ЗВЁЗДАМ ВОПРЕКИ. КНИГА 2. ПРЕЕМНИКИ

– В каком смысле? – округлила глаза Дивия. Загадки всегда пугали её.

– С того момента, как Коннора привезли из храма, я боялся оставить его одного дольше чем на пару минут. Он беспомощен, как младенец… Совсем как в тот злосчастный день, когда служители Звёзд похитили его из колыбели.

Слушатели удивлённо переглянулись: такое сравнение не приходило им в голову. Складывалось ощущение, будто Джун винил себя в пропаже новорождённого сына капитана Авалара семнадцать лет назад. Но Джун не дал им додумать эту мысль. Он резко встал из-за стола.

– С вашего позволения утром я отлучусь ненадолго. Коннор будет спать, проблем не возникнет.

– Иди, если надо, – растерянно кивнул Патрик.

Джун направился в библиотеку. Оставшиеся снова многозначительно переглянулись.

– Странный он, этот Джун, – первым высказался Патрик. – Знаете, кого он мне сильно напоминает?

– Кого? – дуэтом спросили принцессы.

– Нашего Антона. Когда он ещё в замке служил помощником садовника. Только слугой он был непутёвым, а вот в компанию принцев влился сходу!

– Я тоже заметила некое несоответствие статусу, – согласилась Тана. – Возможно, Джун был очень близок с первым своим господином, капитаном Аваларом, и считался не столько слугой, сколько воспитанником. Он сам мне сказал, что попал к Авалару ещё мальчишкой.

– Как бы там ни было, он мне нравится, – встряла Дивия. – В нём чувствуется какая-то сила… И непреклонность. Он как стрела, выпущенная из мощного лука!

– Тебе бы стихи писать, милая. – Патрик улыбнулся невесте, та улыбнулась в ответ.

Почувствовав себя третьей лишней, Тана поспешно удалилась в свою комнату.

Она просидела одна до позднего вечера, погрузившись в раздумья. От всевозможных логических цепочек, которые постоянно рвались и путались, разболелась голова. Но едва она переставала размышлять, как накатывали тоска и страх. Тоска по брату, уплывшему за моря, страх за Коннора, поражённого неизвестной болезнью.

В конце концов решила прогуляться к морю: подышит, искупается, может, тогда легче уснёт.

В Зазеркалье, в прошлой жизни, о которой Тана вспоминала редко, ей так и не удалось побывать на тёплом море – Чёрном, Красном, Адриатическом или Средиземном. Даже на Балтийское, до которого было рукой подать, выезжали дай бог раз в год. Отправляясь с Антоном в Мариум, она меньше всего думала о поездке как о морском путешествии: в первую очередь это была спасательная экспедиция. Даже оказавшись на пристани, моря она, считай, и не заметила – только корабль с Коном на борту.

Зато теперь, спустившись по удобным деревянным ступенькам, она очутилась, наконец, наедине со стихией. Море приветствовало её терпким запахом, шумом прибоя, солоноватыми брызгами и приятной прохладой. Это был целый мир, совмещающий в себе несовместимое: невероятную мощь и даль, уходящую за горизонт – и ласку волн, игриво плещущих в ногах. Не в силах больше сдерживаться, Тана скинула одежду на камни в двух шагах от линии прибоя и бросилась в море.

Сколько она купалась, отдавшись умиротворяющим объятьям воды? Долго, пока не начала мёрзнуть. А когда вернулась на берег и стала натягивать платье на мокрое тело, услышала скрип железной калитки и мерный звук шагов: кто-то спускался по лестнице. Кто именно, стало ясно уже через секунду.

– Вниз, вперёд, вперёд… – тихо командовал Джун. И Коннор послушно переставлял ноги.

Нырнув за ближайший валун, покрытый бурыми водорослями, Тана наблюдала, как они спустились к воде. Джун наклонился, наверняка чтобы снять обувь, свою и Коннора, и они пошли дальше, вдоль линии прибоя.

