Приключения старпома Врунгеля и пожёванные законы моря

Капа, не моргнув, взяла с пола второе и с громким, оглушительно звонким ХРУСТОМ впилась в него зубами. Звук был настолько чистым, сочным и свежим, что даже Ветродуев замер с открытым ртом.

– Постой… – нахмурился капитан, прислушиваясь к эху этого идеального хруста. – Но так хрустят только свежайшие галеты! Ровно так же хрустели они в день моего первого выхода в море! Этот звук не спутать! – Он с изумлением разглядел место укуса на своей галете – светлое, рассыпчатое, пахнущее ванилью, а не пылью веков. – Капа Ивановна, да они же… свежие! Значит, их кто-то подменил? Здесь вовсю идёт неучтённая деятельность!

Капа лениво зевнула, словно намекая: наконец-то дошло. меньше думай, больше жуй. Она уже методично грызла уголок ящика, явно намереваясь добраться до сути вопроса в прямом смысле слова.

«Крайне любопытно, – мысленно отметил бы Врунгель, окажись он здесь. – Требует изучения. И, возможно, выборочной вкусовой проверки с последующей систематизацией по номерам партий».

– Ладно, – решил Ветродуев, сгребая в охапку несколько пачек. – Раз историю можно употреблять на завтрак, грех не поделиться с экипажем! Это ж лучше любой каши – пища для ума и тела! Алла Борисовна внесёт тебя в журнал как официального дегустатора, Капа Ивановна!

И он побрёл назад к «Доверию-2», неся в руках не просто еду, а первую ниточку к новой портовой тайне, а Капа важно шествовала за ним, доедая вещественное доказательство.

Час спустя команда собралась на палубе «Доверия-2». Боцман принёс сёмгу, Ветродуев – ящик «бракованного» печенья, а Врунгель вручил Алле для подшивки «Акт об оказании образовательных услуг в обмен на продовольственное обеспечение», к которому было приложено гениальное сочинение о капитане Ветродуеве, открывшем Остров Съедобных Чернил.

Внутри был приказ о введении «комендантского часа для неблагонадёжных судов» и уведомление о том, что к наблюдению за ними приступает «особый отдел во главе со старшим ревизором Крутиковым».– Операция «Чёрная кошка», этап первый, завершён, – заключил Врунгель, внося запись в судовой журнал. И тут к борту причалил катер с почтой. Матрос вручил Врунгелю новый конверт с печатью Лагуна.

– Крутиков? – переспросил боцман, и на его лице впервые мелькнуло нечто, похожее на суеверный ужас. – Слышал я о таком. Говорят, он однажды составил акт на собственную тень за «несанкционированное повторение движений лица, утверждённого регламентом». А на прошлой неделе он якобы выписал предписание дождю – «прекратить несанкционированное увлажнение казённой палубы».Команда прочла – и замерла. Но уже не со страхом, а с вызовом.

– Примем к сведению. А теперь, команда, завтракать. У нас есть сёмга и историческое печенье.Врунгель сложил лист, разгладил сгибы и убрал его в папку с грифом «На рассмотрение».

«Доверие-2» больше не голодало. Оно готовилось к новой схватке, абсурд которой ещё предстояло оценить.

Глава 15. Ревизор, который боялся чаек

Утро на «Доверие-2» началось с неестественной, вымученной чистоты. Палуба, обычно украшенная случайными канатами и мирно дремлющей в солнечном пятне Капой, была отдраена до скрипа. Врунгель, в своём самом парадном кителе с зачётными тремя пуговицами, нервно проверял, ровно ли висит запасной компас. Даже боцман Силачёв, обычно похожий на грозовую тучу в бушлате, был отутюжен и вызывающе опасен, как заточенный складной нож.

– Команда, – голос Врунгеля звучал как предсмертный хрип склянки, – сегодня нас удостоит визитом старший ревизор Крутиков. Согласно параграфу 14-б Устава, мы обязаны обеспечить…

– Обязаны обеспечить ему тёплый приём! – перебил капитан Ветродуев, появляясь из каюты с букетом слегка подвядших морских водорослей, торжественно перевязанных бечёвкой. – Человеку, который видит мир через сетку параграфов, особенно важен душевный комфорт! Может, споём ему песню о Великом Пересчёте Якорей?

