Приключения старпома Врунгеля и пожёванные законы моря

– Боцман, – обращался он к Силачёву, чинившему разорванный бакштаг. – Прошу предоставить устный отчёт о проведении ремонтных работ с указанием использованного такелажа и степени его износа. Для журнала.

– Рвануло, старпом, – хрипел боцман, затягивая узел. – Починил. Всё.

– Внесите в акт: «Разрыв ликвидирован применением беседочного узла с двойным контролем. Рекомендую признать узел соответствующим параграфу 9-л». Подпишитесь здесь.

Боцман, кряхтя, выводил крестик.

– Прекрасно! – восклицал он. – Вы превращаете рутину в перформанс! Бумага становится продолжением верёвки! Это искусство!Капитан Ветродуев наблюдал за этим с художественным интересом.

Алла Борисовна молча фиксировала в своём журнале: «Нарушение. Использование непредусмотренной формы устного отчёта».

– Старпом! Наверх! Срочно! Он не хочет!Однажды утром тишину разорвал истошный вопль механика Мастеркова, донёсшийся из недр корабля:

– Видите? Тихонечко посвистывает. Обиделся. На прошлой неделе мы его на повышенных оборотах гоняли, чтоб от шторма уйти, а теперь он воду делает с привкусом обиды. Не питьевая!«Он» оказался опреснитель – агрегат капризный и жизненно важный. Мастерков, весь в мазуте, тыкал пальцем в его бок:

– Прекрасно! – сказал Ветродуев, появившись как из-под земли. – Значит, он наполнен эмоциями! Мы должны его выслушать! Алла Борисовна, вам слово! Зафиксируйте его показания!

– Агрегат требует проведения внепланового технического освидетельствования силами сертифицированной береговой комиссии. Согласно регламенту…Алла Борисовна побледнела, но не от страха, а от профессиональной ярости. Она подошла к аппарату, прислушалась к его гулу и вынесла вердикт:

– По регламенту мы все к вечеру с жажды сойдём с ума! – проворчал боцман. – Может, просто стукнуть по ну той самой счастливой кувалдой?

– Запрещено! – отрезала Алла.

Все замолчали. Проблема была серьёзной. И тут Врунгель, до этого молча наблюдавший, сделал шаг вперёд.

– Это… это не классифицируется! – в её голосе впервые прозвучала растерянность.– Механик, – сказал он тихо. – Вы утверждаете, что аппарат работает, но производит некондиционную воду? – Так точно! С привкусом! – Алла Борисовна, – повернулся Врунгель к ней. – В регламенте есть нормативы по вкусу воды? – Есть… но они описаны качественно: «без посторонних привкусов и запахов». – «Обида» – это посторонний привкус?

– Тогда действуем по аналогии. Вносим запись в судовой журнал: «Опреснитель №2 переведён в режим работы „с повышенной эмоциональной нагрузкой“. Производимая вода подлежит обязательной психологической разгрузке перед употреблением». Механик, прогоните её через дополнительный фильтр – тот, что с углём. Боцман, помогите. Алла Борисовна, – он посмотрел на неё, – прошу вас проконтролировать процесс и составить «Акт о проведении внеплановой психологической разгрузки водных ресурсов».Врунгель кивнул, как будто именно этого и ждал. Он открыл свой блокнот.

– А какая форма у абстрактных понятий? – мягко спросил Врунгель. – Вы же хотели всё фиксировать. Фиксируйте.Лицо Аллы Борисовны совершило невозможное: оно выразило шок, недоумение и жгучий профессиональный интерес одновременно. – Это… это абсолютно не по форме! – попыталась она возразить.

Она замерла на секунду, а затем её пальцы привычно залетали, перелистывая страницы и подшивая в скоросшиватель свежий лист с грифом «Черновик». Она не составляла акт – она создавала новый документ. Она придумывала графы, категории, формулировки. Она пыталась облечь в правила сам факт нарушения всех правил.

Час спустя вода пошла нормальная. Мастерков, хлопнув по корпусу опреснителя, пробормотал: «Ну вот, простил нас». Боцман молча протянул Врунгелю кружку чистой воды – высший знак признания.

Алла Борисовна подошла к Врунгелю и молча протянула ему лист плотной чертёжной бумаги, испещрённый безупречными таблицами и пометками на полях. Там был черновик документа с заголовком: «Временная инструкция по классификации и утилизации нестандартных эмоциональных состояний судового оборудования».

