождевые струи, настроившись на саморелаксацию и отключаясь от внешнего мира. Из-за этого она чуть было не упустила возможности получить нужную информацию.

Откуда-то из боковой двери вышли трое молодых мужчин и, держась тесной группой, направились к выходу. Идущий слева что-то на ходу говорил в передатчик, прижимая его почти вплотную к губам. Парень, пониже других ростом, что держался в середине и на полшага впереди,   ритмично  отмахивал правой рукой, в которой нес за ремешок легкий джанерский шлемофон. Они уже почти достигли двери, когда Надежда, не найдя лучшего способа, чтобы привлечь к себе внимание, сунула два пальца в рот и коротко, звучно свистнула. Все трое обернулись, хотя и не одновременно. Сначала рослые парни с боков, стремительно и пружинисто, как и положено телохранителям – профессионалам, а затем парень со шлемофоном, тоже легко, но заметно отставая от своих охранников.

Увидев, что свист не остался без внимания, Надежда вскинула правую руку перед лицом, тыльной стороной вперед, в общем для всех джанеров жесте – указательный палец строго вверх, большой и мизинец до упора в стороны – нужна помощь!    Парень со шлемофоном видимо понял – коротко махнул в ответ, приглашая подойти. Надежда заторопилась навстречу, отметив, как напряженно закаменели лица телохранителей, правая рука у каждого на кобуре, в которой бластер, а может и ещё что-нибудь не менее мощное. Чтобы не провоцировать их, девушка держала руки перед грудью, раскрытыми ладонями вперед. (Хорошо, что рюкзак за спиной и не мешает.)    Вблизи парень в середине, по-девичьи тонкий в кости, оказался почти одного роста с ней и примерно ровесником.   Смоляные, аж с проблеском, волосы, собранные в короткий тугой хвост,  внимательные бездонно-черные глаза. Черты красивого высокоскулого лица, тонкие и правильные, выражали нескрываемое любопытство.

– Айя, – первая поздоровалась Надежда на джанерский манер, – извините, не подскажете, где здесь стоянка такси?– и виновато улыбнулась, извиняясь, –  Ливень, ничего не видно. И какой отель лучше выбрать?

– Сто метров влево и через площадь. – Недовольной скороговоркой буркнул телохранитель, что стоял ближе к девушке, готовый взглядом стереть в порошок незваную возмутительницу спокойствия. Но парень со шлемофоном был настроен значительно миролюбивее.

– Вы к нам отдыхать? – вполне доброжелательно спросил он.    – Нет, у меня здесь одно дело. Только вот погода у вас…    – Это надолго, – не обрадовал парень.    – Не повезло. Хотела сегодня столицу посмотреть. Говорят, Талькдара у вас красивый город.

– Красивый. Есть на что полюбоваться. Хотя хорошей погоды сегодня может и не быть.

– Жаль, – грустно улыбнулась Надежда, чувствуя, что пора уже заканчивать разговор. Они и так уже слишком долго стояли, не отрываясь, глядя друг на друга и улыбаясь совершенно по-идиотски, без причины.

– Если хотите, могу подвезти до отеля. Я знаю один вполне приличный.

– Это было бы здорово! – не отказалась Надежда.    Оба телохранителя разом начали, было, что-то вежливо выговаривать парню на языке Тальконы. (Жаль, лингетту не надела!) Он оборвал их  одной короткой фразой, заставляя умолкнуть на полуфразе.

В это время прямо под вывеской ''стоянка запрещена'' остановилась белая приземистая машина с ярко – синей полосой по борту. Один из телохранителей раскрыл прозрачный зонт над головой своего подопечного и, сам, пристраиваясь боком под спасительное укрытие, провел его к раскрытой задней дверце, которую, предусмотрительно забежав вперед, открыл второй телохранитель. Они оба сели в машину, оставив дверцу открытой. Надежда, чтоб не промокнуть, подняла руки над головой ладонями вверх, ставя защитное поле, и так побежала к машине. Она едва успела сесть, взяв рюкзачок на колени, как второй телохранитель, безнадежно промокший, резко захлопнул дверцу и сел на переднее сиденье.    Парень произнес два коротких слова на своем языке, и машина рванула с места, зависая почти над самой поверхностью дороги, залитой потоками воды.