Прячась за валуны, Тана последовала за ними. Зачем? Просто не могла оторвать взгляд от Кона. Он был раздет по пояс, и луна заливала его мускулистую спину, расправленные плечи. Но вот он остановился, повернулся – в шуме прибоя Тана не слышала голоса Джуна – и побрёл в воду. Вошёл неглубоко, лишь чуть выше колен, и замер. Джун остался на берегу, но бдительно следил за ним. А Коннор стоял, омываемый волнами и лунным сиянием, красивый, как бог. Как статуя бога, высеченная из камня гениальным скульптором…

Тана не сразу поняла, что плачет – слёзы так похожи на солёные брызги. А когда поняла, уже не могла остановиться: боль, мучившая её второй день, требовала выхода. Спохватившись, зажала рот ладонью, чтобы Джун не услышал судорожных всхлипов. Однако он услышал – или просто почувствовал присутствие наблюдателя – и резко обернулся, вглядываясь в тень между валунами.

– Сантана?

Он узнал её, прятаться не было смысла. Она вышла из укрытия, поспешно вытирая слёзы и чувствуя себя ужасно неловко. Но оправдываться не пришлось: Джун всё понял. Он просто кивнул ей и снова повернулся к Коннору, по-прежнему застывшему в волнах каменным изваянием.

– Я хорошо помню тот день, когда он родился, – вдруг заговорил странный слуга, не глядя на неё. – Так ярко, будто это случилось вчера. Мы уже знали, что капитан погиб: корабль попал в шторм у южных островов, не спасся никто, только обломки потом вынесло на рифы… В тот раз он впервые не взял меня с собой – оставил приглядывать за беременной женой и детьми: Будуру тогда было пять, а Дарушу три… Когда начались роды, госпожа Авалар сама велела мне вывести мальчиков погулять – дом был небольшой, она не хотела пугать детей своими криками. Я играл с ними в городском парке, кормил сладостями, снова играл, пока не прибежал слуга звать нас домой: всё благополучно завершилось, родился мальчик, третий сын капитана. Однако вернувшись, мы увидели страшную картину. Все в доме спали: слуги, повивальные бабки, сама роженица, даже собаки во дворе. А младенца не было…

Джун умолк. Его лицо перекосилось от боли. Тана тоже молчала, понимая, что это только начало рассказа. И действительно, совладав с нахлынувшими чувствами, он продолжил:

– Я долго корил себя за то, что не уберёг ребёнка Авалара. Много лет жил с чувством вины. Считал, что должен искупить её своим служением, поэтому остался при вдове, когда она со старшими сыновьями вернулась на родину. А вскоре там случился очередной переворот: восточные князья время от времени бунтуют, процесс централизации власти там ещё в самом разгаре. Царём стал Акзам, брат Вахры. Семья Авалара стала жить при дворе. А когда стало понятно, что Акзаму не суждено иметь сыновей, – у него двенадцать дочерей от трёх жён, – Будура и Даруша определили в наследники престола. Царь полюбил обоих, относился как к собственным детям и даже подумывал разделить огромное трудноуправляемое царство на две части: северную, со столицей и выходом к морю, отдать Будуру как старшему, а южную, с кофейными плантациями в предгорьях – Дарушу. И тут случилось неожиданное…

Джун снова умолк, задумчиво глядя на Коннора, который даже позы не сменил, так и стоял, омываемый волнами. И Тана сама продолжила:

– Ну да, вдруг нашёлся ещё один наследник. Вроде все счастливы: младший сын Вахры, пропавший без вести шестнадцать лет назад, оказался жив-здоров, к тому же отважен, умён и весьма хорош собой. Однако его появление создало большую проблему, не так ли?

