Покорение Дракона

И ещё одна мысль: положение темных стало лучше, но едва ли идеальным. Возможно, за этим она и вернулась?

Узнать больше о работе ци.

Даже ребенку известно, что мир стремится к равновесию.

В свое время Чживэй услышала две легенды о создании мира: в одной Нефритовый государь наказал темных красными глазами и невозможностью накапливать ци за предательство людского рода Цзиньлуна, в другой за чрезмерную любовь к сыну.

Однако легенды имели свойство врать, легенды писались победителями, чтобы объяснить мир таким, какой он есть.

Баланса же в темных, что копошились в земле, и светлых в сияющих красивых одеждах не было.

Нефритовый государь из легенд выходил бессмысленно жестоким.

Но в чем природа силы темных и силы светлых, в чем секрет и причина такой разной ци?

Раньше Чживэй не задавалась этими вопросами: ей было некогда, да и причин не находилось. Сейчас же, похоже, вся ее польза заключалась в возможности размышлять.

И еще проверять теории.

Чживэй решительно направилась к светлому.

– Уважаемый господин, спасибо, что содержите наш город в безопасности! – Ее губы расплылись в сладчайшей улыбке. Сам Шэнь бы не справился лучше.

Только заметив минутное отторжение на лице светлого, она вновь вспомнила о полумертвой плоти.

– Могу ли я узнать ваше имя? Хочу сделать в вашу честь добродетель.

– Это лишь моя работа. – Он улыбнулся уголком губ. – Мое имя Уважаемый третий Сунь Ян.

– Спасибо. – Чживэй склонила было голову в поклоне, однако вместо того, чтобы закончить знак уважения, приблизилась к нему и горячо зашептала: – Возможно, это лишь слухи, но я слышала о готовящемся восстании среди темных. Могу ли я вам пересказать где-то, где потише?

Миловидный светлый окинул «мальчишку» оценивающим взглядом и кивнул.

Отошли они недалеко, буквально за угол ближайшего дома, где сразу же оказались вдвоем.

Чживэй медлить не стала – она замахнулась припасенным ранее камнем.

Ударить не успела. Ее сковало обжигающей атакой светлого. Воздух в лёгких вспыхнул, словно запал фейерверка. От невыносимой боли Чживэй скрутило… и все вдруг прошло.

Светлый же закричал, согнулся, падая на землю.

Вдыхая свежий воздух, Чживэй с удовольствием отметила, что его одежды запачкались. Он скрючился, открывал и закрывал рот, не в силах издать даже звука.

С площади раздались испуганные вскрики: кто-то из темных выбрался из ямы.

И теория была подтверждена. Кто-то или что-то не даст ее в обиду.

Чживэй склонилась над светлым и прошептала:

– Возмездие уже близко.

Она увидела лишь испуганный взгляд и, довольно насвистывая, отправилась прочь. Остановилась лишь ненадолго у листовки на стене и хмыкнула: Мэйцзюнь проделала отличную работу.

Глава V

О двоедушие, великих бед творец!

Начав свой путь в неискреннем смиренье, ты добиваешься богатства, поклоненья…

Стихотворение У Чэнъэня

– Я все устроила!

Мэйцзюнь и Ифэй ждали Чживэй в их снятой комнате. Глаза сестры горели от гордости за себя.

– Ты была превосходна, Мэйцзюнь! – тут же поддакнула Ифэй, подбадривающе улыбаясь.

Всего за день девушки неплохо спелись и сегодня уже вели себя как лучшие подруги.

– Ты выступишь в лучшее время в «Чайной башне из лунного света»! Я сделала, как ты и сказала: нарисовала и развесила листовки.

Она протянула сестре одну из них, хотя в этом не было необходимости. Чживэй уже успела увидеть их на улицах.

На листовке была изображена поющая женская фигура с подписью «Вань Эр Ли (что буквально переводилось как Изящная и Прекрасная), известная артистка из Бяньцзина». Мэйцзюнь, оказалось, обладала впечатляющими художественными навыками.

– Я всю округу чайного дома обклеила, как ты и сказала! Там и шагу не ступишь, чтобы не увидеть нашу листовку!

– Какая великолепная идея, госпожа Демоница! – воскликнула Ифэй.