– Мне потребуются ваши показания, – сказала она без тени насмешки. – Для статистики.

Врунгель взглянул на горизонт. «Доверие-2» плыло вперёд. И он вёл его уже не по Уставу, а по чему-то гораздо более надежному. По пониманию.

Глава 12. В которой применяют протокол «Бумажное завещение» против инспекции Лагуна

Глава 12. В которой применяют протокол «Бумажное завещение» против инспекции Лагуна

Утро на «Доверие-2» было неестественно тихим. Даже Капа Ивановна, обычно занятая стратегическим уничтожением судовых запасов бумаги, лежала на крышке люка, лениво посапывая, и лишь один её глаз был приоткрыт, будто следил за безоблачным – слишком безоблачным – горизонтом.

Тишину разорвал не крик чайки и не скрип снастей. Её разрезал резкий, металлический скрежет в радиодинамике, заставивший вздрогнуть даже видавшего виды боцмана Силачёва.

– Судну «Доверие-2». Капитан Лагун, корабль инспекции «Формальность-1».

Голос был лишён всяких эмоций. Он звучал так, словно его произносил не человек, а механизм, зачитавший давно составленный протокол.

– На основании циркуляра 07-ГГ «О пресечении несанкционированной документальной деятельности» требую немедленно предоставить для досмотра и последующей утилизации все документы, именуемые «Временные положения». У вас есть десять минут на подготовку к процедуре. Конец связи.

Первым нарушил возникшее оцепенение капитан Ветродуев, высунувшийся из рубки с сияющим лицом. – Капитан Лагун! Прекрасно! Коллега! Алла Борисовна, вы должны познакомиться, у вас столько общего! Пригласите его на чай! Обсудите последние поправки к Уставу!

– Это не коллега, – мрачно проворчал боцман, сжимая в мозолистых пальцах конец верёвки. – Это бухгалтерская пуля. Слушал я о таких. Людей не видят – в них одни статьи да параграфы. Может, «случайно» швартовый трос у них под винт попадёт? Надолго затормозит их проверку.

– Запрещено, – тут же, на автомате, отрезала Алла Борисовна, но в её голосе впервые прозвучала не уверенность, а что-то похожее на профессиональный ужас. – Капитан Лагун… Личное дело № 001-БУХ. Говорят, он однажды оформил акт о списании шторма за недостаточную силу ветра, предписанную регламентом…

Все взгляды непроизвольно устремились на Врунгеля. Тот стоял неподвижно, бинокль в его руках был направлен на идеально серый, без единой щербинки корабль, нависший над ними как айсберг.

– Алла Борисовна, – раздался его голос, холодный и чёткий, как удар колокола. – Вам знаком регламент взаимодействия с инспекцией подобного уровня? Поднимите все соответствующие протоколы. Боцман, отставить непредусмотренные манёвры. Механик, к машине. Капитан, прошу в рубку.

Но времени не было. С палубы «Формальности-1» бесшумно спустилась шлюпка. В ней сидели несколько фигур в идентичных серых костюмах. Их лица были пусты, а в руках они держали не оружие, а планшеты-пюпитры. Высадившись, они, не глядя на команду, принялись сканировать палубу, щёлкать стилусами и что-то беззвучно вносить в свои таблицы. Это была не абордажная команда. Это была инвентаризационная комиссия.

– Протокол №7, – тихо, но так, чтобы услышали все, сказал Врунгель. – «Бумажное завещение». Приступить.

И понеслось.

– Вот! – сказала она, и в её голосе вдруг прозвучали ноты вызова. – «Акт о несоответствии оттенка серой краски на запасном ведре образцу 1987 года»! «Ведомость учёта колебаний мачты в период с 10:00 до 10:15»! Изучайте! Вносите в реестр!– Алла Борисовна! – бросил Врунгель. – Ваши акты! Все! Выдайте им на проверку! Алла, на секунду замешкавшись, бросилась к сейфу. Через мгновение она возвращалась, сгибаясь под тяжестью кипы бумаг. Она не стала передавать их – она вывалила их прямо перед ближайшим клерком.

Клерк замер, его цифровое сознание не могло обработать этот объём бессмысленной информации. Его планшет завис.

