Молли хотела больше любви. Дневник одного открытого брака

– Я устала, – говорю я и встаю на ноги, чтобы поцеловать ее в макушку. – Спокойной ночи, мама. Я люблю тебя.

Лежа в старой родительской кровати и думая о Стюарте и Лене, я хочу вернуться в ванную, из которой, скорее всего, еще не ушла мама. Наверное, она старательно чистит зубы или умывается. Сейчас мама настолько медлительна, что на все приготовления ко сну у нее уходит больше часа. Но я не могу заставить себя это сделать. Кроме того единственного раза, после рождения Дэниела и смерти отца Стюарта, мы с мамой никогда не говорили о сексе откровенно. И хотя мой отец был не против этого, она все равно называла свои отношения с Джимом «интрижкой». Когда мама рассказывала мне об этом, по интонации ее голоса я понимала, что ей стыдно, и похоже, что одобрение мужа не имело для нее никакого значения. Как будто не существует ничего, что может оправдать желание женщины захотеть кого-либо или что-либо вне рамок брака.

Но неужели стыд моей матери – это та причина, по которой я не хочу задавать ей те вопросы, что мучают меня? Возможно ли, что именно поэтому я не хочу выяснять, были ли у моего отца «интрижки»? А если моя мать была так же раздавлена ревностью и болью, которые я испытываю при мысли о том, что Стюарт спит с Леной?

И я понимаю, что не хочу ничего спрашивать у матери, потому что я не хочу рассказывать ничего о себе. Я не хочу, чтобы мама узнала правду о моем браке. Потому что я размышляю о том, не совершила ли я ужасную ошибку.

Потому что по причинам, которые я не могу четко сформулировать, меня тоже накрывает чувством стыда.

* * *

Моя голова все еще раскалывается, а наш самолет уже идет на посадку. Стюарт встречает нас у ленты выдачи багажа. Заметив отца, Нейт и Дэниел бросаются к нему. Он крепко обнимает мальчиков и, немного нагнувшись вперед, собирается поцеловать меня.

– У меня ужасно болит голова, – сообщаю я ему.

– Мне жаль, милая. Давай отвезем тебя домой.

Я смотрю, как Стю поднимает Нейта одной рукой, затем тянется к ленте и с легкостью снимает наш тяжелый чемодан. Я наблюдаю, как двигаются его широкие плечи, как напрягаются под футболкой бицепсы, и останавливаюсь на лице с отросшей рыжевато-золотистой щетиной.

Стю с мальчиками идут в сторону парковки, а я семеню следом, смотря на уверенную походку мужа, его симпатичную круглую попу, и отмечаю ту ласковую манеру общения, в которой он обращается к детям. Внутри меня поднимается волна паники. Мой муж сексуален, он потрясающий отец и просто находка. Как я могла забыть об этом?

Всю дорогу до дома мальчики болтают, не замолкая ни на минуту, а я закрываю глаза, чувствуя, как пульсируют виски от напряжения. Мысли не дают мне покоя. Совсем скоро мы со Стюартом останемся наедине, и я узнаю ответ на терзающий меня вопрос. И другого выхода из этой ужасной ситуации нет, есть лишь надежда на то, что, возможно, между ними ничего не было, и я смогу с облегчением вздохнуть.

Едва мы переступаем порог дома, как Дэниел убегает в свою комнату, а Нейт отправляется на поиски кота. Стюарт несет наш чемодан наверх, а я иду следом за ним, с трудом переставляя ватные ноги. Сейчас я как робот, выполняющий последнюю миссию и готовящийся к самоуничтожению.

Войдя в спальню, я закрываю за собой дверь.

– Мне положить его на кровать? – спрашивает Стю, кивком головы указывая на чемодан в его руке.

Я молчу и чувствую, как дрожат мои колени. Смотрю вперед и вижу перед собой темные пятна и круги. Все, что я могу, это шепотом спросить:

– Ты спал с ней?

Стю опускает голову вместе с чемоданом и шумно выдыхает. Он смотрит на меня, и я вижу ответ в его глазах еще до того, как он его произносит.

– Да.

Мои ноги подкашиваются. Я падаю на пол рядом с кроватью. Боюсь, что меня сейчас стошнит.

– Молли… – начинает он.

Но я едва слышу его. Я словно упала на дно глубокого темного колодца и иду ко дну. Откуда-то словно через толщу воды доносятся слова и собираются в какое-то подобие фраз, какие-то обрывки предложений… Она ничего для меня не значит… Ты же сказала, что не против… Почему ты так реагируешь?..