– Но затем я, правда, подумала: странно будет, если девица придет решать к хозяину чайной вопросы о выступлении певички. Ушлой я не выгляжу, это я знаю о себе. – Мэйцзюнь явно получала удовольствие, рассказывая о своем приключении. – Конечно, Бяньцзин более продвинутый город, но все-таки это могло бы быть подозрительно. Тогда я нашла приличного господина и заплатила ему, чтобы он был твоим представителем. Они с хозяином чайной вмиг договорились об оплате. И вот ты уже сегодня выступаешь в лучшее время!

– Ты превосходна, – мягко отозвалась Чживэй, понимая, что от нее ожидают похвалы.

– Одно только меня тревожит, сестра! – Прелестное личико сестры в один миг нахмурилось в тревоге. – Ты не умеешь ни петь, ни танцевать… И слух у тебя… – Мэйцзюнь запнулась, словно пыталась подобрать слово поделикатнее. – Хромает.

– Об этом не переживай, – отмахнулась Чживэй.

Опера еще не развилась здесь в том виде, в котором ею владела когда-то Чживэй. А значит, она могла быть уверена, что все внимание сегодня будет обращено к ней из-за необычности выступления, даже если это горло не слишком подготовлено к долгому пению.

– Все помнят свои роли на вечер?

Девушки кивнули. И Чживэй почувствовала, что это самое подходящее время для очередной красивой фразы:

– Представление начинается, – усмехнулась она.

* * *

«Чайная башня из лунного света» мало чем отличалась от других чайных домов, разве что убранство было побогаче. Это был двухэтажный деревянный дом с элегантной черепичной крышей и входом, украшенным резными деревянными панелями с изображениями цветущих пионов и птиц.

В центре чайного зала возвышалась сцена прямоугольной формы, слегка приподнятая над уровнем пола и покрытая тонкими коврами с узорами из тигров и облаков. По бокам сцены располагались ширмы с изображениями гор и рек, которые освещались бумажными фонарями.

Вокруг сцены были расставлены низкие деревянные столы, покрытые шелковыми скатертями с изящной вышивкой. За каждым столом стояло несколько стульев с мягкими подушками, украшенными кистями. Эти столы располагались полукругом, чтобы каждый гость имел отличный обзор на происходящее на сцене. Ближе к сцене сидели самые уважаемые гости, купцы и чиновники, среди которых был и господин Чэн Бэйпань.

На втором этаже, на балконе, также были столы и стулья, откуда открывался вид на сцену сверху для тех, кто желал большего уединения.

Чживэй выглянула из-за ширмы, чтобы оценить обстановку. Гости тихо переговаривались между собой, наслаждаясь ароматными чаями и легкими закусками: рисовыми шариками и сушеными фруктами. Господин Чэн выглядел каким угодно, но не страдающим по жене-предательнице.

Для сегодняшнего выступления Чживэй выбрала образ воительницы Лун Чжу Цзюнь, легендарной женщины-полководца, согласно преданиям, жившей во времена империи Сун. Она же стала героиней одной из любимых пьес «Лун Чжу Цзюнь принимает командование».

Чживэй собиралась выступить на потеху малоприятной публике, но сделать это она собиралась на своих условиях. Конечно, костюм был значительно проще, чем в современном мире: лишь красный наряд без доспехов и флагов, головной убор с перьями без украшений, но и этого было достаточно, ведь впечатлить всех она собиралась пением. Единственное, что ей удалось воссоздать безукоризненно, – это сценический макияж. Лицо Чживэй покрыла белым гримом, губы выкрасила в ярко-красный, а глаза обвела выразительными черными стрелками, создавая общий образ верности, решительности и бесстрашия.

Хозяин чайного дома кивнул ей, что можно начинать, и Чживэй вышла грациозной походкой из-за ширмы под затихшие разговоры и изумленные взгляды.

Она же ощутила знакомый прилив энергии, который давала ей сцена: безоговорочную власть над вниманием зрителей. Чживэй была уверена, что из нее вышла отличная предводительница, потому что она уже умела управлять эмоциями людей. С помощью пения на сцене, благодаря владению голосом и интонациями, она хорошо себе представляла, как достигнуть нужного ей эффекта.

И сейчас она сосредоточилась на одном человеке: том, чье внимание сегодня должно принадлежать ей.

Господин Чэн сидел напротив, заметно заинтригованный зрелищем, которое собиралось развернуться перед ним. Чживэй представляла его старше и уродливее (под стать его душе), однако он оказался подобен нефриту, даже с обманчиво наивными чертами, идущими вразрез с его гнилой натурой. Однако теперь Чживэй видела, почему эта Мэйлинь влюбилась в него.