В это время Капа Ивановна, до этого наблюдавшая с ленцой, поднялась, обошла растерянных серых людей и подошла к ящику, куда они уже успели сложить несколько томов «Временных положений». Она обнюхала его, флегматично посмотрела на клерка и принялась методично жевать ремень, крепивший крышку. Хруст был удивительно громким.

– Эй! Прекратите! – сипло крикнул один из инспекторов, но было поздно. Ремень перестал быть ремнём. Ящик опрокинулся, и бесценные документы разлетелись по палубе.

Силачёв, с мрачной усмешкой, кивнул и рванул рычаг помпы. Мощная струя хлынула на палубу, подхватывая бумаги и превращая их в хлюпающую, чернильную кашу. Клерки в панике забегали, пытаясь спасти тонущие в воде отчёты.– Боцман! – скомандовал Врунгель. – Помогите утилизировать последствия несанкционированного распространения документации!

– Прекрасно! – гремел Ветродуев, появляясь на палубе в непромокаемом плаще. – Практическое занятие по гидродинамической архивации! Алла Борисовна, не забудьте внести в журнал: «Проведено внеплановое техническое обслуживание палубного покрытия с применением инновационных методов утилизации макулатуры»!

Наступила тишина, нарушаемая лишь шлёпаньем воды и похрюкиванием Капы, доедавшей последний кусок ремня. Серые люди стояли по колено в воде, с мокрыми, бесполезными планшетами в руках. Их миссия была полностью провалена.

– Операция приостановлена. До новых указаний. Конец связи.В радиодинамике снова раздался тот же безжизненный голос:

«Формальность-1» развернулась и стала медленно, бесшумно удаляться, растворившись в тумане так же внезапно, как и появилась.

На палубе «Доверия-2» воцарилась тишина. Боцман выключил помпу. Механик вытер лоб. Алла Борисовна смотрела на мокрые, но целые «Временные положения», которые Врунгель уже собирал в стопку. На её лице боролись недоумение, ужас и странное, новое для неё чувство – гордости.

– Так, – сказал Врунгель, отряхивая ладони. – Вносим в судовой журнал: «Отражена попытка несанкционированного досмотра. Применён протокол №7. Потери: один ящик, один ремень. Ущерб предотвращён».

– Работа сделана.Он посмотрел на команду, на капитана, на Аллу и на Капу.

Первый раунд остался за ними. Но все понимали – это была только первая ласточка. Лагун вернётся. И он будет готов к их «Бумажному завещению».

Глава 13. В которой число вызывает беспокойство, а якорь прошлого обретает голос

На «Доверие-2» после отражения атаки Лагуна царила непривычная тишина, нарушаемая лишь привычным скрипом снастей да мерным посапыванием Капы Ивановны, уснувшей на ворохе старых парусиновых чехлов. Но это была не тишина покоя, а то самое затишье, что бывает перед бурей. И усугублялось оно одним маленьким, но очень ёмким фактом.

Шёл тринадцатый день их плавания.

– Тринадцатый, Карп Забываев, – мрачно заметил боцман Силачёв, с усилием ворочая шваброй. – Записывайте в свой журнал: «День неблагоприятный для начинаний. Рекомендовано переждать. По возможности – спать».

– О! – воскликнул картограф, тут же делая какую-то замысловатую пометку углём на подошве своего сапога. – А я как раз хотел начать новую карту! «Влияние фаз луны на настроение чаек»! Может, действительно отложить?

– Вся эта нумерология – сущая чепуха, не имеющая под собой статистического обоснования, – отрезала Алла Борисовна, листая свой «Полевой журнал надзирателя», но тут же замолчала, будто спохватившись, что только что усомнилась в незыблемом правиле, которое тоже нигде не было прописано.

– Слышишь, Капа Ивановна? Тринадцать – это же чёртова дюжина, дюжина плюс один!Капитан Ветродуев, напротив, был в восторге. Он уселся рядом с копибарой, погружённой в сон.

А один – это единство! Значит, сегодня день объединения! – Он потянулся погладить её шерстку, но та во сне ухватила угол его «Журнала вдохновения» и принялась его жевать. – Точно! Ты предлагаешь съесть все старые записи и начать с чистого листа! Гениально!

Именно в этот момент Врунгель, пытавшийся навести порядок в судовых бумагах, обнаружил, что составленное им накануне «Временное положение о бартерной системе» получило номер… ТП-13.