– Лучше споём о том, как молчание – золото, – прошипел Силачёв, зловеще потирая здоровенный гаечный ключ о штанину. – Особенно когда ревизор полезет в трюм смотреть наш «исторический» груз.

Их приготовления прервал тонкий, визгливый звук, похожий на скрежет стиснутых зубов самой Системы. К борту «Доверия-2» бесшумно причалил идеально белый, стерильный катер. На его палубе не было ни намёка на рыбью чешую, ни пятнышка ржавчины – лишь одинокий силуэт в безупречно отутюженной форме.

Старший ревизор Матвей Матвеевич Крутиков ступил на палубу с видом хирурга, входящего в заражённую чумой операционную. Он был невысок, сух и подозрительно чист. Его движения были резкими и экономными, а взгляд из-под thick glasses быстрым и всевидящим.

– Старпом Врунгель? – его голос был сухим шелестом бумаги. – На основании предписания 7-34/Г, пункт «В», я приступаю к плановой ревизии хозяйственной деятельности судна. Предоставьте, пожалуйста, судовой журнал, журнал учёта продовольствия и… – он достал из нагрудного кармана идеально сложенный листок, – акт о списании одной единицы якорного имущества образца 45-го года. Согласно отчёту кладбища Забвения, он не был должным образом внесён в реестр утрат.

Он говорил цитатами из Устава. Дословно. Ветродуев замер с открытым ртом, заворожённый этой ледяной поэзией. Силачёв смотрел на него, как бульдог на шпица.

– Конечно, Матвей Матвеевич. Все документы готовы к проверке. Прошу пройти в кают-компанию. Алла Борисовна уже подготовила чай.Врунгель, побледнев, но не дрогнув, сделал шаг вперёд.

– Чай будет позже, – отрезал Крутиков, уже водя пальцем по перилам в поисках пыли. – Сначала – ревизия. Начнём с трюма.

И тут произошло непредвиденное. С криком, который знал каждый в порту, над палубой появилась стая самых наглых и прожорливых чаек. Они кружили над Крутиковым с вызывающим интересом.

Ревизор замер. Его безупречная выдержка дала первую трещину. Он съёжился, его рука непроизвольно потянулась к нагрудному карману, как будто он хотел достать несуществующий пистолет. В памяти его мелькнул давний кошмар: день выпуска из Академии, парадный строй, торжественная речь начальства – и одна особо наглая чайка, сорвавшаяся с мачты и впившаяся ему прямо в эполет. С тех пор каждая птица виделась ему персональным оскорблением Устава, летающим, неучтённым и абсолютно безнаказанным нарушением.

– Несанкционированные… летающие объекты… – прошептал он, и в его голосе впервые послышались нотки чего-то, кроме холодной ярости. Почти… животной паники.

– Ах, это наши старые друзья! Карл и Клара! Они просто проявляют любопытство!Ветродуев, чьё сердце оттаивало при виде любой живой души, даже чаячьей, оживился.

– По статье 178-б Морского устава, любое живое существо на борту должно быть внесено в судовой журнал и иметь ветеринарную справку! – выпалил Крутиков, пятясь к рубке под восторженные крики чаек, принявших это за новую игру. – Где их документы?!

– Алла Борисовна! – бросил он. – Немедленно составьте Акт о несанкционированном визите орнитологических представителей! Со всеми подробностями! Матвей Матвеевич, прошу вас, в кают-компанию! Там безопаснее. Мы предоставим вам все журналы для изучения, пока… пока мы разберёмся с нарушителями воздушного пространства.Врунгель увидел шанс. Единственный.

Крутиков, всё ещё бросая тревожные взгляды на чаек, позволил завести себя внутрь. Дверь кают-компании закрылась.

– Ну что, напоим его чаем? Или сразу придушим гостеприимством?На палубе воцарилась тишина, нарушаемая лишь довольным квохтаньем «Карла и Клары». Силачёв медленно выдохнул.