Для выступления Чживэй выбрала образ великой полководицы династии Сун еще и потому, что ей казалось, что их судьбы схожи.

Дождавшись полнейшей тишины, она начала читать арию:

«Лун Чжу Цзюнь, наследница героев,Будучи женщиной, хранит высокие амбиции,Держа в руках два меча, защищает родину.Радость, гнев, печаль, все в сердце,Кто знает ее внутренние страдания?»

Пение она сопровождала отточенными выразительными движениями, а голосу придавала то доблестный тон, то дрожание, чтобы передать боль и тоску героини. С первой же строчки ее захватила эйфория от уже позабытых ощущений. Империя Чжао отошла на второй план, осталась лишь Лин Юн, выступающая на сцене.

«Женщина, не уступающая мужчинам,На поле боя храбрая, не боится смерти.Переменчивая судьба, враги как тигры,Моё сердце твердо, как железо, никогда не отступлю.»

Чживэй вдруг затрясло. Пения она не прервала, продолжая играть сцену, но ее охватило ощущение опасности. В голове картинки смешивались: меч, вонзенный в шею брату, трудовой лагерь, обозленные лица, обращенные к ней.

Нет, не эти воспоминания ее пугали.

Чживэй уже пела следующую арию:

«Слушай звук золотого барабана и рога,Призови меня, пробившую небеса,Вспомни те дни, когда я скакала на коне среди цветущих персиков,Вражеская кровь брызгала на мой гранатовый халат.»

«Лун Чжу Цзюнь» не просто была любимой пьесой Чживэй. Эти арии она исполняла на финальном концерте, куда не пришли родители.

Непрошеное воспоминание, которое до этого хранилось в закромах памяти: после аварии она выползает на трассу, а в голове у нее бьется одна мысль: «Родители пожалеют, когда увидят меня в таком состоянии». Несмотря на нестерпимую боль, она запомнила это злорадство: теперь-то ей будут уделять больше времени.

Тогда она еще не знала, что жалеть – это привилегия выживших. Лин Юн оказалась единственной из семьи, кто пережила аварию, и теперь она навсегда осталась с одним человеком: с Лин Юн, которая думала только о себе и которая не сказала спасителям, пришедшим ей на помощь на дороге, что в овраге у обочины ее семья. На скорой увезли только Лин Юн.

Никто не говорил ей раньше, что пережить чужие ошибки намного проще, чем собственные. Другие люди могли причинять боль, но ничто не могло сравниться с раной, когда твоя ошибка стоила жизни твоей семье.

Где та Чживэй, что наслаждалась своими триумфом и победами? Почему призраки Лин Юн вернулись за ней, когда она сбежала от них так далеко?

Чживэй тем временем запела арию «Легенда о Белом Драконе». История о Гуйчжи и Белом Драконе, полюбивших друг друга и жестоко разлученных.

«О, небо, что я наделала?Почему моя судьба такая горькая?В поисках счастья нарушила я порядок,Теперь вины не смыть мне никогда.Слезы мои, как река, текут,Сожалею о своих поступках, каюсь.Если бы можно было вернуть время,Не совершила бы я этот грех.»

Ее эмоции легли отпечатком на выступление, и под конец у всех на глазах заблестели слезы. Мужчины, высокопочтенные господа города Ланьчжоу, расчувствовались.

Когда Чживэй спустилась со сцены, она услышала желанные слова от хозяина чайной:

– Господин Чэн сочтет за честь, если выступите в его покоях. – Мужчина и сам смотрел на нее в восхищении, однако тут же поспешно добавил: – Господин Чэн будет там с другими господами, они желают послушать и дальше ваше пение.

Чживэй кивнула. Ее все еще била дрожь от нахлынувших воспоминаний, и ей даже понадобилось время, чтобы вспомнить, что она находится в фэнтезийном кошмаре Империи Чжао, а смерть ее родителей от нее теперь очень далеко. Она Лю Чживэй, а Лин Юн похоронена в ее душе за ненадобностью.

Лю Чживэй способна на любую жестокость и ни к кому по-настоящему не привязана. От этой мысли на сердце стало спокойнее, словно после горькой пилюли она съела медовое пирожное.

На ее губах тотчас заиграла любезная улыбка, она присела и посмотрела в сторону господина Чэна, давая понять, что это честь для нее. Тот вызвался сопроводить ее до уединенной комнаты, в которой он собирался с друзьями.