Но до меня доносится только одно слово, которое он сказал. Да.

Все, чего я боялась, произошло.

* * *

Я просыпаюсь, когда за окном уже темно. Кажется, теперь голова болит из-за ушиба, а не из-за продолжительной мигрени. Осторожно встаю с кровати и спускаюсь вниз по лестнице. В доме тихо. Стюарта я нахожу на кухне: он в наушниках моет посуду.

Я осторожно подкрадываюсь к нему сзади и обхватываю руками поперек талии, уткнувшись лицом в спину супруга. Он выключает кран, небрежно вытирает руки о джинсы и достает один наушник.

– Ты уложил детей спать, – говорю я. – Спасибо.

– Разумеется, – отвечает он, не обернувшись. Его голос звучит холодно.

– Прости меня, – говорю я.

– За что? – спрашивает он. Стюарт ненавидит, когда я извиняюсь, не зная за что. Сейчас я задумалась о том, сколько раз моя мама просила прощения только за выходные и в течение многих лет до этого, на протяжении всей моей жизни. На самом деле она постоянно извинялась. Ни за что. И за все.

– Я не знаю.

Некоторое время мы стоим в тишине и я крепко обнимаю Стю. Не замечаю, как начинаю плакать.

– Я намочила твою майку, – бормочу я.

Муж поворачивается ко мне:

– Давай поговорим.

Мы идем в гостиную и садимся на диван. Приятно вот так сидеть рядом, ощущая тепло его тела, но не глядя друг другу в глаза. Мне хочется забраться к нему на колени. Но вокруг Стюарта я чувствую некую броню, невидимое силовое поле, которое я не могу преодолеть.

– Я не знаю, как говорить с тобой об этом, – начинает он, фокусируя взгляд на своих руках. – Я не хочу чувствовать себя виноватым за то, что сделал то, что ты мне разрешила.

Я понимаю, что он злится на меня. Он злится на меня. Мой разум мутнеет, и тошнота накатывает с новой силой.

– Я не думаю, что мне следовало рассказывать тебе о Лене, – продолжает он. – Мне нравится слушать, когда ты рассказываешь о себе и Мэтте, но я понимаю, что ты не испытываешь таких эмоций, если речь идет обо мне и другой женщине.

Безусловно, он прав, но то, что он сейчас говорит, волнует меня меньше всего. Проблема в том, что это вообще происходит. Я вспоминаю слова моей матери: «Это была идея твоего отца». Но это совсем другое. Ведь секс с Мэттом был моей идеей, верно?

– Лена никогда не заменит мне тебя, Молли. – Он украдкой смотрит на меня, а затем возвращает взгляд на свои руки. – Она мой друг, но не более того. Так же, как ты и Мэтт. И это ничего не значит.

Я задыхаюсь, у меня кружится голова, и накатывает новый приступ тошноты. Что это значит для тебя, Молли? Я до сих пор не знаю, что значит для меня секс с Мэттом, но это точно не про дружеские отношения.

Стюарт продолжает говорить, то ли не замечая, то ли намеренно игнорируя мое молчание:

– Но стоит признать, это довольно приятно, когда тебя считают привлекательным, понимаешь?

Конечно, я понимаю. Ведь я испытываю то же самое. Но я забыла, что Стюарт тоже хотел бы слышать эти слова. Как-то в начале наших отношений мы посетили дом его родителей на Лонг-Айленде. Он показал мне фотографию, сделанную на его бар-мицве: толстый ребенок, втиснутый в костюм кремового цвета, пиджак, пуговицы которого держались просто чудом, очки с толстыми стеклами, прыщи, огненно-рыжие вьющиеся волосы (Стю называл свою прическу «еврейское афро»), зажатый между улыбающимися родителями и высоким, стройным старшим братом. «Мама называет брата „роскошным парнем”», – сказал мне тогда Стю, и от окатившей меня волны ужаса я на какое-то мгновение забыла, как дышать.

Новый поток слез хлынул из моих глаз. Я вспомнила, как увидела мужа в аэропорту сегодня днем. Не знаю, когда в последний раз я говорила ему, что он сексуальный. Стюарт постоянно повторяет мне это, но я все равно не верю ему. Почему же мы не можем дать друг другу это чувство уверенности в своей неотразимости? Что с нами не так?

Он берет мою руку – обмякшую и безвольную – и сжимает в своей.