Лёгкая тень суеверного трепета скользнула по его лицу. Он был человеком фактов, но годы в море научили его уважать иррациональные страхи команды. Он вздохнул, взял перо и аккуратно перечеркнул номер. Рядом он вывел: «ТП-12-бис».

– Согласно морским традициям, – сухо прокомментировал он, – и для поддержания психологической устойчивости экипажа.

В это время к борту причалил потрёпанный почтовый катер. Матросы приняли с него несколько мешков почты и… небольшой, но крепко сколоченный ящик, с незнакомой маркировкой.

– Это не наш груз, – тут же заметил боцман, осматривая ящик. – Наши ящики метят иначе. Чужая маркировка.

– О! – обрадовался Ветродуев. – Сюрприз! Может, нам прислали подарок? Новые чернильницы! Или конфеты!

Ящик внесли на палубу. Капа Ивановна проснулась, обнюхала воздух и лениво подошла к нему. Она обошла ящик кругом, ткнулась носом в дерево и… начала методично грызть не сам ящик, а бумажную бирку на нём, на которой было криво напечатано: «ЗАБРАКОВАНО». Она не просто жевала – она целенаправленно уничтожала клеймо.

– Видите! – воскликнул Ветродуев. – Капа Ивановна даёт нам знак! Она отвергает брак! Она говорит, что это ценный груз!

– Протоколируем, – вздохнул Врунгель, открывая свой блокнот. – «Акт о непреднамеренном принятии на борт альтернативного материального актива с признаками производственного брака, отклонённого главным штурманом». Алла Борисовна, внесите, пожалуйста, в реестр.

Алла Борисовна машинально потянулась за своим журналом, но замерла, глядя на Капу. Та, уничтожив бирку, умыла лапы и с видом полного удовлетворения улеглась обратно на чехлы.

В этот момент матрос вскрыл один из почтовых мешков и протянул Врунгелю толстый конверт из Портовой Администрации «Большая Устрица» с грифом «СРОЧНО. ВРУЧИТЬ ПОД РАСПИСКУ» и личной печатью капитана Лагуна.

Врунгель вскрыл конверт ножом для вскрытия парусины. Внутри лежало несколько листов плотной гербовой бумаги. Это был «ОФИЦИАЛЬНЫЙ АКТ о приостановлении всех финансово-снабженческих операций по судну «Доверие-2» до полного выяснения обстоятельств инцидента № 47-б».

Удар Лагуна был точен и безжалостен. Но теперь у Врунгеля был не просто кризис. У него был неопознанный ящик, одобренный копибарой, и команда, глядевшая на него с вызовом.

– Значит, так, – сказал он, и в его голосе впервые прозвучала не стальная командирская твердость, а что-то вроде азарта. – Если Система решила сыграть с нами в приметы, мы сыграем. Вносим дополнение в положение «ТП-12-бис»: пункт первый – считать число «тринадцать» нашим талисманом на время действия кризиса. Пункт второй – начинаем операцию «Чёрная кошка» по поиску альтернативных источников снабжения. И для начала выясним, что в этом ящике. Боцман, вскрывайте!

– Доказательство, – поправил всех Врунгель. – Теперь мы знаем, что искали.Ящик, со скрипом поддавшись лому, распахнулся. Внутри, аккуратно уложенные в стружку, лежали десятки идеально отполированных медных секстантов – навигационных приборов, но устаревшей, почти антикварной модели. Все – с клеймом того же завода, что и якорь «Д-1».

– Сокровище! – вздохнул Ветродуев.

– Лом цветного металла, – мрачно поправил боцман.

– Доказательство, – поправил всех Врунгель. – Теперь мы знаем, что искали…

А позже, в тишине каюты, Врунгель вновь развернул пожелтевший лист ватмана —точную зарисовку якоря «Д-1-001», сделанную рукой Забываева с пометками «высота ушка», «степень коррозии», «следы грубого демонтажа». Он провёл пальцем по прорисованным, но всё ещё загадочным цифрам, снова и снова вчитываясь в них. И ему почудилось, что тяжесть прошлого, давившая на него с момента находки, стала на грамм легче, будто начала превращаться в энергию для будущего.

«Доверие-2» больше не убегало. Оно готовилось к ответному ходу.