– Именно так. Кичливые царевичи с их вечными распрями поднадоели старому немощному Акзаму, зато беседы с Коннором были словно бальзам на душу. И хотя младший брат горячо заверял старших, что не претендует на трон, что у него совсем другие планы, ему не больно-то верили: кто же в здравом уме откажется от царского престола? Разве только такая непредсказуемая девица, как принцесса Сантана… – Джун со значением хмыкнул.

Тана сделала вид, что последнюю фразу не расслышала: не пристало слуге расточать комплименты в адрес сестры короля, тем более такие… неоднозначные.

– То есть случившееся с Коннором было весьма выгодно его братьям? – строго осведомилась она.

Лицо Джуна мгновенно приобрело почтительное выражение, пожалуй, даже слишком почтительное. Тане стоило некоторых усилий снова сосредоточиться: следовало быть внимательной. Этот человек мастерски читал собеседника, а сам при этом мог думать одно, показывать другое, а говорить третье. И действительно, следующее заявление Джуна её буквально ошарашило.

– Горько это признавать, но Будур и Даруш и не скрывали облегчения. Я даже рад, что мой капитан не увидел, какими выросли его старшие сыновья. Теперь я понимаю: похищение Коннора было подарком судьбы для него самого. Горные эльфы воспитали его лучше, чем это сделали бы родная мать и дядя-царь.

Как ни убедительно это прозвучало, Тана не спешила соглашаться.

– Насколько я поняла, ашми растили его как «человечка», представителя низшей расы. Может, дело всё же в наследственности? Просто Кон характером пошёл больше в отца, чем в мать.

– И это тоже, – легко согласился Джун, не сводя глаз с подопечного.– Он даже внешне вылитая копия капитана Авалара… – Тихий голос дрогнул и вдруг стал резким: – Возвращайся в дом, Сантана. А мы с Коннором ещё погуляем.

Тана послушно направилась назад к лестнице. Уже поднимаясь по ступенькам в сад, она видела, как Коннор вышел из воды и размеренной трусцой побежал вдоль берега рядом с опекуном.

Глава 5. Крик утопающего

Утром Тана проснулась от пронзительного крика чаек. Она не закрыла окно на ночь, вот прибрежные звуки и ворвались в её сон с первыми лучами солнца. А ведь легла далеко за полночь. Хорошо бы поспать подольше, чтобы потом не ходить квёлой мухой…

Тихо, чтобы не разбудить спящую в соседней кровати Дивию, она выскользнула из постели, подошла к окну и вдруг увидела Джуна: непредсказуемый слуга торопливо удалялся по улице в сторону города. Ах да, он ведь ещё вечером сказал, что отлучится ненадолго… Значит, Коннор остался один. Сразу же воскресла перед глазами ночная картина: Кон среди волн, точно каменная статуя, холодная и прекрасная…

Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Тана накинула на плечи лёгкое покрывало вместо халата и выскользнула из комнаты. В доме было тихо, все ещё спали. Она на цыпочках спустилась на первый этаж и, миновав пустую гостиную, заглянула в кабинет. Коннор был там, только не сидел в кресле, прямой как фараон, а лежал на широкой, гобеленом обитой кушетке. Но и в горизонтальном положении он больше походил на пациента в коме, чем на естественно спящего человека: подбородок вздёрнут, веки плотно сомкнуты, руки вытянуты вдоль тела.

Тана осторожно приблизилась к кушетке. «Живой труп» – так вчера сказал Джун. Действительно, лицо Кона было ровным, словно сделанным из пластика. Как будто даже и не его лицо. У Коннора были задорные искорки в глазах и вечная усмешка в уголках губ, а иногда – упрямо стиснутые челюсти и вертикальная складка меж сдвинутых бровей. Теперь же это была просто маска.

Сердце больно сжалось. Пусть маска, но под ней всё равно он – такой родной, такой… любимый!

– Кон, милый, я здесь, – она присела на край кушетки. – И сделаю всё, чтобы тебя спасти, слышишь? Ты только держись! Держись, Кон, слышишь!