Первое время все молчали. Надежда попыталась разглядеть что-либо за окнами машины, но безуспешно. Тогда она принялась рассматривать салон, не поворачивая головы и не подавая даже вида, что любопытничает, тем более что левым плечом постоянно чувствовала насколько жестки мышцы тренированной руки телохранителя. Он старательно притискивал непрошенную соседку к дверце, лишая возможности даже пошевелиться.           На мягких, легко пружинящих сиденьях     покрытие  из светло-коричневого короткого натурального меха. Надежда чуть надавила пальцами правой руки, погладив шелковистый ласковый ворс. Прикосновение получилось скользящим и нежным. Шикарно! Верх машины и стойки отделаны тисненой тканью в желто-коричневых тонах. Чуть скосив глаза влево и вверх, она отметила два узких и почти плоских светильника расположенных на крыше вдоль задних и передних сидений, высокие сплошные спинки которых не позволяли рассмотреть приборную панель. А там, наверняка, было много интересных деталей и приспособлений, совсем не обязательных для того, чтобы машина могла свободно передвигаться.

Молчание первым нарушил хозяин. Он наклонился вперед, чтобы видеть лицо девушки, и спросил с легкой безобидной иронией и каким-то сказочным пафосом:

– Скажите, прекрасная незнакомка, откуда Вы явились на нашу планету?

К явному недовольству своего стража, Надежда тоже наклонилась вперед, отвечая вопросом на вопрос:

– Вас интересует место, откуда я сейчас прилетела, или моя родная планета?

Они непринужденно  проболтали всю недолгую дорогу, досадуя про себя, что охранник явно мешает общению, заставляя сидеть в неудобной позе. А когда машина остановилась, Надежда ощутила легкую жалость от расставания с этим красивым и приятным в общении незнакомцем.

– Сколько я должна Вам за проезд? – наконец опомнилась она, уже держась пальцами за нагрудный кармашек, где лежали заранее припасенные купюры.

– Вы преднамеренно хотите обидеть меня?! – в голосе парня прозвучали одновременно и нешуточный гнев и досада.

– Извините. Я не хотела. На самом деле не хотела. – И виновато улыбнулась, заглядывая ему в глаза. – Спасибо… и прощайте.

– Вас проводят.

– Не беспокойтесь, я сама как-нибудь, – и взялась за ручку дверцы, прикидывая, что, пожалуй, не успеет закинуть рюкзак, хотя бы за одно плечо и поставить защитное поле, прежде чем промокнет насквозь.

– Вас ПРОВОДЯТ! – Возражения, похоже, здесь не принимались.

Охранник с переднего сиденья мгновенно оказался у её дверцы, услужливо распахнул её, держа наготове заранее раскрытый зонт. По широким ступеням он поднялся вместе с Надеждой до самых дверей фешенебельного отеля, при этом бормоча на своем языке что-то весьма и весьма недружелюбное. На прощание он одарил Надежду взглядом полным такой тяжелой ненависти и презрения, что девушка не выдержала, рассмеялась и, поддразнивая, с нарочитой хитрецой во взгляде, специально  несколько раз качнула кистью руки, прощаясь. И ушла, не оглядываясь.

Добравшись, наконец, до своего номера, слишком шикарного по её меркам, Надежда швырнула рюкзак в прихожей  на нижнюю полку шкафчика у самой двери,  разулась и медленно прошла в спальню. Она постояла немного, оглядываясь по сторонам,  забралась с ногами на широкий подоконник и стала смотреть в окно, сосредоточив взгляд на струях дождя, обильно омывающих стекло. Она сидела, обхватив колени руками,   надолго замерев в одной позе. А мысли, раз за разом возвращались к  случайной встрече в космопорту. Что-то в нем было, в этом парне, сразу располагающее к контакту, какое-то внутреннее обаяние. А ведь они даже не успели познакомиться.