– Думаю, нам нужно что-то решать. Ты хочешь остановиться?

Конечно хочу. Мы должны прекратить это. Я не могу делить Стюарта с кем-либо. Я не могу делить его с Леной, женщиной, которая мечтала стать его женой. Женщиной, которая знает его дольше, чем я. Женщиной, дети которой называют моего мужа дядей Стю.

Но в то же время я не могу больше никогда не увидеться с Мэттом. И я до сих пор не могу объяснить почему. Возможно, Стюарт прав и дело в том, что мне нужно посмотреть на ситуацию под другим углом. Мне нужно почувствовать себя желанной женщиной, а не только женой и матерью. Быть может, мои чувства к Мэтту – не более чем зависимость от того, что я ощущаю, находясь рядом с ним: я блистаю, и все для меня так ново.

– Я не знаю, – признаюсь я.

– Хочешь, посмотрим спектакль? Поговори со мной! – забавным голосом произносит муж, и я поднимаю глаза. Он держит руки на уровне лица и изображает кукольный театр, будто его правая рука общается с левой.

Мне так хочется поддаться на его уловку. Умение Стюарта заставить меня смеяться, даже в самой нелепой и катастрофической ситуации, – его суперспособность, стоящая на лидирующем месте в списке причин, по которым я вышла за него замуж. Но теперь я сомневаюсь в искренности его мотивов. Может, он просто пытается отвлечь меня от пропасти, образовавшейся между нами? Смотри, какие смешные куклы, и не смотри вниз.

Все это слишком утомительно. Решаю довериться супругу, потому что не вижу другого выхода, и бросаюсь ему на шею.

– Я так тебя люблю, – говорю я, крепко прижимаясь к нему.

– Я тоже тебя люблю, девочка моя, – отвечает он. – И я всегда буду любить тебя. Но давай на время попробуем ввести новое правило. Больше я не буду рассказывать тебе о том, что я делаю.

– Хорошо, – отвечаю я, кивая. Мои виски пульсируют, превращая поток мыслей в бесформенные фразы, не поддающиеся анализу и осознанию.

– Но ты… – добавляет Стю с коварной ухмылкой, – должна рассказывать мне все.

* * *

Ночью я лежу в постели, прижавшись к Стюарту.

Мне не дает покоя одно воспоминание из прошлого. Почти десять лет назад я путешествовала с подругой Марией по Венесуэле, и эта поездка совпала с нашей со Стюартом первой годовщиной свадьбы. Тогда мне показалось весьма символичным то, что в этот день нам не обязательно быть вместе и что, хотя мы и женаты, у каждого из нас все равно может быть своя независимая жизнь.

Во время отпуска мы с подругой отправились на двухдневную экскурсию с рафтингом. На второй день пути наши гиды остановились у одного моста. Это было популярное место, откуда люди прыгали в реку и свободно дрейфовали по порогам, после чего под прямым углом выплывали на берег. Видимо, это были люди, которые находили такое развлечение забавным.

Так уж вышло, что я смертельно боюсь высоты. Но, повинуясь какому-то внутреннему порыву, я захотела бросить вызов своему страху. Тем более у меня появилась такая возможность. Я хотела хоть раз забыть об излишней осторожности и проявить смелость. И я даже вызвалась прыгнуть первой. Позже Мария описала мне эту сцену со своей точки зрения.

– Это было похоже на наблюдение за попыткой самоубийства, – подытожила подруга.

Я проигнорировала все советы, которые давали опытные инструкторы: обязательно вытяните носки, скрестите руки на груди и оттолкнитесь от моста, стараясь отпрыгнуть вперед на несколько метров. Вместо этого я просто шагнула вниз, в полете хаотично размахивала руками и ногами и со звонким шлепком упала в воду. Потрясенная произошедшим, я замерла на воде, даже не пытаясь пошевелить руками или ногами. Мария прыгнула в воду вслед за мной и вытащила мою никчемную тушку на берег.

– Больше никогда так не делай! – прокричала она.

– Хорошо, – покорно согласилась я, вернувшись к привычному послушному состоянию, пока подруга удерживала меня на плаву. – Не буду.

Позже у меня появились огромные синяки на боку и бедрах, на месте удара тела о гладь воды. Самый большой был диаметром с футбольный мяч и переливался зелеными, пурпурными и золотыми оттенками. Мария сфотографировала мне это недоразумение, чтобы я помнила о своем обещании. Но синяк уже давно зажил, фотография потеряна, и я уже знаю, что нарушу свое обещание.