Ей показалось, или его веки дрогнули? И выражение лица как будто изменилось. Тана наклонилась ещё ближе, невольно коснувшись его руки – и вдруг железные пальцы сомкнулись на её запястьях. Кон рывком сел, вцепившись в её руки, и распахнул глаза. Зрачки, расширенные от ужаса и муки, впились ей в лицо, а пальцы продолжали сжимать её руки с неимоверной силой. Тана не выдержала, вскрикнула от испуга и боли. Но её крик был комариным писком по сравнению с воплем, вырвавшимся из груди Коннора – жутким, душераздирающим, нечеловеческим…

В следующее мгновенье влетели стражники-монахи, буквально отодрали от неё Коннора, с трудом уложили обратно. Прибежавший на шум Патрик вывел Тану из кабинета и усадил на диван в гостиной, подобрал сползшее на пол покрывало и снова накинул ей на плечи.

Тут и Дивия подоспела, спросонья едва не скатившись кубарем с лестницы, кинулась её обнимать:

– Тана, ты цела? Что случилось?

– Я бы тоже хотел это знать, – процедил Патрик, исподлобья глядя на пострадавшую.

– Не сейчас, ладно? – с трудом выдавила Тана. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет. – Мне надо побыть одной. Пожалуйста…

Патрик молча взял Дивию за руку и увёл на кухню. Оба монаха оставались в кабинете с Коннором.

Тана с минуту посидела на диване, подождала, пока сердцебиение немного выровнялось, затем поднялась обратно к себе и легла в кровать. Но в доме ей не хватало воздуха, не помогало даже открытое окно. Быстро одевшись, она вышла в сад и спустилась к морю.

Там её и нашёл Джун, вернувшись из города. Патрик незамедлительно рассказал ему об утреннем происшествии в кабинете. Они с Дивией тоже пришли на берег, и теперь все трое с тревогой глядели на Тану. Та сидела на плоском валуне у самой кромки воды, обняв колени, и смотрела в морскую даль. Лишь когда Патрик позвал её по имени, вздрогнула и повернулась лицом к друзьям.

– Сантана, ты можешь объяснить нам, что произошло? – осторожно проговорила Дивия.

– Попробую, – кивнула Тана. – Но не уверена, что получится.

– Ты зачем пошла к нему одна? – спросил Джун укоризненно, будто отчитывал нашкодившего ребёнка.

– Хотела поговорить.

– Это невозможно, ты же должна понимать! Он никого не узнаёт…

Тана резко прервала его:

– Кон узнал меня! Узнал и услышал!

– И поэтому напал? – встрял Патрик, буквально трясясь от возмущения.

– Он не нападал!

– Разве? Он ревел как зверь!

Тана отчаянно помотала головой.

– О нет, нет! Вы ничего не поняли…

Джун наклонился и дёрнул вверх оба рукава её платья, оголив запястья: на них темнели огромные синяки. Дивия ахнула, Патрик ещё больше нахмурился. А Джун строго заметил:

– Коннор никогда раньше не проявлял агрессии.

– Это была не агрессия, – устало проговорила Тана. – Это был крик… утопающего. Он пытался выбраться…

В насторожённом взгляде Джуна мелькнуло сочувствие, Дивия горестно вздохнула: наверняка оба подумали, что у неё от потрясения крыша поехала, вот и ударилась в метафоры. Только прямолинейный Патрик понял её правильно, дословно, и потребовал более внятных объяснений:

– Выбраться? Откуда?

Тана закрыла глаза, чтобы воскресить образ, на мгновенье возникший у неё в голове, когда она встретилась взглядом с Коннором.