Надежда смотрела в окно, пока не почувствовала, что ноги окончательно затекли. Тогда она слезла с подоконника, прихрамывая, медленно подошла к роскошной кровати с резными спинками и упала на неё лицом вниз, безжалостно сминая пышное кружевное покрывало. Через пару минут повернулась на бок. Не открывая глаз, стянула с себя верхнюю одежду, бросая кучей  на тумбочку рядом с изголовьем, завернулась в край покрывала и замерла, подгибая колени.

Настроение было отвратительным: сразу несколько ощущений перемешались в душе: тоска от потери родителей, одиночество, безделье, неопределенность завтрашнего дня и просто  сильная усталость. Она уснула, обнимая подушку.

Третья глава

Стук в дверь, который и разбудил девушку, был негромким, но довольно настойчивым. Босиком, протирая на ходу глаза, Надежда подошла к двери и, плохо ориентируясь, спросонья, в незнакомой конструкции, открыла внутренний запор, ничуть не заботясь о том, что на ней только нижняя обтягивающая водолазка из тонкого полупрозрачного трикотажа, едва прикрывающая трусики.

На пороге стоял тот самый молодой человек, что подвозил её к отелю. Только одетый теперь не в лётную форму, а в белую тонкую рубашку с широкими рукавами, собранными на манжет у запястья и перехваченными выше локтя строчеными синими ремешками в три пальца шириной. Рубашка была заправлена с напуском в строгие темно-серые брюки. Он улыбался и держал в левой руке на уровне подбородка пышный бледно-розовый цветок на высоком ребристом стебле.

– Извините, пожалуйста, – начал он довольно бойко, едва лишь открылась дверь, –  я Вам не…

Последнее слово в заранее приготовленной фразе, очень четко определяющее создавшуюся ситуацию, было ''помешал''. И его, изрядно смутившемуся парню, пришлось выдавливать из себя буквально по слогам, разом осипшим голосом.

– Нет, – вежливо соврала Надежда, только сейчас окончательно проснувшись и отводя со лба взъерошенные во время сна волосы. – А что случилось?

– Ничего, но Вы собирались посмотреть нашу столицу. Дождь кончился. И, если хотите, я могу показать Вам город. – Он улыбнулся, протягивая цветок, – а это Вам.

Надежда приняла подарок, осторожно вдохнула тонкий холодноватый аромат и вновь взглянула парню в глаза, пряча почти все лицо за нежными, извитыми лепестками.

– Я уснула. Планетное время с корабельным не совпало.

– Так, я Вас разбудил? – Откровенно огорчился посетитель и признался, –  я боялся другого, что Вы уедете в город без меня. Тогда будет трудно Вас обнаружить.

– А разве это так  необходимо, искать меня?    – Не знаю, – пожал плечами парень, – просто мне очень бы хотелось, чтобы Вы разрешили Вас сопровождать. Город я знаю отлично, и машина внизу ждет…    – Хорошо, – согласилась Надежда, – если Вы дадите мне время, чтобы одеться хотя бы…

– Я буду ждать Вас внизу.

Закрыв за парнем дверь и на несколько секунд задержавшись в прихожей около высокого зеркала, Надежда фыркнула и рассмеялась.

– Оригинальное сочетание казенного нижнего белья  от формы и прекрасного цветка!  Бедный парень! – подумала она, – шел на встречу с девушкой, а тут из дверей такое чудище: сонное, растрепанное и чуть не голое. Неудивительно, что он так смутился. Если учесть строгость нравов Тальконы… На лекции в космопорту предупреждали: прозрачную и в обтяжку одежду на улицу не надевать, подол не выше коленей, купаться только на специальных пляжах для туристов, куда местных жителей, похоже, не допускают… А тут не то что колени, трусы еле прикрыты!   И тут же вскинула подбородок: ну и пусть смотрит! Ноги не кривые. Не уродина же какая-нибудь!    Когда она, тщательно причесанная и даже аккуратно подкрашенная, нацепив на всякий случай лингетту. спустилась вниз, то стала свидетелем довольно резкого разговора между тем самым молодым человеком, сидящим в кресле нога на ногу, и стоящим перед ним навытяжку телохранителем с переднего сиденья, что провожал её к отелю.