– Ни то, ни другое, – сказал Врунгель, и в его глазах зажёлся тот самый огонёк, который заставлял Систему нервно ёрзать. – Мы его… задокументируем. Алла Борисовна, принесите, пожалуйста, наше «Временное положение». И тот ящик «исторического» печенья. Капитан, ваша задача – рассказывать. Обо всём. Самое время для поэзии.

Команда поняла. Операция «Чёрная кошка» вступала в свою самую опасную и абсурдную фазу. Они больше не оборонялись. Они готовились к наступлению. Бумажному.

Дверь кают-компании закрылась, оставив снаружи безмятежно квохтавших чаек. В тесном помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканием хронометра и тяжёлым дыханием Крутикова.

– Матвей Матвеевич, прежде чем мы перейдём к журналам, вынужден представить вам вот это, – голос Врунгеля звучал сухо и бесстрастно. Он поставил на стол ящик с печеньем. – Вещественное доказательство номер один по делу о незаконном обороте списанного имущества на территории порта «Большая Устрица».

– На каком основании? – его пальцы потянулись к блокноту.Крутиков, всё ещё бледный, машинально выпрямился при словах «дело» и «доказательство».

– Основание – параграф 78-г Инструкции о списании. Обратите внимание на маркировку. Партия №D-1-045. Годен до… – Врунгель демонстративно провёл пальцем по зачёркнутой дате. – Фактическая же сохранность продукта, как вы можете видеть… – он с сильным хрустом разломил галету, и свежий, ванильный аромат заполнил кают-компанию, – …вызывает вопросы о законности процедуры списания и дальнейшей судьбе всего груза. Мы, как законопослушные граждане, не могли пройти мимо. Составили предварительный акт. Желаете ознакомиться и подписать его как независимый свидетель?

Крутиков замер. Его мозг лихорадочно искал лазейку. Признать факт – значит признать, что система дала сбой. Игнорировать – нарушить свой же кодекс. Он был в ловушке.

– О, якорь, номером увенчан! – внезапно завопил капитан Ветродуев, вскакивая и вдохновенно воздевая руки к потолку. – Ты в реестрах спишь, как в колыбели! / Но твой побег бюрократом не встревожен, / Ибо актом о бесхозности мы тебя пригрели!

– Капитан, что это… – попытался вставить Крутиков.

– Ты скажешь: «Где акт? Где печать?» / А я отвечу: «Их не бывало!» / Мы совесть в графу «Причина» вместили, / Чтоб море правдой отзывалось снова!

Крутиков безуспешно пытался мысленно разложить эту словесную эквилибристику по параграфам. Его взгляд помутился. Рифмы били по сознанию, как барабанная дробь. Он беспомощно пошатнулся и опустился на стул.

В этот момент дверь скрипнула. В проёме возникла невозмутимая морда Капы Ивановны. Она лениво обвела взглядом помещение, обнюхала воздух и, выбрав цель, направилась к столу. Её взгляд упал на идеально сложенную папку с личными делами экипажа, которую Крутиков принёс для сверки.

– Не смейте! – сипло выдохнул ревизор, но было поздно.

Капа с аппетитом впилась зубами в уголок папки и принялась методично её жевать. Раздался неприличный, влажный хруст картона.

– Не беспокойтесь, Матвей Матвеевич, – с ледяным спокойствием произнёс Врунгель. – Это плановая процедура. Согласно нашему «Временному положению о карантинной обработке документов грызущим помощником», все официальные бумаги перед внесением в реестр должны быть обработаны на предмет… структурной целостности. Капа Ивановна выдаёт заключение. Сейчас она установит, являются ли эти документы съедобными, а значит – подлинными.

– Я… я, кажется, завершил проверку. Нарушений… не выявлено. Мне нужно… на воздух.Крутиков молча смотрел, как бесценные акты превращаются в кашицу. В его глазах что-то надломилось. Он тихо, почти шёпотом, пробормотал:

Он встал и, не глядя ни на кого, вышел на палубу, где его сразу же радостно обступили «Карл и Клара».

Операция «Бумажное наступление» была завершена. Полная и безоговорочная победа.