Я готовлюсь к еще одному безумному прыжку.

Глава 5

В течение следующих четырех лет я спала с Мэттом всего несколько раз: когда его девушки не было в городе или когда Стюарт отправился на конференцию, а дети – в летний лагерь. Наше общение проходило примерно по следующему сценарию: после очередного секса Мэтт присылал мне сообщение, что больше не может так поступать и что его гложет чувство вины. Я плакала и впадала в уныние, боролась с очередным приступом мигрени, а потом с головой окуналась в родительские обязанности. Я говорила себе: мои дети еще совсем маленькие, я нужна им. Поэтому все к лучшему. Затем проходило несколько долгих месяцев, и мы с Мэттом снова начинали общаться. Сначала обменивались сообщениями раз в неделю или две, потом писали друг другу чаще. Наши сообщения были насквозь пропитаны фальшивым целомудрием в те моменты, когда на горизонте появлялась возможность в скором времени увидеться. Его девушка вскоре собирается в очередную рабочую поездку. Или я останусь одна дома на выходных. И самое главное, мы никогда не планируем нечто большее. Мы просто узнаём, свободен ли один из нас, чтобы пойти выпить по стаканчику и пообщаться.

Я скрываю от Мэтта то, что Стю знает о нашей с ним связи. Хочу, чтобы мужчина думал, что мы с ним в одной лодке и что меня одолевают те же демоны, что и его. Но на самом деле чем ближе наши «невинные» свидания, тем лучше я себя чувствую и тем реже у меня случаются приступы мигрени. Когда я уже знаю, что скоро увижу Мэтта, я терпеливее отношусь к выходкам детей и охотнее занимаюсь сексом со Стюартом.

В те ночи, когда мы с Мэттом встречаемся (а делаем мы это исключительно ночью), электрический разряд пробегает по моему телу, как только я вижу его глаза цвета морской волны. Час или два мы ведем себя как обычные друзья: общаемся и выпиваем по стаканчику, это помогает избавиться от всех назойливых мыслей и запретов. А затем наши колени соприкасаются под столом, и мы больше не сдерживаем себя. Наши взгляды пересекаются, и вот мы уже пьяно бредем к его квартире или моему дому (в зависимости от того, что свободно в этот момент), стремительно раздеваем друг друга, неистово трахаемся (правда, секс заканчивается слишком быстро) и затем, лежа в кровати, минут десять уделяем напряженным разговорам, прежде чем чувство вины Мэтта и мой стыд снова поднимут свои уродливые головы. А вскоре все начинается заново.

Причина чувства вины, терзающей Мэтта, мне понятна, но причина моего стыда не так очевидна. Я сняла с себя всякую ответственность за девушку моего любовника. (Ведь если он изменяет ей еще до брака, значит, их отношения обречены, не так ли?) А мой муж не против этих отношений. Тем не менее есть что-то в признании собственных неудовлетворенных потребностей, что заставляет меня стыдливо отводить взгляд.

Однако в постели со Стю весь мой стыд исчезает, и Мэтт снова становится неотъемлемой частью нашего брака, выполняя роль той маленькой тайны, которая была изначально ему отведена. Даже несмотря на продолжительные перерывы в общении с Мэттом, я все равно могу возбудиться при мысли о нем. Ты хотел бы посмотреть, как я делаю Мэтту минет? А хотел бы увидеть, как я двигалась, когда была сверху? Я выплескиваю весь свой страх и все свое желание на Стюарта. Наш секс кажется опасным, как будто мы с ним ходим по краю пропасти и крепко хватаемся друг за друга, чтобы не упасть. В моменты, когда Стюарт делает что-то новое (как-то непривычно ласкает меня языком, помогает принять какую-то незнакомую мне позу), я замираю. В моей голове сразу возникает вопрос: «Где он научился этому?» Но я боюсь спрашивать его об этом. Я интенсивно мотаю головой, отгоняя все эти навязчивые идеи, и заставляю себя погрузиться в то первобытное состояние, когда мной овладевают инстинкты, а не мысли. Затем меня накрывает волной оргазма. И сейчас эти ощущения намного сильнее, чем в первые дни нашего брака.

* * *

Я не знаю, как часто Стюарт встречается с Леной. Но я точно знаю, что они видятся. Как-то загружая вещи в стирку, я по привычке проверила карманы мужа, чтобы выбросить из них пустые упаковки от жвачки, скомканные салфетки и квитанции из химчистки. Но среди мусора я нащупала что-то похожее на кредитную карту. Вытащив пластик из кармана, я несколько секунд внимательно смотрю на него, прежде чем осознаю, что именно у меня в руках.