– Он заперт. Он не безумен, нет, но его разум оттеснён на самое дно, под толщей чего-то… очень плотного. Когда я заговорила с ним, Кон сумел пробиться – частично, всего на секунду. Чтобы позвать на помощь… Чтобы дать знать: он там – живой…

Тана закрыла лицо ладонями и заставила себя дышать глубоко, чтобы снова не расплакаться. Остальные молчали. Совладав с собой, она снова подняла глаза и увидела, что Дивия и Патрик улыбаются – бестолково, от уха до уха, точно дети малые. Улыбаются, а в глазах слёзы.

Но Джун отличился больше всех. Он опустился на колени перед Таной и припал губами к её руке. А потом сказал, торжественно и чётко:

– Принцесса Сантана, прости, что усомнился в твоих возможностях.

Тана смущённо отняла руку – слишком быстро и резко. Из неловкой ситуации её спасла Дивия.

– Теперь мы знаем, что Коннор всё ещё… там, – пролепетала златовласка, утирая слёзы, – а значит, есть надежда…

– Бери выше, подруга! – Тана решительно спрыгнула с камня. – Я обещала Кону, что мы его вытащим, а обещания надо выполнять.

– Согласен, – Патрик обнял их обеих. – Значит, вытащим.

Тана потянула друзей за собой.

– Пойдёмте.

– Куда? – ахнула Дивия.

– Пока не знаю…

– Зато я знаю!

Трое преемников повернулись к Джуну.

– Я знаю, куда мы пойдём первым делом, – уточнил тот. – И лучше поспешить, нас уже ждут.

– Всех? – удивилась Дивия.

– Да. Велено привести всех, кто пытается помочь принцу Коннору.

***

Наскоро позавтракав, друзья сели в закрытый экипаж, арендованный Джуном. Их лошади остались в гостиничной конюшне: светиться в городе друзьям было ни к чему, ведь подданные были уверены, что король отбыл со всей свитой.

Джун сам сел на козлы и направил карету в сторону центра Мариума. Но, не доехав до главной площади, свернул в проулок, а ещё через несколько минут и вовсе остановил лошадей. Дальше проезда не было.

Они оказались на полукруглой площадке, вниз от неё вела разбитая каменная лестница – единственный проход в древнейшую часть города. Сверху было видно, что это всего несколько улочек, до того извилистых и узких, что они больше походили на расщелины в скалах. Зато спустившись туда, друзья почувствовали себя пленниками жуткого лабиринта, двигаться по которому можно было только вереницей. Глинобитные двухэтажные дома, совершенно одинаковые, плотно лепились друг к другу, двери и оконные ставни были наглухо закрыты, нигде не росло ни деревца, ни цветочка, на всём пути им не встретилась ни одна живая душа. Тем не менее чувствовалось, что люди здесь есть и они внимательно наблюдают за продвижением чужаков. Преемники шагали вслед за Джуном, опасливо оглядываясь. Трудно было поверить, что этот призрачный квартал находится в центре нарядного, светлого, гостеприимного Мариума.

Наконец Джун остановился. Собственно, дальше и некуда было идти: улочка закончилась сплошной каменной стеной, густо увитой багряно-зелёным плющом. Лишь хорошо приглядевшись, можно было различить очертания дверцы, предназначенной для ребёнка или крупной собаки, но уж точно не для взрослого человека.

Джун повернулся к спутникам и шёпотом пояснил:

– Это Восточный квартал, построенный купцами, которые торговали с северянами, когда Мариум был ещё рыбацким посёлком. Здесь до сих пор живут по своим законам. Одно неверное слово, некорректный вопрос – и нас выставят взашей! Поэтому молчите, говорить буду только я. Понятно? – он со значением посмотрел на Патрика.

– Скажи хоть, куда мы идём, – буркнул тот обиженно.

– К настоятелю местного храма. Пожалуйста, будьте предельно внимательны: он знает куда больше, чем говорит, но может сообщить что-то и без слов, – теперь Джун посмотрел на Сантану.

Та молча кивнула. Действительно, слова бывают пустыми или лживыми, зато мысли никогда не обманывают, по крайней мере тех, кто умеет их читать.