– Никогда не видел такого таланта, – льстиво похвалил он ее.

В его взгляде не было и капли сожаления о жене, которую должны были завтра утром казнить. Наоборот, в его глазах сияли жадность до удовольствия, желание завоевать диковинную женщину. Чживэй могла легко себе представить сцену, где он нахваливал Мэйлинь. Был такой тип мужчин, для которых женщины были не более чем средством для удовлетворения их желаний. Лишь на мгновение они могли очаровываться объектом, но никогда не воспринимали даже ту, которую якобы любили, полноценным человеком с чувствами. Весь их мир строился только на том, что они чувствовали в данный момент: хорошая жена – хороша, смерть жены – вынужденные меры. Сотни отговорок в их голове и причин, почему жертвой ситуации всегда были они.

Господин Чэн был одним из таких мужчин. Однако не стоит думать, что их легко победить. Такие качества идут рука об руку с отсутствием совести и уверенностью, что им можно все на свете. Этот господин Бэйпань не примет падение легко и будет карабкаться, и у него много друзей, чтобы протянуть ему руку и напасть на ту (например, на Чживэй), которая попытается скинуть его с пьедестала. Потому что мужчины не любят смотреть, как тонет один из них, проигрывая женщинам, ведь следующим может стать любой из них.

Чживэй послала ему игривую улыбку: с ним ко дну пойдут все руки, которые могли бы протянуться.

Он уже пустил тигрицу в дом.

* * *

Син Ифэй

– Ифэй? Ифэй, ты тут? – В темноте двора чайного дома раздался встревоженный шепот Мэйцзюнь.

Ифэй, уже было заскучавшая, тут же вынырнула из-за глиняных сосудов с вином, за которыми пряталась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Вот Демоница бы поразилась ее сообразительности, когда узнала об этом!

– Чживэй передала, что документы или переписка должны быть связаны с дамбой. А еще вот. – Мэйцзюнь протянула ей кусок ткани, где вином был изображен разорванный коготь. – Постарайся еще найти что-то с таким символом: «Рваный коготь».

Ифэй кивнула.

– Сестрица уже подсыпала им снотворное, хватит до самого утра! Но все равно поторопись.

Мэйцзюнь заметно волновалась, в то время как Ифэй была абсолютно спокойна. Была у нее такая особенность: каждый раз, когда начинались проблемы, она вдруг становилась хладнокровной и находчивой.

– Поняла! – ответила Ифэй и поспешила, согласно плану Демоницы, вернуться в особняк.

Едва она перешагнула порог поместья семейства Чэн, как поняла, что ее ждут неприятности. Обычно у входа стоял Яньцю, ее друг, и он позволял беспрепятственно покидать поместье и возвращаться. Сейчас же она, едва нырнув внутрь, сразу столкнулась с Ланьфанем. И вот уж он был весьма гадкий и самый придирчивый из всех стражников, воображал себя законом среди прислуги!

Ланьфань, может, и был невысоким, но уж очень широким и мускулистым. Он всего лишь встал на дорожку, но преградил ее всем собой так, что не обойти.

– Где ты была? – подозрительно спросил он.

– Госпожа попросила жареных каштанов. – Ифэй продемонстрировала заранее заготовленный кулек. – Предсмертное желание! Понимаете, моя госпожа еще с детства их обожала! Помню, мы были еще детьми, но захотелось ей каштанов, так мы устроили во дворе сами жаровню, идея была не лучшая, если вы спросите меня теперь, но…

– Изменщица и предательница целой империи не заслужила последних желаний.

Он схватился за кулек, но Ифэй не выпустила его из рук, про себя молясь всем богам, чтобы тот не заметил, что там не только каштаны.

– Ох, думаю, вы правы, конечно! Господин Чэн был так милостив, что сказал, что могу исполнять ее прихоти. Что тут скажешь! Наверное, он очень любил госпожу, пока она не задумала все эти гадости…

– Ой, ладно, – поморщился Ланьфань, отпуская кулек. – Иди. На глаза больше не попадайся мне!

Он отступил в сторону и злорадно засмеялся.

– Завтра будет наша последняя встреча, а потом всё.

Противный злюка!

Но повторять Ифэй дважды не надо было: она сразу же юркнула мимо.