Глава 14. Операция «Чёрная кошка», или Сочинение на сёмгу

Утро на «Доверие-2» началось с тревожной тишины. Вернее, с её полного отсутствия. Из камбуза вместо привычного аромата каши доносилось лишь сдержанное бормотание кока и настойчивое урчание Капы Ивановны, тыкавшей носом в пустой котёл.

– Ситуация, – голос Врунгеля прозвучал на верхней палубе сухо и чётко, как удар склянки, – приобретает признаки системного кризиса. Согласно отчёту кока, запасы крупы исчерпаны. Завтрак отменяется.

– Прекрасно! – воскликнул капитан Ветродуев, появившись из рубки с сияющим лицом. – Это же шанс попрактиковаться в воздержании! Очищение духа и тела! Алла Борисовна, внесите в журнал: «Экипаж добровольно перешёл на эфирную диету».

– Добровольно голодать не буду, – мрачно проворчал боцман Силачёв. – Я уже и так свет сквозь себя вижу. Пора бы и закусить.

– Именно, – поддержал его Врунгель. – Поэтому с настоящего момента вводится в действие «Временное положение о проведении операции „Чёрная кошка“». Цель – обеспечение судна провизией вне официальных систем снабжения. Боцман, поднимите ваши старые контакты. Капитан, прошу вас обеспечить прикрытие. Алла Борисовна, вам – разработка документального сопровождения.

Порт «Большая Устрица» встретил их привычным шумом и суетой. Команда разделилась.

Рыботорговец всё ещё колебался, вертя расписку, как дохлую сардину. Но, в конце концов, сунул Врунгелю свёрток с рыбой.Группа 1: Врунгель и Алла (официальный рынок) Лавки торговцев ломились от яств, но лица у лавочников были каменные. – Документы? Накладные? Разрешение от портовой управы? – качал головой упитанный рыботорговец. – Без бумажки – ни одной селёдочки. Врунгель уже открывал рот, чтобы процитировать параграф о чрезвычайных ситуациях, но его опередила Алла. – Мы можем оформить авансовый отчёт, – вдруг сказала она, и её голос прозвучал непривычно твёрдо. – Вы нам – рыбу. Мы вам – официальную расписку о будущей оплате по тарифам… прошлого года. Это вполне законно. Она произнесла это и сама удивилась собственной наглости. Рука потянулась к блокноту, чтобы зафиксировать нарушение, но она сдержалась. «Нет, – подумала она. – Это не нарушение. Это… оперативная необходимость».

Алла машинально выпрямила спину, будто только что сдала экзамен. Но вместо привычного чувства «я всё оформила по инструкции» её кольнуло странное волнение. Она впервые осознала, что сознательно обошла правила – и от этого стало одновременно страшно и… приятно.

Врунгель, принимая свёрток, хмыкнул и посмотрел на неё так, словно только что получил нового напарника в бюрократической партизанщине.

Алла отвела взгляд. «Что это со мной? – подумала она. – Я ведь даже не заметила, как начала говорить его языком…»

Здесь пахло рыбой, смолой и какой-то тёплой, неофициальной жизнью.Группа 2: Боцман и матросы («нижний порт»)

– Я бы рад… да у самого с деньгами туго.– Силачёв! Старый хрыч! – хрипло рассмеялся бородатый человек в робе. – Слухи говорят, тебя Система на дно пустить хочет? – Так точно, Федя, – хмуро кивнул боцман. – А нам жрать охота. Выручай.

– Сочинение о мореплавателях, – вздохнул тот. – Завтра сдавать, а у меня только три строчки: «Моряки плавают. Им мокро. Конец». Учительницу не устроит.– А на это? – вдруг сказал один из матросов, кивая на щуплого подростка, корпевшего над тетрадкой. – Уроки делаешь?

– Сейчас, парень, тебе такое напишут… Врунгеля сюда!Лицо боцмана озарилось вдохновением.

«Выдающийся мореплаватель капитан Ветродуев открыл Остров Съедобных Чернил, на котором бумага сама превращается в пирог при первом прочтении…»Через четверть часа Врунгель уже диктовал, а подросток судорожно писал:

– Раз моему Ваське помогли, я вам помогу. У меня тут в погребке сёмга засоленная, для свадьбы приберёг. Но ради такого – берите.Подросток сиял. – Да это ж шедевр! Учительница меня на руках носить будет! Федя тоже просиял:

И уже через минуту боцман шёл к причалу с тяжёлым свёртком.