«Отель „Хилтон”. Приятного пребывания».

Ключ-карта от номера в отеле. Я смотрю на нее и буквально слышу в голове голос мужа: «Я больше не буду рассказывать тебе о том, что делаю. Вместо этого я просто оставлю ключ от номера в кармане. Я знаю, что ты будешь стирать вещи и найдешь его. А значит, ты представишь нас в гостиничном номере. Если ты вспомнишь, в какой день эти джинсы были на мне, то даже сможешь точно определить, когда это произошло. Невольно подумаешь о том сообщении, в котором я написал, что задерживаюсь на работе. И ты поймешь, что это была именно та ночь, когда я пришел домой в 04:30 утра и поцеловал тебя, пока ты спала. Я поцеловал тебя губами, которыми целовал ее. Губами, которые изучили каждую клеточку ее кожи, возможно, неоднократно заставляя ее кричать и стонать».

Я задумалась обо всем том времени, которое я проводила наедине с детьми: ужины, укладывание мальчиков на ночной сон, мытье посуды, и то чувство одиночества, преследовавшее меня, потому что я все это делала сама – ведь Стюарт должен работать. Но осознав, в какой реальности я живу сейчас, я задаюсь вопросом: «А действительно ли он проводил в офисе все это время?» Да, я верю, что все было именно так. В конце концов, он явно плохой конспиратор, который и сейчас не в состоянии аккуратно замести следы.

Но, несмотря на мои попытки подавить эти неприятные мысли, во мне уже поднимается что-то другое. Он мог бы все эти вечера провести дома. Выходит, он и сейчас срывается с работы, чтобы побыть с ней?

Я чувствую, как ревность смешивается с обидой, которую я сдерживала годами, каждый раз, когда чувство одиночества в нелегком деле воспитания детей ползло по моим венам, сжимало горло и пробирало до самых внутренностей. Но смотреть на свой гнев все равно что смотреть на солнце. И долго ты не сможешь наблюдать за ним, ведь можно навредить себе. А значит, то, что ты успеваешь увидеть, – лишь один элемент огромного пазла.

Я чувствую, как меня переполняет ярость. Ключ-карта стремительно летит в мусорное ведро.

* * *

За все это время я ни разу не приглашала Мэтта домой, если там были дети. До сегодняшнего дня. Возможно, дело в том, что Нейту уже восемь лет и я уверена, что он не проснется посреди ночи. А может быть, на этот безрассудный поступок меня подтолкнуло то, что я нашла ключ от гостиничного номера. Я чувствую себя так, словно выпила крепкий коктейль из ревности и злости, затуманивший мой разум. Я осознаю, что мое негодование направлено не столько на Лену, сколько на свободу Стюарта делать все, что ему заблагорассудится. Он может ночевать в отелях, не заботясь о таких деталях, как время сна детей или возможность найти свободную няню на вечер. В любом случае я успокаиваю себя тем, что Дэниел и Нейт сладко спят в своих кроватях наверху. Между нами – два этажа, и мы с Мэттом в гостевой комнате с запирающейся на замок дверью и отдельным выходом на крыльцо.

Наша одежда небрежно разбросана на полу. Я говорю Мэтту, что мне нужно проверить детей. Оставляю его в теплой постели и голышом бегу вверх по лестнице на кухню. Признаюсь, это немного безрассудно. Я вовсе не собираюсь смотреть, как там мальчики. Вместо этого я набираю сообщение Стюарту. Он с такой готовностью согласился задержаться в офисе, поддерживая мою безумную затею, что я уже начала испытывать чувство вины.

«Мэтт еще здесь. Но не волнуйся. Как любовники вы абсолютно разные».

В моих словах лишь доля истины. С Мэттом секс совсем другой, он возбуждает своей незаконностью и неправильностью. Но Стю так хорошо знает мое тело. Мэтту потребуются годы, чтобы в этом плане приблизиться к уровню моего мужа. Но в основном я хочу успокоить Стюарта, донести до него ту приемлемую версию «всего, что я делаю», как он и просил.

Я нажимаю кнопку «Отправить». И с ужасом осознаю, что сообщение доставлено не тому человеку.

Трясущимися руками я набираю сообщение для Стю:

Как отменить отправку сообщения?