Говорят, люди приспосабливаются выживать по-разному. Ифэй не всегда была болтуньей, хотя уже и не смогла бы вспомнить возраста, когда помалкивала. Довольно скоро она поняла, что если много говорить, то легко запутать людей в том, что несешь, да и окружающие начинали воспринимать ее все равно что шум листьев.

Работало безоговорочно каждый раз! Так ей даже удалось втереться в доверие к Демонице во время их первой встречи. Тогда она, сказать по правде, ужасно испугалась и за госпожу Мэйлинь, и за себя, но, приглядевшись к Лю Чживэй, поняла, что держаться ее довольно безопасно. Демоница не была злодейкой, какой ее малюют, скорее вела себя как любой генерал. Мужчину бы наверняка назвали героем, тогда как Чживэй прозвали Демоницей.

Покинув зону видимости Ланьфаня, Ифэй нырнула в темный угол стены и перевела дух. Ей показалось плохим знаком, что с самого начала все пошло не так, однако она не разрешила себе унывать. Ради госпожи Мэйлинь она должна быть сильной и храброй.

Госпожу содержали в ее покоях до прихода властей утром (все же господину Чэну хватило совести, чтобы оставить ее в достойных условиях, а не запереть, например, в сарае). И сейчас для Ифэй было большим плюсом, что часть охраны перераспределили к покоям госпожи. Сначала она злилась, что им не давали общаться наедине, но сейчас это могло сыграть ей на руку.

Ей нужно было незаметно проскользнуть в западное крыло: кабинет господина прилегал к его покоям. За сегодняшний день Ифэй прокрутила в голове путь несчетное количество раз, поэтому недолго думая прошмыгнула в узкий проход вдоль стены, которым пользовалась прислуга. В этот час она не должна была никого встретить: остальные слуги уже отдыхали или прислуживали другим господам семейства Чэн.

– Малышка Ифэй, ты ли это? – раздался противный голос у нее над самым ухом.

Ну, конечно, это гадкий Юпу! Личный слуга господина Чэна. Удача сегодня отвернулась от Ифэй: то ли хотела смерти Чжан Мэйлинь, то ли небеса давали понять, что любую награду нужно заслужить.

– Юпу, братец! Как я рада тебя видеть! – Она тут же обернулась и вежливо склонилась, стараясь не смотреть на бородавку на его носу. – Господин Чэн отправил меня с посланием! Он сейчас в «Чайной башне из лунного света», сказал, ты нужен ему, чтобы принести «он знает что». Я сказала господину Чэну, что это кра-а-а-айне непонятное послание! А если, например, братец Юпу не поймет, что такое «он знает что», но господин посмотрел на меня таким страшным взглядом, что я даже не помню, как добежала до особняка. Так меня страх гнал!

Юпу заметно ошалел от потока информации, но с места не сдвинулся.

Сердце у Ифэй тревожно забилось, ей даже показалось, что Юпу сможет услышать его, и потому она заговорила опять:

– В этом чайном доме такие господа собираются! Никогда не видела столько…

– А что ты там делала? – Юпу с сомнением осмотрел девушку. Кажется, еще секунда – и он прикажет ее схватить.

– Я там и не была! – поспешно заговорила Ифэй, лишь бы не дать ему возможности задуматься. – Я ходила купить каштанов, предсмертное пожелание госпожи, на улице же как встретила господина Чэна с его друзьями, господами! Вот и говорю, что они красивые! Только вот больно уж красивые, понимаешь, братец Юпу? Некомфортно становится! Мне больше нравится внешность такая, понятная… Когда смотришь и видишь человека, а не словно любуешься на безделушку…

– Ты сейчас господина Чэна назвала безделушкой? – Голос Юпу звучал грозно, но он заметно подобрел и даже тронулся наконец в сторону западного крыла.

– Ой! – Ифэй прикрыла рот руками. – Конечно, нет! Я не хотела! Не то думала! А хотя какая мне разница! Завтра меня ждет суровое наказание, братец Юпу, уже и неважно! Так и не узнаю, братец Юпу, что такое, когда сердце бьется от взаимной любви! А ты когда-нибудь любил, Юпу?

Голос Ифэй становился все громче, а каждая фраза звучала настоящим заявлением. Она понимала, что выглядит уже неестественно, и постаралась успокоиться, но внезапно прислужник господина Чэна купился. Он расслабился и снисходительно посматривал на «неудачливую» девицу.