Группа 3: Ветродуев и Капа

– И вот здесь, Капа Ивановна, в сорок восьмом году пропал без вести ящик с индюшиными перьями для судовых журналов! Целая трагедия! Представляешь, какими элегиями заносили тогда вахтенные бревна? Сплошная поэзия!Капитан водил Капу по дальним, забытым причалам, рассказывая ей о великих тайнах порта.

Капа флегматично обнюхала дверь заброшенного склада, с которого давно свисала ржавая цепь с табличкой «Аварийное. Не подлежит вскрытию», и ткнула в неё лапой.

– Что? Ты чуешь след? Дух пропавших канцелярских принадлежностей? – воскликнул Ветродуев и, собравшись с духом, толкнул дверь. Замок, прогнивший изнутри, с треском поддался.

Внутри, под толстым слоем пыли, лежали аккуратные, совсем не старые ящики с знакомой символикой завода «Д-1». На одном было криво написано краской: «Брак. На сувениры. Годен до…» – дальше дата была тщательно зачёркнута.

Он торжественно отряхнул печенье и прижал к груди.– Сокровище! – ахнул Ветродуев, поднимая одну из галет. – Исторический раритет! Прямой свидетель эпохи Великого Пересчёта! Его есть нельзя! Это музейный экспонат!

Капа, не моргнув, взяла с пола второе и с громким, оглушительно звонким ХРУСТОМ впилась в него зубами. Звук был настолько чистым, сочным и свежим, что даже Ветродуев замер с открытым ртом.

– Постой… – нахмурился капитан, прислушиваясь к эху этого идеального хруста. – Но так хрустят только свежайшие галеты! Ровно так же хрустели они в день моего первого выхода в море! Этот звук не спутать! – Он с изумлением разглядел место укуса на своей галете – светлое, рассыпчатое, пахнущее ванилью, а не пылью веков. – Капа Ивановна, да они же… свежие! Значит, их кто-то подменил? Здесь вовсю идёт неучтённая деятельность!

Капа лениво зевнула, словно намекая: наконец-то дошло. меньше думай, больше жуй. Она уже методично грызла уголок ящика, явно намереваясь добраться до сути вопроса в прямом смысле слова.

«Крайне любопытно, – мысленно отметил бы Врунгель, окажись он здесь. – Требует изучения. И, возможно, выборочной вкусовой проверки с последующей систематизацией по номерам партий».

– Ладно, – решил Ветродуев, сгребая в охапку несколько пачек. – Раз историю можно употреблять на завтрак, грех не поделиться с экипажем! Это ж лучше любой каши – пища для ума и тела! Алла Борисовна внесёт тебя в журнал как официального дегустатора, Капа Ивановна!

И он побрёл назад к «Доверию-2», неся в руках не просто еду, а первую ниточку к новой портовой тайне, а Капа важно шествовала за ним, доедая вещественное доказательство.

Час спустя команда собралась на палубе «Доверия-2». Боцман принёс сёмгу, Ветродуев – ящик «бракованного» печенья, а Врунгель вручил Алле для подшивки «Акт об оказании образовательных услуг в обмен на продовольственное обеспечение», к которому было приложено гениальное сочинение о капитане Ветродуеве, открывшем Остров Съедобных Чернил.

Внутри был приказ о введении «комендантского часа для неблагонадёжных судов» и уведомление о том, что к наблюдению за ними приступает «особый отдел во главе со старшим ревизором Крутиковым».– Операция «Чёрная кошка», этап первый, завершён, – заключил Врунгель, внося запись в судовой журнал. И тут к борту причалил катер с почтой. Матрос вручил Врунгелю новый конверт с печатью Лагуна.

– Крутиков? – переспросил боцман, и на его лице впервые мелькнуло нечто, похожее на суеверный ужас. – Слышал я о таком. Говорят, он однажды составил акт на собственную тень за «несанкционированное повторение движений лица, утверждённого регламентом». А на прошлой неделе он якобы выписал предписание дождю – «прекратить несанкционированное увлажнение казённой палубы».Команда прочла – и замерла. Но уже не со страхом, а с вызовом.

– Примем к сведению. А теперь, команда, завтракать. У нас есть сёмга и историческое печенье.Врунгель сложил лист, разгладил сгибы и убрал его в папку с грифом «На рассмотрение».

«Доверие-2» больше не голодало. Оно готовилось к новой схватке, абсурд которой ещё предстояло оценить.