Я думала, что пишу тебе, а отправила текст Мэтту!

Стюарт пытается помочь, но ничего не получается. Сообщение доставлено. Я сбегаю вниз – все еще голая – и несу какую-то околесицу, роясь в нашей разбросанной одежде. Я ищу телефон Мэтта. Сейчас его мобильный словно бомба замедленного действия, и мне необходимо удалить это сообщение.

– Молли, – зовет Мэтт, но я не поднимаю на него взгляда. – Молли, – повторяет он. – Для кого это сообщение?

Он все еще лежит на кровати, но уже надел джинсы. А в руках у него телефон, который, должно быть, лежал в заднем кармане брюк.

Не моргая, я смотрю на телефон в его руке и пытаюсь понять, смогу ли я еще как-то выкрутиться. Но нет.

– Для Стюарта, – отвечаю я. – Но не пойми меня неправильно. Ты потрясающий любовник. Я просто пыталась как-то подбодрить его.

– О, это меньшее из того, что меня беспокоит, Молли. То есть он знает, что я здесь?

Я киваю. Когда он смотрит на меня, я замечаю что-то новое в его взгляде. Возможно, это чувство отвращения, но испытывает он его по отношению ко мне, к себе или к нам обоим, я не могу точно сказать. В горле так сухо, будто я проглотила горсть песка. Я не могу произнеси ни звука.

– Я лучше пойду, – говорит Мэтт. – Мне нужно подумать.

Я молча наблюдаю, как он торопливо засовывает ноги в ботинки и натягивает рубашку через голову. Он уходит так быстро, что я начинаю сомневаться, а был ли он вообще здесь. Беру в руку телефон и отправляю сообщение Стю:

Он ушел. Можешь приехать домой, пожалуйста?

Мне невыносимо смотреть на скомканные простыни и думать, что, скорее всего, это была наша последняя встреча. Я заставляю себя сложить диван и бросить простыни в стиральную машину, принять душ и надеть пижаму.

Когда Стюарт приходит домой, он обнимает меня и говорит, чтобы я не переживала.

– Это не так уж важно, – говорит Стюарт. – Почему он вообще об этом волнуется?

Я не могу объяснить ему, почему я так уверена, что это конец. Но одно то, как Мэтт смотрел на меня, уже многое меняет. Он смотрел так, будто я все это время использовала его. Возможно, так и было. Но не в том ключе, как он думает. Я использовала Мэтта не только как маленький секрет в нашем браке – как я хотела, чтобы считал Стюарт. Нет. Я использовала Мэтта как своеобразный портал в другой мир. В такое измерение, где я могу бегать голой по собственной кухне, не считая, что делаю что-то неправильное. Но этот другой мир нереален. И мой портал закрылся.

Я часами лежу на кровати и не могу заснуть. Как только в окно спальни проскальзывает первый луч света, я пишу Мэтту, пытаясь все объяснить. Он присылает лаконичный ответ:

Я желаю тебе всего наилучшего, Молли, но с меня хватит. Прощай.

Остаток дня я провожу словно во сне. Я в ужасе от случившегося и от степени идиотизма своей ошибки. Сейчас я как главная героиня мыльной оперы. Годами лгала Мэтту о том, что Стюарт не в курсе отношений между нами. Занималась сексом с любовником в комнате для гостей, пока мои дети спали наверху. Разгуливала по дому голышом. Отправила просто ужаснейшее сообщение в самый неподходящий для этого момент, да еще и человеку, которому категорически нельзя было этого видеть! Если бы это все сделала не я, то нелепость этой ситуации была бы забавной. Но это все моих рук дело. И теперь я утопаю в чувстве стыда.

В тот вечер Стюарт вернулся с работы рано. По моему состоянию он понял, что в мыслях я где-то далеко, куда он не сможет добраться, и постарался позаботиться обо мне.

– Хочешь поговорить об этом? – спросил он после того, как дети уснули. Я молча лежала на диване. Мои глаза были красные и опухшие от слез.

– Я не знаю, смогу ли, – отвечаю я.

Он молча кивает. А потом добавляет:

– Хочешь, чтобы я перестал встречаться с Леной?

Его слова похожи на спасательный круг. Я буквально отталкиваюсь от дна и плыву вверх, чтобы ухватиться за него.

– Ты сделаешь это для меня? – осторожно уточняю я.

– Конечно, – сразу отвечает супруг. – Ты для меня важнее всех на свете. Давай сделаем перерыв. Пока тебе не станет лучше.