Джун три раза стукнул кольцом, вделанным в лилипутскую дверцу, и та мгновенно открылась, вроде как сама собой – либо тот, кто её отворил, умел становиться невидимым. Посетителям пришлось согнуться пополам, чтобы втиснуться в проём.

Выпрямившись, Тана огляделась и ахнула: они будто в сказку попали! Кругом благоухал чудный сад, а посреди него высился купол мраморного храма, небольшого, но изящного. Повсюду журчали миниатюрные фонтанчики. Вода стекала по канавкам, полуприкрытым пышными цветами, а над ними порхали стайки ярких миниатюрных птичек.

К храму вела дорожка, посыпанная блестящей мраморной крошкой, по ней и пошли. Тана изнывала от любопытства: наконец-то она увидит святилище загадочной религии, куда более древней, чем учение о Звёздах, принесённое Триадой. В Школе преемникам мало рассказывали о других континентах, так, познакомили в общих чертах. Тана подозревала, что их наставники и сами мало что знают о верованиях коренных обитателей этого мира, даже ближних соседей Амарты. Каким высшим силам, например, поклоняются карлики? Может, они переняли пантеон Древнего Египта, а может, чтят природных духов, как их предшественники гномы? А возможно – и скорее всего, судя по общей направленности их культуры – маленькие жители Великого Царства умудрились скрестить мрачных хранителей гор с ещё менее жизнерадостными Гором, Сетом, Ра, Сехмет… В таком случае стоит ли удивляться кровожадности самих карликов?

Оставалось надеяться, что религия Востока не такая жестокая, хоть и не менее древняя. Насколько было известно Тане, там тысячелетиями молились как некоему Творцу Мира, так и его брату-близнецу Разрушителю Мира; первому – ладно, а второму-то зачем? А ещё они поклонялись солнцу, огню и множеству мелких божков, что вообще уже смахивало на язычество. Вот поэтому ей так и не терпелось увидеть таинственное святилище.

Однако в храм их не пустили: на дорожке, ведущей к широкой двери, стояли две скрещенные алебарды, воткнутые древками в землю – яснее и не скажешь. Обойдя круглое здание стороной, посетители увидели зелёную лужайку, посреди которой росло раскидистое дерево с огромными плотными листьями. Под деревом сидел старик. Похоже, это и был настоятель храма. Никаких других людей они здесь не встретили, хотя наверняка кто-то был, и не один: чудесный сад требовал тщательного ухода.

Просторный хитон старика, длинные волосы и борода, маленькая круглая шапочка и даже мягкие остроносые туфли – всё было белоснежным. Только кожа цвета кофе: худое лицо тёмным пятном выделялось на белом фоне. Священник живо напомнил Тане Пресветлого, предводителя ведунов, обитающих на краю Диколесья. Только восточный старец выглядел куда менее приветливым.

Когда посетители приблизились, старик принялся их рассматривать – долго и бесцеремонно. Дивия начала нервничать, и Патрик успокаивающе взял её за руку. Заметив это движение, старик покачал головой, то ли укоризненно, то ли одобрительно, затем выпростал из широкого рукава маленькую коричневую ладонь и жестом велел всем четверым сесть напротив в одну линию.

Они торопливо опустились на траву. Тана в который раз порадовалась своему дорожному костюму: широкие брюки позволили ей сесть по-турецки, как сидел и сам старик. Джун и Патрик последовали их примеру, а Дивия по-девичьи устроилась на коленках.

– Что привело вас в храм Двуединого, о верные преемники Звёзд и неверный сын Востока? – священник говорил тихо, почти не размыкая губ, но слышно было отчётливо.

– Стремление исцелить царевича Коннора, младшего племянника царя Акзама, о мудрейший, – почтительно ответил Джун.

– Что вы желаете знать?

– В чём состоит суть третьей ступени обряда инициации юношей.