– Но Вы же знаете, что со мной будет, если узнают, что я бросил Вас одного? – умолял он дрожащим голосом, так не подходящим к его мощной фигуре.

– Да, знаю. Но я знаю и то, что если ты не останешься сейчас здесь, то можешь считать, что ты уже безработный! – и более миролюбивым тоном добавил: да не бойся, ничего со мной не случится! Можешь посидеть в баре или идти в мой номер. Я сам тебя найду, когда потребуется, и никто ничего не узнает.    Увидев Надежду, он, улыбаясь, поднялся и пошел к ней, уже через плечо довольно жестко спросив:

– Так, ты понял?

– Да, слушаюсь. – Покорно склонил голову телохранитель, пробормотав дальше что-то весьма неразборчивое, по крайней мере, для Надежды.

Уже другая, на сей раз неприметная темно-серая машина,   повернутая правой стороной, стояла вплотную к ступеням отеля. Парень, зайдя вперед,  распахнул  переднюю дверцу перед Надеждой, приглашая садиться. Сам он занял водительское место, положил руки на массивные подлокотники, а кисти на опалесцирующие плавающие прямоугольники сенсорных панелей управления. Он слегка притопил кончиками пальцев податливые панельки, и машина плавно взяла с места, в несколько секунд набрав вполне приличную скорость.    Парень оказался отличным экскурсоводом, он притормаживал в нужных местах и объяснял вполне слаженно и связно. Они катались уже довольно долго, когда Надежда спросила:

– Мы, что, так и будем обращаться друг к другу во втором лице?

– Почему? Я знаю, Вас зовут Надежда.

– Откуда? – удивилась она и попросила: тогда не называйте меня на ''вы'', а то получается  слишком официально…

– Я посмотрел Вашу анкету в отеле. Ведь как-то я Вас, то есть, тебя нашел.

– Не знала, что анкеты гостей показывают всем, кому захочется! … Хотя… если судить по охране и этой роскошной машине, то, похоже, меня пригласил на прогулку не самый рядовой горожанин? Как прикажете называть Вас?

– Угадали. Но даже, если я не самый рядовой горожанин, то предпочел, чтобы ты называла меня Аллант.

– Хорошо, Аллант. Скажи, куда мы сейчас поедем?

– Смотри, – он убрал правую руку с панели управления, быстро, четырьмя пальцами набрал комбинацию цифр на квадратной клавиатуре справа, и на экране монитора, расположенного перед сиденьем Надежды, высветилась трехмерная карта города. Аллант остановил машину и повторил:

– Смотри! Вот космопорт. Мы ехали по этой дороге. Вот твой отель. На севере океан: там порт, пляжи. За портом заводы и рабочие кварталы, ничего интересного. Мы поедем сюда, к центру города.

– А там что? – Надежда показала на крупный комплекс зданий, расположенный отдельно, на юго-западе.

– Императорский дворец.

– Да. Туда, на ночь глядя, точно ехать не стоит.

– Я тоже так думаю, – согласился Аллант и ненадолго замолчал, глядя на спутницу и чему-то загадочно улыбаясь.

– В чем дело? Я сказала что-то не то?

– Нет, все в порядке. Просто я вспомнил, как отец рассказывал мне, что на Даярде очень красивые девушки. Но я не думал, что настолько… Здесь, на Тальконе, ни у одной девушки нет глаз такого цвета. Синий цвет священный.

– Может, все-таки поедем куда-нибудь? – осторожно прервала его Надежда, наклоняя голову к плечу почти горизонтально.

– Да, конечно, пока снова дождь не начался. Я покажу тебе Храм Неба.

Дорога с оживленным движением, ограниченная с боков полосами низкого стелющегося кустарника, украшенного пушистыми кисточками мелких белых цветов,  которая огибала город с юго-восточной стороны, после продолжительного однообразия начала круто подниматься на холм и раздвоилась. Машина свернула направо. Здесь почти не встречалось транспорта, только редкие прохожие мелькали на обочинах. Дорога оборвалась на круглой площади, с восточной стороны которой возвышалась крутая пирамида внушительных размеров, увенчанная ярко-синим полушарием     Аллант остановил машину на краю площади.