ГЛАВА 16: НИЖНИЙ ПОРТ И СКЛАД ПРИЗРАЧНЫХ ЗАПАСОВ

Качка «Доверия-2» давно сменилась неподвижной, но сомнительной твердостью причальной стенки. Христофор Бонифатьевич Врунгель, стоя у сходней, с невольным сожалением отпустил перила – ровный, предсказуемый ритм моря остался за кормой. Теперь предстояло шагнуть в иной мир, где правила писались не в параграфах, а на лету, на клочках рыбацких счёт и в немых договорённостях взглядов.

Первым его встретил не шум, а запах. Он накатил густой, почти осязаемой волной: вчерашняя рыба, мокрая, пропитанная солёной водой древесина, резкий дёготь и подложка всего этого – сладковатый, неприятный дух гниющей у свай тины. Воздух Нижнего порта висел тяжёлым, неподвижным одеялом.

– Христофор, – тихо сказала Алла Борисовна, чуть касаясь его локтя. Её казённые, на удивление, ботинки уверенно держались на скользких, поросшим водорослями досках. – Твои параграфы здесь – что шум ветра. Смотри. Слушай. И пиджак застегни.Силачёв, чья фигура на казённой палубе казалась грубоватой, здесь вдруг обрела законченность и естественность, словно деталь отлаженного механизма. Он обернулся к ним, и в его взгляде появилась новая, ёмкая серьёзность. – Группа, к собранию! – его голос прозвучал тише, но как-то плотнее, без привычного металлического звона. – Здесь вам не кварталы казённые. Здесь вы – никто. Забыли, кто вы наверху. Ты – гражданин Врунгель. Понятно? – Так точно, – кивнул Врунгель, машинально поправляя гражданскую фуражку, которая казалась ему ужасно легкомысленной и ненадёжной. Пальцы сами потянулись к блокноту в нагрудном кармане. «Локация: нерегулируемый рынок. Субъекты: частные торговцы, вероятно, без патента. Риски: нарушение таможенного…»

Они двинулись вглубь лабиринта, сплетённого из причалов, амбаров и лавчонок, сколоченных на скорую руку из корабельных обломков. Силачёв кивал коренастым, молчаливым людям в промасленных бушлатах; те отвечали едва заметным движением головы, взглядом, брошенным из-под насупленных бровей. Врунгель попытался было конспектировать этот немой диалог, но вскоре сдался, сраженный невозможностью перевести его на человеческий бюрократический язык. Он убрал блокнот. Здесь правила писались иначе.

Они двинулись вглубь лабиринта. Силачёв кивал коренастым людям в промасленных бушлатах; те отвечали едва заметным поднятием подбородка. Врунгель сдался, убрав блокнот. Эту азбуку взглядов и жестов не описать циркуляром.

Склад №7 оказался не пещерой, а большим, полутемным пространством, похожим на заброшенную библиотеку, где книгами были ящики с клеймом «D-1». Пахло старым деревом, краской и густым чаем.

За столом из катушки сидел человек. Серый Грузчик. Он был того же цвета и фактуры, что и склад вокруг – выцветший, пыльный, молчаливый. Он поднял на них спокойный взгляд, будто ждал.

– По делу? – голос глухой, как скрип несмазанных блоков.

– За правдой, – неожиданно сказал Врунгель. – И за печеньем. Партия D-1-045.Врунгель выступил вперед. – С судна «Доверие-2». Вы – Грузчик С.? – Могут называть и так. Вы – те, что Крутикова бумагой закидали? – Он поставил на стол две глиняные кружки, налил чаю. Жест был не гостеприимный, а ритуальный. – Защищали судно, – поправился Врунгель. – Защищали. Получилось, – Грузчик отхлебнул. – За чем пришли?

– ГОСТ – не про вкус. ГОСТ – про форму, – Грузчик повернулся. В его глазах мелькнула искорка. – Как и Устав. Не так ли, товарищ старпом?Грузчик медленно кивнул, словно услышав пароль. Подошел к штабелю. – Брак. По бумагам. Не соответствует госту по кривизне. На утилизацию. – Но оно съедобное! – не выдержала Алла Борисовна.