Священник просьбе не удивился. Он был настолько стар, что вряд ли что-либо в этом мире ещё могло его удивить.

– Преемники Звёзд имеют на это право: пусть им чужда наша вера, но положение позволяет, – согласился он. Подозрительно легко согласился, по мнению Таны. – А чем ты обоснуешь свою просьбу, о неверный сын Востока?

– Своим именем, о мудрейший.

– Так назови же его.

– Я Арджуна, сын Арджуны и внук Арджуны.

Священник заметно вздрогнул. Он долго смотрел на Джуна, словно только что его увидел, затем прошелестел ещё тише:

– Я знал твоего деда, когда он был ещё мальчишкой. Ты на него не похож.

– Ты не веришь мне, мудрейший?

– Верю. Такое имя никто по доброй воле себе не присвоит… Но почему, Арджуна, ты не прошёл обряд в должное время?

– Я прошёл две первые степени. На третью слуга не имеет права.

Старик кивнул, немного подумал, обвёл долгим взглядом каждого из четырёх посетителей и наконец проговорил:

– Приготовьтесь! – И закрыл глаза.

Тану так и подмывало спросить, к чему приготовиться. Судя по вытянувшимся лицам друзей, их волновал тот же вопрос. Но Джун, или Арджуна, как только что выяснилось, строго-настрого запретил говорить. Поэтому она сосредоточилась на лице священника, морщинистом и тёмном, как засохший финик. Его веки оставались сомкнутыми, тонкие губы сжались и вытянулись в ниточку, нос и скулы, казалось, заострились ещё больше…

Чпок! – что-то вдруг врезалось ей в лоб, что-то острое – стрела, копьё или нож. Но боли не было, только ощущение, будто нечто чужеродное пытается вонзиться в мозг. Ну вот ещё, с какой стати она должна позволять кому-то ковыряться в её голове?! Тана мысленно выдернула невидимую железку и отшвырнула подальше. По лицу священника при этом точно мелкая рябь пробежала.

Тана покосилась на соседей. Лицо Дивии было перекошено от испуга, Патрик сохранял спокойствие, но с видимым трудом – у него аж челюсти свело от напряжения. Зато «неверный сын Востока» был совершенно невозмутим. Хотя нет: в слегка прищуренных глазах читалось плохо скрываемое торжество.

Непонятное действие продолжалось минуты две-три, не больше. Затем старик протяжно вдохнул-выдохнул и открыл глаза.

– Вот и всё, – сказал сухо. – Вы все прошли третье испытание. С разной степенью успешности, но все. А царевич Коннор не прошёл.

Джун хотел что-то спросить, но священник устало махнул рукой.

– Уходите.

Джун поспешно вскочил, помог подняться сидевшей рядом Сантане. Хотя помощь больше требовалась Дивии: она встала, опираясь на руку Патрика, но покачнулась и чуть не упала – настолько была слаба. Недолго думая, Патрик подхватил её на руки и первый двинулся по тропинке к выходу. Тана пошла следом, но не слишком торопилась, поэтому услышала, как священник сказал Джуну:

– Это твой шанс, Арджуна.

– Понимаю, – тихо отозвался тот. – Но есть ещё и долг! – и поспешил догонять остальных.

Они остановились, лишь снова оказавшись в узком проулке с наглухо закрытыми домами.

– Опусти меня на землю, Пат, мне уже лучше, – сказала Дивия. – Правда, я так и не поняла, что это было…

– Да ничего особенного, – пожала плечами Тана. – Просто этот милый дедок попытался залезть нам в мозги. Помните, Бхагини тоже пыталась? В тот день, когда Артур и Коннор вернулись в замок с Живой водой. Только жрица шла напролом, тараном, а добрый священник действовал более тонко, как бы хирургическим скальпелем. Вмешательство Бхагини тогда остановил Вайрам. А сегодня мы сами справились!