– У меня уже был разный опыт, – самодовольно произнес Юпу. На круглом щекастом лице появилась усмешка, от которой Ифэй захотелось поежиться, но она посмотрела на него с нескрываемым восторгом.

– О, – ответила она, не найдясь что еще сказать.

– Ни разу не целовалась даже? Служанки разве не рано начинают угождать господам?

До чего он был мерзкий с его снисходительным взглядом и ужасными предположениями. Ифэй на секунду подумала: а как Демоница бы поступила на ее месте?

Сожгла на месте!

Нет, а как еще?

Тут же она представила себе, как по лицу Демоницы скользит игривая улыбка, взгляд становится томным, и, излучая уверенность, она продолжает вести эту словесную игру, чтобы заполучить то, что ей нужно.

Госпоже Лю Чживэй удавалось сохранять уверенность в себе даже в униженном положении. Ифэй, может, и была глупышкой, но и она могла бы позаимствовать немного силы Демоницы.

Ифэй изогнула губы в улыбке, чувствуя себя при этом довольно глупо.

– Нет, ни разу! Но…

Тут она все-таки смешалась, но не от смущения, а от мыслей, что как же ей потом отделаться от братца Юпу, когда они доберутся до кабинета?

– …Ох, тебя, братец Юпу, господин Чэн ждет. – Она печально опустила плечи, напоминая ему о выдуманном задании.

Тут она запереживала: а если он придет в чайный дом и раскусит ее обман? Последствий для себя она не боялась, ее и так ничего хорошего не ждало, но что если это разрушит весь план Демоницы?

Юпу поманил ее за собой, на что Ифэй про себя возмущенно заворчала. Отношения между мужской и женской половинами дома были запрещены. Но кого будет волновать, что стало с обреченной служанкой?

Однако Ифэй расправила плечи и засеменила за ним короткими шагами, играя женственный и хрупкий образ. Всем своим видом она хотела показать, какая она безопасная и наивная.

Юпу привел их в павильон господина Чэна и уже у кабинета бросил ей:

– Подожди здесь.

Ифэй послушно кивнула, и он скрылся внутри.

К этому моменту она уже решила, что ни за что не может позволить ему дойти до чайного дома.

Быстро оглядевшись, она заприметила отстающую каменную плитку. Поддев ее ногой, достала увесистый кусок и, спрятав его в рукав, зашла в кабинет.

Тот был пуст, Юпу испарился, словно призрак! Ифэй было растерялась, но затем заметила небольшую щель в стене, из которой раздавались шуршащие звуки.

Так она и думала! У господина Чэна была тайная комната. Ифэй редко принимали всерьез, а потому в прошлом ей не раз удавалось подслушать шепотки между господином и слугой. Господин Чэн все время говорил: «отнеси в комнату, убери в комнату». А память у нее очень хорошая! Даже если она не сразу обдумывала услышанное, но, когда ей было нужно, то вспоминала об этом.

Ох, не так-то просто решиться ударить кого-то камнем по голове. Подходя все ближе к потайной комнате, Ифэй запрещала себе сомневаться, но ей становилось все страшнее.

Ведь нужно ударить правильно! А что если ему будет больно, а сознания он не потеряет? Или даже не будет больно? Куда бить? Да и сама мысль, что она причинит боль даже такому ненавистному человеку, вызывала в ней трепет. Было что-то ужасное в том, чтобы вредить живому существу.

Она бесшумно сдвинула панельную дверь и заглянула внутрь. Юпу сидел на полу, склонившись над еще одним тайником.

Если она быстро к нему метнется, то он может услышать ее и обернуться, тогда она проиграет в драке. Если будет идти медленно, то он может закончить со своими делами, и тогда она опять же проиграет.

Все же Ифэй выбрала второе: беззвучно она направилась в сторону Юпу.

Не дождавшись всего каких-то нескольких ее шагов, он вдруг отложил бумаги в сторону, собираясь закрыть тайник.

Нет, нет, нет!

Ифэй запаниковала. В два широких шага она оказалась рядом со слугой, тот начал разворачиваться, но она размахнулась, нацелившись в затылок.

Удар.

Ее передернуло от ощущений.

Тело под ней на мгновение застыло, а затем случилось страшное: он обернулся. Недолго думая, Ифэй ударила его еще раз – по лбу.

– Тварь, – прошипел тот, но в обморок так и не упал. Вместо этого он схватил ее за лодыжку и дернул на себя, роняя.