– Нам нужна история. Что скрывает «D-1»? Что случилось с «Доверием-1»?Врунгель понял – игра бесполезна. Этот человек знал всё.

Грузчик (Степан Игнатьевич, как он представился) молча смотрел на них. Потом тяжело вздохнул, достал из сундука потрёпанный журнал в пятнах воды.

– Его списали. За несанкционированную инициативу. За попытку работать по здравому смыслу. – Он положил ладонь на обложку. – Капитан приказал оставить якорь D-1-001 на банке. Не как потерянный. Как знак. Предупреждение всем, кто пойдет за ним.

– Это – не для жевания. Это – для чтения.В эту секунду Капа дотянулась до угла журнала. Степан Игнатьевич не зашикал. Он мягко отвёл её морду и протянул заранее припасённую морковку.

– Кто-то должен помнить, – просто ответил Степан. – Жду, когда правда станет оружием. Вы, похоже, научились им пользоваться.Алла Борисовна, затаив дыхание, листала журнал. – Здесь записи… которых нет в отчётах. Номера приказов не сходятся… – Потому что их списали, – тихо сказал Врунгель. – Как и корабль. – Он посмотрел на Грузчика. – Вы храните это. Зачем?

Никто не спорил…

Они вышли со склада, ослеплённые тусклым светом порта после полумрака. Врунгель, прижимая к себе свёрток с журналом, на секунду остановился, чтобы перевести дух. Взгляд его скользнул по груде ящиков с селёдкой напротив.

И там, в щели между двумя штабелями, он мельком увидел худую, неподвижную фигуру в чистой, но поношенной форме. Незнакомец не прятался, он просто наблюдал, его бесстрастное лицо было обращено в их сторону. Длинные пальцы методично что-то помечали в маленьком блокноте.

Их взгляды встретились на долю секунды. Врунгель почувствовал холодок по спине. Но прежде чем он успел что-либо сказать или понять, незнакомец развернулся и растворился в толпе портовых грузчиков, будто его и не было.

– Ничего, – буркнул Врунгель, инстинктивно крепче прижимая свёрток. Но он понял. Игра только началась, и Лагун уже сделал свой первый ход.– Что такое? – спросила Алла Борисовна, заметившая его замешательство.

ГЛАВА 17: БУМАЖНЫЙ ШТОРМ

Утро застало команду «Доверия-2» в состоянии творческого хаоса. Камбуз превратился в штаб-квартиру особой операции. Стол был завален бумагами, чернильницами и остатками печенья «D-1-045», которое теперь служило не только провиантом, но и прессом для особо важных документов.

Врунгель, не выспавшийся, но горевший решимостью, дирижировал этим беспорядком. Перед ним лежал раскрытый журнал «Доверия-1» – его главный артефакт и карта.

– Ориентировочно… полторы тонны бумаги, – в её голосе прозвучало сдержанное торжество.– Алла Борисовна! – обратился он к инспектору, склонившейся над бланками. – Как продвигается наш главный запрос? – Практически готов, – не отрывая взгляда, отчеканила она. – Со ссылками на параграфы 15, 23 и 47-бис Устава. Требуем предоставить все документы по якорю D-1-001 за весь период, включая акты списания и сопутствующие ведомости. – Объём? – уточнил Врунгель.

– Очень просто, – не поднимая головы, ответила Алла Борисовна. – Параграф 12-терций, подпункт «д»…В углу капитан Ветродуев, вдохновлённый, водил пером по бумаге, периодически восклицая: – «О, битва за правду! Ты сшибаешь лбами циркуляры, как льдины в шторм!..» – Василий Васильевич, – мягко остановил его Врунгель, – стихи подождут. Нам нужна кристально чистая юридическая форма. – Но как выразить дух борьбы сухими параграфами? – вздохнул капитан.

– Мы ведём цивилизованную войну, Николай Николаевич, – поправил его Врунгель. – Наше оружие – безупречность формулировок.Боцман Силачёв сновал между столом и плитой с кофейником. – Эх, говорил я – надо было его сразу в умывальник отправить, этого Лагуна! А вы: «бумажки, процедуры»… Вот и воюем теперь бумажками.

– Ничего, – успокоил Врунгель. – Пусть работает нашим естественным утилизатором. Меньше следов.У ног Аллы Борисовны Капа Ивановна с важным видом уничтожала черновики. Хруст был деловой и удовлетворённый. – Капа, это же дубликат формы 7-Г! – всплеснула руками Алла Борисовна, выхватывая из её зубов лист.

– Значит, в нужное русло попали, – заключил Врунгель.К полудню первые запросы были готовы. Силачёв отнёс пачку конвертов с грозными печатями в порт, а вернулся мрачным. – В порту – тишина, как перед бурей, – доложил он. – Косятся на нас, будто мы заразные. Шёпот идёт: «Доверие-2» бунт затеяло.

– Это матрос один сунул. Сказал – для вас.Силачёв достал из кармана смятый листок.

– Именно, – твёрдо сказал Врунгель. – Мы на верном пути.Врунгель развернул записку. Корявые печатные буквы гласили: «Завяжите с этим. Якорь D-1-001 никому не нужен. Он принадлежит мёртвым». Тишина повисла густая и тяжёлая. У Ветродуева дернулся глаз, Силачёв сжал кулак. – Угрожают, – констатировал боцман. – Значит, боятся.

– Введённым позавчера распоряжением № 1447-А. И мы им, разумеется, не соответствуем. Это даёт формальное право арестовать судно.К вечеру появился курьер с папкой от капитана Лагуна. Врунгель вскрыл конверт. Лицо его каменело с каждой строкой. – Что там? – не выдержала Алла Борисовна. – Наш ход предвосхищён, – мрачно сказал он. – Лагун инициирует «Внеплановую проверку соответствия судна „Доверие-2“ новым экологическим нормативам для плавучих архивно-исследовательских комплексов». – Новым? – переспросила она.

– Всё? – Врунгель вдруг поднял голову, и в глазах его вспыхнул азарт. – Это только начало!Наступило гробовое молчание. Даже Капа перестала жевать. – Значит… всё? – тихо спросила Алла Борисовна. В её идеальной воле мелькнуло сомнение, но она тут же спрятала его за профессиональной маской.

– Ещё как. Мы подаём встречное ходатайство: признать «Доверие-2» «Плавающим мемориальным архивно-исследовательским комплексом имени капитана „Доверия-1“» – хранителем этого знака! А согласно моему Временному положению № 17-В, которое я давно держал про запас для подобных случаев, такие комплексы имеют полный иммунитет к новым нормативам! Мы бьём их их же оружием!Он лихорадочно перелистывал потрёпанный свод «Временных положений», бормоча: – Алла Борисовна! В журнале «Доверия-1» есть запись: якорю D-1-001 присвоен статус «навигационного знака особой важности»! Вот наш шанс. Мы не будем спорить. Мы согласимся с проверкой! – Вы в своём уме?! – сорвалось у неё.

– Зато наше, – хмыкнул Силачёв. – Дирижируйте, старпом!Воцарилась тишина. Потом Ветродуев торжественно провозгласил: – Христофор Бонифатьевич! Это… гениально! – Это безумие, – ахнула Алла Борисовна, но в её глазах уже полыхнул огонёк азарта.

Команда с новыми силами вгрызлась в бумаги. А Врунгель подошёл к иллюминатору. В сумерках на причале стоял худой человек с катера Лагуна. Он не прятался. В руках у него был свёрток. Уловив взгляд Врунгеля, он поднял его, положил на парапет и ушёл.

– Николай Николаевич, – тихо сказал Врунгель. – Сходите, гляньте.

Силачёв вернулся с тубусом, перевязанным бечёвкой. Внутри оказался пожелтевший чертёж механизма якоря. На полях тусклым карандашом была выведена едва различимая пометка: «Ищите здесь».

– Ну что ж, товарищи, – сказал он. – Похоже, в стане врага у нас есть свой человек. Работа продолжается.Врунгель поднял глаза на команду. В его взгляде горела не усталость, а уверенность первооткрывателя.

Глав